Господин Павлов, предлагая реформы для русских литераторов,
напомнил о существовании более широкой проблемы - отношений
между писателями и публикой в условиях так называемого
"свободного рынка".
Профессиональных писателей на Западе очень мало. В основном это
люди, иногда не без начального литературного таланта,
производящие так называемые "бестселлеры". Это коммерческое
определение относится к текстам, удовлетворяющим потребностям
массовой публики в данный момент времени. Мне трудно вспомнить
хотя бы один "бестселлер", соответствующий требованиям высокой
литературы. Вспоминается, разве что, роман нобелевского лауреата
Сола Белоу, читанный лет тридцать назад, но сегодня мне стыдно
за то внимание, с которым я вчитывался в этот текст, пытаясь
найти там нечто выдающееся. В принципе, это были все те же
одесские поделки, пришедшие и в русскую литературу, после того,
как подлинные русские писатели были выдворены или уничтожены.
В Америке своих писателей никогда не было, за исключением
трех-четырех имен, поэтому одесскому "таланту" захватить
ничейную землю было не так уж и трудно.
То, что в Америке не существует своей литературы - факт
достаточно примечательный. Сказать, что на подлинную
литературу в США нет спроса - ничего не сказать. Спрос не
вырастает на пустом месте. Нет его, очевидно, по нескольким
причинам. Первая, и, возможно, главная, заключается в том, что в
Америке никогда не было уважения к интеллектуальной
составляющей человеческого существования. Здесь достаточно
вспомнить "американскую мечту" о миллионе с ее потрясающим
примитивизмом. Такой дурно пахнущий плод мог вырасти только
на худосочном эмигрантском дереве, ствол которого образован
победившим лакейским мировоззрением. Вторая причина - в
примитивной системе американского образования, производящей
старательных работников, подвергаемых, на всякий случай,
безжалостной лоботомии. И здесь, вернее рядом, возможно, скрыты
корни еще одного явления, эффективно препятствующего развитию
в США не только литературы, но и других искусств. Речь идет об
инстинктивной непрязни ростовщической элиты к свободной мысли
и к творчеству. Она сродни той инстинктивной неприязни, которую
испытывали к культуре фашисты и сталинисты. Эта неприязнь
бывает скрыта под маской фальшивых улыбок с которыми
художникам раздаются подачки, а то и под завесой болтовни об
"ведущей роли американской (фашистской, советской) культуры в
современном мире", но шила в мешке не утаишь. Сегодня именно из
Америки под тупое буханье тамтамов и ритуальные пляски вокруг
несчастных извращенцев расползается по миру татуированная чума
с кольцом в носу. Весь этот шабаш оправдывается тем, что
Америка, видите ли, производит огромное количество жратвы, а
потому кругом права. Вспоминается мне один подонок из детства,
который издевался над кошками, оправдывая это тем, что он может
помочиться через сарай.(Господам, не согласным с моими резкими
антиамериканскими заявлениями, советую вспоминать иногда, кто
и почему бомбил Белград).
Не думаю, что я одинок в своих тревогах по поводу неспособности
общества "рыночной экономики" развивать культуру и искусства.
Хотелось бы знать, что думают проницательные люди о
возможности производить больше бутербродов и компьютеров, не
впадая при этом в одичание. Простейшая мысль - учредить
государственный фонд для прокормления на приличном уровне
писателей, художников, композиторов и прочего творческого
народа, как это уже было в России до 1991 года. Деньги эти,
невеликие, если разобраться, следует отделить от сумм, идущих на
поддержку массовых культурных мероприятий и учреждений. Не
думаю, кстати, что отмена налогов на благотворительность есть
плодотворный путь, так как не самые лучшие, а самые богатые
члены общества получат при этом возможность влиять на культуру,
что, на мой взгляд, безнравственно. Второй путь, при условии, что
государственные деятели еще не дозрели до понимания
самостоятельной ценности культуры, заключается в том, чтобы
русские люди в России и за рубежом, поддерживали бы
определенных русских деятелей культуры, что называется,
напрямую. Я, например, ни при каких условиях не перечислю
деньги какому-либо обществу, товариществу, или неизвестному мне
лицу, так как, увы, знаю, что чаще всего за этим скрывается
сегодня. Но я вполне могу помочь, скажем, Надежде Горловой,
которую считаю очень талантливым человеком, без всяких
промежуточных инстанций. Для этого мне нужно знать всего лишь
номер ее телефона. Я зарабатываю деньги трудом, поэтому не
думаю, что могут возникнуть какие-либо моральные препятствия
для столь простого действия. Если у меня найдутся
единомышленники, то вполне возможно, что Надежда Горлова
сможет писать книги не думая о том, как прокормить себя и свою
семью. Привлекает в такой простой схеме то, что талант не
подделаешь, хотя вполне могут найтись люди, которые и здесь
найдут лазейку для мошенничества. Существенным моментом
такой поддержки должно быть полное исключение из круга
меценатов людей с сомнительной репутацией, типа господина
Гусинского и иже с ними, а также обязательство не пытаться
воздействовать на творчество автора. Последнее исключительно
сложно, так как неизвестно, как убрать дамоклов меч лишения
поддержки при неугодном для мецената развитии творчества
поддерживаемого писателя.
Но мы в любом случае должны оказаться сообразительнее господ
американцев, променявших душу на бутерброд.
