Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?
| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?|
|
|
|
|
Проголосуйте за это произведение |
Некоторые мысли о языке,
или почему я "тронул" Бродского
Я буду говорить прямо, потому что жизнь коротка.
Абрам Терц
I
На одной из площадей одного из провинциальных городов России во времена - трагичнейшие в истории Земли (не столько по количеству жертвоприношений, сколько по своим нравственным следствиям, а главное - потенциям!) - бедный еврей среднего возраста, остановившись и откинув назад лысеющую голову: "Поэзия - это власть",- сказал своей спутнице. "Я к смерти готов",- добавил он. Этот город - Воронеж. Этот год - 1937 от РХ. Она, спутница - Анна Ахматова и... всемирная история. Он - невысокий человек и гениальный поэт с дурацкой фамилией Мандельштам. "Поэт! Ты царь",- проговорился за 100 лет до этого другой, негр.
Власть, царь... - ??!
"Он мастер? Он - мастер?"- домогался в жутковатой телефонной трубке ночной металлический голос (мрачное величие хозяина этого голоса еще, по-настоящему, не явило человечеству скорбных провалов будущего). -"Да, он мастер",- ответил Пастернак. Физическая участь Осипа Мандельштама была решена.
О, он - гений тиранства, темный пророк и сознательный слуга того, кто искушал Галилеянина в пустыне,- о, он знал, Что Такое: Мастер! Что Такое: Язык!.. Как, почему маленький еврей (пусть виртуозный стихоплет) - никому уже не интересный и не нужный (кроме жалкой кучки таких же интеллигентов), опальный, непубликуемый и безнадежный - мог ТАК волновать безраздельного властелина, ТАК стать поперек пасти (которая пережевывала миллионы)? Не только мог, но и стал, но и - победил! Исторический царь (на сей раз) оказался слабее поэта.
Сталин - осознавал, Ленин - по наитию, Петр - по влечению испорченной в детстве натуры своей,- все начинали ломать историю с ломки языка! Язык...
Язык - лицо нации. Лицо - это судьба, то есть смысл жизни. Поэзия - место встречи души Языка с душой человека. Если, ничего не зная об истории народа, провести сравнительный анализ его языка, то можно очень многое сказать и о прошлом-будущем, и о национальном характере, и о миссии этого народа во всемирном потоке. Как, по каким законам живет Язык - тайна; как, почему он принимает в свою живую плоть чужие слова и отвергает другие - тайна: нам виден только результат. Есть Верховный план, Небесный Вожатый, Дух нации. Мощнейшее из орудий Духа (незримый рычаг истории) - Язык. (Без сомнения, живое Существо - т.е. со свободой воли.) Избитая рифма "любовь-кровь" - вот лицо нашей истории, неизгладимая черта русского лика. Это самый наглядный и поверхностный пример. Нужно провести вдумчивую и многотрудную исследовательскую работу, чтобы увидеть связь морфологии языка и "морфологии" национальной судьбы (и я уверен, что такие работы будут написаны): через структуру языка, через сравнительный анализ языков проследить пути племен (язЫков!), их Смысл, их Софию.
Историческая Судьба, Язык - категории сверхразумные: что первично, что вторично?- причинно-следственные отношения между ними неприменимы, но они влияют друг на друга (мы не знаем как и, наверное, никогда не узнаем механизма этого влияния); существует Связь: связь взаимной Любви и Власти. Так, сегодня в наш быт вошло словечко "киллер". Ну и что? А то, что это опаснее самого физического убийства. "Убийца", "душегуб" - это одно, а "киллер" - уже профессия: "дилер" почти. Подсознание (музыка) правит поступками. Словцо "киллер" - раковая клетка в душе народа.
Русский язык наполовину (если не больше) состоит из заимствованных слов. Это самый молодой, гибкий и всемирноотзывчивый из великих языков культуры. Я не буду пересказывать речь Достоевского на Пушкинском юбилее: она известна. Основные наития о русской душе можно переадресовать русскому языку, его структуре. Пушкин - центральная точка в нашем развитии. Судьба мира сегодня решается в России, а значит - и в русском Языке. Это передовая. На войне как на войне. (Я вынужден здесь говорить "лозунгами": в противном случае, нужно писать не письмо, а большой историософский трактат. Каждый из этих "лозунгов" можно развернуть: привести фактический и "размышленческий" материал. "Лозунг" только "ярлык", говоря на компьютерном жаргоне.) Нельзя народ (пусть не читающий и не любящий поэзию, но находящийся в поле действия языка, который жив там, в столе поэта, как в мечтах-снах, как в тайной любви своей и свободе) - невозможно этот народ свернуть (воодушевить) на другой путь, не пленив (не околдовав) его язык. Это понимал (или чувствовал) каждый великий тиран. Это осознавал Пушкин, проповедовал Мандельштам.
В начале было Слово. Так. Аминь. Гомера узнала эллинская культура (явленная им в языке) через несколько веков после жизни. Ветхозаветные пророки (зачастую малоизвестные при историческом бытии) предопределили пути человечества, подготовив первое пришествие Христа (в своих "текстах"!). Библия написана стихами (именно стихотворная, образно и ритмически организованная речь может вынести такие запредельные нагрузки Смысла). "Поэзия - это власть". "Поэт, ты царь". (Это доказуемо - фактически!)
Но... Тогда нам надо говорить не только о талантливости или гениальности, не только об умении "гнуть строку" или формальном новаторстве, но и об ответственности поэта перед Историей.
II
Бродский.
Я буду рассматривать только основную линию, главный творческий вектор поэта, невольно упрощая (и этим искажая, конечно) реальную картину: таковы издержки абстрагирования. Сразу оговорюсь, что есть у Бродского стихи прекрасные, мною любимые, свободные совершенно от того "духа", о котором пойдет речь ниже; но я, повторюсь, буду говорить только о главной тенденции, об исторической миссии этого поэта.
Бродский если и не гений, то чрезвычайно талантлив. Но и Маркс талантлив. И Ницше. То, что очарование сталинщины с железной необходимостью вытекает из марксовых взглядов на Бога и человека (при всей экономической правоте и прозорливости), доказано и художественно (Достоевский), и философски (Бердяев), а главное - исторически. То, что невинные безумства (пусть гениального!) Ницше (Кириллов в "Бесах") выращивают во времени Бухенвальды, тоже можно считать доказанным (остаюсь на уровне "лозунгов").
Формально силлабо-тоническое стихосложение привил нам Ломоносов (с французского). Принципы допушкинской (додержавинской, доломоносовской) поэтики противоположны пушкинской (новой, "светской") - - (Лихачев). Но: потенции пушкинского языка огромны - это "великий синтез", открытый будущему (глобальному Синтезу) - - (Д. Андреев). В литературе этот будущий Синтез несет в себе семена как допушкинской (религиозно-коллективной), так и пушкинской (творчески-индивидуальной) эстетики. Это та "всемирная отзывчивость" (по Гоголю-Достоевскому) русского языка и (может, как следствие?) русского народа и его, народа, миссия в человечестве, о которой пророчествовали Вл. Соловьев, Бердяев, Волошин, Д. Андреев. (Соборность - по-религиозному, синтез - по-научному.) Но синтез на то и синтез, что потенциально несет в себе Все, как все (и семена, и "указатели путей") в новой русской литературе нес в себе Пушкин: все, так или иначе, за последние два века вытекает из него в нашей культуре.
Интеллектуально-головное плетение словес, самодовлеющее формотворчество - только это не вытекает из Пушкина (более того - губительно для его эстетики). Даже Хлебников (!) называл Пушкина своим учителем, хотя в Хлебникове "это" уже цвело вовсю. Первые всходы дало в Баратынском. Было "это" и в раннем Пастернаке, встречалось у Цветаевой, реже - у Мандельштама. В XIX веке весь "такой" Майков, в Серебряном - Брюсов. Наиболее мощное, полное и окончательное воплощение в русской поэзии этого "умного духа" - Иосиф Бродский.
Бродский, по сути своего творчества, противостоит Пушкину, враждебен пушкинской эстетике. (Да он этого особенно и не скрывал.) Я говорю не о сложности или простоте читательского восприятия: Мандельштам куда как сложен и густ! Но Мандельштам прозрачен и (при всем своем "непроистекании" из кого-либо до него и совершенно обособленном положении в русской поэзии) пушкинского духа по преимуществу. Бродский - антипушкин.
Вообще деление на "форму-содержание" в искусстве более чем условно. Художник подражает Творцу в природе: закат-восход, облака-море,- где здесь форма, где содержание? - форма в природе и есть содержание, верней они едины. По образу и подобию - художник-творец стремится к достижению такого же единства (идеала); достичь не в силах - по несовершенству, чисто человеческому (в этом трагичность культуры). Но в искусствоведческой работе, к сожалению, не избежать таких натянутых понятий, как "форма" и "содержание" (надо только не забывать, что это условность, символ).
В русской культуре приоритет всегда отдавался "содержанию" (смыслу): "русский бунт против античности" (Бердяев). Бродский - язычник. Пушкин - христианин. (Как художники: по своей эстетике, по отношению к слову, а не по убеждениям человеческим.) По Пушкину: стихи не должны быть ребусами ума (всегда конечного!). Самый сложный умственный ребус, самая грандиозная загадка умного Сфинкса может быть тем же умом познана, а разгаданная - умирает. В дали Смысла можно всматриваться бесконечно: ум умолкает, говорит Дух. Глагольные ("глуповатые") рифмы у Пушкина - это смирение "формы" перед Откровением (чтобы видимая "форма" не заслоняла, не замутняла бесконечность Смысла).
На этом интеллектуально-формальном искушении - искушении гордого разума - споткнулась великая западная культура. Это вообще западное искушение. Бродский - западник, индивидуалист. Пушкин - "синтетик" (он соборен). В Бродском - творческая игра человеческих сил (зачастую - просто эрудиции). В Пушкине - творческое смирение перед Высшим. Бродский - умен. Пушкин - духовен. Бродский - принцип формы (всегда конечной!). Пушкин - бесконечная прозрачность Смысла. Пришло время, когда разум стал враждебен мудрости. Пришло время, когда разум должен быть преодолен во имя Высшего.
III
Развитие русской поэзии в последние 40 лет подтверждает мои опасения: если бы я не чувствовал в Бродском той силы, что способна увести нас в сторону, свернуть надолго с пути, в пушкинском творчестве предначертанного Судьбою, то полемика наша оставалась бы исключительно в рамках поэтики, структуры стиха и т.д. и т.п.
С 60-х годов поэзия разделилась: на песенную и "интеллектуально-элитарную" (это опять упрощение, конечно). Песня - не совсем поэзия, как и не сплав музыки и стиха,- это особый жанр (и отдельный разговор: и так длинно). То же я вижу и в новейшей, "интернетовской" литературе: искренность, пережитое, "душа" формально тяготеет к песне; "интеллектуалы" все как один - a la Бродский. Говорю только о качественной (т.е. действенной!) поэзии (не о любительской). Такой порядок вещей я считаю опасным (для жизни!).
Путь, указанный Бродским (он - знамя, символ, вождь, властью таланта обладающий),- тупиковый для русской культуры: это - блуждания разума. От того, какая эстетика победит (а эстетика, по Бродскому, мать этики... наверное, так): пушкинская, прозрачная, органически вытекающая из самой души русской, или эстетика Бродского, интеллектуально необузданная, привитая им русскому языку, талантливо привитая, но чуждая по духу,- от этого зависит не только будущее литературы нашей: роль поэтического слова в истории трудно переоценить.
|
Проголосуйте за это произведение |
|
