ОЧЕРЕДНЫЕ ЖИЛ-БЫЛЫ

 

 

Жила-была бесшабашность безбашенная. Гулёна была та еще. И вот приходит к ней как-то бес шабашный и начинает упрекать, дескать, что же ты про Брокен забыла, пять лет, мол, не появляешься. А она ему: отвали от меня шелудивый, дескать, что хочу, то и ворочу, хочу - молчу, хочу - хохочу, хочу - скандалю, хочу - щекочу... Бес отшатнулся от неё и произнес:

- Поистине, безбашенность твоя поражает! Ну тя к лешему, хоти как хочешь!

 

Жила-была на полу за электроплитой позабытая всеми семечка. И окружали её пыль, паутина, букашки-таракашки всякие. И была она иссохшая и пережаренная, и ничего-то ей уже не светило в этой жизни... Но каждое утро заставало её лицом к солнцу, и весь день потом неведомая сила поворачивала её вслед светилу небесному. И вот подишь ты: ведь ни единый луч не проникал за электроплиту, и лицо-то на ней еще сыскать надо было, и полубезумных Ван-гогов-гогенов поблизости не наблюдалось - а жило, жило и оставалось в ней что-то вечное, подсолнуховое...

 

Жил-был писатель. В левом внутреннем кармане всегда держал наготове ручку и маленький блокнот. Нетерпение его было велико - ну не мог он ждать, когда его озарит или когда на него накатит. Кропал и кропал, бедный, обо всем подряд торопливым, суетным языком. Даже на бумаге умудрялся картавить и жамкать слова. И что? Зато занят он был по горло, и на всякие низости и неблаговидности у него просто не оставалось времени. А это, согласитесь, уже немалого стоит...

 

Жил-был человек-брюзга. И всё-то доводило его до белого каления. И Бог, дескать, на небе не настоящий, и роман .Мастер и Маргарита. паршиво написан, и Советский Союз надежд не оправдал - вот взял и развалился, и собаки дерьмом своим все московские дворы испохабили. И не сказать, чтоб где-то он не прав был, да вот рядышком с ним не тянуло находиться - ага, будто бредешь в гору, тащишь в мешке на горбу битый кирпич неизвестно зачем, а тебя еще и подначивают...

 

Жила-была в мозгу одного мужика одна мантра, туманная и заковыристая. Он-то и рад был от неё избавиться, да каждое утро, как веки разлепит, губы упрямо вышептывали:

Упрись взором туда, где нет ничего, учуй нюхом то, что никогда не воняет, оформи бронь на .Титаник., переползи с тоскующего женского тела на веселое и безалаберное, зашвырни мобильник на антресоль, не наступи на сверчка, не потакай лунатикам и помни: хрен редьки не слаще - зато растет сам по себе!

 

Жил-был славный путеец. И путя у него были длинные-длинные, чугунные-чугунные, прямые-прямые. И шпалы теплыми летними вечерами духмяно креозотили, и гайки лихо подкручивались, и земляника с вьюнком на откосах переплеталась... Что и говорить, хорошо существовалось славному путейцу!

 

Жил-был менеджер элитного туризма. Сказочник был на диву! И горлышко у него было серебряное. Бывало, как зальётся - куда там до него журавлиному .курлы-курлы. и прочей соловьёвщине!

 

Жил-был дух в запечатанной посудине. И вот как-то раз кто-то неловкий невзначай разбил эту посудину. И припал дух к родным осколкам и горестно возрыдал над ними... А этот неловкий только плечами пожал и дальше побрел...

 

Жил-был брутальный политик. Умом не блистал, но каждое выступление завершал потрясающе:

Время не ждёт! От заката до рассвета шагать и шагать, и враг не дремлет! И всяк баболюб до бабы охочь!

 

Жил-был дракончик о семи головах. И были у него шипы на хвосте, два недоразвитых крыла и всего-навсего одна нога. И потому он не ползал, не летал, не ходил, но токмо припрыгивал. И так потешно это у него получалось, что все вокруг дружно прощали ему и недоразвитость крыльев, и хвостовую шипастость, и даже малоаппетитную семиголовость...