Некоторые туповатые провокаторы думают, что Аргоша изредка обращает внимание на их ахинею с целью ухватить за грязные блудливые рученки.
Отнюдь, много чести. Исключительно из желания знать врага в лицо.

Ай-яй-яй, дорогая Алла!
Вы сегодня раздражены или в действительности хотите, чтобы я сопровождал считалочку из детской игры "Золотые ворота" (и так выделенную курсивом) порцией смайликов?
Ваш пример как образец моего "поучительства" не засчитывается, а агрессивный комментарий квалифицируется в качестве не очень удачной шутки.

>> ...та училка, которую он ХЛАДНОКРОВНО отправил в психушку, покоя не даёт, может, что сама училка.
-- Судя по Вашей реакции, уважаемая Антонина, рисовальный человек отлично справился со своей задачей, накликав на свою голову почти персональную ответственность за судьбу "Трамвая". Или мы с Вами читали не одно и то же?
Послевоенное время было суровое - нищее и голодное. Мягкотелость в преподавательской среде иногда порождала неадекватно жестокую реакцию со стороны детей, лишенных на протяжении долгих лет нормальных условий жизни. Со стыдом вспоминаю себя, стоящим за непослушание в углу у доски и "стреляющего" суставами пальцев всякий раз, когда наша "русачка" ЭмЭс-ка (Мария Самойловна) забывалась и сбивалась на нервное похрустывание. А ведь это было "невиннейшее" из издевательств.
Зато как обожали, говоря сегодняшним языком, "крутую" классную Раису Васильевну Собакину (с гайдаровским прозвищем РВС)! Тогда, наверняка некоторые помнят, в раздевалках стояли такие вешалки в виде рамы с массивным основанием и гнездами для обуви, крышей для головных уборов и доской с отверстиями, в которые вставлялись утолщенной частью фигурные колобашки, на которые и вешались пальто по обе стороны. Когда объявлялся карантин, такую штуку устанавливали прямо в классах. Так вот, пацаны вышибали такие колобашки и тащили Раисе - это было основное орудие, которым она доставать нас, носящихся по коридорам на переменах. А про запас был еще длинный, не увернёшься, ремешок - надёжно, но не больно.
Не помню, чтобы кто-нибудь её так уж боялся, но любили - без сомнения. Как и замечательного Анатолия Степановича Сцепуро, директора школы, преподавателя математики, контуженного на фронте, а потому всегда натянутого струной. Он подходил, до подбородка загруженный журналами, гигантскими линейками, транспортиром и циркулем с меловым наконечником, и смотрел на тебя так, что в памяти твоей всплывали все грехи прошлой и позапрошлой четвертей.
Были и срывы, всем срывам срывы. Не могу себе представить сегодняшнего директора, яростно крошащего папиросу за папиросой о плотно стиснутые зубы пойманного на курении пятиклассника. Думаете, жаловались? Фигушки, только что не молились.
Вот так и помню его, яростно ворвавшегося к нам в радиоузел, оборудованный (за неимением помещения) в его директорском туалете (!), с криком: "Я знаю, у вас здесь где-то спрятаны "Четыре зуба" на костях!" Речь шла о записанном на рентгеновской пленке запрещенном Лещенко.
Не Льве, разумеется.

>> "Совсем не те, что до дыр зачитывались" а что тогда, Аргоша, читать-то было, вот и зачитывались. "Да благоговейно переплетались...", потому как наличие книги было признаком хорошего вкуса, а сейчас признаком хорошего вкуса является содержимое кошелька.
-- Не согласен, по крайней мере в отношении себя. Слава Богу, мне были доступны некоторые "запретности" вроде раннего Булгакова или "Дня мира", где рядом с именем Горького стояло тщательно вымаранное чернилами имя Кольцова. А переплетал не с целью подтвердить свой (хороший) вкус, а чтобы поделиться с друзьями да сохранить для детей. Что-то из этого удалось.

>> А могли бы Вы, Аргоша, проиллюстрировать, допустим, книгу? ...Ваше инкогнито клянусь хранить.
Нет, Петька, не мог бы, - языка не знаю. Ну, это из анекдота.
И дело тут вовсе не в инкогнито. Я готов позволить себе такую роскошь - быть дилетантом в узком кругу, где тебе по-родственному простятся некоторые слабости, но не на людях, где это уже зовется графоманией, которая есть грех, и тут я с Юлием, а не с Вами, склонной к терпимости. Сенека сказал:Большая разница, не хочет человек грешить или не умеет. Я не хочу да и не очень-то умею.