По-разному сливаются реки. Широко и вольно, как Волга и Кама, незаметно и буднично, как Яуза и Москва- река┘но в этом скромном месте, недалеко от Таганки, стоит архитектурный памятник сталинского времени √ высотный дом на Котельнической набережной┘ на месте котельнической слободы старого московского посада, на месте лепившихся друг на друга по крутым склонам приречного холма одно-двух-трёхэтажных домиков, бараков, халуп со страшными и по форме, и по содержанию дворами √ рассадниками клопов и хулиганья. На этом месте, почти в центре столицы, вырос в самом начале пятидесятых, при жизни их вдохновителя и по его приказу один из десяти запланированных и семи построенных в Москве высотных домов (со смертью вождя их строительство прекратилось √ успели только семь). В этот дом, из которого был виден близлежащий за поворотом реки Кремль, вселяли советскую элиту, знать, знаменитостей┘ артисты, писатели, художники, композиторы┘

Власть заботилась о своём лице и престиже √ не последнюю скрипку в этом хлопотливом создании лица играла "советская творческая интеллигенция". Приходится пользоваться терминологией тех времён, прошу прощения, а иначе ничего не расскажешь┘ проще говоря, жили в этом доме многие замечательные люди, любимые публикой всех слоёв, замечательные творческие люди пока чудом уцелевшие от когтей режима, но он держал их всех на виду┘ подбросил вверх, как кошка пойманную, придушенную, но ещё не убитую мышь, подбросил и уж не боится потерять √ никуда не денутся┘

Сливаются реки и становятся одним целым, и не различить в потоке общем "своей" и "чужой" воды.

По-разному сходятся люди. Каждый старается самим собой остаться, хоть идут по жизни вместе┘ да не всегда это √ по желанию... бывает очень неравнозначны сошедшиеся величины┘ порой от этого трагедии случаются, порой счастье выпадает┘

В доме этом на Котельнической жил Вано Ильич Мурадели, настолько непонятый, неоцененный, закрытый людям, распевавшим его песни, что оторопь берёт от удивления и несправедливости┘ по-моему, вопреки общему мнению и кажущемуся преуспеванию - загубленная жизнь, растоптанный властью талант...

Должен заранее оговориться, что читателю, может быть, покажется √слишком часто автор употребляет "Я" да "Я", но не вижу другого способа рассказать о нём, о человеке, ставшем столь близким мне, таким дорогим┘ что не верю в его отсутствие на земле, рядом... до сих пор просыпаюсь внезапно утром оттого, что, кажется, звонит телефон, и я сквозь полусон ещё слышу его голос:

- Здравствуй, дарагой! Почему вчера не званил, что случилось? Забалел? Я валнавался! Наташка, гаварит: "Пазвани! Пазвани!" Звани, пажалюста! Не прападай так на целый ден┘ генацвале┘ харашо, что в порядке┘ жду тэбя севодна┘"

Это он с таким акцентом, когда очень волнуется, действительно, а так┘ говорит он красиво, правильной русской речью, по-московски акает, а уж выступает публично или в застолье ( тамада, конечно) так, что заслушаешься┘ он то, что теперь называют "публичный политик"┘ таким его знают люди┘ и в творчестве, и в жизни┘ если для такого титана это не одно и то же┘

Но по порядку.

Я знал песни Вано Мурадели, пел их┘

Но знакомство с композитором Вано Мурадели будто заново произошло далеко от Москвы в рыбацком посёлке на берегу Азовского ещё не изуродованного плановым хозяйством моря, когда в нём было полно рыбы!.. Как и во всяком организованном советском хозяйстве, было место, где собирались люди. Для рыбаков √ это, конечно, берег, на котором лежали перевёрнутые вверх дном с зимы колобухи, сушились сети, бродили гуси и утки, играли дети, загорали в сезон приезжие дачники, а вблизи на воде бухты, закрытой косой, качались кормилицы фелюги, дожидаясь своего часа путины. Тут стоял врытый в песок, изъеденный ветром, волной, солнцем, просоленный и потому не гниющий кривой столб, а на нём хрипатый громкоговоритель-колокольчик √ рог изобилия советской власти┘ недаром же говорили: нечего есть, в магазине пусто √ повесь авоську на репродуктор┘

Колокольчик не умолкал никогда, и вольно или невольно, скорее невольно, люди воспитывались властью, поскольку память и сознание буквально забивались всем советским необходимым: новостями, достижениями советской промышленности, сельского хозяйства, международной политики, науки и искусства┘вот именно этот глашатай прогресса и прохрипел новую песню Мурадели "Бухенвальдский набат"┘ надо сказать, в нашей немаленькой компании с явно профессионально музыкальным "креном", песня всем оказалась и по душе, и по вкусу, и по сердцу┘ война не так далеко ушла┘ каждому было, что и кого вспомнить и помянуть┘

"Какой он из себя, что смог написать такую мощную песню?" Моё воображение рисовало его могучим, атлетом┘ наивно, конечно, я и тогда понимал это, но так вот┘

Сильная песня. Сильный человек только мог родить такую┘и призыв "Берегите мир!" тогда звучал по-другому. Совсем по-другому┘ "Берегите, берегите, берегите мир!" Это было наше общее желание.

Мурадели, Мурадели, какой-то странный небожитель, наверное┘ с одной стороны "Москва √ Пекин", "Партия наш рулевой", "Едем мы, друзья, в дальние края" √ это по радио и телевизору с утра до ночи, а мы то без принуждения здесь на рейде, выйдя на баркасе ночью по лунной дорожке, распевали от сердца "Высоко летят под облаками и курлычут журавли над нами" и "Тропинка школьная моя, веди от самого порога", и "Опять иду я Подмосковьем, где пахнет мятою трава"┘.извините меня, авторы стихов, я не забыл про вас, это песни потеряли ваши имена, потому что все стали НАРОДНЫМИ, безымянными - ни композитора, ни поэта √ гордитесь!┘ кто сильно заинтересуется, найдёт ваши имена в сборниках и песенниках┘

Что ни песня √ вслух и для всех! Потом стали говорить "шлягер" √ враньё всё это на немецкий лад! "Шляген", значит: бить! И били и бьют песнями по мозгам, по душам, по карманам!.. А это всё из другой оперы √ эти песни не били, они за нас говорили √ все! И пели их с энтузиазмом неподдельным, настоящим. Их и называли "массовые песни советских композиторов", и песенники выпускали миллионными тиражами, а всё не хватало...

Если бы смогли бы мы перенести свои души туда, обратно, назад на полвека, то и не дискутировали бы о том: правда это или не правда! Так было! А смелым задним числом совсем другая стезя √ им веры нет ни тогда, ни сейчас┘ это моё убеждение, простите.

О том, чтобы увидеть этого замечательного человека, я уж не говорю: познакомиться с ним √ я даже и не то, что не мечтал √ не мыслил. Всё равно, что о встрече с марсианином думать в те годы, когда ещё и Гагарин не летал┘но имя то знали все. Вано Мурадели. Конечно, знали.

Прошло лет шесть. На мои стихи многие композиторы уже писали свои вокальные сочинения, было и несколько известных песен┘ всё это так или иначе звучало, издавалось┘ и вот заведующий редакцией музыкального издательства Ростислав Бойко, сам очень интересный композитор и мой соавтор позвонил мне и просил принести стихи для хорового цикла... побольше, чтобы можно было отобрать... я думал: он для себя просит... отдал и забыл... а через полгода, примерно, он при встрече сказал мне, как бы мимоходом: "Помнишь, я у тебя стихи просил? √ И не ожидая ответа, - Мурадели цикл хоров написал┘ я заказал ему┘ очень неплохо получилось. Интересно┘ позвони ему┘ вот телефон┘ служебный┘"

Что? Кто?! Мурадели? Какой Мурадели? Может, я не понял? Но другого Мурадели нет...

- А! √ Сказал мне в трубку женский голос. √Да, да, меня предупредили о Вашем звонке. Вано Ильич просил Вас заехать. Вам удобно завтра в час дня √ у него приём начинается, а сегодня депутатский день √ он занят┘ меня зовут Анна Моисеевна┘ я его секретарь┘ пожалуйста┘ адрес знаете?┘

О своих чувствах и переживаниях умолчу √ это в другой раз. Может быть, доживу до мемуаров, а сейчас о нём, о Мурадели.

В приёмной Председателя Союза композиторов Москвы было не то что многолюдно √ тесно, люди ждали приёма. Очевидно, я от волнения был совершенно зелёного цвета, потому что Анна Моисеевна прежде всего поинтересовалась, как я себя чувствую и не дать ли мне валерьянки... она тут же отправилась в кабинет, через несколько мгновений распахнула дверь и громко объявила: - Проходите, Вано Ильич ждёт Вас. √ Я был смущён до предела, мне было неудобно перед этими ожидавшими приёма людьми. Я вообще ещё не перевёл дух и не готов был предстать перед самим Мурадели!

- Дарагой! √ Услышал я с порога. √ Как харашо, что Вы зашли! Спасибо! Генацвале! Прахади, прахади! √ Он вышел из-за стола, положил мне руку на плечо, прижал к себе и сказал совершенно по-другому, не торжественно и очень серьёзно. √ Спасибо тебе за стихи, дорогой. Я очень старался. Говорят, получилось┘ твой друг, Слава Бойко, замечательный парень, он мастер┘- Мурадели поднял палец. √ Сказал, что издавать будет┘ хочу тебе показать┘ знаешь, что приходи ко мне, пожалуйста, домой √ вот телефон┘ наверное, в десять буду дома. Не поздно? Раньше не получится┘ заседания┘ а┘ сейчас не могу┘ люди ждут┘ извини┘ ты видел┘ договорились? Ах, как хорошо, что ты такой молодой!┘

Я ничего не понял. Только слова его запечатлелись навсегда, и лишь потом они приобрели смысл и цвет. Я испытывал неловкость, проходя мимо ожидавших в приёмной, - почему они так провожают меня взглядами, я сомневался - не спутал ли Мурадели чего-нибудь, зачем ему хоры для детей а cappella, и на мои стихи? Видно, от сомнений такого рода мне никогда не отделаться...

Дверь в квартиру открыла Наталья Павловна┘ оказывается, её я встречал прежде, только не знал, что это жена Мурадели, она приезжала в издательства, на Радио по делам мужа┘ грузная, простое русское лицо┘ а в глубине прихожей уже звучал голос:

- Кто пришёл? √ Я назвался. √ Захади, дарагой! Наташка! Этот же тот самый великолепный поэт! Я тебе о нём говорил! √ От таких слов я снова впадаю в тихую панику (не привык ещё к гиперболизированной цветистой речи Вано), а на пороге комнаты появляется могучая фигура человека в борцовской белоснежной майке, тренировочных синих брюках и с сокрушающей улыбкой┘ - и я включаюсь √ у меня внутри возникает "Бухенвальдский набат"! Мелодия сливается с обликом автора - всё становится на свои места. Я начинаю успокаиваться под его рукой, лежащей на моём плече, под его взглядом на меня с верха вниз (и в прямом и в переносном смысле), под его вопросами вперемешку о доме, о детях, о книжках, о гонорарах┘о задумках┘ - Понимаешь, вчера особенно много народа было┘ все просят, все просят┘ работать надо... помогать людям надо┘ одна женщина пришла прямо с чемоданом с вокзала √ ночевать негде, сын одно очко в институт не добрал, одна воспитывает┘опять Мурадели┘- Ты не приходи больше в кабинет √ только домой, а то подумают люди, что я рабочее время на свои пустяки трачу! Ладно?..

Так начиналось знакомство. Дружба, на которую невозможно было не ответить. К сожалению, она длилась всего несколько лет┘ до его последнего трагического мига на земле┘ но каждый день этих лет, интенсивного, я бы сказал, общения просторен и поместителен, как сам талант Мурадели √ во всём: и в творчестве, и в стремлении жить┘

Это произведение (хоры без сопровождения для детского хора) оказалось удачей композитора √ "Ручей", "Бродят шорохи", "Облака", "Глядится в лужи застеклённые красавица весна"┘ красивые мелодии и такое прозрачное хоровое изложение┘ такое удобное и напевное голосоведение... это был совершенно неизвестный Мурадели. Он очень мало до того писал для детей, а чисто хоровой музыки, хоров без сопровождения совсем, по-моему, не сочинял┘ возможно с годами у него накопилось столько невысказанной нерастраченной нежности, чистоты, столько воспоминаний связанных с детством, семьёй, родителями, что возникла необходимость поделиться┘ он словно выплеснул на ходу, чуть качнувшись, из полного сосуда свежего, ароматного напитка┘

Во время записи на Радио "Десяти картин" Детским хором Института художественного воспитания Академии Педагогических наук, это он так длинно официально назывался, а попросту √ Детский хор Соколова, т.е. под управлением Профессора Владислава Соколова... ребята устали... они переволновались √ сам Мурадели придёт на запись┘ его присутствие в любой аудитории, на концерте, в театре придавало значимость происходящему √ он был "высокий гость"! А тут половину материала записали и скисли┘ но вот Вано говорит своему другу, потихоньку, на ушко:

- Слава, уступи мне место, на минутку┘ - он встаёт за пульт, - Ребята, сейчас я вам, что скажу┘- все напряжены, ждут┘ - вы замечательно поёте! (Вано выдерживает паузу, обводит всех ребят взглядом) Сейчас посмотрим, как вы пьёте чай с пирожными! Все в буфет!┘

Как замечательно он зажигает аудиторию своей энергией, темпераментом, как весело, цветисто и уважительно говорит об авторах, о нас, без бахвальства и фанфаронства, как объясняет ребятам, что хотел выразить и как надо спеть┘ и как оживают и поют после этого ребята! "Без вас же ничего не получится и никто не узнает, что хотели сказать людям поэт и композитор!" Они поют, как говорят профессионалы: - На раз! С первого дубля!.. Получается прекрасная запись! Она до сих пор жива и звучит┘

А мы выходим последними из ДЗЗ (Всесоюзного Дома Звукозаписи) за шумной ватагой хористов┘ два огромных музыканта Владислав Соколов и Вано Мурадели, два соученика по консерватории Слава и Ваня┘ солнце уже на закат┘ сосульки тенькают, тихо┘ воскресенье┘ пахнет весной┘ так отрадно и радостно┘ сделана огромная работа┘ огромная не только по размеру┘ и вдруг Вано говорит, обращаясь ко мне:

- Мы со Славой умрём, - я начинаю возмущаться, - погоди┘а ты о нас напишешь, и об этой записи обязательно┘ обязательно напиши┘ как великолепно ребята пели, какие у нас прекрасные дети┘ и как мы вышли вместе втроём, и как сосульки тенькали┘

Мне кажется (да и тогда я это чувствовал), что обращение его к детям под конец жизни, отнюдь, не случайно, - он хотел высказаться откровенно, чтобы ничто его не сдерживало, ничто не мешало, высказаться не оглядываясь, открыть душу и поведать миру свои музыкальные идеи и пристрастия. Лучшей возможности, чем писать в таком случае для детей, - не придумать. Не знаю, сам ли Вано Ильич добрался до этого, подсказали, может быть, редакторы, критики, или он подсмотрел эту стезю, анализируя окружающий мир искусства┘ ведь не секрет, что многие талантливые авторы, особенно в литературе, не имея возможности в те годы писать открыто, ушли в "смежные" области и жанры творчества √ в переводческую литературу, литературу для детей, музыковедение, литературоведение √ это давало, во-первых, возможность, работать, зарабатывать своим творчеством, во-вторых, работать честно┘

Сразу же скажу, что мои ощущения в дальнейшем подтвердились неоднократно и в совместной работе, и в обращении Вано Ильича к новым авторам за детскими стихами - он последний год жизни, в основном, писал только для детей и написал очень много.

Легенда о его всесильности и доброте опережала намного его действительные возможности, но его вера в то, что он творит, именно творит праведное дело, страсть, с которой он бескорыстно и радостно помогал людям, открывали перед ним такие двери, что только диву даёшься┘

- Знаешь, я NN квартиру выбил в Моссовете, он же с соседями жил! Как может композитор с женой и дочкой жить с соседями? Где работать?..

- Он теперь по гроб жизни Вас благодарить будет! √ ассистирую я Вано Ильичу.

- Нет, ты не прав! Ненавидеть станет!

- Как это? √ Перебиваю я

- Очень просто! Его будет мучить мысль, что я ему добро сделал, и люди это знают!┘ только он не знает, что я-то по-другому не могу┘ он же у нас в Союзе композиторов, в Московском √ они же все мои дети┘ они же меня выбрали┘ как же я могу по-другому┘ знаешь, - добавляет он с грустью, - скоро им чешские унитазы доставать буду┘ я всё могу┘

Что это? Поза? Игра на публику!? Зачем ему это при его славе и всесилии? Может быть, это "синдром голода", как я его называю┘ не могу до сих пор (а с войны то полвека прошло), не могу выбросить даже корочку, внутренняя память тех лет, когда я пух от голода, удерживает меня от этого┘ ему досталось от всесильных. Это его вместе с Шостаковичем и Прокофьевым тогда, в постановлении ЦК и после учили писать музыку малограмотные вожди пролетариата┘ и никто не вступился! Никто! Не заступились √ отступились. Руки подать не хотели √ боялись. Не осуждаю √ но и вычёркивать не след... не все такими пугливыми были... есть примеры... "Сороковые роковые" его не помиловали и семью его √ и Наталью Павловну Шиловцеву, и дочь её, его падчерицу, причисленную к делу врачей┘ он умел ценить верность┘

Многие считали его пропагандистом режима, чуть ли не сталинистом, многие боялись и ненавидели. Он это чувствовал и знал, но при мне никогда не заводил об этом разговора. Он был "застёгнут на все пуговицы". Доступа в его душу, думаю, не было никому┘ может быть, с какими-то ближайшими, неизвестными мне людьми, он был откровенен┘ Мурадели всегда был окружён людьми и потому что притягивал своей неординарностью, вызывал даже любопытство, многих, желавших "попользоваться им", притягивал своим положением. Он всегда выделялся даже своей осанкой, буквально княжеским видом. Но повторю: напрасно мало знавшие его люди принимали, его публичную открытость, умение превосходно общаться с любой аудиторией, за открытость души. Он был умён, чувствителен, тонок и великолепно играл очень шедшую ему роль┘

Сегодня уже не проверить, но я должен рассказать об этом. Со слов Вано Ильича, разумеется... читатель сам решит √ правда ли это...

В кабинете Вано (так его все называли за глаза: Вано┘ или Ваня) стояла стеклянная немецкая горка┘ шкафчик, проще говоря, со стеклянными же полочками внутри... на которых разложены были разные удостоверения и значки √ не праздная коллекция, а действующая, так сказать┘ предметов было √ тридцать два! По количеству общественных нагрузок композитора! Ко всем он относился весьма серьёзно, не отлынивал, не откручивался, удивительно, как находил время┘ например, он был шефом интерната и раз в месяц посещал школьников, помогал им организовывать экскурсии, доставал автобус для поездок и т.д., был ректором Народного Университета культуры и раз в месяц, или два, читал лекции, был почётным пограничником √ тут же лежала его медаль... почётным чекистом┘

"Почему говоришь?┘ я их уважаю, чекистов...- Вано волнуется┘- уважаю, но не всех!.. Уже после "Москва-Пекин"┘ я думал: всё, отпустили меня┘ нет┘ мне мой знакомый чекист рассказал потом, когда Сталин умер┘он на Лубянке работал┘ Т. была его фамилия┘он очень мои песни любил... у него стопка ордеров лежала┘ в столе┘ в ящике┘ на арест┘ стопка подписанных ордеров, понимаешь┘ каждый день приносили, каждый день он отдавал часть┘ а мой каждый раз вниз перекладывал┘ как дойдёт до него очередь √ вынимал - и вниз┘ рисковал, конечно, страшно... полтора года перекладывал┘ пока Сталин умер. И всё остановилось, понимаешь?".

Как, зная это, было жить? Служить той власти, от когтей которой едва уцелел? Случайно. И почему этот человек перекладывал клочок бумаги, ценой в человеческую жизнь, рискуя собственной?.. Почему?...

Однако, и это неспроста. За все годы кровавой бойни советского геноцида НИ ОДИН ЧЛЕН СОЮЗА КОМПОЗИТОРОВ НЕ БЫЛ РЕПРЕССИРОВАН!!! Сомневающиеся могут проверить по документам. Всё точно. Огромная заслуга в этом Тихона Николаевича Хренникова - Председателя союза композиторов СССР за всё время его существования с первого часа до последнего!!!

Я рассказываю то, что поведал мне Вано о своём избавителе и не знаю: делился ли он этим с кем-нибудь ещё... потому и рассказываю... похоже очень это на правду, на поразительно невозможную правду. А я до сих пор не понимаю умом, как это было возможно, но сердцу √ верю... оно начинает болеть, каждый раз, как вспоминаю об этом... а забываю ли?...

Падчерица Вано умерла в сорок. Сразу почти после реабилитации. На сердце у неё был рубец от инфаркта тех лет┘

Когда скончался Вано┘ на его сердце нашли рубец от инфаркта тех лет. Тогда инфаркты переносили на ногах┘ и никто не знал об этом┘

Он никогда не жаловался┘ и в последний год, когда постоянно болело и ныло сердце┘ от переутомления, наверное┘ а может, оттого что он видел со своей вершины дальше и глубже простых смертных┘ но видно было, что он устал.

- Зачем Вам это всё √ дорогой Вано Ильич! Зачем? Если машина к половине девятого подкатывает к подъезду и увозит Вас, а привозит к полуночи √ и Вы не пишете! А Вам сочинять надо! Вы же композитор!

- Не понимаешь! √ Сердится Вано. - В воздухе пахнет грозой...

- Вань, а Мишка-то прав... меня не слушаешь .... √ дальше бы хорошо привести фразу Натальи Павловны целиком, не обрезать смачной концовки... да больно часто теперь этим ("ненормативной лексикой") грешат авторы... а я не придумываю. Вано смягчается.

- Вам хорошо говорить... √ миролюбиво соглашается Вано, - а я не имею права √ людям помогать надо и музыкой, и делами... работать надо!..

И он работал, как каторжный. Работал не жалеемый и не сохраняемый властью, а подгоняемый ею, понукаемый, поощряемый. Она использовала его имя и талант, чтобы показать, что такие титаны верят ей, поддерживают её, работают на неё... а он не сопротивлялся?.. а он должен был играть в эту игру √ "отрабатывать", чтобы остаться на достигнутой высоте, которая позволяла ему делать много хорошего людям. И поступал так, как считал, в ущерб своему творчеству и здоровью┘

Не могу найти в истории примера такой власти, которая бы пеклась о здоровье своих композиторов, поэтов, художников┘ Никто и никогда не сказал ему и не приказал сверху: "Ты композитор! Потрудился на общественной, на политической ниве √ поработай теперь, как композитор. Это же твоё предназначение на земле! Ты же с детства мечтал об этом! В пять лет объявил публично, что будешь композитором!... Мы побережём тебя! Отдохни √ твой отдых √ твоя творческая работа!..." Это я кричал... и тогда, и с тех пор всё в душе кричит до сего дня... его только рвали на части, а порой приказывали ещё: "Надо написать!" И всё... чаще всего дежурную песню┘

Может быть, ему это было по душе? Ну, хотя бы сначала? Кому не лестно быть так востребованным?..

И он написал столько песен-агиток, которые умерли ещё при его жизни и принесли ему нелюбовь и даже презрение многих коллег и многих людей┘ зачем же всё же он служил этой страшной власти┘ сколько раз обещал себе и клялся родным и близким, что всё бросит, оставит все посты и вот просто со следующего понедельника уйдёт в сторону √ "Буду работать, писать буду"! Но это говорилось много раз и так и не случилось┘

Не сравниваю, но┘ Александр Сергеевич Пушкин так презирал и тяготился высшим светом┘ и не мог жить без него!

Может быть, он так был отравлен ядом власти или верил, что владея ею, сможет принести пользу┘ кому? Он никогда не притеснял людей и, действительно, пользуясь своей известностью, своими постами помогал многим┘ я другого никогда не слыхал┘ иначе ради чего он так сознательно бросил свой талант в эту Геенну Огненную?

Звонок по телефону. Об одном известном композиторе фельетон в "Правде", если не вмешаться, пропадёт человек. В те годы такое публичное бичевание в главной газете партии значило √ приговор. И Мурадели сам, тут же звонит по телефону домой партийному чиновнику, чей портрет носят на демонстрациях, и "решает вопрос". Так вот, как это бывает! Присутствовать при таком √ для меня потрясение┘ значит, и Иосифа Бродского можно было спасти одним звонком┘ это те же годы┘ не нашлось такого человека┘ а как же вообще спастись от этой власти?..

Много позже, лет через десять-двенадцать я познакомился с замечательным человеком, боевым лётчиком, писателем Героем Чехословакии Дмитрием Яковлевичем Зильмановичем и услышал от него ошеломившую меня формулу. Он в сердцах всегда говорил, а порой недопустимо громко и публично: "Я за Советскую власть, но без большевиков и коммунистов"! Этот его выведенный парадокс настолько точно передавал пьесу абсурда, разыгрывавшуюся кругом, в которой мы были статистами поневоле, что первоначальная вспышка некоего веселья при её провозглашении сменялась комком в горле...

Так жил Вано. Считая себя настоящим коммунистом, он же даже член идеологической комиссии ЦК КПСС (был такой ужас!), и тихо ненавидя власть, на которую работал и представителем которой был. Он всегда жил в напряжении, казался внешне спокойным (так было надо), улыбался, мог своим обаянием покорить любого человека, буквально любого, с любым найти общие интересы и поговорить по душам, а внутри этого казавшегося благополучным, сытым, довольным судьбой человека всегда бушевали нешуточные страсти. Драма его жизни в те годы, когда он был у власти, не имела внешних признаков. Он всё прятал внутри. Это было очень трудно √ ведь безо всякой разрядки. Оттого и не выдержало сердце, разорвалось, в конце концов...

В самой середине шестидесятых, когда зашёл очередной полуночный разговор о недавнем прошлом, о вожде всех народов, Мурадели вдруг спросил в лоб: "А ты знаешь, кто такой Сталин?" √ Ответом было молчание. Каждый знал о нём своё. Вано взял листок бумаги и своим удивительным каллиграфическим почерком вывел крупно: "провокатор". Показал написанное. Молча порвал у нас (Наталья Павловна и я с женой) на глазах. Сложил клочки в хрустальную пепельницу и поджёг. Это не кадры из безвкусного кино. Он больше ничего не сказал. Боялся произносить вслух┘ его телефонная трубка и "жучки" в стенах, конечно, слушали все шорохи квартиры круглые сутки┘

"Ты знаешь, я новую песню написал. Сейчас покажу. Не удивляйся. Для Института переливания крови. У них конгресс. Международный... Просили... очень┘ Сверху звонили... Это важно √ переливание крови. Я туда ездил специально┘ столько людей они спасают! Никто ещё не слышал. Сейчас, Наташку позовём, что моя КГБ скажет? Она главный цензор"! √ Не всякому по плечу такая шутка... Он усаживается за рояль, оборачивается ко мне, протягивает руку, растопыривает пальцы:

- Это разве руки пианиста √ это руки танкиста... один палец две клавиши нажимает... - Это он кокетничает слегка √ играет хорошо, чисто... а поёт! У него же настоящий оперный голос, баритон очень красивый, сочный, он когда в Московской консерватории учился по классу композиции у Бориса Шехтера и Николая Мясковского, его сманивали на вокальный факультет √ предлагали певцом стать (он в ранней молодости в Кукийское музыкальное училище в Тбилиси поступил по классу вокала!) √ так поёт, такие обертона, что стёкла в окнах резонируют... и песня хорошая. Мелодия, как всегда простая и доступная, и правда в его фразе музыкальной, и естественность, и стихи хорошие...

- А зачем Вам это, Вано Ильич, дорогой!... √ он хмурится...

- Я не думал, что ты такие вопросы задавать будешь! √ Он сердится. √ Люди просят, понимаешь? Работать надо. Люди просят √ помогать надо... знаешь, почему мои песни поют? Потому что я знаю, о чём люди думают, что хотят... я поэтому коммунист и Народный артист... я самый настоящий народный... вот смотри... Ленинскую премию получила... певица... мои песни поёт! Она получила, а я нет (в его голосе обида и горечь √ совсем по-детски)... а кто премии выдаёт...

- Вано Ильич, так Вы же сами в этом Комитете по Ленинским премиям!

- Нет. Не путай... пожалуйста... не везде Вано!..

Он по-детски обидчив, наивен, а порой даже кажется беззащитным... может, только и позволяет себе расслабиться перед близкими... я слышу в его рассуждениях что-то очень знакомое... Боже! Это же мама моя объясняет мне суть происходящего: "Идея-то хороша, а люди её, к сожалению, искажают, уродуют!"

Да. Да. "Мама, мамочка. Что же это за идея такая, что её можно так искажать и уродовать, что кровь рекой льётся? И кому она нужна, такая идея?" Но я не говорю этого Вано, это я говорю маме...

- Почему ты один приехал? √ Хмурится Вано. - Больше без жены не приезжай! Семья √ это счастье...

- Хорошо...

- Она должна знать, что мы пишем... народ должен знать... √ я не возражаю. Вано молчит. √ Бог не дал мне сына... если бы у меня такой, как ты был... у него на глазах слёзы...

Писать о близком человеке всегда непередаваемо тяжело, но это суть писательского ремесла: раскрывать душу, прежде всего свою. Это, наверное, о творческих людях: "на миру и смерть красна"┘

В один из вечеров обязательная встреча совпала с трансляцией хоккейного матча на первенство мира. У наших игра не шла. Они проигрывали... Вано смотрел телевизор, когда я пришёл...

- Сегодня работать не будем! Не могу! Ты посмотри, как они играют! Халтура! Если бы мы так писали, разве бы нас народ понял?... √ он расстроен до такой степени, что приходится вмешиваться Наталье Павловне:

- Вань, если ты не перестанешь нервничать, я этот е...ный телевизор на ....й выключу! √ Она любит выражаться по-народному, крепко и просто...

- Нет. Досмотрю этот позор... обязательно...

Матч кончается заполночь. Вано расстроен. Он долго молчит. Мы сидим в столовой за вечно накрытым столом огромного размера... Вано встаёт, молча уходит в кабинет и возвращается с толстой "общей" тетрадкой... раскрывает её и замедленно, выговаривая каждое слово, несуетно читает по-грузински...

- Я тебе сейчас переведу... это стихи мои... я ещё в Тбилиси писал. На втором курсе... и сонеты у меня есть... знаешь... ну, это потом... √ он начинает переводить, будто читает заранее приготовленный подстрочник... некую легенду гор, другой жизни, может быть, другой планеты... и мы забываем обо всём √ потому что это не баловство любителя √ это Стихи! И становится ясно, откуда у него придирчивость к каждому слову и слогу √ он и себе спуску не даёт, и чувство языка его не с неба упало √ это годы труда! √ Мы с тобой сделаем книжку... я уже звонил в издательство... московское┘ хорошее┘ добро получил... теперь надо книгу делать... будешь переводить... я им сказал... что ты переводить будешь┘ - он сразу всё определяет на практические рельсы┘

Неожиданностью своих решений не раз ставит в тупик.

"Почему я? Разве у него нет лучших переводчиков?" Но оспаривать его решения не всегда приемлемо - порой опасно. Сердится он темпераментно. Иногда зло. Не терпит возражений √ может, это от высокого кресла, в котором сидит...

Он сосредоточен, кажется, несколько отключился. Разговор идёт сам по себе. Но он всегда присутствует внутри его, и всё равно им руководит. Он прирождённый лидер, и, конечно, "продукт эпохи", как пишут журналисты, √ он не мог быть другим! Но┘ его деликатность, природная крестьянская хватка и понимание жизни дают ему возможность участвовать в диалоге, как бы с двух сторон одновременно. Он умеет "вычислить" интерес собеседника и никогда не давит его своим авторитетом и весом┘

Пример? Его разговор с Владимиром Заком. Я писал об этом замечательном музыканте, учёном, моём педагоге и друге┘

Звонок застал его дома... звонок самого Мурадели! И разговор запоминающийся. Не дословно, но близко к оригиналу воспроизвожу, беру на себя такую смелость, поскольку очень хорошо знаю и одного и другого.

- Дорогой Владимир Ильич, не удивляйтесь, это с вами говорит Председатель Московского Союза композиторов Вано Ильич Мурадели...

- Да... Вано Ильич... я удивлен, но внимательно Вас слушаю... √ отвечает Зак.

- Я приглашаю Вас к себе на работу, в Московский Союз... в качестве музыкального критика...

- Но... Вано Ильич... я ... я в детской музыкальной школе работаю... а критики... критики должны быть зубастыми...

- Дарагой! Паслушай... ты напрасно са мной споришь... я очень сильный, я гиревик, панимаешь, аба мне даже писал журнал "Здаровье", у нас адин такой в Союзе кампазитарав, мы с табой в разных весовых категориях... а то что в детской музыкальной школе работаешь √ очень харашо... значит детей любишь, значит, у тебя душа нежная, а мне нужны нежные критики... панимаешь?!. √ И вопрос был решен....

Талантливейший музыкант был поднят на то место, которое больше соответствовало его возможностям. Ведь в ДМШ он оказался волей судьбы, спасся там от власти в страшном 1951 году┘ а какой был не страшный?..

Я спорю с Вано Ильичём из-за слова, строчки. Он обижается, когда я упрямлюсь, а он переубедить не в силах, и вот чувствую, что ещё чуть┘ и поссоримся┘ отступаю┘ как он радуется! Да Бог с ним, с этим словом, сберегу до другого раза, в другую строфу вставлю┘ "Дружба и братство/ Дороже богатства┘" да, уж, конечно, дружба с самим Мурадели┘ в этом разливе мелодий, в этой не мерянной глубине чувства, куда тебя приглашают жить не ради праздности и ветреного транжирства┘ его фантазия по-детски непостижима, его планы реальны и грандиозны

Действительно... давайте процитируем самого Вано Мурадели, книгу "Из моей жизни"

"В 1913 году (Вано родился в 1908) в день окончания гимназии, мой старший брат Гиго пригласил к нам домой своих товарищей по учёбе. За дружеским столом Гиго предложил им послушать "Серенаду Дон √ Жуана" Чайковского".

- И знаете, кто исполнит Серенаду? √ обратился он к друзьям. √ Наш Ванечка.

Друзья удивлённо переглянулись. Ведь все знали, что младшему брату всего лишь пять лет. А Гиго продолжал:

- Хотя Ванечка говорит только по-грузински, он будет петь "Серенаду" на русском языке. И если в его русском произношении не всегда будет соблюдена точность, пусть дорогие слушатели будут снисходительны к юному певцу.

Гиго взял мандолину. Он превосходно играл на ней, хотя и по слуху.

Когда дебют маленького певца закончился, один из гостей спросил его:

- Слушай, кем бы ты хотел стать, когда вырастешь?

- А как называется тот человек, который придумал эту песню?

- Композитор.

- Вот я и хочу быть композитором.

Все рассмеялись.

Этот эпизод, героем которого, как вы уже догадались, был я, не раз рассказывала мне моя мать."

Придётся прибегнуть к ещё одной цитате. Очевидно, фигура Мурадели столь велика, что мне трудно одному описать её √ обычно я не прибегаю к цитатам. Вот, что пишет о Вано Ильиче в предисловии к книге воспоминаний и статей о нём его друг и руководитель Тихон Николаевич Хренников:

"Вано Ильич Мурадели... Имя √ значительное не только для истории, но и для сегодняшнего дня советской музыки.

Все, кто знал Вано Ильича, помнят: с юных лет этот пылкий музыкант был одержим искусством. Для этого композитора не существовало "избранных жанров". С равным увлечением он мог работать над симфонической партитурой, помогать режиссёру ставить свою оперу, дискутировать с поэтом-соавтором, какое слово лучше подобрать к данной песне."

Тихон Николаевич, несомненно, абсолютно прав, и его мнение авторитетно, но, наблюдая за Вано, могу сказать, что под конец жизни, во всяком случае, он больше всего думал об опере.

Выкраивая крохи времени на творчество, не отдыхая, а посвящая отпуск работе, работе композиторской, он всё время возвращался и мысленно и в попытках сочинять - начать новую оперу┘ он мечтал завершить трилогию┘ может быть, эта мечта не сразу пришла к нему, а по мере творческого движения┘ в последние годы она стала буквально всепоглощающей┘

"В 1940 году я задумал написать оперу "Чрезвычайный комиссар" (Либретто Г.Мдивани). Первая картина была сочинена в том же году, она передавалась по радио." √ Это пишет сам Вано Мурадели в своей книге. А дальше √ война, Ансамбль Военно-Морского Флота, демобилизация в сорок четвёртом, Вторая симфония┘ в сорок шестом опера была завершена, в сорок седьмом представлена публике в Большом театре под названием "Великая дружба". Что было дальше, читатель знает┘ постановление ЦК, ставшее знаменитым, где громили писателей и самых именитых композиторов Шостаковича, Прокофьева и Мурадели, его именно за оперу "Великая дружба"┘ обвинили в формализме! Они были великими музыковедами √ вожди пролетариата! Для того, чтобы стать ими им потребовалась безграничная власть и отсутствие совести┘ а дальше┘ покаяние композитора не спасло бы его (все каялись √ куда денешься), его спас талант, крестьянская сметка, интуиция √ он написал "Москва-Пекин", тогда ещё в самом разгаре была игра в великую дружбу с Китаем, написал и попал в десятку √ песня понравилась Главному вождю┘

Я не биограф Мурадели, рассказываю сейчас об общеизвестном, чтобы было понятно малоизвестное, чему был свидетелем, и неизвестное вовсе, о чём знали только он, Вано Ильич Мурадели, и я.

В начале пятидесятых Главный дирижёр Большого театра Самуил Абрамович Самосуд завёл с Мурадели разговор об ещё одной опере┘ она писалась долго, в основном из-за трудностей с либретто┘ создавалась с перерывами и откладываниями и готова была только в 1960, а на сцене Большого появилась в 1964 году. Опера "Октябрь" по хронологии событий шла впереди "Великой дружбы"┘ теперь, после двух таких огромных полотен, Мурадели почувствовал, что ему необходимо третье, в котором будет жизнь страны в сороковые, потом Великая Отечественная война, Победа┘ он стал искать соавторов, чтобы писать либретто...

Эта ниточка тянулась от мечты пятилетнего мальчика и привела к королю жанров √ опере! Он считал, что имеет право гордиться своим творчеством, что Народ признал его, но сам, в глубине души, как я могу судить по его многочисленным высказываниям, больше всего гордился своими операми, хотя достижения его значительны во всех жанрах┘

Вано стал искать либреттиста соавтора, потому что не мог не принимать участия в основном, что он считал обязан сделать, как композитор, - завершить трилогию. Он обращался ко многим своим соавторам-поэтам, к драматургам┘ очевидно, в этот момент появилась новая кандидатура √ не могу достоверно изложить ход его рассуждений, могу только предположить: молодой поэт, стихи его мне нравятся, я на них уже сочинял, я его вдохновлю, помогу с сюжетными ходами┘ что-то вроде этого┘

У Вано была замечательная способность доступно и просто излагать свои мысли, даже самые сложные творческие замыслы, он был нетерпелив, но упорен, и видимо чувствовал, что-то, что заставляло его спешить┘

- Хочу завершить трилогию┘ сообщил он мне┘ понимаешь, провести человека через все трудности и вывести в космос. √ Он восхищался космонавтами, космическими идеями┘недаром написал такие всенародные песни с поэтом Евгением Долматовским "Я-Земля", "И на Марсе будут яблони цвести"┘ ну, кто их не знал и не пел!? Да, это были настоящие "автобусные песни" по крылатому замечанию Исаака Дунаевского┘- я молчал, слушая рассуждения Вано, и нисколько не принимая это на свой счёт┘ - Почему молчишь? √ Удивился Вано. √ Не хочешь?

- Я??? √ Моему удивлению не было предела.

- Слушай! Работать надо. Понимаешь, работать надо┘ это будет опера о космонавтах┘ мы её назовём "Космонавты"┘ а концовка такая будет┘ они перед полётом приходят на Красную площадь┘ такая традиция у космонавтов, понимаешь?┘

Опускаю все собственные переживания. Не хочу высказывать и своё отношение к операм Вано Мурадели. Это когда-нибудь потом┘ речь совсем о другом┘ Вано мог заставить работать любого √ не насилием, а увлечь и повести за собой. Зажигательный его темперамент и неудержимая фантазия подгоняли и заряжали энергией √ с ним работать √ не заскучаешь, не поленишься┘ он уже буйно крупными мазками рисует картины, требует записывать идеи и эпизоды, он просит сценарный план┘ изо дня в день┘ но получается┘ месяц за месяцем┘ и┘

Но я не хочу писать оперу о космонавтах! Мне участвовать в этом деле не по душе┘ Бог с ней, с постановкой в Большом театре!.. Хотя лестно, конечно!.. Но я просто не готов писать оперное либретто. Не умею. Боюсь браться даже┘ страшные сомнения внутри и, наконец - объяснение┘ довольно бурное┘

- Вано Ильич, ну, зачем я Вам нужен?!┘

- Это как понимать? √ Вано начинает закипать, ведь разговор об этой идее идёт уже не один месяц! - Работать надо┘

- Я не писал никогда оперных либретто┘ я Вам только всё напорчу┘

- Слушай! Ты что! √ Он уже почти в гневе. - Работать надо! При чём тут не умею, не писал┘

- Давайте хоть кого-нибудь на помощь позовём!.. √ Упрямлюсь я.

- Какую помощь? Что ты говоришь!.. √ Вано уже не на шутку рассержен.

- У Вас столько соавторов┘ Винников, Крахт, Мдивани┘ - Я уже боюсь возражать, но не сдаюсь┘

- Знаешь, что я тебе скажу (он сердится), наклоняется близко-близко ко мне и произносит заговорщицким голосом: - Ты мне поэтический максимум, а я тебе прожиточный минимум! Понял? Поэтический максимум!.. √ Вано возбуждён и обижен┘- Мой пирог на три части не делится. Работать надо┘ - добавляет он сухо.

Он не успел. Готовый сценарный план остался у меня в папке. Я ждал его к себе в гости в подмосковный посёлок, где снимал на лето пол-избы у деда Дениса, который каждое утро, уже успев принять, выходил на берег Биссерова озера, плескавшегося тут же у забора, и кричал неизвестно зачем и для кого: "Меня Сталин сюда поставил озеро охранять! ...... мать!┘."┘ всё как-то перепуталось┘ почему, действительно, из кровавого сталинского месива выбились ростки величайших достижений и открытий космонавтики, почему именно о Космонавтах эта опера┘ и этот сторож, напоминающий о былом или тоскующий по нему┘ ему нужна эта опера, эта музыка?┘ он же - народ, о котором так печётся композитор┘

Вано просил не беспокоиться и не создавать уюта. Моя мама была в ужасе, как можно принимать такого великого человека в таком загаженном скотом дворе, Вано возражал мне по телефону, что вырос в крестьянской семье, в деревне и ещё не забыл, как держат вилы в руках┘ мы договорились, что после дома творчества на Рижском взморье, куда он выбрался отдохнуть в кои веки, он на несколько дней с Натальей Павловной √ прямо к нам в Биссерово, расставить все точки в готовом сценарном плане и┘ "Работать надо"!

8 августа я позвонил в Москву, и вернувшийся Вано сказал мне, что его приезд откладывается √ надо слетать в Сибирь, очень просили┘ секция "Военно-патриотической песни"┘ "На недельку, дорогой! И сразу к тебе. Не надо встречать. План дороги есть. Машина есть. Корзину еды наберу √ жди!"

Я ждал. 14 августа вечером сидел у воды и слушал по "Спидоле" вражеский "Голос Америки" √ "Сегодня ночью в городе Томске скончался знаменитый┘." Моё сердце сжалось в предчувствии беды┘ оно так и не распустилось до сих пор┘

Когда он умер, в Малом зале Дома композиторов поперёк лица Вано в галерее портретов знаменитых композиторов кто-то написал матерный неприличный эпитет┘ видно, наконец, набрался смелости┘ Вано был всесилен┘ его многие не любили... боялись...

Один мой друг, композитор, сказал мне вскоре после его кончины: "Я всегда не любил его┘ а теперь вспоминаю √ он мне столько добра сделал┘"

Его любимое произведение было "Горийские песни" на народные тексты и стихи Иоанисиани, Исаакяна, Овнатяна, Туманяна, Шираза┘ говорят, весь тираж этого сборника в 1948 году сожгли в каминах дома композиторов в Рузе┘ только в конце шестидесятых они возникли вновь в замечательном исполнении Сергея Яковенко┘ Когда Вано умер, на его сердце врачи нашли огромный рубец от перенесенного инфаркта, как они установили, примерно, сорок восьмого года, и отметили, что такую боль мог скрыть только могучий человек (никто тогда и не подозревал об этой его болезни) √ это была плата за перенесенные несправедливые унижения, он из неграмотной крестьянской семьи поднялся до вершин власти, боготворил эту власть и ненавидел её представителей: "Нам малым народам надо крепко друг за друга держаться, не то они (он поднимал палец вверх) нас сожрут! √ Так говорил он мне. √ А меня скоро разоблачат: посмотри, у меня в штате одни евреи работают. Одна не еврейка, так и та Флора Арамовна!"; когда он умер со мной перестали здороваться многие из тех, кто подобострастно уверяли в дружбе и публично это демонстрировали; когда он умер через месяц перестали исполнять его песни по радио, по телевидению, но они до сих пор не забыты людьми, значит, он был прав, а не сводившие с ним счёты; когда он умер, создали "Всесоюзною комиссию по творческому наследию Вано Мурадели", и меня включили в её состав... но она ни разу не собралась... когда он умер, обозначилось совершенно очевидно его высокое место в ряду выдающихся талантов, его современников┘ и долго пустовал его кабинет, по-моему, две зимы, √ замены не было┘ когда он умер, были сытные поминки┘ в его гостеприимном доме за тем огромным столом, где он обычно сам переписывал свои клавиры, выводя ноты таким каллиграфическим почерком, что невозможно было понять: это напечатано или написано чёрной тушью обычным пером, которое он макает в бутылочку, а перед тем каждый раз вытирает огромной, белоснежной, лежащей на этом же столе простыней; когда он умер, я так ничего и не взял себе на память, как предлагала по традиции Наталья Павловна, только пошёл в его кабинет, сел на его стул у рояля с открытой клавиатурой и долго сидел. Долго. На пюпитре стояли нотные листы с не разгадываемыми намётками мелодии, а на крышке две фотографии: слева в серебряной рамке портрет его мамы┘ справа в обычной снимок двух моих дочек.

Когда он умер, осталась непреходящая за столько лет(!) тяжесть утраты┘ И чувство обязанности рассказать о нём правду┘ что я и делаю┘ в очередной раз┘

август 2001 г. √ апрель 2002

ФОТОГРАФИИ ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА АВТОРА

Вано Мурадели

Вано Мурадели за работой

Мурадели, Свиридов, Шостакович

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

253643  2003-09-29 15:14:44 Oleg Soldatov /avtori/soldatov.html - Мастерски исполненная интереснейшая повесть о непростом человеке.

Copyright (c) "Русский переплет"