27.08.2004
14:10

Сокровение женственности

01.07.2004
12:00

Вера под ногами

26.04.2004
11:55

Еще раз об <основах православной культуры>

11.04.2004
19:22

ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

09.04.2004
13:41

Косово как будущее Европы

24.12.2003
19:46

Русский вопрос в новой повести Валентина Распутина

09.12.2003
16:24

Девятины любви

03.10.2003
11:28

Кожинов: контуры русского духа.

04.08.2003
17:50

Освобождение Юрия Буданова

16.07.2003
18:30

<По луке казачьего седла >

08.07.2003
20:29

Москва - Третьи петушки:

20.05.2003
13:44

Возвращение музыки

18.04.2003
16:38

Тайна крови

Откуда она течет в нас, Господи, и для чего?..

(О романе Петра Алешкина <Русская трагедия>)

< Россия - Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя,

И с ненавистью, и с любовью!..

Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!..>

(А. Блок <Скифы>)

Петр Алешкин отворяет жилы времени, и оттуда тугими, ровными толчками бьет густая русская кровь. <Черная> - по удивительному определению Блока.

Нет, это не триллер жующих поп-корны американцев, не фильм ужасов горячащих свою мерзнущую англичан - это русский двадцатый век, его трагедия. Петр Алешкин так и назвал свой роман: <Русская трагедия>. И не вследствие дурного вкуса

<Черный от сырости клен безжизненно и тоскливо раскинул под окном голые ветки. Снег грязный, клочковатый. На тротуаре и дороге наледи. Выбоины заполнены талой водой, машины идут медленно, раскачиваются, подпрыгивают, расплескивают лужи. Небо сплошь затянуто серой мглой. Сыро, пасмурно > На столе перед следователем райотдела лежит новое дело: <восьмидесятивосьмилетний старик, зарезал столовым ножом своего односельчанина еще более древнего старика>.

<Что делать? Что делать?> - спрашивает себя следователь. Тоска, страшная тоска и природе, и в душе его. Уж сколько таких дел прошло через его руки, пора бы привыкнуть! Но то были <юнцы или пропойцы, а тут старики, старики!> И если уж старики, то - что же происходит? куда идем?

Этими вопросами начинается роман. Ими же он заканчивается, оставляя по прочтении острое, терзающее беспокойство. Писатель не отвечает ни на один из этих вопросов. И в этом его великая удача, потому что протянувшееся через весь двадцатый век, ставшее плотью и судьбой героев романа и всего русского народа это страшное вопрошание богаче и значительней, икающего от собственной сытости благоразумия наших <цивилизованных> соседей.

В основе романа банальный <любовный треугольник>: одна женщина в двух мужских судьбах. Только вот - одна навсегда. И по мере понимания этого становится по-настоящему страшно: одна - сквозь все бури века, в прицеле винтовки в Гражданскую, на мушке маузера в 37-м, под бомбами и в плену в годы Великой Отечественной, из-за колючей проволоки в 47-м, и дальше, дальше, до последнего судного дня, когда одна из этих мужских, стариковских уже судеб оборвет другую, и оборвется сама. А женщина останется.

Можно бы поговорить о потрясающем символизме этого образа - ведь Россия тоже женского рода, и весь двадцатый век русские мужчины дерутся за право назвать ее своею, а она, подобно алешкинской Настеньке, ждет с войны, из лагеря, с того света своих мужчин. И отпевает, дождавшись

Но дело не в символизме, не это гнетет и мучит после того, когда роман Алешкина прочитан. Какая-то страшная и неумолимая диалектика русской жизни, какая-то ужасающая душу и сердце механика предстает перед нами, и мы видим, отчетливо созерцаем, как жилы времени наполняются кровью, и как именно она, упорная русская кровь, тяжелыми, неудержимыми толчками двигает косное тело человеческой истории через весь ХХ-й век. Давая миру еще немного времени и оплачивая самой дорогой на свете ценой эту отсрочку.

В романе - все неумолимо, это действительно - трагедия. Она не разыгрывается, она вершится. И очень важно, что писатель берет героев этой трагедии из сердцевины русской жизни - из безвестной тамбовской деревушки. Он не соблазняется легкостью поверхностных объяснений, не делает героями русской трагедии инородцев и составителей <протоколов сионских мудрецов> (они и не возможны в качестве героев), хотя в полном соответствии с исторической правдой этим персонажам (но отнюдь не героям) есть место в алешкинском повествовании: и революционным карательным отрядам из латышей и мадьяров, и картавым комиссарам и энкэвэдешникам. Но не они суть русской трагедии, не их разбавленной кровью оплачен минувший век.

Два соседа-односельчанина - Егор Анохин и Мишка Чиркунов (Чиркун) любят красавицу-поповну Настеньку, любят настолько, что ради нее без разбору губят свои и чужие жизни. Не по злобе, а в меру своего времени и судьбы. Ибо судьба дается. Но они не бездумные и бездушные роботы - нет: они убивают, спасают, ненавидят, прощают, жалеют, выбирают свой путь. Только выбор у них оказывается не богат: или пан, или пропал. И не будь в судьбе обоих Настеньки, они бы, пожалуй, и смирились, как миллионы таких же русских мужичков. Но им нельзя - потому что где-то поблизости, в одном с тобою времени живет соперник и только и ждет твоего <пропал>. Поэтому остается одно - <пан>. И они пануют: эскадроны Тухачевского и повстанческие дружины Антонова, управления НКВД и ГПУ, версты Второй мировой И попеременное обладание Настенькой, которая хотя и любит-то одного, а жалеет обоих. И не утрясается это, не устаканивается. Уже и внуки-то былых комиссаров выступают по радио <Свобода> и перепродают идеалы своих дедов и прадедов, уже катится по Советской России перестройка, а в жилах этих русских стариков двигается, приливает к сердцу по-прежнему густая, не угомонившаяся и за столетье кровь.

Один из них, Мишка Чиркун (в маститой старости Михаил Трофимович Чиркунов) - в зрелые годы палач, насильник и богоборец, где-то переходит меру своих мерзостей: вернувшись с войны он, чекист, отпускает арестованного митрополита Тамбовского, чему предшествуют многочасовые допросы, больше похожие на исповеди. И приходит к Богу. И с уже с Ним отправляется в сталинские лагеря

Это чудовищно, это не принимают сердце и ум, но это правда. Человек, пытавшийся распять священника - отца своей возлюбленной, наверняка вытворявший и не такое в подвалах чека (да и при свете Божьем), взрывавший храмы и к Богу. И - <мученическая кончина> от руки своего соперника, тоже не ангела, но и не палача. А перед этим проповедь, исцеление болящих

Да, вспоминает ум, конечно - и знаменитый атаман Кудеяр, и разбойник Опта, основавший Оптину пустынь, и разбойник на кресте одесную Господа, первым попавший в рай, и римский сотник Лонгин, сораспинавший Христа, и ставший впоследствии одним из первых мучеников во имя Его. Но это все далеко, почти легендарно, а тут - кровь мучеников еще дымится на русской земле, еще сами себя делим на белых и красных, еще не просохли чернила на мортирологе загубленных русских жизней - и простить? забыть? примириться?

Не можем, все мы еще не можем, что уж спрашивать с Егора Анохина, который помнит совсем другого Мишку. И опять-таки не будь Настеньки, может и плюнул бы - ну полез Чиркун во святые, и ладно. Но нет - здесь ведь поражение, духовное поражение и на глазах любимой, поповны, напомним. И соперники меняются ролями - <хороший> прежде Егор ополчается на <плохого> прежде Михаила, ополчается против него и против его Бога. Не понимая того, что тем самым ополчается он и против ее Бога!

И как это все по-русски! Как мучают нас споры этих стариков своей злободневностью - не мы ли видим бывшего парторга, зачастившим в церковь, не нас ли обдают брызгами лимузины бандитов, подкативших к храму, не мы ли читаем поганенькие статейки о блудных попах и монахах? И мучаемся этим, и нет у нас ответа.

Письмо Алешкина стенографично, он не вязнет в плоти повествования, ему нужно успеть поведать о семи десятилетиях судьбы своих героев и своей Родины. В романе не мало слабых мест - на мой взгляд, совершенно неуместно он назван <откровением Егора Анохина>, потому что именно ему-то ничего и не открывается: он умирает в тюрьме, нераскаянным убийцей своего соперника, по сути дела нравственно побежденным. Напрасно и каждая глава романа проиллюстрирована ни с чем не связанными эпиграфами из <Откровения> Иоанна Богослова (сиречь Апокалипсиса). Апокалиптизм русской революции, описанный в романе, и без того слишком очевиден. Где-то речь героев недостоверна, да и образы набросаны газетно: например ангелоподобные атаман Антонов и его брат Дмитрий, под стать пушкинскому импровизатору, чуть ли не целые поэмы о борьбе с большевизмом слагающий на ходу; чопорная немка, катающаяся с плачем по земле, как может только русская баба; и многое другое.

Но дело, повторю, не в этом - дело в том, что по прочтении романа душа мятется. И благодаришь автора за этот ее непокой, за то, что он вновь ставит ее перед извечными, какими-то неизбывно <сегодняшними> русскими вопросами

И как пример одного из них - такой: доводилось ли вам читать последние полосы областных газет? Те, где печатаются <криминальные хроники>? Если нет, то вот сообщение с одной из таких полос:

<В субботу 7 января 1989 года, на Рождество Христово, Егор Игнатьич Анохин, восьмидесятивосьмилетний старик, зарезал столовым ножом своего односельчанина Михаила Трофимовича Чиркунова, еще более древнего старика > Выпили, закусили, <заспорили об Иисусе Христе, как записал участковый милиционер со слов жены убитого >

И только прочитав роман Алешкина, понимаешь, что за всем этим стоит.

P. S. В аннотации к роману не без гордости извещается, что книги Петра Алешкина <переведены и изданы во Франции, Китае, США, Германии > И это понятно. С одной стороны, Алешкин дает им то, чего они ждут - криминальную Россию, какой ее сегодня показывают всему миру и какой она во многом действительно сделалась за минувшее десятилетие. Да плюс <рашн экзотик>: комиссары, НКВД, лагеря.

Но с другой-то стороны - за всем этим и надо всем: <любовь, которая и жжет, и губит>. Любовь к женщине, к Родине, к Богу. Русская любовь и русская кровь - не стынущая даже в дряхлых стариковских жилах, ежесекундно творящая трагедию своей частной и нашей всеобщей судьбы. Та самая, <черная>, необъяснимая, пугающая сытых заокеанских клерков и домохозяек не выстрелами на улицах и не дерзкими ограблениями (у них убивают и грабят не реже), а именно первородной своей, неукротимой и зачастую гибельной силой.

Как, спрашивают они, разве можно умереть за любовь? Оказывается, можно.

03.04.2003
14:37

Упущенный шанс Президента Путина

05.03.2003
16:47

Трансгенное сознание

11.02.2003
13:43

Жалоба Ивану Грозному

04.02.2003
14:11

Возвращение Ярославского-Губельмана

23.01.2003
16:20

Холодная война закончилась. Да здравствует холодная война!

13.01.2003
15:32

Славянское море

23.12.2002
16:45

Три ╚эр╩ русского религиозного реализма (выступление на пленуме СП России 15.12.2002 г.)