Поэзия
12 декабря 2012

ЯБЛОКО

И Дерево, и Дева, и Змея

Существенны, почти первопричинны.

Ты помнишь голос вешнего ручья,

несущего песок речной и глину?

Казалось бы, да как вместится в нём

Земля, и лес, и небо с облаками?

Но космос отражает водоём.

А яблоко - преображает - память.

ГРИБОЕДОВУ

Персия, сарбазы да куруры.
На плечах навьюченного люда
Целый мир, неведомый и хмурый,
Точно око старого верблюда.
Пёстрый рынок гнилью тёплой веет,
Щиплет ноздри пряным ароматом.
Нету яда горше и вернее
Родины, оставленной когда-то.
Быть бы Стенькой - атаманом вольным,
Захотел - и сбросил с плеч чужбину,
Точно в разгулявшиеся волны
Персиянку трепетную кинул.
Но со всех сторон другая сила,
Будто гроб - по мерке хоть, да тесен -
Родина ль, чужбина ль - обхватила.
И горчит вода, и хлеб мой пресен...

ПЕТЕРБУРГУ

И сумрачен,
                       и горек Петербург.
Здесь жить нельзя.
                             Душа до хруста сжата,
Теснимая и камнем,
                                  и Невой.
Дворов-колодцев
                            по-над головой
висит кусочек неба,
                                 как заплата.
Верней, расплата
                           за петровский пыл,
за великодержавную
                                   гордыню.
Что ж медлишь ты,
                             Архангел Гавриил? -
Приди скорей!
                         Душа в каналах стынет,
Шугой дрожащей
                            лепится к мостам,
В тоске последней, смутной,
                                              холодея.

...Но Свет струится
                                по Златым Власам,
спасительный -
                              Свет Русского музея.

ПЕТЕРБУРГУ И

                                           Д.В. 

И что бы я сейчас ни написала,
Но с городом  незримо будешь ты
От первого Московского вокзала
До Ладожской последней суеты.

И с кем бы мне сегодня ни досталось
Бродить по гордым улицам твоим,
Почувствую, что мир свернулся в малость,
И это всё, и Рим уже не Рим.

Ложится Невский высохшею коркой,
запёкшейся на  сердце у меня.
Да что же так невыносимо горько
Стоять одной у Вечного огня?..

***

Мишек, агушек, пелёнок

В доме уже не видать.

И не родился ребёнок,

И умерла моя мать.


Ночь повторяет мгновенье:

Маму я вижу во сне,

Мальчик сидит на коленях

И улыбается мне...


В зеркало гляну спросонок:

Рыжей кивнёт головой

Грустный  большой домовёнок,

Странный такой домовой.

НЕСМЕЯНА

Зябко в тереме Несмеяне,

Хоть за окнами март, весна...

Солнце в щёлочку

чуть проглянет -

всё за пяльцами, всё одна.

Переполнился светлый терем

Ожиданием да тоской.

Слишком в детстве

мы сказкам верим -

Лучше б верить молве людской.

Самой чёрной,

нелепой,

страшной,

От которой бы в стенку лбом...

Не искали бы

день вчерашний,

Не раскаивались потом...

А теперь и нейдёт улыбка,

И бледнеют твои уста.

Не спасёт ни златая рыбка,

Ни тревожная красота.

Лишь снега - голубые снеги

Окружили твой старый дом,

Да на дальнем холодном бреге

Кто-то бродит с пустым ведром.

***

Не вылежалась я, недоспала,
и оттого едва брожу по дому,
и медлит непроворная игла
в моих руках, и режу по живому.

Сшивать не буду. - Прохудилась ткань,
линялая, в бесчисленных заплатах.
Нет смысла толковать про инь и янь
и слёзы по ночам в подушку прятать.

Когда бы рукодельницей была,
прикрыла б тонкой вышивкой прореху...
Не зная никакого ремесла,
вольнО мне было за море поехать,

ни яблока, ни птицы не найти,
вернуться на заросшую поляну,
чтоб вновь за милым призраком брести
к очередному морю-окияну...

***

Вот и окна глядят враждебно,
Точно гонят меня в подвалы.

...Из лесов, поднимаясь гребнем,
Неприметно зима вползала.

То с ветрами взлетая к небу,
То к земле прижимаясь телом,
Осыпала тоской и снегом,
Вьюгой сумеречной шипела.

Обволакивала кругами
И свивала их в белый кокон.
И мерещилось в каждой раме
Мне её ледяное око.

А когда прикоснулась жалом
К берегам и пустынной мели,
То речная вода стонала,
Льдины корчились и хрипели.

И, насытив студёным соком
дерева до глухого гула,
Тихим холмиком одиноким
Между прочих холмов уснула.

МЕТЕЛЬ

Я теперь бесприютнее снега,
что блуждает позёмкой во мгле
и нигде не находит ночлега.

Серый день, догорая в золе
на закате истопленной печи,
вдруг метнётся за ветром в полёт,

взмоет птицей оранжево-млечной,
всполохнётся и вновь пропадёт,
спрячет лик среди пепла и пыли,

средь остатков былого огня.
А наутро ни прошлого дня,
ни снегов, что вчера ещё были...

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Хрупкий ваш мир я ничем не нарушу,

Просто вернусь в свой заброшенный скит.

Буду лечить там бессмертную душу.

Странно - бессмертна,

а всё же болит...

Долго болит от укола любого,

Пуще всего - от твоей нелюбви.

Вылечить можно единственным словом,

Только слова облетели твои,

Сжались, померкли, становятся пылью,

Горькой, надсадною, вязкой, как дым.

Знаю: былое покроется былью

И порастёт не одним - так другим.

Ведаю: лечит и время, и дело,

Если заполниться им - за края.

...В горенке тихой сижу онемело

В доме своём, а сама - не своя.

ОКОЛОПРАЗДНИЧНОЕ

Морозы сникли. Клонится к теплу.
Я выгребла уснувшую золу,
и радостно вздохнули поддувала.

Хоть в женский день уже невмоготу
быть Золушкой, смиряю маету
о тыкве и о продолженье бала.

Наутро после праздников опять
не в туфельки, а в валенки влезать
и чистить двор тяжёлою лопатой.

Чего бы ради принца я ждала? -
Топить, скрести - не царские дела.
А за море уж ездила когда-то...

Ни рыцаря, ни Ваньки-дурака -
тревожат лишь редакторы слегка,
чтоб приумножить рукописей груду.

Да Ленка залезает в сундучок
взглянуть на мой заветный каблучок.
Пускай глядит...А отдавать не буду.

МУЗЫКА

Вот ещё одну хрупкую ноту -

и потом буду жить тишиной,

день наполнив привычной работой -

тоже музыкой, только земной,

потаённой, негромкой, обычной,

отчего и теряется звук

в суете, как в палате больничной

представлений сужается круг

до окна, до соседней палаты,

процедурной, дверей на углу...

Чу! Синичка играет стаккато,

исполняя его по стеклу.

***

Порой бредёшь средь зимней тишины

дорогой до уныния знакомой.

Всё те ж поля окрестные видны,

всё та ж церквушка смотрит из-за дома,

всё тот же снег, пустынный и густой,

и кажется, что целый мир завален

снегами, как надгробною плитой,

от октября до самых до проталин.

Над головою слышишь вороньё,

но голоса безрадостны и глухи -

не по сердцу им зимнее житьё.

Нет певчих птиц, пропало комарьё,

и до весны в щелях уснули мухи.

Просвета нет. Ни в небе, ни в судьбе.

И хочется душе живого слова.

И Слово вдруг является тебе

воробушком обычным на столбе

иль ягодкой шиповника лесного.

МОЛИТВА

Я позабыл, как выглядит мой кров,
Устав от одиночества и Бога.
(И. Будницкий)

Устать от Бога и забыть свой кров?..

Уныние в душе поникшей дремлет,

Порой от завывания ветров

Устанешь так, что ненавидишь землю. -

Какой тут пух! И что за чернозём? -

Здесь дыбится одна сплошная глина.

Идёшь по ней, и каждый новый ком

Долбишь киркой, мотыгой - всё едино! -

Звенит железо в стонущих руках,

Не трогая запёкшиеся тверди,

И кажется, что, превращаясь в прах,

Ты шаг за шагом двигаешься к смерти,

И чудится, что сам скорей землёй

Окажешься - тем, нужным чернозёмом,

Из ног босых стекает кровь струёй,

Но молишься Земле - работой, ломом... -

И уступает, медленно, не вмиг,

привычно рассыпаясь под лопатой. -

Пустыни нет, есть поле и родник,

И грома уходящего раскаты.

ДОЖДЬ

Илье Будницкому

Лес отшумел и скрылся за спиной.

К реке скользнула вёрткая дорога,

И тут же дождь обрушился шальной,

Не добежать до дома иль до стога,

Чтоб втиснуться под тёплые бока,

Залезть под боковины, иль подпоры.

Но стога нет: дорога и река. -

Пусть будет дождь,

безудержный и спорый!

Пускай безоговорочную власть

Вершит над всей заждавшейся округой.

О, если б мне внутри его пропасть,

Чтобы лететь над полем и над лугом,

Чтоб прыгать пузырьками по реке,

Насытиться и шелестом, и звоном,

Чтоб быть в ромашке, в мяте, в васильке,

В травинке каждой, в веточке зелёной,

Чтоб сыпаться, струиться, лепетать,

Шуршать в листве, катиться по навесам,

И капелькой последней отстучать,

И радугой раскинуться над лесом...

Copyright (c) "Русский переплет"