14.05.2022
11:23

Опозоривший фамилию Врубеля

13.05.2022
17:49

Психотехника действенности фейков

12.05.2022
20:35

Спор с автором термина «конструктивизм»

11.05.2022
20:11

И скучно, и грустно…

09.05.2022
18:08

Предвысоцкий Венгерской революции 1919 г.

08.05.2022
10:05

Кроксворд, регбус, большая промблема

07.05.2022
16:43

Крах всех догм?

05.05.2022
13:14

Элементарно!

04.05.2022
10:56

Ай да выбрык у Осипа Брика

03.05.2022
09:12

Очередной раз, когда я, перечитывая себя, не смог было себя понять, а вы, может, и нынешнее не поймёте

01.05.2022
19:02

Огрызнёмся-ка ещё раз в защиту Шишкина

29.04.2022
18:34

Мелитополь 2, или Почему творческие люди России против силового умиротворения Украины

28.04.2022
21:43

Претензия к русским

27.04.2022
20:36

Мейерхольду – зачёт, Поповой – нет

25.04.2022
18:34

Самое мучительное

23.04.2022
13:46

Почему советской власти Мейерхольд был враг

22.04.2022
21:33

Лунц: ненависть к коммунизму и футуризму

 

У меня как идеалиста есть особые умственные страдания.

(Дальше нужно будет с интенсивностью бо`льшей, чем обычно в моих статьях, читать и одновременно думать, за что я приношу извинения. Может, чтоб понимать, перечитывать придётся или задавать самому себе вопросы и отвечать. Или просто медленно читать.)

В диалектике есть хитрое такое взаимодействие настоящего и будущего. Настоящее влияет на будущее, но в мышлении бывает и наоборот. Будущее через механизм мысленного предвосхищения (в виде замысла, плана и т.д.) влияет на настоящее, на протекающие в данный момент стадии познавательного процесса.

(Это я процитировал давнюю запись откуда-то.)

В “и т.д.”, наверно, входит и подсознательный идеал автора.

Представим теперь, что содержание этого идеала у кого-то есть коммунизм. И представим, что тот у автора такой же, как у меня, т.е. люди, устранённые роботами и искусственным интеллектом от труда, живут в неприкладном искусстве (творцами или сотворцами, восприемниками), как в деятельности утончённой, наиболее глубоко затрагивающей душу при испытании её сокровенного, как в деятельности, присущей аристократам духа. А такие аристократы все. – Так я понимаю известную цель коммунизма – самосовершенствование человека.

Такой подсознательный идеал должен влиять на настоящее, при создании произведений неприкладного искусства в настоящем.

Какой при этом у автора осознаваемый идеал? Может быть, что в 1920-х годах это был социализм, как ступень к коммунизму, т.е. строительство социализма? – Запросто.

А строительство запросто ассоциируется с прикладным искусством, в частности, с созданием красивых и полезных вещей. Так красота при российской бедности 1920-х годов не станет ли геометризмом?

И что: подсознательный идеал коммунизма с его требованием к утончённости переживаний разве не режется с геометризмом, простотой, конструктивизмом, рационализмом, порядком и сверхпорядком?

Как получилось, что коммунизм (будущее), скажем так, не повлиял в стиле конструктивизма на его, автора-конструктивиста, прикладное произведение в честь строительства социализма в 1920-х годах (как коммунизм не повлиял на настоящее)? Почему нигде не мелькнула странность, какой-то беспорядок, в Порядке? Почему произведение так и не перекочевало в разряд неприкладного искусства?

Таково моё первое умственное страдание как идеалиста.

Переходим ко второму.

Карл Маркс, будучи человеком, ошибся. Нехорошесть европейского капитализма первой половины 19 столетия, его кризис (революции в Западной Европе, он был даже участником одной), он счёл признаком близкого конца капитализма и прекратил изучение поведения рабочего класса (которое, - изучение, - чувствовал, наверно, скорый конец капитализма не подтвердит). И социализм стал чистой воды проектом (неконтрастное в материальном смысле общество; каждому – по труду, мало отличающемуся в разной оплате по видам труда). Социализм станет выводом ума, а не результатом исследования. И этот вывод: отмирающее в пользу самоуправления государство. Что требует перевеса добра в людях, как в Царствии Божием на небе спасение требует бестелесных душ покаявшихся перед смертью грешников.

Сильно верующий Константин Леонтьев, не веря в перевес добра в живых людях, считал, что придётся пережить этот проект, социализм, как болезненную ошибку.

Так вопрос. Лунц, в каком качестве будучи в “Восстании вещей” (1923), взбунтовался против проекта, против Порядка, против строительства социализма (так тогда называемого) с соответствующим культом вещей, с конструктивизмом?

Я стал копать.

Лунц просто не понял? Что вещь и вещать – родственники?..

"В русском языке долгое время не наблюдалось… разрыва в слитности идеи и материальности вещи” (Кукуй. https://www.academia.edu/6107181/%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%BF%D1%82_%D0%B2%D0%B5%D1%89%D1%8C_%D0%B2_%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B5_%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%B0%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%B0?email_work_card=title).

Материальность усилилась, так сказать, во время царствования дурно понимаемого реализма как натуроподобия. (Не дурно – это чуяние того в социуме, чего никто ещё не чует.) И материальность усилилась из-за заблуждения, что проследить эволюцию материального это и есть постижение сути, т.е. это позитивизм. (Это как читаешь текст по ядерной физике, пропуская формулы и следя лишь за грамматикой предложений, и создаётся впечатление, что ты понимаешь ядерную физику.) Самообманное впечатление, "что разрыв между человеком и природой преодолим” (Кукуй. Там же). И столь же самообманный был вывод: "вопросы формы во всех отраслях человеческой деятельности жертвовались в пользу содержания” (Кукуй. Там же). И, анекдот, это усиливало веру в прогресс.

Чудо, но символистское разочарование в вещественном не способствовало гармонии идеального и материального в вещи. Вещественное стали шпынять. А одухотворённое сверхбудущее стали выражать затуманиванием. Резкой странностью формы (искажением натуроподобия). Т.е. так же плоско, как в якобы реализме суть выражали содержанием. (Был и более сложный символизм, как в поговорке: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься. Но о нём тут речи нет.)

Смешно, но символисты на словах декларировали "Связь формы и содержания, [а] наиболее распространенным упреком в их адрес было то, что объектом творческой мысли они выбрали форму” (Кукуй. Там же) – корёжение натуроподобия затуманиванием и т.п.

Затуманивание вызвало резкую реакцию – акцент на вещественное как одухотворённое. Гармония! Мол. Революционный рывок. Прогресс. Всё – мол. Воскрешение мёртвых! (Как бы предвосхищение того, что в принципе позволила через полвека появившаяся генетика, открывшая такое материальное, как гены {мамонта пока, правда, возродить не удалось}.)

"…ценность в проекте воскрешения имеет вещь сотворенная – та, что несет в себе индивидуальные черты своего творца. Вещи же нового времени, современной Федорову эпохи индустриализации и фабричного производства, такого свойства лишены” (Там же).

Хорошо в такой белиберде то, что это является "заявкой на… деятельную позицию художника по отношению к вещи – и вместе с тем на отношение к произведению искусства как вещи…” (Там же).

И вот – авангард (футуристы, воспевающие безоблачный, мол, прогресс [а это самообман: у прогресса есть минусы]).

"Не случайно представители разных левых течений последовательно называли продукты своей деятельности “вещами” – это был своего рода протест против предшествующей [у символистов] традиции негативно трактуемой вещественности…” (Кукуй. Там же).

И тут вмешиваюсь я и говорю, что самообман безминусья обернулся спасением в виде подсознательного выражения минусов: "прием „остранения“ вещей и прием затрудненной формы” (Кукуй). – Корёжение натуроподобия. И связь духовного с материальным (вещь – вещать) восстанавливается.

Но!

Подсознательного-то идеала для всех осознаваемо нет. Значит, и связь не видна. "Футуризм пошел войною во имя слово-звука на слово-смысл” (Иванов-Разумник. http://russianway.rhga.ru/upload/main/104_Ivanov-Razumnik.pdf).

Так делаются подвижными дотоле неподвижные

Или:

Прямо летящие, в изгибе ль, Трубы возвещают человечеству погибель.

Это Хлебников, “Журавль” (1909). Там вещи восстали против человека.

И вместо "негативно трактуемой вещественности” в символизме – брезжит самообманное (опять!) позитивное её трактование. Негодование на затормозившую революцию, выраженное восстанием вещей (то есть вещи негативно трактуются), переиначивается в плоское негодование из-за капиталистической "утерянной человеком органической связи между ним и окружающим миром” (Кукуй).

Или так:

"…за оболочкой слово-новшества лежала главным образом отрицательная сила — разрушение старого” (Иванов-Разумник).

Не доходит ни до кого, что это не разрушение старого, а горе от недостатков нового. “Фэ” революции – оттого что она затормозилась после 1906, или победила, но в виде централизма, а не анархии (самодеятельности малых коллективов или федерации федераций), или опять отступила в виде НЭПа. Собственно, диссидентство это (Маяковский, предав поэзию ради “в лоб”-поэзии {в окнах РОСТА и т.п.}, аж застрелился, а Сталин, не поняв, написал: "Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям – преступление”.)

Пошлость и плоскость почти-“в-лоб”-образа что делает? – Готовит “фэ” Лунца так (вещественно) понятому восстанию вещей.

Но у Лунца не одно это (против формы) “фэ”. У него есть “фэ” и против, так сказать, содержания. Против содержания подсознательного идеала футуристов, которое есть безоблачный прогресс.

Что такое безоблачный прогресс футуристов? (Не то, чтоб они это сознавали, но их подсознательный идеал это “знал”.)

Безоблачный прогресс футуристов – это высшая из мыслимых организованностей – федерация федераций. Легко подумать, что высшая организованность – это заорганизованность, тоталитаризм.

Лунц пошёл на поводу у этой лёгкости и, издеваясь над глубоким содержанием футуристов (над сверхорганизованностью идеальных людей, над федерацией федераций) вывел их в виде учёного Шедта как тоталитариста (тот, приказав вещам восстать против людей на Островной Республике, говорит обыкновенному человеку, Пребблю. {Всё – титры}):

"— Зачем я поднял вещи? Потому что люди ничтожны и беззаконны. А вещи просты и одинаковы... Закон и порядок будут царить отныне... Царство мертвой вещи! Все погибнут — кроме нас! Здесь ковчег. Здесь каждая вещь верна мне, знает меня... И я спас вас, дуралей вы, болван.

. . . . . . . .

Всё на месте, кроме смысла.

. . . . . . . .

После точки — большие буквы. Единственный закон в печати. И он остался. Остальное беззаконно и ненужно.

. . . . . . . .

— Закон и порядок! Ничего больше”.

Ненавидя футуризм, взобравшийся на уровень неприкладного искусства, когда безоблачный проект, - ненавидя, как выше упомянутый Константин Леонтьев ненавидел, Лунц проваливает тот мир Порядка.

А, ненавидя самообман футуристов на уровне прикладного искусства (акцент на вещность, на что ЧЕМ выражено), в его распоряжение попадает футуристская "отрицательная сила” формы: кинематографичность. Как так? Так как кино тогда было ещё балаганом (текст разбит на снимаемые киноаппаратом вещности и на титры). Да ещё и с насмешкой над недостатками кино как такового.

Оно ж немое. Ну так он вставляет в ремарку, призванную руководить киноаппаратом, снимающим вещности, невещное (я выделил его заглавными буквами):

"Выход из Университета. Преббль и курсистка сталкиваются “как бы случайно”. Делают вид, что не замечают друг друга. Она сворачивает направо, он за ней. Она осторожно оборачивается — оба сразу отворачиваются. Она идет назад с грозным видом, не глядя на Преббля. Он — ПЛАЧУЩИМ ГОЛОСОМ:”.

И дальше идёт текст титров: "— А мне тоже в ту сторону...”.

Или вот пример:

"Английская эскадра подходит к Острову. Навстречу Островные корабли. Восстание пришедших судов против команд.

Ни один человек до сих пор не вернулся оттуда.

С кораблей сбрасывают в море трупы. Комната адмиралтейства. Паника. Шедт рассказывает.

Вызывает по телеграфу.

На Эйфелевой станции. Волнение:

Вызов из Островной Республики.

Толпятся вокруг аппарата. Шедт у телеграфа. На Эйфелевой станции. Разбирают телеграфисты шифр. Получаются слова какой-то ПОПУЛЯРНОЙ ЭНЕРГИЧНОЙ ПЕСНИ”,

Будто это можно заснять киноаппаратом.

Или наоборот – ненужность титров, так как и без них всё видно:

"Сцена прощания. Преббль с Анной. Преббль уходит.

Было чудное августовское утро.

Улица, залитая солнцем. Низко над городом густой стеной летят птицы. Люди на ходу смотрят, задрав головы”.

Другим издевательством над немотой кино, было превращение его иногда в звуковое.

Как?!

Очень просто. – Изобретение Шедта заключалось в том, что он открыл язык вещей – свистки и щелчки. Так он их вставил в сценарий: там, когда Шедт управляет вещами.

Рискну и скажу. На уровне творцов прикладного искусства введение киноприёмов стало модным (не замечалась их из-за балаганности кино "отрицательная сила”). Так вот на фоне этой модности введение насмешек над кино как таковым было странностью для того времени.

Это знак того, что подсознательный идеал у Лунца был и был он такой, который сопряжён с ненавистью к футуристам, к прогрессу и к социализму с коммунизмом.

1 марта 2022 г.

21.04.2022
15:32

Предатели России

19.04.2022
14:49

Умственная гимнастика

18.04.2022
12:37

Плюю против ветра