Рассказы
07 мая 2012 года

По-людски

рассказ

- Надо одну бабку отнести, - сказал Саня. - Поможешь?

Был месяц май, светило солнце, и на улице стояла такая благодать, что даже помоечные кошки не вызывали привычного раздражения. Хотелось любви и пива и совершенно не хотелось никуда никого носить.

- Вовкину, - пояснил Саня. - На Щуровское.

Вовка был нашим общим знакомым, работал шофёром на заводском "Икарусе", выпивал умеренно и был уже третий раз женат. Хороший парень. Свой, как говорится, в доску.

- В ней весу как в овце, - продолжал уговаривать мой давний товарищ. - Да мы с тобой вообще только крышку понесём. Сам гроб другие алкаши потащат.

Вообще-то, на этот намёк - " другие" - можно было и обидеться, но, повторяю, солнце, благодать... Да и какой смысл обижаться на сермяжную правду жизни?

- Тем более, что ты в отпуске, делать всё равно нечего, меня тоже с работы выгнали, - продолжал он с непонятным упорством. - Ну, чего?

Я молчал. Действительно, отпуск... Картошку, что ли, посадить? И опять вопрос: зачем? Затем, чтобы есть. Есть, чтобы пить... пить, чтобы жить... жить, чтобы... Философия!

- ... а прямо с кладбище - на поминки. Вовка в "Зеркальном" зал снял на два часа. За два часа-то - о-го-го! (Чего "о-го-го"?) И вообще, когда ты ещё в "Зеркальном" побываешь?

"Зеркальный" - это ресторан. Считается одним из самых дорогих в городе, поэтому ходят туда исключительно жулики или очень ответственные лица. Для поминок - скидка. Двадцать процентов.

- Значит, завтра в два, у морга, - совершенно правильно расценил моё молчание Саня. - Ты только это... чего-нибудь тёмненькое надень. Не на свадьбу же, сам понимаешь...

На следующий день, без пяти два я подходил к городскому моргу. Саня был уже там, Вовка - тоже.

- Я же сказал: придёт! - почему-то обрадовался Саня, обращаясь к Вовке. Вовка кивнул: конечно, придёт. Он всегда приходит. Чего ему не приходить-то?

- А чего, мы втроём, что ли? - спросил я. - Больше никого не будет?

- Справимся, - успокоил меня Саня. - Бабка худенькая. Не тяжелее овцы.

( Далась ему эта овца! Можно подумать, что он когда-нибудь таскал этих самых овец!)

Лицо покойной было похоже на сморщенное печёное яблочко, только что вынутое из духовки. Саня не обманул: бабка была действительно маленькой и худенькой, чего не скажешь о гробе, внушительный вид которого вызывал робость и почтение. В таких произведениях ритуального искусства принято хоронить или заслуженных бандитов, или номенклатурных персон среднего и выше рангов.

- Фанерных не было, - пояснил Вовка. - Пришлось этот брать, из досок. Между прочим, мейд ин Италия.

Мы с Саней с уважением уставились на иноземную домовину.

- Сколько же стоит? - спросил Саня.

- Нормально стоит. Для бабки - не жалко. Хорошая была. Сколько раз я у неё по молодости деньги занимал - и каждый раз без звука. Иногда и без отдачи - а она и не спрашивала. Жалистная старушка. Всех жалела.

- А чего это она улыбается? - шёпотом спросил Саня, подозрительно глядя на покойницу.

- Я откуда знаю? - равнодушно пожал плечами Вовка. - Да ей-то уже всё равно. Ты может, тоже улыбаться будешь. В своё время.

Саня, обидевшись, набычился. Хотел что-то сказать, но Вовка толкнул меня в бок: давайте, берёмся. Некогда бабкину улыбку обсуждать. Чай, не Мона Лиза.

Мы схватились за края. Общий вес груза тянул на целую отару.

- Из сырых, что ли, сколачивали? - закряхтел Саня. - Халтурщики. А ещё иностранцы. Жулики!

-Сейчас самый сезон, - пояснил Вовка. - Гробы влёт идут. Мне один знакомый доктор из Белоомута рассказывал, что у них каждое лето прямо на огородах старики и старухи дают дуба каждую неделю. Полют какие-нибудь грядки - и тырь! Прямо носом в огурцы. Солнечный удар. Сливайте воду.

- Так что смотри! - почему-то предупредил он Саню. - Будешь огурцы полоть - особо не увлекайся. А то запросто.

- Чего запросто-то? - опять запетушился Саня. - Чего всё я-то?

- А то и запросто. И даже понять ничего не успеешь, как уткнешься.

Наконец, мы затолкнули гроб в машину.

- Перекур - и поедем, - решил Вовка и достал из сумки бутылку.

- Жарко... - малодушно колеблясь, сказал я. Мужики посмотрели на меня с непониманием и удивлением.

- Делов-то... - пожал плечами Саня. - А помянуть надо. По глоточку. Чтоб всё по-людски.

Аргумент был железобетонно непробиваемым. Я взял в руку стакан. "Глоточек" оказался граммов на сто пятьдесят, не меньше, но в такой момент - и мелочиться? А Вовка жадным никогда не был, всегда наливал щедро, от души.

Из кустов, что росли вокруг морга, вынырнул вполне определённой социальной принадлежности тип. По его ищущему взгляду было понятно: желает помянуть. Вовка налил и ему. Тот выпил и, ничего не говоря, ускакал обратно в кусты.

- Ты всем-то не наливай, - дружески предупредил Вовку Саня. - Такие ухари здесь специально с самого утра пасутся.

- Да ладно! - легкомысленно отмахнулся Вовка. - Жалко, что ли. Пусть освежится. Тоже человек.

Саня хмыкнул. Он был сторонником справедливого распределения жизненных благ и презирал иждивенцев.

У подъезда стояли три тётки в тёмных платках. У них были неприязненно-тревожные взгляды. Чем-то неуловимым они напоминали солдат, готовящихся заступить в почётный караул.

- А где мужики? - спросил Вовка. Одна из тёток (оказалось, бабкина племянница) злобно фыркнула.

- Я бы таких мужиков... Похмелились и смылись. Сказали: пивка попьём. Уже минут двадцать как нету. Тоже мне, наняли... - и захотела сказать очень неприличное слово, но другая тётка её вовремя одёрнула.

- И чего делать? - растерялся Вовка.

- Чего... Хоронить, чего! Не назад же везти!

- Да здесь мы, - раздалось робкое из-за грузовика. - Раскудахталась... Уж и пивком не освежись...

- Где вас черти носят? - набросилась на них тётка.

- Сказали же - по пивку...

- "По пивку"... - фыркнула тётка. - Знаю я ваше пивко! Успеете ещё нажраться-то!

- Ты чего, мать? - опешил любитель пива. Он явно не ожидал такого напора.

- А ничего! По-людски надо себя вести, поняли?

Алконавты, осознав своё социальное и общечеловеческое ничтожество, засмущались.

- Ну, чего ты, мать, разгунделась-то? - примирительно пробормотал один из них. - Лопаты где?

- Какие лопаты! Сейчас батюшка приедет. Отпеть надо. Чтоб всё как у людей.

- Так Сергевна вроде партейная была...

- Кто?

- Сергевна.

Тётка энергично повертела пальцем у виска.

- А закапывать мы сами будем? - догадался я.

- С чего ты взял? - спросил Вовка.

- Этот алконавт сказал: лопаты...

- Слушай больше. Не, - и он мотнул головой. - Там свои. Специальные.

- Зарабатывают - будь здоров! - завистливо вздохнул Саня. - У меня сосед хотел устроиться - хрен наны! Очередь! И, что удивительно, не пьют.

- Ага, - охотно согласился я. - За себя льют. Чтоб могильщик да не пил...

- Я тебе говорю! - закипятился Саня ("Я тебе говорю!". Он говорит! Мать моя женщина, какой авторитет!). - За место держатся, поэтому и опасаются!

- А если зимой? На морозе?

- На морозе, конечно, можно, - подумав, согласился Саня. - На морозе - для сургеву. И для профилактики опять же. На морозе без водки много не накопаешь.

Он знал, что говорил. Был большим специалистом.

- А сейчас на кладбище можно участок впрок купить, - продолжил он. - А чего? Логично! Ты ещё живой-здоровый, ещё бегаешь-сопли жуёшь, а участок тебя уже дожидается. У меня один знакомый целую сотку купил.

- Куда ему сотка-то? - удивился Вовка.

- Говорю же - впрок! На себя, жену, детей, внуков, родственников.

- Целое общежитие!

- Семейное захоронение, - поправил Саня. - И очень удобно.

- Когда крякнешь, тебе везде будет удобно, - философически заметил Вовка. - Хоть в общаге, хоть в овраге.

- А у меня сосед, Прохоров Василий, себе памятник впрок сделал, -вспомнил я. - Ему там всё написали: и имя-фамилию, и дату рождения и даже чёрточку. Только дату смерти не поставили, потому что он в то время ещё живой был и даже выпивал регулярно. А когда помер, тут же родственники налетели, то-сё, суета-маета, похоронили, а памятник так без даты смерти и воткнули. Вот он теперь и лежит без этой даты. Как вечно живой.

- И к чему ты это рассказал? - прищурился Саня.

- А к тому, что не всё надо впрок делать. Когда-то надо и обождать.

Кладбище находилось в сосновом лесу. Пока мы шли от дороги до могилы, где-то впереди не переставала куковать кукушка. В этом неутомимом куковании можно было усмотреть глумление над здешними погребёнными.

- Песок, - сказал Саня, когда мы добрались, наконец, до места. - Для покойника самое оно. Долго не тухнешь, и червяков нет.

Стоявшая рядом толстая бабища, услышав эти слова, шарахнулась от него, как от чумового.

- А ты откуда знаешь? - спросил я.

- Рассказывали.

- Кто?

- А тебе лишь бы к словам прицепиться! - неожиданно рассердился он. - Умные люди!

-Живые?

Саня обиделся.

Неожиданно откуда-то справа грянул ружейный залп. Кукушка замолчала. То ли испугалась, то ли попали.

- Военного закапывают, - уверенно предположил мой неугомонный товарищ.

- Закапывают собак.

- Опять цепляешься! - вспыхнул он. - Не надо было тебе у морга наливать.

- А ты и не наливал.

- Конечно. Не меня же забирали.

Я непонимающе посмотрел на него. Саня сделал вид, что этого взгляда не заметил.

Стол в ресторане был уже накрыт. По обычаю мы вымыли руки. Официанты, согласно ситуации, изображали неторопливую деловитость и почто родственную участливость.

- О, сервюжинка с хреном! - Саня от удовольствия даже языком прицокнул. - Интересно, сколько стоит?

- А тебе что за дело? - сказал я. - Платить, что ли, собираешься?

- Интересуюсь. Под такую закусь можно и литрушечку запросто уговорить.

Справа сидели три старушки одинакового возраста.

- Отмучилась Сергевна... Ваську-то скоро выпустят?

- Год ещё... Если по этому... как она говорила... условному-досрочному. Это ведь он денег-то прислал. Ну, чтоб гроб хороший, ресторан.

- Откуда же взял? - удивилась одна из них. - Где ж в тюрьме заработаешь?

- Так он не простой вор а этот... ну, который ихний главный... Тиливизер смотришь? Вот там всё как здесь. Только у нас сберкасса, а у них - тоже. Называется "общак". А он, Васька, там популярный... не так - авторитетный... Какой уже раз-то? Третий?

- Четвёртый. Первый раз его ещё маленьким посадили. Он тогда бельё у Моисеихи скрал. Шустрый был. Зачем ему бельё? У ей же трусы пятьдесят восьмого размера.

- Ну вот! Четвёртый! А ты говоришь!

- Я?

- ...да у неё все ребяты непутёвые. Что Васька, что Витька, что Верка. И внук вон, Вовка... - и все трое, как по команде, уставились на Вовку.

- Здоровый бугаина, только и знает, что женится...

- Зря ты, Матвевна. Хороший парень. В баню ходит.

- А как идёт из этой бани, то морда - во! Чего они туда, мыться, что ли, ходют? Мыться и ванна есть. Водку они туда ходют хлебать. Всё никак не нахлебаются...

- А кем она была-то? - спросил я Саньку.

- Кто?

- Бабка вовкина.

- Кем... Бабкой, кем... Дома сидела, щи варила. Ей ведь уже под девяносто.

- Что ж она, всю жизнь щи варила?

- Работала, конечно... Кажется, в стальнухе на машиностроительном.

- Да ладно трендеть! Там и мужики-то долго не выдерживают!

- Может, нормировщицей какой... Не на самих же печах! Она чего тебе, Стаханов, что ли?

- При чём тут Стаханов?

- Ну, он же был герой-передовик!

- Стаханов шахтёр, а не металлург.

- Да какая разница... Что там валдохвай, что здесь потей...

В ресторане мы пробыли около часа. Выйдя на улицу, закурили. По-прежнему ярко светило солнце. Наверное, грустно в такой день помирать. Впрочем, жизнь всегда лучше смерти. При любой погоде.

- Хорошо отметили, - сказал Саня и тут же поправился, -... И проводили, и помянули. По-людски. Так и надо.

- Чего надо?

-Чтоб по-людски. Это - главное. Чтоб не как собаку.

"Мне П такуя!"

миниатюра

Витька Спиридонов терпеть не мог песню про "ах какуя женщину, мне П такуя!". Он вообще не любил песен про озабоченных, а вот про "такуя" просто ненавидел - и словно в издёвку, её каждый час крутили по заводскому радио, в перерывах между заводской и городской информациями. В такие моменты Витька даже глаза закрывал и мысленно представлял, как радостно лупит этого противного, тоскующе-приторного певуна разводным ключом по его набриолиненной певческой голове. Певун представлялся ему рыхлым, жирным, с тройным подбородком, маленькими, проныристыми, поросячьими глазками и блудливой котовской мордой. Очень достойный тип для разводного ключа! Лучше и не надо! Витька повидал таких, когда служил в армии, при штабе округа. Те, правда, не пели. Те молча воровали. А когда для сброса напряжения всё же нажирались, то исполняли хором песню про мужественных офицеров из одноименного фильма с Юматовым и Лановым в главных ролях. В такие моменты, эти обожравшиеся заворуны в погонах наверняка представляли себя действительно этими самыми мужественными защитниками Родины. В общем, выглядело это до того комично, что даже смеяться не хотелось.

Сам Витька после армии вернулся на родной тепловозостроительный завод, и сейчас у него был уже пятый токарный разряд. На работе его ценили, уважали и боялись, что уйдёт: токари в наше время - на вес золота, а хорошие, серьёзные, с высокими разрядами (а пятый - это высокий. Выше только шестой) - вообще в цену бриллианта. Витька это, конечно, знал, и хотя уходить никуда не собирался, но научился многозначительно хмурить брови и при разговорах с начальством так же многозначительно поджимать губы. Да, времена изменились, причём самым недиковинным образом, и если раньше работяга угодливо ломал шапку перед тем же начальником цеха или даже выше, то сейчас, наоборот, те вежливо-угодливо поддакивали этому "гегемону-пролетарию". А куда денешься? Начальников-то как собак на помойке, а настоящих работяг раз-два и обчёлся. И если начальник, потеряв своё тёплое место, ещё здорово почешется, прежде чем найти другое, такое же "тёплое", то за нормальным работягой (только свистни!) сейчас очередь из тех же начальников выстраивается. Соблазняют и жильём, и всякими льготами, а про зарплату и говорить нечего - горы золотые наобещают, и - главное! - редко кто обманывает, потому что нет никакого резона: работяга тут же пошлёт тебя на три известные буквы, и в другое место уйдёт. И сиди тогда, соси лапу за такой опрометчивый, совершенно непродуманный шаг.

Впрочем, всё это бытовая лирика, и форсил Витька больше именно для этого самого форсу, потому что цех свой он любил, здешних ребят-товарищей тоже, а начальник цеха Иван Назарыч был мужиком хотя слегка и нудноватым, но всё-таки правильным и почти непьющим, что во все времена было для русского мужика большой редкостью. Нет, всё было бы нормально и просто замечательно, если бы не эта моментально портившая всякое благостное настроение "озабоченная" песня...

Серёгу Цыпляева он встретил случайно, в привокзальной пивнушке, куда время от времени заходил "освежиться" после рабочей смены. Витька увидел впереди в очереди знакомую плешь с аккуратно постриженными рыжими волосами на висках и нижней, ещё не оплешивленной части затылка и сразу узнал: ну, конечно, Серёга! Вот уж действительно "сколько лет, сколько зим!".

Знакомы они были давно, ещё с босоногого детсадовского детства, и в школе учились в одном классе, а вот после школы их пути разошлись: Витьку загребли в армию, а Серёга армии сумел счастливо избежать, поступив в местный педагогический институт. После возвращения Витьки из "непобедимой и легендарной" прежняя дружба у них почему-то не заладилась, хотя при редких случайных встречах они по-прежнему хлопали друг друга по плечам и даже обнимались. Серёга - это Витька узнал случайно и совсем не от него - сейчас работал на их заводском радио и, опять же по слухам, занимал там какую-то хотя и не самую крупную, но всё же начальственную должность.

- Здорово, Серёга! - нарочито громко и нарочито весело крикнул Витька. Серёга, ещё не повернувшись к нему, вздрогнул спиной. У него ещё с детства была такая трусливая привычка: вздрагивать, когда его неожиданно, а к тому же и громко окликали.

- Да ты не узнал, что ли? Это я, Витька!

- А, это ты... - на серёгином лице мелькнула тень непонятного разочарования. - Здоров, здоров... сколько, как говорится, лет...

Расположились в углу. Серёга выглядел благородно утомлённым, как и полагается творческой личности по окончании рабочего дня.

- С бодуна? - напрямую спросил Витька.

- Кто? Я? - благородно возмутился Серёга. Дескать, это вы, заводские работяги, пьёте не просыхая, а я хотя и вынужден трудиться вместе с вами на одном предприятии, но, тем не менее, человек интеллигентный, член общества. Мне с бодуна быть не положено.

- Серёг, вот я каждый день слушаю наше заводское радио... - начал Витька.

Серёга, услышав это лирическое признание, иронично хмыкнул: дескать, слушает он! Надо же! Делать тебе, Витя, не хрена, если слушаешь всякую лабудень...

- ... и вот ты мне скажи, - продолжил Витька, вроде бы и не замечая этой иронии. - За каким вы эту поганую песню постоянно крутите?

- Какую?

- Такую. Про "мне П такуя!". Неужели у вас нормальных нет?

- Если крутим, значит, рейтинг, - непонятно объяснил Серёга и шумно отхлебнул из пивной кружки.

- Понятно, - кивнул Витька. - А если по-русски?

- Значит, пользуется у слушателей устойчивой популярностью.

- Тогда и слушатели ваши такие же уроды, как и вы сами! - усмехнулся Витька. Его всё-таки задела эта показушная серёгина заносчивость.

Серёга согласно кивнул: а кто же ещё? Конечно, уроды! Вроде тебя.

- И долго вы это... Долго вы её ещё крутить собираетесь?

Серёга пожал плечами: а я откуда знаю? Как исчезнет этот самый рейтинг, так и перестанем.

- И вообще, Вить... - и Серега опять иронично усмехнулся. - Ещё Чехов сказал, Антон Палыч, что Россия - страна казённая. В ней возмущаться бесполезно.

- Ну, и к чему ты мне это сказал? - всё же обиделся Витька.

- А к тому, что никого твои претензии и пристрастия совершенно не чешут. А то ишь ты, "не нравится мне!". Да мне, может, много чего у нас не нравится - и чего? Кого это чешет, кроме меня?

Пару минут постояли молча, отхлёбывая из кружек и смотря через окно на улицу.

- Серёг, а вот скажи... - и у Витьки загорелись глаза. - А есть у вас такая? - и негромко напел. - "Скакал казак через долину, скакал в неведомы края...". Есть?

- Надо в музыкальной картотеке посмотреть, - ответил Серёга. - А зачем тебе? Нравится, что ли?

- Ага, - признался Витька. - Нравится. Очень. Её ещё мой дед покойный пел. Во песня, а Серёг? Ни с каким "мне П такуя" не сравнить.

- Да чего ты приканителился к этому г...ну? - усмехнулся Серега. - "Мне П такуя, мне П сякуя!". Плюнь и разотри! Делов-то!

- Да я пробовал, - сказал Витька. - Не могу. Пристала как репей.

- Это уже не репей, а чирей! - заржал Серёга. - Мне бы твои, Вить, заботы!

Они вышли из пивнушки. Начинался легкий летний тёплый дождь.

- Надо в выходные в Бояркино съездить, - сказал Витька. - Теперь грибы должны пойти. Не желаешь?

- Если только в воскресенье, - ответил Серега. - В субботу работаю. Записываем молодые заводские музыкальные таланты... - и вздохнул. - Все поют, все пляшут - никто работать не хочет... Ты как насчёт воскресенья?

- Договорились, - согласился Витька.

- Тогда я тебе в субботу вечером позвоню. Телефон прежний?

- Прежний.

Они пожали друг другу руки и разошлись. Сквозь тучи неожиданно выглянуло весёлое летнее солнце.

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

302075  2012-09-24 18:54:20 Валерий Куклин - Та же история, что и с предыдущими "рассказами" - бытовщина и натурализм захлестнули зарисовку, в которой самое главное - это авторское резбюме, как в басне: "Чтобы по-людски". А в области эстетической рассказ работает по принципу, высказанному автором в самом начале: "стояла такая благодать, что даже помоечные кошки не вызывали привычного раздражения". По сути, это - лейтмотив первого из двух произведений. Так и хрочется сказать: типичных для лауреатов конкуросов милиции-полици. Только тут - про смерть, про похороны и про выпивку. Интересно, что автор - врач. Тоже явление для русской литературы типичное. Но бывают врачи-писакетели типа Чехова либо Булгакова, Аксенова, а бывают типа этого вот или ресторанного Розенбаума. Если бы не последняя фраза первого "рассказа", сказал бы, что все пошло.

302077  2012-09-24 18:58:01 Л.Лилиомфи - по поводу / "ах какуя женщину, мне П такуя!" -- Уважаемый А.Курганов, дочитал до конца, но интриги нет. Всё как-то устаканилось. Старые приятели опять нашли общий язык, хотя и в разных социальных ячейках нынче трудятся. Конфликт как-то рассосался. Так бывает в жизни, конечно, но стоит ли всё подряд стенографировать из того, чему автор был свидетелем. Похоже, на этот раз - холостой выстрел. Художественного попадания, к сожалению, не получилось. Но в качестве тренинга сгодится.

302083  2012-09-25 09:08:48 Алексей Курганов - На комментарий г-на Кукина к рассказу ╚По-людски╩. Ей-Богу, нравятся мне такие комментарии! Написано зло, жёстко, хлёстко, с хамоватинкой, и, главное, с ДУШОЙ! Чувствуется: ЗАЦЕПИЛО человека! Чего литературному сочинителю и надо! А теперь - по сути. Вы, г-н Кукин, конечно, эстет, ╚противник насилия в быте╩, если на толчок идёте, то - никаких газеток, только туалетная бумага! Уважаю и не в претензии. Каждому, как говорится, своё (╚одному арбуз, другому свиной хрящик╩. Один пишет высоким слогом и о высоких материях, другой царапает непритязательные записочки о босяках, канавах и помойках. Лично мне не привыкать к обвинениям в ╚мелкотравчатости╩ и ╚бытовухе╩ - что ж, знать, именно в них и есть моё, пользуясь высокопарным слогом, сочинительское предназначение. Честно говоря, и не хотел сначала вам отвечать, потому что нет предмета для спора, но вы затронули мою профессию, затронули в обидном для меня ключе а это серьёзно. Хотя при чём тут Антон Павлович и Михаил Афанасьевич? Кстати, не напомните, кто сказал, что ╚каждый урод найдёт свою половину каждый текст найдёт своего читателя?╩. Так что мой вам дружеский совет: не касайтесь тех профессий, в которых ничего не понимаете. Это уже попахивает чванством, а чванство всегда смешно. Честь имею!

302084  2012-09-25 11:13:15 Л.Лисинкер - Прошу прощения, уважаемый Автор. Вопрос: "Это замечательное высказывание, чисто медицинского толка?" -- ╚каждый урод найдёт свою половину" -- Не совсем корректно по отношению к оппоненту. Но может быть я неправ. С полным почтением, Л.Л.

302087  2012-09-25 14:33:56 Куклин - Вы зря окрысились, Алексей Николаевич, да и на личности перешли без всякого на то повода. Речь шла о продукте вашего творчества, который вы выставили на наш суд, как мне думается, вовсе не для того, чтобы мы визжали от восторга и удовлетворяли ваше честолюбие хвалебными словесами, а чтобы каждый из прочитавших ваши "рассказы" отозвался душой на него и вынес СВОЕ, а не подсказанное вами суждение, дал бы профессиональную оценку качества вашей прозы. Я высказал свое мнение, Лазарь Шлемович - свое, а кто-то промолчал, хихикая в тряпочку, аргошка позабавился, читая ваши истерические филиппки, а вы в ответ предпочли не задуматься о сказанном нами, а обидеться и позволить себе говорить в ответ гадко. Мне же вас искренне жаль. Потому что, как вижу, ваши тексты никогда не анализировали ни профессиональные критики, ни профессиональные литературоведы. Вас высоко ценят профессиональные полицаи - и это почему-то дало вам право вести себя в сугубо литературной дискуссии некорректно со своим читателем. Увы, но, на мой взгляд, ваши "рассказы" художественной ценности не имеют. И дело не только в натурализме. И я бы выкроил время, чтобы объяснить вам причину моего неудовольствия вашим текстом, поработать над ним, но - увы - я не вижу перед собой интеллигентного человека, способного учиться и что-то новое для себя понимать. Потому тратить время на разбор этих двух черновых набросков возможных рассказов не стану. Считайте, что я обиделся на ваше хамство - тот самый поступок, в котором вы бездоказательно и беспричинно обвинили меня. Что до вашей профессии, то я к ней не испытываю особого почтения (и имею для этого основания), хотя и встречал немало врачей, которых люблю и уважаю искренне и глубоко. Вас же в качестве врача чести знать не имею, потому мне и в голову не могло придти, что говоря о врачах иронически, я мог нанести вам лично душевную рану. По-видимому, у вас фобия, связанная с какой-то неудачей в вашей профессии. Это случается с врачами, если они практикующие, а не чиновники от медицины. Обратитесь к профессиональному психоаналитику - он поможет вам. К полицаям обращаться за помощью не советую. Они ничего не поймут, а дров наломают.

Copyright (c) "Русский переплет"