НЕВАЛЯШКА

Повесть

- Звонит девушка. Молоденькая, пишет стихи. Куда мне ее с ними направить? - спросила Марта, прикрыв трубку ладонью.

Марта вечно жалела авторов, особенно начинающих.

- В дурдом! - буркнул Никита. - Это лучше всего! Куда еще можно отправлять девушек, пишущих стихи в наше дурное время?! Кто этого не понимает?!

Марта засмеялась и посмотрела чересчур нежно.

- А если серьезно?

- Куда уж серьезней! - пробормотал Никита. - Серьезней не бывает... Туда ей и дорога! Объясни сие как-нибудь юной поэтессе.

Марта сделала чуточку возмущенный вид. Хотя в глубине души, не слишком темной и бездонной, видимо, полностью с ним согласилась. И в очередной раз с гордостью подумала о своем муже. Остроумный, мудрый, талантливый... Таких мужей поискать.

Никита лениво покосился в темнеющее окно. Какие могут быть стихи в век реформ, казино и покупки акций?

Стихи... Равно как и проза... Когда говорят - правильнее, трезвонят! - думские фракции и пустословят российские министры, музы молчат. А если даже этим несчастным покровительницам искусства и хранительницам творчества вдруг придет в голову выступить, кто станет их слушать? Никто. Поэтому незачем понапрасну сотрясать воздух и трепать голосовые связки... Зачем зря терзать и без того уже истрепанные нервы?..

Жизнь изменилась, а он, Никита, остался на ее обочине с открытым ртом, недоуменно глядя вслед новому, чересчур резвому веку, бодро топающему вперед, полному неожиданных поворотов и обогащенному свежими идеями. Дурачина он, простофиля... Идеи касались в основном одного - как поудачнее и побыстрее погубить и без того отлично гибнущую экономику страны.

У Никиты была совсем другая профессия. И его литературу, и журналистику уже давным-давно благополучно запросто погубили... Без особого труда.

Мрачная, пушистая, выдержанная в классических бело-черных тонах туча нежно окутала шпиль высотки напротив. Он с удовольствием сдался ее объятиям и словно поплыл вместе с ней в неведомые дали, отделяясь от своего здания, земли и бренного мира. Уходил на веки вечные...

Помнится, Нагибин тогда, вспомнив Стейнбека, предложил им, молодым и дерзким:

- Волчата, покажите свои зубы!

И они показали... Одни мило сидят дома в качестве альфонсов на шейках у вкалывающих за двоих жен и шумно, напоказ страдают, что их не публикуют. Другие подались в бизнесмены. Третьи - в рекламщики. Раньше это называлось - продажный журналист. Теперь именуется гордым словом - пиарщик. Русского синонима не нашлось. А кое-кто просто запил по-черному, обессилев от мук и тяжести невысказанных слов. Или сторожит дачи новых русских. Или уехал за рубеж.

Должности все завидные.

Ну, хорошо, а что им всем было делать?! Что?! Когда мир обрушился под ногами оказавшихся вдруг никому не нужными прозаиков и поэтов, а частные, обалдевшие от возможных чудовищных прибылей издательства требовали исключительно детективы и боевики с семью трупами на каждой странице?! В крайнем случае, любовные романы. Ни того, ни другого, ни третьего Никита не писал. И не представлял себя в этом новом мире. Не понимал, зачем он теперь живет, кто будет его читать и будет ли вообще...

"Покажите свои зубы..."

Орбит без сахара... Мы сделаем вашу улыбку неотразимой... Только паста "Блендамед"...

Как надоело...

Тогда в гостиной ЦДЛ они сидели вчетвером. Вместе с ним на Клуб рассказчика пришлепали Феликс, Лина и Валерия. Линка ковыряла затяжку на колготках, делая ее еще шире и больше, и хохотала, слушая рассказы великого писателя Алексея Прохорова, сделавшего журналистскую карьеру в Афганистане. Военный корреспондент - раньше это звучало гордо...

- Пахло распахнутым нутром, - повторяла Линка запомнившийся ей перл прозаика и снова хохотала.

Феликс безуспешно урезонивал ее, но народу в холодную ноябрьскую гостиную набилось так много, что Линкин нескромный хохот слышали лишь задние ряды, где они примостились. Валерия тихонько посмеивалась, пряча голову за спинами сидящих впереди.

Зубы... Кому и зачем их теперь показывать?.. Хотя в новом капиталистическом мире - это закон. Нагибин в то время ничего не знал о будущем, не мог знать, как и все остальные. Никто в те годы не сумел бы даже предположить, что произойдет со страной. Что случится с ними... В одночасье. Быстро и неотвратимо. Когда над страной громко прокукарекал 91-й...

Они были когда-то молоды и переполнены надеждами. Как все выросшие на этой Земле. Они твердо верили в свои безграничные нерастраченные силы и мечтали творить и создавать. Написать множество рассказов, повестей и романов. Они собирались выпускать книгу за книгой - известная раньше серия. Рвались вперед, к успехам... Нормальное здоровое честолюбие и уверенность в себе. Рвались и грезили... Но вырвались лишь за пределы своей власти и затормозились... Ушли куда-то в сторону... Зеленые иллюзии сменили окраску, резко пожелтели, как октябрьская листва, и сгинули, исчезли почти без следа. Осталась только горечь, как у больных холециститом. И по цвету похоже. Пресса стала напоминать протухший яичный желток - неслучайно противников принято забрасывать яйцами. Солнце покраснело от стыда за людей. Небо недобро усмехнулось и нахмурилось, земля взорвалась от внутреннего негодования, моря и океаны заклокотали...

- Юрий Маркович, - спросила в тот ноябрьский вечер нахальная Линка, вставая, - а как вы относитесь к женской прозе?

- Я ценю женщин за другие качества, - спокойно отозвался метр и внимательно осмотрел красивую в те далекие времена Линку.

Вся гостиная засмеялась. Прохоров не спускал с Лины глаз. Она его, кажется, вообще больше не видела. Пахло распахнутым нутром... Нет, это не тогда. Это теперь им благоухает вовсю. На всех перекрестках.

Нагибин старался как можно дольше не выходить из ресторана, хотя давно уже отужинал и насладился беседами с очаровательными дамами и друзьями. Потому что прекрасно знал - эти зубастые волчата, им же самим выкормленные, привыкшие нередко брать из его рук, тотчас набросятся на него и начнут совать в руки свои "бессмертные" творения. И будут вежливо, но настойчиво и слезно канючить:

- Прочитайте, Юрий Маркович...

Он почти никогда не отказывал. Но однажды все-таки сказал в Гостиной ЦДЛ:

- Я стар. И больше никому помогать не в силах.

Он не был стар. Он просто устал. И оказался абсолютно прав. Волчатам пришла пора приучаться к самостоятельности, а не виснуть кандалами на ногах мэтров. В то время молодых учили, пестовали, растили себе смену... Все правильно - нельзя получить хорошую футбольную сборную страны, если в каждом дворе мальчишки не будут увлеченно гонять мяч...

Как это было давно... Почти забыто... Теперь каждый живет сам за себя и для себя. Зато выросли беспощадная злоба и зависть друг к другу. Хотя эти чувства никто вроде бы не сажал, не растил, не поливал. Они и раньше тоже вырастали сами по себе, но тогда зависть казалась здоровой и творческой. Смешно... Может ли вообще быть такая?.. В любом случае, все в прошлом... Мэтры, любимые учителя, заботливые наставники... Да и чему могут научить молодых нынешние детективщики? Разве что лихим и крутым убийствам своих героев и стилистическим перлам, что раньше приводились как дикие фразочки на последней полосе "Литературной газеты". В те годы над глубокомысленным наблюдением о герое, увлеченном "поеданием цветной капусты", страна бы дружно посмеялась. Теперь она спокойно читает об этом "поедании" у великой прозаички и запросто переваривает. Пришли другие времена...

Да, редакторы в свое время слопали немало Никитиных нервов... Но теперь он искренне мечтал о тех редакторах, из его прошлой жизни... Куда они все делись?.. Ведь не умерли же оптом в одночасье?.. Не ушли стройными рядами на пенсию?..

Нагибин заставил Никиту понять, что такое профессионализм. Своим поведением. Тогда еще совсем юный, а потому бесконечно наглый Никита ходил по редакциям, таскал туда свои не слишком блестящие рассказы и возмущался, что его мало печатают.

- Опять не взяли?! - в очередной раз взвился он в редакции "Литературной России". - Да почему, в конце концов?!

И Феликс Самойлов, его друг, работавший там в отделе литературы, тоже молодой прозаик, вдруг спросил:

- А ты знаешь, что такое настоящий профессионал?

- Хочешь сказать, мы с тобой не настоящие?! - оскорбился Никита.

Он был крайне обидчив от природы. Хотя творческого человека вообще очень легко обидеть.

- Хочу, - вздохнул Феликс. - Вот слушай... Приходит к нам Нагибин, приносит рассказы, потом заглядывает через две недели... Я мнусь, жмусь - рассказы начальство не берет. А он говорит: "Вы мне даже ничего не объясняйте. Не подошли, значит, не подошли. Принесу другие". И все! Это Нагибин! А ты от меня вечно каких-то дурацких объяснений требуешь! Тебя в прозе бытовуха заедает. В общем, бери пример и учись!

Тогда Никита серьезно задумался.

Тогда... Как давно все это было... Неподражаемо-элегантный в бархатном пиджаке Юрий Маркович... Он удивительно целовал руки дамам - без всякого подобострастия и сексуальности, но столь выразительно, пленительно и красиво, как умел делать лишь он один.

Никита часто думал, что если бы он родился женщиной... Ох, как бы он потерял голову от мэтра!.. Хотя вот Валерия и Линка почему-то своих голов не теряли. Как давно это было - Гостиная ЦДЛ, Линка, усердно ковыряющая свои несчастные драные колготки, Валерия, неизменно спокойная и уравновешенная...

Почему она всегда такая ровная? - часто думал Никита. Почему?.. Ему страшно хотелось взорвать ее спокойствие, разодрать ее бесстрастность на клочки...

Валерия безмятежно улыбалась. Невозмутимая, как озерная гладь в безветренное утро. Только легкая рябь на воде... Улыбка казалась лишней на ее лице. Никита вообще не понимал, зачем она периодически, и даже довольно часто, скалит зубки. Раздражался на нее.

"Волчата, покажите свои зубы..."

Царствие вам Небесное, Юрий Маркович... Мы будем молиться за вас, хотя и знакомы-то почти не были, так, короткие встречи... Но всегда яркие и запоминающиеся. Бывает, что запоминаешь человека на всю оставшуюся жизнь, встретив и поговорив с ним всего лишь пару раз. А бывает - беседуешь и видишь чуть ли не каждый день, вот только запоминать почему-то эти встречи сильно не хочется...

Недавно курсом отмечали тридцать лет окончания журфака.

Засурский церемонно и красиво целовал руки своим бывшим студенткам, живо напомнив Нагибина.

Пришел Витя Анпилов. Ну да, их бывший сокурсник. А что такого? Вместе учились... Давал интервью бросившимся к нему со всех ног студентам, готовящим передачу для телестудии факультета. Бывшие девчонки-сокурсницы стояли рядом и со смехом тыкали Витьку в бока пальцами, перецелованными деканом. Виктор ласково отмахивался и смеялся, успевая произносить страстные речи прирожденного трибуна. Смущенная девушка, берущая интервью у самого Анпилова, видимо, первый раз в своей едва начавшейся корреспондентской жизни, нервничала и робко умоляла бывших Витькиных сокурсниц:

- Дамы, вы, пожалуйста, по одной...

- Что по одной? - хохотали бывшие девчонки. - Щекотать его? А нам вместе веселее!

- Мне тоже с вами надо поговорить! - жалобно просила еще не поднаторевшая в общении со знаменитостями девушка.

- Ладно, - покладисто соглашались бывшие сокурсницы. - Обязательно... Мы вам расскажем о себе всю правду, ничего не утаим. Спрашивайте - отвечаем... - И снова демонстративно-показательно липли к Виктору. - Витюша, как мы тебя любим! Как соскучились!..

Анпилов усмехался и подписывал всем желающим свою книгу. Все-таки он молодец. Человек, озаренной одной идеей и отдавшей ей всю свою жизнь, не может не вызывать уважения. Даже если ты совершенно не разделяешь сути чужого мировоззрения.

Потом слушали поздравительные речи декана и профессоров и фотографировались всей шумной радостной кодлой возле памятника Ломоносову. На фоне Ломоносова снимается бывший курс тридцатилетней давности...

Прохожие останавливались за оградой и оттуда с интересом смотрели на живого Анпилова - харизматическую личность! - в кругу каких-то незнакомых людей. Показывали его детям.

- Витя, скажи речь народу! Он жаждет! - с хохотом подначивали бывшие девчонки.

Виктор отмахивался.

- Я сегодня встречаюсь с друзьями! Какие там речи?

- Но люди об этом не знают! - смеялись друзья.

Потом все дружно, организованной толпой, двинулись по бывшей Герцена к зданию ИТАР-ТАССа, где сняли зал ресторана. И встречные снова останавливались в недоумении, указывали на Анпилова пальцами и думали, что лидер рабочей партии вывел своих соратников на очередную тусовку.

- А чего же вы, ребятки, нынче без флагов вышли? - спросила бабулька с сумкой.

- Так получилось, - глубокомысленно ответила Валерия.

Был холодный июнь 2003-го. Хотелось поскорее добраться до ресторана и выпить. Здорово напиться, отключившись на время, забыть о своих проблемах, почти изглодавших душу и скушавших мозги. Эти вечные сложности, затруднения, закавыки... Они ненасытны, зубасты и зловредны. И деваться от них некуда, можно лишь отвлечься на короткое время. Всего только на время... Но и это прекрасно.

Валерия безмятежно и бесконечно улыбалась. Что она всю дорогу лыбится?! Проповедует самый лучший и беспроигрышный жизненный девиз - а нам все равно...

Счет их жизней шел уже не на годы, а на месяцы, и, вероятно, даже на часы... Кто этого не понимает?!

Наступал возраст, когда женщины уже не хотят, а мужчины уже не могут. Увы... Время списанных в архив чувств и страстей...

Хотя бывшие девчонки выглядели волшебно, просто великолепно... Подкрашенные, подмазанные, подшлифованные... Кто даст им их заслуженные полтинники?! Зато ребята здорово сдали и сильно проигрывали, особенно рядом с бывшими сокурсницами. Что же мы так подкачали?.. Никита с досадой вздохнул. Мальчишки - седые, изрезанные морщинами, лысеющие, с округлыми животиками, излишне бодро и навязчиво выпирающими из-под брюк... Ребята-сокурсники стали даже трудно узнаваемыми, за редким исключением.

Впрочем, Никита до сих пор пытался чувствовать себя молодым, несмотря на плешину. Получалось плохо. Возраст насмешливо давал о себе знать не столько глубокими бороздами на лбу и щеках, сколько упорным нежеланием тусоваться. А еще стремительно уменьшающимся год от года количеством друзей. Нет, они не так уж часто умирали. Просто переставали быть друзьями, уходили куда-то в сторону, в свои дела - читай, в добычу денег! - и семьи. И это было страшно, отдавало до конца не распробованной и пока неведомой горечью и настораживало, как тревожит и болит любая потеря.

Но ныне правые партии - те, что всегда правы! - с нетерпением ждут, когда Никитино поколение вымрет и не стесняются во всеуслышание заявлять об этом. Люди старше пятидесяти все равно не вписываются в стихию рынка, поэтому, говорят наши российские правые силы, мы их не учитываем, сбрасываем со счетов.

Но Никита, запросто якобы сброшенный со счетов, как с паровоза, летящего вперед, попытался выжить в этой взбалмошной, сильно разыгравшейся стихии рынка. Как умел. Как получилось. "Волчата, покажите свои зубы..."

Вечная вам память, Юрий Маркович... Вам по-настоящему повезло не дожить до момента, когда тебя вычеркивают из жизни исключительно по возрастному признаку. И дальше тебе жить бесполезно. Ты лишний в этой стране, именуемой твоей родиной. Другой у тебя нет и никогда не будет. Не дано. Она всегда в единственном числе. Да и зачем тебе другая? На кой ляд?!

В маленьком зале ресторана Линка неожиданно резво устроилась возле Никиты. Кто ее звал?.. Феликс - ему удивительно шла модная нынче небритость третьей свежести! - усмехнулся и сел с другой стороны приятеля. Рядом с Феликсом меланхолично опустилась на стул Валерия. Вся честная компания опять в сборе... Словно много дет назад...

Как же давно это было: Гостиная ЦДЛ, нервная Линка, от рвущегося на свободу волнения усердно ковыряющая свои несчастные драные колготки - что она в них вцепилась? - гладко причесанная Валерия, всегда спокойная и уравновешенная... Рассказы вслух, клубящиеся писатели, дым коромыслом "по вечерам над ресторанами"... Нагибин в бархатном пиджаке... Царствие вам Небесное, Юрий Маркович...

- Кит, я давно тебя не видела, - сказала Линка, склонившись к уху Никиты и возбужденно постукива�