TopList Яндекс цитирования
Русский переплет
Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум
-->
Первая десятка "Русского переплета"
Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?
Rambler's Top100
Проголосуйте
за это произведение

 История

17 октября 2011 года

Михаил Колесов

 

НЕ БЫВАЕТ ПРОРОКА В ОТЕЧЕСТВЕ СВОЕМ ...

 

"Прав был Христос: нельзя стать пророком в своем

отечестве, тем более в таком отечестве, как Россия".

А.А.Зиновьев

 

На всем "постсоветском" пространстве не найдется людей, кого бы так или иначе, не коснулся распад Советского Союза. Гибель страны . это землетрясение. Оно всегда неожиданно, от его последствий гибнут, прежде всего, самые незащищенные, для тех, кто остался в живых, жизнь уже никогда не будет прежней.

Многие политологи и публицисты сегодня пытаются понять и объяснить, почему произошло эта политическая катастрофа, изменившая жизнь миллионов людей на планете. Среди них особое место занимает "великий социолог" А.А. Зиновьев.

Александр Александрович Зиновьев в 17 лет (1922 г.р.),* по его словам, арестовывался по обвинению в "подготовке покушения на Сталина". Затем участвовал в Великой Отечественной войне в качестве военного летчика. После войны он окончил философский факультет МГУ, в котором впоследствии преподавал математическую логику. Из-за публикации заграницей его книги "Зияющие высоты" (1976 г.) он вынужден был выехать в ФРГ, где опубликовал ряд книг, главным образом, в жанре "политического романа". По возвращению на родину он обращает на себя внимание публикациями и выступлениями в СМИ, стремясь сохранить амплуа философа-критика, "нового русского" Сократа. Однако его популярность значительно превышает читаемость его многочисленных книг, которые "морально" устаревают быстрее, чем успевают стать доступными читателю. Сегодня его книги больше представляют интерес как этапы эволюции самого автора, который принадлежит к знаменитому поколению "диссидентов-семидесятников" "пророков" эпохи "развитого социализма".

Их творческие биографии начинались одинаково с юношеской "фронды", постепенно перешедшей в "интеллигентную оппозицию", которая, в конце концов, закончилась политическим "остракизмом". И завершение их биографий тоже практически одинаково. Когда столь презираемый ими "коммунистический строй" рухнул, они стали на Западе никому неинтересны, им прекратили выплачивать хорошие гонорары за их устаревшие книги, и им пришлось возвращаться на Родину, чьи "пороки" и "мерзости" они столь усердно обличали на протяжении многих лет. Но Родина почему-то встретила их без цветов и оркестров. Тогда они вдруг "прозрели": нет, . не в том, что они были "неправы", а в том, что их "неправильно" поняли. Они этого не хотели. Они имели в виду совсем "другое". Эти люди мнили себя "пророками", мудрыми наставниками, ироничными учителями неразумного "русского народа", но народ не обратил на них внимания. А о некоторых даже просто забыли. Неблагодарная страна, неблагодарный народ! Тем хуже для нее и для него! Теперь они взялись "обличать" эту страну и "судить" ее народ за то, что он во время не внял их пророчествам.

Вряд ли кто-нибудь из этих "обществоведов" вспомнил слова великого американского сатирика Марка Твена, который предупреждал своих подражателей о том, что страницы каждой книги пропитана ядом, все дело в том, какую дозу яда принимает читатель, и она может оказаться для него смертельной.

 

"Предтеча"

 

Александр Зиновьев, философ-логик, в вполне зрелом возрасте решил попробовать себя в публицистике и написал книгу "Зияющие высоты", которая сделала его знаменитым, хотя в Советском Союзе эту книгу тогда мало кто смог прочитать, так как она была издана заграницей. Наш интеллигентный читатель имеет обыкновение преувеличивать факт печатания того или иного автора заграницей. Этот факт отнюдь не означает известность или популярность "там" этого автора. Заграницей печатают тысячи авторов разных стран, и никто о них не знает, кроме узкого круга специалистов-литераторов и студентов-филологов. Там нет привычки читать какую-либо книгу "просто так". Трудно себе представить, например, президента США, читающего на досуге "Зияющие высоты".

Перечитывая эту книгу сегодня, можно только удивляться, почему она принесла автору столь скандальную известность, даже делая коррективы на время. Если бы она и была напечатана в Советском Союзе в конце семидесятых годов, она вряд ли обратила на себя внимание широкого читателя. По жанру . это политический фельетон, скрытый политический "подтекст" которого остается понятен, прежде всего, автору и его ближайшему окружению. Но книга написана преднамеренно под "заграничный заказ", для читателя, который гиперболический язык автора воспримет (при неизбежных "потерях" перевода) как протокольный язык свидетельских показаний. Известно, что они "там" нашего "юмора" не понимают. То, что для нас "юмор", для них - "реальность". Если прочитать книгу Зиновьева, "выключив юмористическую защиту", - то это "чистейших помоев" пасквиль . не на государство, - а на свой народ, написанный ветераном войны и философом-профессионалом.

Представляет ли интерес эта книга для современного читателя? Да, отчасти.

Прежде всего, интересны рассуждения философа о "социальных законах", которые как "определенные правила поведения людей", в основе своей имеют "исторически сложившееся и постоянно воспроизводящееся стремление людей и групп людей к самосохранению и улучшению условий своего существования в ситуации социального бытия". "Примеры таких правил: меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почета; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя и т.д.". (1, с.43)* Эти законы естественны и отвечают исторически сложившейся природе человека и человеческих групп. Вместе с тем, он утверждает, что "примеры людей, которые оказались способными пойти наперекор социальным законам и благодаря этому стали предметом величайшего уважения граждан, еще более укрепляют в мысли о том, что эти законы отвратительны, а точнее говоря - то это вовсе не законы, а что-то противозаконное".

К чему бы это? Оказывается "основная трудность познания" общественной жизнью заключается в том, чтобы показать, что "нашей общественной жизнью управляют не благородные титаны, а грязные ничтожества". Автор рассуждает о том, что установление строя ("изма") в какой-либо стране зависит не от социальных законов, а от "сложного стечения исторических обстоятельств", в том числе от того, смогут ли люди создать "институты", которые сумеют противостоять социальным законам. Если не смогут, тогда социальные законы могут приобрести "огромную силу" и создать "особый тип" общества, в котором будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, халтура и хамство. "Здесь утверждается искаженная оценка личности . превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. ... Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. ...Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение".** (1, с. 45, 46.) Все вышеизложенное вроде бы правильно. Но Зиновьев как логик грешит отсутствием Логики. Если "социальные законы", столь "отвратительные" автору, суть "независимые" (объективные) правила поведения человека в обществе, то, что же тогда такое "исторические обстоятельства" как не проявление этих законов? И почему следование этим законам неизбежно должно привести общество к "застою" и "гниению", а "наиболее нравственные граждане" . это те кто, нарушая эти "социальные законы", заслуживают уважения и признания тем же обществом, иначе общество превратится в "казарму"?

Оказывается: "Для высокоразвитого в гражданском отношении общества проблема свободы вообще имеет совсем иной смысл, чем для общества с неразвитой гражданственностью".(1,с.64) Ясно, о каком обществе с "неразвитой гражданственностью" идет речь. Рассуждая в связи с этим о свободе художника, автор выводит великолепную формулу. "В искусстве действовал всегда закон: чем выше зад, который удается вылезать художнику, тем крупнее художник. Нельзя быть крупным художником, не будучи художником короля".

*Статья написана при жизни А.А. Зиновьева

**Цитирование производится с сохранением грамматики и синтаксиса автора.

 

 

Весьма красноречиво описывая "путь к власти" и технологию ее "удержания" через посредство увеличения "холуев", дискредитации конкурентов, устранения "лиц, знающих им цену" и пр., Зиновьев формулирует свою концепцию карьеры: "есть два способа возвыситься: стать самому больше или сделать других меньше".

Рассуждая об индивиде и его "уме", Зиновьев пишет, что "чрезмерный ум, например, так же опасен с социальной точки зрения, как и чрезмерная глупость". Но, в условиях "засилья" социальности "выдающийся ум воспринимается как ненормальность, а выдающаяся глупость . как выдающийся ум". "Будь как все . вот основа основ общества, в котором социальные законы играют первую скрипку".

С точки зрения автора социальная личность это "нормальный индивид", сумевший добиться достаточно высокой степени независимости от социальных групп своего общества вообще, который "не живет интересами дела, а участвует в деле ради своих интересов". В связи с этим он утверждает, что социальный тип общества в значительной степени характеризуется типом руководителя. "Основной принцип социальных действий руководителя представить свои личные интересы как интересы руководимой группы и использовать руководимую группу в личных своих интересах". Автор намекает на то, что правила служебной карьеры складываются "исторически". "Дело в том, что в реальных социальных отношениях реальной является лишь номинальная оценка личности, а реальная является лишь нереализуемой возможностью".

"Социальное господство" в условиях, когда есть "господа, но нет хозяев", продолжает Зиновьев, порождает систему бесхозяйственности, безответственности, обезличенности. По этим причинам в системе руководства складывается "гангстерская система" сознания и поведения, сознание моральной незаконности и непрочности своего положения и потребность в постоянном оправдании, подтверждении. Все успехи, достигнутые обществом, считаются достигнутыми благодаря мудрости руководства. Руководители стремятся представить свою деятельность как деятельность на благо народа, волею народа. "Поскольку власть в силу социальных законов присваивает ум и волю общества, она, естественно стремится фактическое положение дела сделать максимально близким к этому идеалу и рассматривает своеволие лиц, которые без ее ведома, начинают размышлять об обществе, его законах, о системе управления, о состоянии хозяйства, права, печати, искусства и т.д., - как незаконное вторжение не в свое дело". (1, с. 128)

В духе того времени, когда была написана книга, Зиновьев с презрением называет Хрущева "Хряком". "Хряк . второй после Хозяина Заведующий. Совершил много выдающихся дел. Разоблачил Хозяина. Просверлил норку на Запад. Засеял пустыри кукурузой... Боролся за мир во всем мире, для чего мотался по белу свету и потешал обывателей... Как и Хозяин, был произведен в гении. Когда находился в зените славы и власти, был скинут своими верными соратниками со всех постов, облит помоями и сослан на пенсию. Похоронен не в Главной Стене, а на Старобабьем кладбище". (1, с.147)

В разоблачении "культа личности" "Хряк" лишь ловко присвоил себе то, что сделали другие, и заслуживает ни восхищения, а "презрения и насмешки". "Акция Хряка была отчасти акцией правящей группы, причем акцией самозащиты. Они боялись за себя. ...Эта акция отчасти была выгодной акцией Хряка в борьбе за личную власть и в удержании ее. Тут даже нельзя сказать, что он преследовал свои личные цели, - такие люди не имеют целей. Просто он слепо подчинялся механизму взятия и удержания власти".(1, с.154-156)

О Сталине Зиновьев отзывается тоже в духе времени: "...Хозяин был полнейшим ничтожеством, вполне адекватным вытолкнувшей его среде". (1, с.167)

Через несколько лет Зиновьев изменит свое мнение о "Хозяине" и станет "неосталинистом", но сейчас от его слов веет лакейской.

Небезынтересен его взгляд на историю: "...Если событие социально незначимо для современников, оно не может быть социально значимым в истории. ...Значимость события в истории не может превышать его значимости для современников... Чтобы событие стало значимым для истории, оно должно быть предварительно значимым для современников". (1,с.190-191) Это замечание важно в том значении, которое приложимо для оценки событий советской истории, в частности оценки роль ее исторических деятелей, например, Сталина и Хрущева. "История, к сожалению, идет так, что идеи выдвигают одни, реализуют их другие, а плодами пользуются третьи. А человек живет один лишь раз". (1, с.218) Отсюда: "если сильный нуждается в защите, ему помочь невозможно". "Чем исключительнее личность, в которой нуждается общество, тем более ожесточенную борьбу с обществом она должна выдержать для утверждения своей нужности... Чтобы человека помнили, о нем надо постоянно напоминать. Память в истории тоже есть работа". (1, с.291)

Зиновьев делает весьма интересные замечания об интеллигенции. Интеллигенция в своей борьбе за справедливость попадает в ловушку, выступая как антисоциальная сила в борьбе за неравенство. Это отрывает интеллигенцию от народа. Стремление создать свою собственную культуру и выработать свой стиль жизни приводит к полной изоляции определенной части интеллигенции от большинства населения, лучшие ее представители оказываются в полной изоляции в своей социальной среде. Все это противопоставляет интеллигенцию, с одной стороны, руководству страны, с другой, - народу, и она оказывается между "молотом и наковальней".

С этим связан выведенный Зиновьевым "закон глупости":

"Начальство умнее подчиненных. ...Дело в том, что подчиненным по самому их положению невыгодно быть умнее начальства, ибо это ослабляет их социальные позиции и даже ведет к конфликтам, в которых умников-подчиненных, как правило, постигает жалкая участь. Поэтому подчиненные добровольно стремятся быть глупее своего начальства. ...Происходит самооглупление, в результате которого интеллектуальный уровень начальства, в общем, становится выше такого у подчиненных. Это и есть сам закон...". (1, с.287)

В заключение своей первой книги он вынужден констатировать, что наш народ прекрасно знает, что наша система жизни далеко не идеальна. Но эта система удобна для подавляющего большинства населения, которое поносит ее на всех уровнях, но не сменяет добровольно ни на какую иную. Но что же тут поделаешь, если "мы родились на большой дороге цивилизации". (1,с. 309)

В 70-е годы среди советской интеллигенции было модным ругать "свое" и восхищаться "чужим". В этой браваде Зиновьев не оригинален. Удивляют лишь только два обстоятельства. Книга написана уже немолодым человеком и профессиональным философом. Однако автор производит впечатление безусого бретера и дилетанта.

 

"УЧИТЕЛЬ"

С книгами А.А. Зиновьева, напечатанными заграницей в 80-е годы, российский читатель смог познакомиться в 90-е годы, когда в стране уже произошли большие перемены.

Одна из таких книг "Коммунизм как реальность" была издана в 1980 году в Швейцарии. В этой книге автор предлагает читателю теоретическую альтернативу: либо "коммунизм" как модель идеального общества, либо "коммунизм" как реальность "советского общества", так как ни одно исторически реальное общество никогда не соответствует своей теоретической модели.

Зиновьев пишет о Советском Союзе: "Здесь тип общества, в котором коммунистические отношения между людьми стали господствующими, сложился впервые в истории. Здесь он не был навязан извне, ...а сложился имманентно в силу социальных законов и исторически данных условий. Здесь он быстро достиг классической зрелости и обнаружил с полной ясностью свои достоинства и недостатки". "Советский Союз стал и до сих пор остается страной классического коммунизма..." (2, с.9-10).

Автор специально оговаривается, что он не различает социализм и коммунизм как "явление чисто идеологическое" и рассматривает существующий в Советском Союзе тип общества как "реальное воплощение чаяний классиков марксизма и вообще всех прогрессивных ... мыслителей прошлого". Правда, признает он, классики марксизма не могли предвидеть того, что на пути в обещанный рай "страждущее человечество" попадет в ад. По его мнению, парадокс заключается в том, что "реальный коммунизм уже существует в виде многочисленных обществ определенного типа, а вот науки о нем пока еще нет". В результате марксистский "научный коммунизм", опирающийся на "старые тексты" и игнорирующий реальность, сам обрекает себя на роль чистой идеологии.

Зиновьев считает коммунизм "идеологическим социальным проектом", определяя его следующим образом. "Идеологический социальный проект своим главным содержанием на самом деле имеет целевую установку. ...Идеологический проект в принципе не может учитывать отрицательные последствия реализации своих идеалов... Идеологический проект... есть явление по преимуществу телеологическое". (2, с. 18)

Коммунизм как всякая формация имеет свои собственные исторические корни. "Коммунизм есть явление более глубокое, чем капитализм". Коммунистическое общество построено по проекту "научного коммунизма", хотя он никакого отношения к науке не имеет, а "захватившие власть в новом обществе, никакого отношения к марксизму не имели и не несут ответственности за неосторожные обещания родоначальников принятой идеологии". "Реальный коммунизм" реализовал все идеалы коммунистического проекта, но их реальность оказалась "не такой уж прекрасной, как мечталось и предполагалось ранее". "Реальность коммунизма" обнаружила, что эксплуатация одних людей другими и различные формы социального и экономического неравенства не уничтожаются при коммунизме, а лишь меняют свои формы и в каких-то отношениях еще более усиливаются. "Приобретение достоинств коммунизма невозможно без приобретения координированных с ним недостатков".

"Коммунизм не есть выдуманное злоумышленниками вопреки некоему здравому смыслу и некоей природе человека, как полагают некоторые противники коммунизма, а как раз наоборот . он есть естественное явление в истории человечества, вполне отвечающее природе человека и вытекающее из этой природы". (2,с.26) Зиновьев считает, что коммунизм вырастает из "человеческой коммунальности". Не следует думать, что коммунизм насильно навязан массам, он есть наиболее близкий этим массам тип общества.

Коммунизм в Советском Союзе возник как результат определенного индивидуального стечения обстоятельств и естественного процесса выживания страны в "жутких" условиях развала Российской империи. Это был путь, навязанный обстоятельствами, а не нечто проведенное по заранее намеченному марксистскому плану. Коммунисты лишь воспользовались обстоятельствами, чтобы сыграть желанную или вынужденную роль в истории. "То, что случилось в России, во многом совпадает с тем, о чем говорили марксисты. ...Но нелепо и думать, будто сложившийся реальный коммунизм был реализацией замыслов отдельных людей и партий. ...Реальный коммунизм мог сложиться и без марксистской идеологии". (2, с.37)

Правда, тогда непонятно, как бы он назывался?

Но вместе с тем, Зиновьев выражает обеспокоенность по поводу того, что "на наших глазах происходит грандиозный процесс завоевания мира коммунизмом". "...Даже поведение акул есть еще загадка для науки. И Советский Союз посложнее акулы".

Запомним это его впечатляющее сравнение своей страны с акулой...

Он считает, что наивно рассчитывать на то, что реформаторы и оппозиционеры могут изменить тип общества, который "незыблем" и складывается "раз и навсегда". "Так, сложившийся в России после революции социальный строй во многом является воспроизведением крепостнического строя России столетней давности". (2,с.42)

"Чистое" коммунистическое общество нигде не существует. Существуют конкретные страны с коммунистическим строем жизни, но вместе с тем со своей индивидуальной историей. Сталинский тоталитаризм был рожден совершившейся революцией и был проявлением созревающего коммунистического общества.

Зиновьев рисует мрачную картину коммунистической реальности: "Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение, если оно не найдет в себе сил, способных противостоять этой тенденции. Причем это состояние может длиться века". (2, с.66) В системе руководства складывается "гангстерская система сознания и форма поведения, сознание моральной незаконности и непрочности своего положения и потребность в постоянном оправдании, подтверждении, искоренении". (2, с.82)

Это уже было в "Зияющих высотах".

Весьма интересны рассуждения Зиновьева об эксплуатации. "Высокая степень вознаграждения . это не обязательно хорошо, а низкая . не обязательно плохо. С точки зрения прогресса цивилизации как раз наоборот, увеличение степени эксплуатации и снижение степени вознаграждения есть признак цивилизации более высокого уровня. Это есть показатель роста производительности труда". Эти рассуждения он переносит на коммунистическую модель, отмечая, что "тенденция к увеличению степени вознаграждения и снижению степени эксплуатации в коммунистическом обществе способствует тенденции, по крайней мере, замедляющей рост производительности труда в обществе, тенденции к застою и порою даже к деградации". Этим он объясняет тот факт, что Советский Союз не способен конкурировать с Западом в экономическом отношении. (2, с.114)

Здесь Зиновьев, как "социолог", допускает некоторую теоретическую небрежность. В Советском Союзе создавался экономический базис с возрастающей степенью эксплуатации, которая достигалась не за счет повышения производительности труда, требующей технического обеспечения и финансовых вложений, а за счет постоянного снижения "степени вознаграждения". В этом была суть "стахановского движения" и "соцсоревнования", которые имели цель обеспечить "индустриализацию" и "коллективизацию" дешевой рабочей силой. Концлагеря поставляли миллионы бесплатной "рабсилы" на все Великие стройки социализма.

Зиновьев пишет: "Чтобы жалкая жизнь коммунистического общества казалась обещанным раем, должен быть ад, с которым люди могли бы сравнивать свою жизнь и наслаждаться тем, что они, по крайней мере, не в этом аду. ...Концлагеря сталинских времен имели одной из причин бессознательное исполнение воли этой социальной необходимости. То, что они давали даровую рабочую силу . рабов это очевидно". (2, с.119)

Однако он убежден в том, что "коммунистическое общество ... есть общество плохо работающих людей", так как "халтура, лень, обман, уклонение от труда заражают все общество". Объясняет он это тем, что "жизнь в коллективе есть подлинная их жизнь". "Коллектив берет не только их лучшие силы тела, но и их душу. Коммуна берет людей целиком и полностью, выжимает все их телесные и душевные соки и выбрасывает потом в частную и уличную жизнь измотанными, опустошенными, злобными, скучными и серыми существами". (2, с.124-125)

Автор изобретает специальный термин "привентации" (препятствование), которым обозначает главную форму социальной борьбы в коммунистическом обществе. Как только окружающие замечают, что тот или иной человек или коллектив начинают возвышаться над общим уровнем, они дружно начинают "систематическую работу по препятствованию замеченному выделению". Поэтому преобладающей во всех формах деятельности становится тенденция к посредственности. "Коллектив по самой сути есть объединение ущербных, серых, несчастных существ в некое целое, компенсирующее их дефекты". (2, с.135)

Это . "проявление коммунистического насилия коллектива над индивидом". Его принцип: "интересы коллектива превыше интересов личности" - практически выражает стремление превратить всех в "ничтожества, достойные насмешки и презрения". "Никаких личностей, - вот суть его". (2, с.137)

Коммунистическое общество тяготеет к абсолютному однородному безличностному состоянию. Этот тип безличностного индивида, как социальное изобретение коммунизма, называется "порядочным человеком". Именно "порядочные люди" надевают на преступления коммунизма маску добродетели или печальной необходимости. Они опасны, потому что "наносят удар в самое ответственное время и совершенно неожиданно, ибо ты надеешься на них, и тебе даже в голову не приходит, что это . самое уязвимое звено в твоей позиции".

"В коммунистическом обществе огромная масса людей профессионально или почти профессионально занимается тем, что низводит человека до уровня ничтожной ползучей твари. И самое мощное их оружие в этом деле . их собственная ничтожность, ползучесть, тварность. Это есть их естественная форма самозащиты и самосохранения. Так что преодолеть эту страшную силу . на это нужны века и жертвы". (2, с. 146)

Противоположный социальный тип индивида . это "отщепенец". "Если коллектив почувствует, что этот человек . отщепенец, он сделает все, чтобы разрушить представление о нем как о хорошем работнике. Выглядит это как разоблачение, выведение на чистую воду, сдергивание маски. Обычно это потом преподносят так, будто под личиной честного и хорошего работника скрывается враг... Тут имеет силу принцип: стань, как все, и мы тебя простим. Отщепенец выбрасывается вовне лишь в крайнем случае, когда не остается надежды обломать его, или по указанию властей. Обычно тут имеет место совпадение". (2, с.148-149)

Одним из самых мощных средств воздействия коллектива на человека-"отщепенца" является "клевета", которая в коммунистическом обществе стала нормальным социальным явлением и достигла "чудовищной силы". "Клевета есть фактор повседневной жизни на всех уровнях. Практически клевету невозможно разоблачить, ибо в ней принимают участие все, никогда не обнаруживаются ее источники и инициаторы..." (2, с.149)

Зиновьев убежден в том, что "врагами общества" люди не рождаются, они ими становятся, причем . "по воле и желанию общества" "Кандидаты в отщепенцы по своим личным качествам суть люди оригинальные, смелые, прямые, независимые в своем мировоззрении, яркие, т.е. самые беззащитные в социальном отношении, самые уязвимые и самые ненавистные для средней серой массы сотрудников коллектива". (2, с.150) Коммунистический коллектив очень чутко реагирует на такое явление как "индивидуализм", который противоположен его естественной форме поведения, психологии и идеологии. Но вместе с тем в обществе, в котором индивид не имеет правовой защиты от произвола властей, коллектив является для него единственной защитой, без которой человек становится игрушкой в руках случая.

Современный читатель готов согласиться с тем, что эта "исповедь" писателя-"отщепенца" во многом справедлива. Но сам Зиновьев через несколько лет будет писать о "советском коллективе" совершенно иначе.

В своих рассуждениях о "власти" Зиновьев вновь легко переходит из области "социологического" анализа к занимательной беллетристике.

Так он называет коммунистическое общество обществом "волюнтаристским в высшей, может быть, в предельно высшей степени". Здесь, по его мнению, отделить власть от подвластного населения практически невозможно, и форму власти можно изменить, только изменив общество в целом, "а точнее говоря . разрушив страну и на развалинах построить общество другого типа". Но вскоре Зиновьев убедится в том, что его рассуждения оказались чисто умозрительными и ему придется доказывать совершенно обратное.

Однако и здесь с ним иногда можно согласиться. Так, например, когда он обращается к структуре и функционированию "власти". Он отмечает, что подавляющее большинство представителей власти это низкооплачиваемые "служащие". "Это власть нищих или нищая власть". Представители власти официально обладает ничтожной долей власти, поэтому стремятся компенсировать неполноту своей власти превышением официальных полномочий. В результате "ничтожные чиновники аппарата власти" практически располагают огромной властью.

"Власть в коммунистическом обществе всесильна и, вместе с тем, бессильна. Она всесильна негативно, т.е. по возможностям безнаказанно делать зло. Она бессильна позитивно, т.е. по возможности безвозмездно делать добро. Она имеет огромную разрушительную и ничтожную созидательную силу. ...Существование самодовлеющей власти облекается здесь в форму руководства всем". (2, с.157)

Отсюда Зиновьев делает вывод, что власть коммунистического типа "принципиально ненадежна", потому что она не способна достаточно долго и систематически выполнять свои обещания. "Это . самодовлеющая власть, не имеющая никаких иных основ, кроме самой себя. Здесь не власть существует для общества, а общество признается и допускается лишь в той мере, в какой оно нужно и достаточно для воспроизводства и функционирования власти. Здесь общество есть лишь питательная среда и арена для спектаклей власти". (2, с.158)

Сказано, может быть, сильно, но в принципе верно. Особенно это иллюстративно, когда СМИ тиражировали на всю страну очередные "съезды КПСС"

В связи с этим Зиновьев переходит к вопросу о "партии". Здесь вновь банальности перемеживаются с оригинальными оценками. Констатируя очевидное: "официально в Советском Союзе ... партия считается руководящей и направляющей силой общества", он, между тем, замечает, что выражение "руководящая и направляющая сила" не обязательно означает, что "партия есть нечто очень хорошее". "Даже тогда, когда советская пропаганды утверждает, что партия есть ум, честь и совесть советского общества (и даже эпохи), она говорит правду: из этого утверждения самого по себе еще не следует, что эти ум, честь и совесть суть высокого качества". (2, с.163-164)

Автор прав, что слово "партия" сбивает с толку тех, кто рассматривает коммунистическую партию по аналогии с западными политическими партиями. "Партия" образует связующее звено и регулятор взаимоотношений народовластия и государственной власти. Но он ошибается, утверждая, что здесь партия не есть уже явление политическое. Всякая партия . организация политическая, поскольку она имеет отношение к власти. Коммунистическая партия в Советском Союзе и была сама Власть, поскольку никакой другой в этой стране не было, и быть не могло. Социальную основу советской власти в стране составляла "партийная организация" и сталинизм в свое время вырос из "низовой" партийной жизни и стимулировался ею. Ту же посредническую роль между "низами" и "верхами" выполнял для молодежи комсомол.

Советская власть была уникальна как политический феномен тем, что, как заметил Зиновьев, в приложении к ней понятия "диктатура" и "демократия" лишены смысла. В этой системе власти была тенденция, похожая на диктаторскую ("единоначалие"), и тенденция, похожая на демократическую ("коллегиальность"). "...Даже величайший диктатор Сталин не был диктатором в строго социологическом смысле слова. Он был вождем, обладающим большей властью, чем диктаторы".

"Народовластие есть определенная структура власти, а не нечто аморфное и бесструктурное. Характерной фигурой народовластия является всесильный вождь, опирающийся на самодеятельность широких масс населения, и террор такого рода, как в сталинские времена. ...Повторить феномен Сталина можно только при условии повторения феномена безграничного народовластия". (2, с. 188)

Здесь Зиновьев не может освободиться от флера сталинской "мифологии": "тирания" . власть "народа". Не стоит сегодня уподобляться древним римлянам, которые обожествляли своих императоров. Любой вождь, диктатор или тиран . это, прежде всего, человек. И каким бы характером он ни обладал, он не может стать Богом, его таковым могут сделать на время те конкретные люди, интересы которых он "представляет". Но, если диктатор обладает волей и умом, то он способен понять и реализовать чаяния своего народа. Только так становятся Вождями. Смертный человек может удержаться на пьедестале Власти только до тех пор, пока этим пьедесталом является народ.

Зиновьев признает: "Насилие есть равнодействующая свободных воль индивидов, а не злой умысел тиранов. Тираны такие же пешки в руках добровольно вырастающей власти, как и их жертвы. Неограниченная власть тиранов есть иллюзия, рождаемая ситуацией всевластия жертв власти". (2, с.165)

Но он сам тут же впадает в эту иллюзию.

Так, об "аппарате личной власти" он пишет: "Руководитель окружает себя целой системой холуев и подхалимов, осведомителей, интриганов людей для личных услуг, которые совместно со сторонниками руководителя, занимающими официальные посты, образуют правящую мафию. ...Иногда аппарат личной власти забирает такую непомерную силу, что перестает считаться с нормами номинальной власти. Воцаряется господство мафии по коммунальным законам мафии, почти не ограниченными формальными законами. ... В общем и целом это есть нормальное явление для системы власти коммунистического общества". (2, с.224)

Большую часть своей эмиграции Зиновьев прожил в Германии, поэтому о "мафии", очевидно, он узнал из популярного итальянского телесериала "Спрут". Дело в том, что назвать какую-нибудь государственную власть "мафией" бессмысленно, так как "мафия" (ит.: семья) . это и есть, прежде всего, негосударственная власть. В какой степени она влияет на государственную власть, - это другой разговор. Но она сама всегда должна находиться вне государственной структуры власти. Если "мафия" захватила бы государственную власть в какой-нибудь стране (а для нее это, даже в США, - не проблема), "мафия" на этом закончилась. Так что, советская "партократия" не могла быть "мафией", хотя бы потому, что она сама . государственная власть. И никакие другие интересы, кроме интересов власти, ее членов не объединяли, (поэтому они так легко уничтожали друг друга). "Партократия" это "клика" (любимое слово Сталина) - группа людей, объединенных единой целью: захвата и удержания власти.

Руководитель страны, по мнению Зиновьева, вообще может быть "полным ничтожеством" и "невменяемым существом", но создавать впечатление "неограниченного единоличного диктатора". "Руководитель фактически становится лишь символом и фокусом правящей мафии". Он может иметь огромную личную власть над судьбами отдельных людей, но на самом деле это "грандиозный обман и самообман".

С этим можно согласиться, только заменив слово "мафия" на "клику".

По его мнению, коммунистическое общество есть общество "неправовое". "Неправовой характер коммунистического общества обусловлен самыми фундаментальными принципами его осуществления и природы его власти. Здесь нормы, регулирующие поведение людей, действуют не в рамках правовых принципов, а в рамках принципов государственной целесообразности, интересов коллектива и страны. Причем власть присваивает себе функции высшего судьи в установлении этих рамок и в оценке поведения людей с этой точки зрения". (2, с.241)

В коммунистическом обществе право заменено идеологией, которая играет значительную роль. "Здесь каждый чиновник есть так или иначе проводник идеологии". Государство превращает идеологию в мощнейшее орудие власти. Идеология не просто организует сознание людей, она создает специальный интеллектуальный стереотип для каждого члена общества.

Автор прав, но это может быть отнесено в полной мере лишь к сталинскому периоду. После войны идеологическое давление на "массы" значительно ослабло. Не следует увлекаться чрезмерно навязчивым мифом о "тотальном" влиянии "коммунистической идеологии" в "советском" обществе. Здесь жили разные люди.

Зиновьев ошибался, когда, исходил из чрезмерного оптимизма относительно того, что "коммунистический строй успешно справляется с национальными проблемами". Между тем, он верно заметил, что "отдельные национальные меньшинства здесь занимают привилегированное положение и превращаются в объединения, мало чем отличающееся от гангстерских банд". Он утверждал, что, несмотря на то, что "коммунистическая организация жизни общества вообще легко переходит в организацию, подобную гангстерской", тем не менее "контроль со стороны центральной власти есть пока единственное средство сдержать эту тенденцию к гангстеризму на местах". Но он слишком преувеличивал тенденцию к "уничтожению национальных перегородок и нивелированию национальных различий в населении станы" и потому недооценил "расчеты на то, что межнациональные конфликты в Советском Союзе послужат причиной гибели советской империи". Именно национализм явился одним из решающих факторов распада страны.

Зиновьев не знал, как глубоко ошибался, когда писал: "Коммунистическое общество стабильно до такой степени, что внутри его просто не вызревают достаточно серьезные силы, способные разрушить его изнутри. И бессмысленно надеяться на какие-то радикальные перемены этого общества в сторону западных демократий, обусловленные внутренними потребностями коммунистических стран". (2, с.276)

Главную опасность для стабильности Советского Союза он видел в самой его "стабильности". "Доминирующим состоянием жизни коммунистического общества является унылость, серость, скука, но облеченные в форму официальной бодрости, праздничности, ликования. Здесь все серо . праздники, будни, речи, книги, фильмы, успехи, поражения, преступления, радости, любовь, ненависть. И даже вранье, имеющее целью приукрасить жизнь, является серым. ...И содержание сознания обывателя, вполне адекватное его бытию, столь же уныло, серо и однообразно. ...Служи. Жри. Спи. Благодари начальство. Жди улучшений. И не рыпайся, все равно ничего не изменишь". (2, с.282-283)

В связи с этим он весьма уничижительно отзывался об "оппозиции": "с точки зрения роли во внутренней жизни страны она есть явление довольно жалкое и малоперспективное". "Так проблема демократических свобод является жизненно важной лишь для ничтожной части населения. ...Доминирующей в обществе является тенденция к подавлению недовольства и оппозиции. Аппарат подавления сравнительно легко справляется с этой задачей при поддержке со стороны населения или по крайней мере при очень слабом его сопротивлении". (2, с.287)

Свою книгу Зиновьев заканчивает довольно патетично. "В мире еще есть люди, которые надеются, что Советский Союз и другие коммунистические страны вернутся в докоммунистическое состояние. Надежды эти напрасны. Коммунизм . не временный зигзаг в истории, а эпоха. Это . не политический режим, который можно сбросить и заменить другим, сохранив социальный строй страны. Это есть самый глубокий социальный строй, на котором базируется все остальное. ...Коммунизм означает такую перестройку всей организации жизни общества, что обратной ход эволюции исключается в принципе". (2, с.289)

Так писал Александр Александрович в 1980 году, находясь в Мюнхене. Так сказать . взгляд на свою Родину "с другого берега".

Очевидно, Зиновьев, как студент философского факультета МГУ в 50-е годы, с произведениями "классиков марксизма" был знаком (ну, зачем студенту-логику читать "Капитал" К. Маркса?), лишь в пределах учебной программы. Похоже, что он не воспользовался пребыванием на родине основателя марксизма для ознакомления с его трудами в "первоисточниках". Это можно предположить, закончив читать его книгу.

Прежде всего, К. Маркс никогда не писал о каком-то "реальном коммунизме", как определенном типе общества. Он писал о "коммунизме" как гипотетической "возможности", что было подвергнуто резкой критике еще лидерами Интернационала, по заказу которых был написан знаменитый "Манифест Коммунистической партии". "Научный коммунизм" - это детище его учеников-дилетантов.

"Социализм", как идеальный тип "справедливого" общества, - это плод воображения европейских мыслителей-утопистов и пропагандистов так называемого "русского социализма". В.И. Ленин, столь принципиально критиковавший "социалистов" в начале своей публицистической карьеры, назвал "октябрьское вооруженное восстание" "социалистической революцией" неожиданно для делегатов II Съезда Советов, среди которых большинство было "социалистами", хотя тогда никто толком не знал, что это такое . "социализм".

Ленин перед смертью понял то, что "коммунизм" . это политический блеф. Л.Д. Троцкий и многие другие из "ленинской гвардии" также понимали, что построить "коммунизм" без поддержки "мировой революции" . это политическая авантюра, за которую придется заплатить дорогую цену. Однако, для Сталина и его соратников "цена" их замыслов не имела значения. Сталин "заменил" слово "коммунизм" на "социализм" как "первую фазу коммунизма" и заложил это понятие в фундамент своей доктрины "построения социализма" в Советском Союзе. Поэтому неслучайно все "победы социализма" связаны с его именем. Мало кто из историков и политологов обратил внимание на совпадение роста "культа личности" Сталина и экспансии мифа о "победах социализма". Исторически это справедливо. Сталин был великим мистификатором. И "социализм" в Советском Союзе . это полностью его детище.

Так произошла терминологическая манипуляция, под "гипнозом" которой оказались даже зарубежные "советологи". Неудивительно, что и А.А. Зиновьев, оказавшись на долгие годы на Западе, где, вероятно, в силу жизненных обстоятельств не имел возможности заниматься серьезной исследовательской работой, стал жертвой этой мистификации.

На самом деле в Советском Союзе не было никогда "реального коммунизма". "Социализм" . это "государственный капитализм" плюс "советская власть". ХХ век знает много политических режимов, при которых "государство" (правящая политическая элита) являлось главным, если не единственным, собственником национальных ресурсов, капитала и средств производства. Со временем, когда финансовый капитал стал вытеснять промышленный капитал из сферы управления экономикой, ситуация значительно упростилась. Теперь "государству" не надо контролировать непосредственно производство (заниматься "экспроприацией", "национализацией", "индустриализацией"), достаточно держать под своим контролем "финансовые потоки" и направлять их в нужное для власти русло.

Английские экономисты XVIII века раз и навсегда доказали, что экономические законы общественного развития объективны, а это значит, что они не зависят не от политики, ни от идеологии, а тем менее . от терминологии. В середине XIX века великий ученый К. Маркс создал "политэкономию" капитализма, идеальной моделью которого была английская экономика конца XVIII - начала XIX веков. Но он не создавал "политэкономии социализма", не создали ее и его "ученики". Нет какой-либо особой "социалистической экономики". Все попытки изобрести и внедрить ее на протяжении десятков лет в практику оказались либо "изобретением велосипеда" ("планирование", например), либо экономическим дилетантизмом ("стахановское движение", "соцсоревнование" и пр.). Экономика Советского Союза всегда развивалась, несмотря на многочисленные "реформы" и "ошибки", по законам классического ("развивающегося") капитализма. Иначе страна просто не смогла бы "выжить" в окружающем ее капиталистическом мире. При этом "Запад" весьма активно помогал кредитами, техникой и кадрами "советскому" государству строить "социализм", т.е. "государственный капитализм", который занимал свое место в мировой экономике. А характер политической власти при этом не имеет значения.

Так что, если отбросить сегодня идеологический "камуфляж", который на протяжении нескольких десятков лет "крышевал" Советскую власть, то под ним обнаружится ничто иное как "реальный госкапитализм" европейского образца. Таким образом, никакой "экономический кризис" серьезно не угрожал Советскому Союзу, поскольку его экономика во второй половине XX века уже была интегрирована в мировой экономический процесс. Но действительная проблема заключалась в том, что именно в это время наметился и стал все увеличиваться разрыв между темпами развития экономики и уровнем ее государственного "руководства". В стране отсутствовала современная система управления экономикой. В разгар мировой "научно-технической революции" здесь, по-прежнему, царила "административно-командная система", - анахронизм сталинской эпохи, - уже не отвечающая потребностям развития современной экономики. "Партократия" обнаружила свою экономическую некомпетентность, но не хотела "уступать" руководство экономикой.

Неуклюжие и безграмотные попытки Н.С. Хрущева решить эту проблему традиционными средствами ("кадры решают все") лишь усугубили кризис. Практически некому было управлять современной экономикой огромной "сверхдержавы"! Приход к руководству правительством грамотного экономиста А.Н. Косыгина и широко развернувшаяся при Л.И. Брежневе кампания ("чистка кадров") за повышение образовательного уровня руководства за несколько лет "стабилизировали" ситуацию. В партийные и государственные органы пришли люди со специальным высшим образованием. В многочисленные "Высшие партшколы" стали в обязательном порядке направлять тех высоких партийных функционеров, у которых часто не было даже законченного среднего образования. Крупные руководители из сферы производства направлялись на переподготовку в "Академию Общественных наук". Но ни один партийный функционер не был направлен на "повышение квалификации" ни в один престижный отечественный или зарубежный ВУЗ. Все ограничилось "заочным" образованием и превратилось, в конечном счете, в профанацию. "Партноменклатура" стремилась сохранить себя по-прежнему замкнутым "орденом меченосцев". Это . была серьезнейшая политическая ошибка. "Партноменклатура" уже была не в состоянии управлять страной, которая стала стремительно приближаться к кризису. Это был кризис политический. "Советская власть" уже вошла в объективное противоречие с современными потребностями развития экономики "госкапитализма". Мировой экономический процесс требовал смены политической системы.

 

"Апостол"

Через десять лет, когда в Cоветском Союзе уже бушевала "перестройка", в том же Мюнхене Зиновьев издает книгу, которую называет проведенчески "Кризис коммунизма". В Предисловии он выражает намерение "дать описание нормального (здорового) коммунизма лишь в той мере, в какой это необходимо для выяснения сущности его кризиса и его перспектив в будущем". (2, с.291) Задача поистине апостольская в том смысле, что он и в этой книге занимается проповедью своего антикоммунистического катехизиса.

Начинает Зиновьев, как философ, с терминологии. "Чтобы избежать терминологической путаницы и бессмысленных терминологических дискуссий", он предлагает отличать "идеальный коммунизм" от "идеологического коммунизма". "Идеологический коммунизм" как "плод воображения" некоторых людей есть средство "манипулирования массами". "Идеальный коммунизм" есть "научная абстракция" как научный способ познания "реального коммунизма". Он вновь настаивает на том, что различение двух стадий коммунизма бессмысленно. В Советском Союзе построен самый "полный коммунизм". Никакого другого "настоящего коммунизма" в принципе быть не может.

Зиновьев называет "грубой ошибкой" считать коммунизм абсолютно "недемократичным", так как здесь своя форма демократии: выборность на "должность", практика "съездов", "собраний", "заседаний", которые контролируют руководство на уровне первичных коллективов. Максимальный контроль за всеми аспектами жизни общества и отдельных граждан есть один из принципов коммунистического управления. Естественным следствием этой системы управления являются бюрократизм и "застой", борьба против которых началась сразу после установления советской власти. "Система власти ... вырастает здесь из потребности обеспечить существование страны как единого социального организма..."(2, с.218)

Отсюда он выводит заключение, что марксистская теория "отмирания" государства при коммунизме оказалась ложной в отношении государства коммунистического, которое не исчезает, а, наоборот, превращается в "сверхгосударство" и становится "монопольным субъектом истории".

"Советское государство явилось преемником и продолжением дореволюционного русского государства. Российская история была по преимуществу историей государственности. Она такою и осталась в советский период. И такою она останется на все времена, пока сохраняется коммунизм..." (2, с.319)

Но Зиновьев вынужден признать, что в Советском Союзе сложилось своеобразное "двоевластие": формально государственной властью считались советы, но фактически высшей властью стал "партийный аппарат". Вся система власти является фактически продолжением и разветвлением этого аппарата. "Общая линия руководства была ясна и более или менее стабильна. Методы управления были примитивны и стандартны, культурный и интеллектуальный уровень руководимых масс был низким, лозунги для них были простые. Практически любой партийный функционер, включенный в номенклатуру, с одинаковым успехом мог руководить тяжелой индустрией, целой республикой, спортом, сельским хозяйством или литературой" (2, с. 325)

Советы создавали видимость выборности власти. Формально выбираемые депутаты советов предварительно отбирались партийными органами и функционировали под их контролем. На высшем уровне Советов соответствующие законы и решения принимались только при одобрении высших партийных органов. Фактически страной управлял "аппарат сверхвласти", который не был оформлен законодательно. "Аппарат сверхвласти" был аппаратом личной власти Генерального секретаря ЦК КПСС. "При этом сам Генсек может быть ничтожеством". Во власть попадали далеко не лучшие в интеллектуальном отношении люди, образовательный и интеллектуальный уровень которых был значительно ниже образованного общества. "К высшей власти допускается человек, который больше всех устраивает тех, кто обладает властью на этом уровне". (2, с.331)

Но Зиновьев пытается это "объяснить", повторяя стереотипы советской исторической мифологии. "Это была трагическая и беспрецедентная по трудности история. ...Страна выжила главным образом благодаря новому социальному строю . коммунизму. ... Перед Советским Союзом с первых дней его существования в качестве коммунистической страны встала проблема выживания в трудных исторических условиях. И это наложило свою печать на сам коммунистический социальный строй". (2, с.379)

Здесь "социолог" Зиновьев подретушовывает советскую историю. Нет абстрактной категории "история", есть история конкретного субъекта (страны, народа, цивилизации и пр.). Не может быть истории без ее субъекта. "Исторические обстоятельства" - это не результат "божественного промысла", а следствие конкретной деятельности "исторического субъекта". Так что, Советский Союз сам создал свои "исторические обстоятельства", в которых и был вынужден "выживать". "Другой" истории у него быть не могло. "Советская" история . это история СССР.

По логике самого Зиновьева, если бы не существовало Советского Союза, не было бы Второй Мировой войны с ее ужасными жертвами и последствиями. Обратим внимание: "Немецкий тоталитаризм есть явление в рамках западной цивилизации... Гитлеровский ...тоталитаризм был порожден страхом перед коммунистической революцией и перед возможностью проникновения коммунистического общества". Это слова из предыдущей книги Зиновьева "Коммунизм как реальность" (2, с.48,49). Значит: не было бы "реального коммунизма" и опасности его распространения в Европе, не было бы фашизма и войны?! Это и есть "исторические обстоятельства".

Наконец, когда Зиновьев переходит к заявленной теме, о "кризисе коммунизма", начинается вообще фантасмагория. Создается такое впечатление, что автор никогда не жил в Советском Союзе и что книгу "Зияющие высоты" написал другой человек.

Зиновьев утверждает, что "кризис" "произошел фактически неожиданно для политиков, специалистов и широких слоев населения" и его осознали лишь после того, как "он разразился и начал свирепствовать во всю мощь". Объясняет он эту "неожиданность" отсутствием "научной теории коммунизма".

"...Деятели и мыслители всех сортов и рангов усмотрели причину кризиса в ошибках и преступлениях руководителей коммунистических стран в прошлые годы, ставших дозволенными и общепризнанными объектами ругательств. ...А исторический процесс не есть цепь преступлений. Конечно, ошибки властей и преступления властей сыграли какую-то роль в создании предпосылок кризиса. Но не они суть причины кризиса, кризис произошел бы и в том случае, если бы никаких ошибок и преступлений не было. К тому же нет никаких критериев установления того, что есть ошибка и что есть преступление, когда речь идет о большой истории. Суждения на этот счет, как правило, субъективны, диктуются эгоистическими интересами новых правителей и их лакеев". (2, с.382)

Очень сильно сказано, но неверно, как по логике, так и по смыслу. Прежде всего, "кризис" той или иной социальной системы - это определенная "болезнь", которая свидетельствует о том, что "пациент скорее жив, чем мертв". Ни одна общественно-экономическая система не развивается без периодических "кризисов", которые, в конце концов, преодолеваются. "Пациент" выздоравливает, если средства его лечения были выбраны правильно, но - самое главное, - если правильно был поставлен "диагноз" его болезни.

Сам Зиновьев признает: "Тенденция к социальному кризису... есть закономерное явление нормальной жизнедеятельности социального организма". "Наступление кризиса есть результат совокупного действия многочисленных причин и условий". (2, с.383)

Зиновьев, как и многие другие "советологи" и "политологи", начинает отсчет начала "кризиса" с так называемых "хрущевских годов", когда, по его мнению, "наметился кризис советской (марксистской) идеологии". В "брежневские годы" он отмечает "признаки морально-психологического кризиса". К концу этого периода кризис охватил экономику страны. С приходом Горбачева он связывает кризис всей системы власти и управления обществом. Представить себе, что все это на протяжении десятилетий происходило "неожиданно", нужно обладать таким же "тупым" воображением, как и для того, чтобы поверить в то, что Гитлер напал на Советский Союз "неожиданно".

В действительности, ничего серьезного не угрожало экипажу судна под названием "Советский Союз". Никакой "кризис" не мог потопить это судно, даже в жестокий шторм. Но, тем не менее, оно затонуло почти мгновенно. Что же произошло? Дело в том, что капитан судна не занимается его строительством, он получает его от своего предшественника. Но от него зависит, будет ли во время замечена и устранена "течь" в той части корпуса судна, которая важна для его "живучести". Иначе судно может затонуть даже в полный штиль.

Если предположить, что не господь Бог предопределяет судьбу народов, то эта судьба есть результат деятельности конкретных исторических личностей. Поэтому каждый народ имеет ту историю, которую он заслуживает. Здесь только не надо "передергивать".

"Кризис" есть закономерное следствие объективного процесса социального развития. Вместе с тем, установление действительных причин этого "кризиса" и своевременное устранение его неизбежных последствий . это прерогатива конкретных "политических деятелей", наделенных ответственностью перед своим народом и историей. Многие из них пытаются возложить ответственность, как правило, на своих предшественников и обвинить их в "ошибках" и "преступлениях". Хрущев возложил ответственность на Сталина, Брежнев . на Хрущева, Горбачев . на Брежнева, Ельцин . на Горбачева и так далее по списку. На самом деле, все они были "заложниками" ("правопреемниками") своих предшественников, от "наследия" которых они пытались избавиться всеми средствами (как правило, дискредитацией), но именно это и предопределяло их политическую судьбу. Но в истории не бывает иначе. Поэтому история повторяется в "лицах" и "ошибках".

Таким образом, если предположить, что никакого "смертельно опасного кризиса" советской социально-политической системы на самом деле не было, и, тем не менее, разрушение этой системы произошло, то действительные причины этой исторической катастрофы следует искать в других "сферах".

В поисках внешних причин "кризиса" коммунизма Зиновьев выдвигает идею о "пропущенной мировой войне". "Затянувшийся мирный период дал тот минимум времени, который был необходим для превращения постоянно действующей возможности кризиса в действительность". Исход "холодной войны" явился вторым важнейшим условием кризиса коммунизма. "Холодная" война" закончилась к началу восьмидесятых годов в основном в пользу Запада. (2, с.388-389)

Зиновьев повторяет распространенный журналистский штамп времен 90-х годов. Между тем в нем заложены две исторические фальсификации.

Первая . "холодная война" никогда не была действительно "холодной": начиная с войны в Корее в начале 50-х годов и, кончая войной в Афганистане в 80-е годы, две "сверхдержавы" практически непрерывно вели "горячие" войны с большими человеческими жертвами и экономическими издержками. Исход этой войны был предопределен: одна из "сверхдержав" должна была, в конце концов, уничтожить другую. В мире не может быть двух "великих" держав. На политической карте мира должна была, в конце концов, остаться только одна и другая должна была это признать.

Но совсем не факт, что жертвой должен был стать именно Советский Союз. Это . вторая фальсификация. Уход советских войск из Афганистана был отнюдь не военной победой США, а политической капитуляцией советского руководства. После весьма ощутимых военных и политических поражений в Азии и Африке, победы кубинской революции (не без поддержки СССР) и развертывания революционных процессов в Центральной Америке в 80-е годы, серьезность которых продемонстрировала победа Никарагуанской революции, международный авторитет США "дышал на ладан" и нужно было принимать радикальные меры для спасения их мирового "лица". ЦРУ, возглавляемое в 80-е годы Джорджем Бушем-старшим, блестяще справилось с поставленной задачей спасения престижа нации, за что Буш, после уничтожения Советского Союза, был поощрен званием Президента страны. Это . американская традиция. "Победа" Джорджа Буша спасла мир от "третьей мировой" войны.

Это отчасти признает Зиновьев, считая важнейшим условием "кризиса" - "перелом в политической стратегии Советского Союза в отношении Запада". "С приходом Горбачева к власти ...советское руководство стало изображать готовность осуществить преобразования, снимающие все претензии Запада к Советскому Союзу". Он расценивает это как "поощрение разрушительных антикоммунистических тенденций". "Началась сильнейшая атака Запада на коммунистический мир в форме борьбы за демократию". "Среди причин, породивших западные иллюзии в отношении Горбачева и политику задабривания и восхваления, можно назвать желание масс людей в странах Запада склонить Советский Союз на путь эволюции в сторону западной демократии..."

Эта "страшилка" про невинную "Красную шапочку", коварно соблазненную "Серым волком" виделась Зиновьеву из далекого Мюнхена, где он, вероятно, начинал свой день с прочтения местных утренних газет с "комиксами".

На самом деле, все произошло опять же - "с точностью наоборот". Пресловутое влияние "Запада" имело место в Советской России, начиная с революции, включая предвоенные и военные годы, и никогда не прерывалось. Это влияние стало еще более интенсивным с 50-х годов, когда после смерти Сталина упал "железный занавес" и в культурную жизнь страны устремились бурные потоки западной литературы, музыки, кино, драматургии и науки. В немалой степени, благодаря этому, Советский Союз очень быстро вышел на "мировую" сцену научно-культурного прогресса и стал играть на этой сцене далеко не второстепенную роль. История цивилизаций, очевидно, демонстрирует, что ни культура, ни наука (даже идеология и религия) не в состоянии не только изменить, но даже существенно повлиять на ход социального процесса. Это . вековая гуманитарная иллюзия. Ни какое "влияние Запада", так же как никакое "коммунистическое влияние" на Запад, не могло поколебать фундаментальные основы общества, если фундамент сам уже не дал трещину. Вот, когда здание начинает рушиться, его обитатели ищут спасения в других "домах". Это . естественно. "Активизация" влияния западной идеологии на советское общество было симптомом того, что в этом обществе уже что-то неблагополучно.

Тем более полной чепухой является убеждение эмигранта Зиновьева в том, что европейский обыватель ("массы"), не имея других забот, только мечтал о возвращении "Блудного сына" (т.е. Советского Союза) под "отчий кров" западной цивилизации.

Зиновьев считает, что предпосылки для кризиса ("потенциальный кризис") накопились в брежневские годы. Но горбачевское руководство развязало кризис, дало толчок к превращению потенциального кризиса в актуальный. Горбачев "нажал кнопку", и "бомба кризиса взорвалась". "Горбачев нажал спусковой крючок кризиса, своей перестройкой углубил и расширил кризис, поставив коммунистические страны на грань катастрофы". (2, с.397) На основании этих рассуждений Зиновьев уверяет, что кризис был "спущен" в общество "сверху".

Здесь следует отметить опять два логических противоречия.

Первое, как обычно, - противоречие с самим собой. Например, как же быть с его вышеизложенной теорией "исторических обстоятельств", столь, казалось, хорошо объясняющих "ошибки" и "преступления" Сталина, и абсолютно забытых в случае "реформ" Горбачева, который, как это представляет себе автор, проводил "перестройку" у себя на даче (в Форосе, наверное) в полном одиночестве и без всяких "обстоятельств". Опять, как говорят сегодня, - логика "двойных стандартов"

Второе, - это неверно по существу. "Кризис", как признает выше сам Зиновьев, это закономерное следствие социального развития. Влияние человека на ход исторически значимых событий, безусловно, имеет большое значение, но не столь решающее, как это хотелось бы некоторым публицистам. Здесь неуместна военная терминология ("бомба", "спусковой крючок"). С таким же успехом можно сказать, что В.И. Ульянов подложил "бомбу" под царский режим России и нажал "спусковой крючок". Проблема "кризиса" . это не проблема "роли личности в истории".

В связи с этим не следует преувеличивать значение "реформ". Зиновьев считает, что "реформа есть такое решение высшей власти, которое фиксирует или производит серьезный и устойчивый перелом в какой-то сфере жизнедеятельности страны в целом, в самих принципах организации этой сферы". Поэтому горбачевские "реформы" он называет реформами "иллюзорными".

Так, например, о "гласности" он пишет: "Вместо восстановления исторической правды началось очернение всей прошлой советской истории. События вырывались из их исторического контекста и интерпретировались в духе требований нынешней конъюнктуры. Новая историческая ложь сменила старую. ...Грехи прошлой власти стали выглядеть как грехи власти вообще. Дискредитация сталинского и брежневского руководства сделала для дискредитации любого руководства страны больше, чем ее реальные промахи".

Так же он относится к реформе "демократизации". "Политика демократизации развязала широкие слои населения. Они пошли дальше того, что предполагалось. Они явочным порядком сломали многочисленные запреты прошлого. Удержать этот взрыв было невозможно. Страна впала в состояние всеобщей смуты и распущенности. Начался такой разгул "демократии", какого теперь не увидишь даже в демократических странах Запада". (2, с.400)

Зиновьев убежден в том, что "начавшись с самых верхних "этажей" общества . с идеологии и морального состояния, кризис углубился до самых глубоких его основ . до его социальной организации". По его мнению, "ударной силой" оппозиции стал "особый слой" тех, кого Зиновьев называет "люмпен-отщепенцами" или "социальными паразитами", которые "за счет малых усилий и способностей имеют приличную долю жизненных благ". Этот многочисленный слой превысил допустимую норму и стал угрожать стабильности общества.

Оказывается, что одной из важнейших причин кризиса был не застой, а "чрезмерный для коммунизма прогресс". "Была нарушена мера прогресса". (2, с.407) Его мысль понятна: чем ниже "мера прогресса", тем стабильнее общество. Таким образом, если бы Советский Союз продолжал оставаться на "обочине" мировой цивилизации, а не осуществил мощный экономический прорыв в конце 70-ах - начале 80-х годов, никакого "кризиса" не было, и он существовал до сих пор. Знай свое место и ты проживешь долго. Это - хороший обывательский закон. Но об этом уже шла речь выше.

Когда Зиновьев начинает говорить о "кризисе власти", который проявился в том, что она потеряла авторитет среди населения, здесь его рассуждения становятся интересными. Этот кризис, по его мнению, затронул стержень власти . ее партийный аппарат. Партия превратилась в партию чиновников. Он убежден, что "коммунисты предали марксизм-ленинизм именно тогда, когда на нем стоило настаивать особенно упорно". "В кратчайшие сроки было сочинено огромное количество всяческой чепухи. Бесчисленные шарлатаны и безответственные болтуны, включая титулованных советских академиков, бывших советских диссидентов, удравших на Запад за славой и комфортом, и западных советологов, настолько засорили и замутили интеллектуальную атмосферу в обществе, что только полное игнорирование производимой ими галиматьи и доверие к простому здравому смыслу еще могло бы наставить руководство на путь истинный. Но, увы, всякие здравые суждения стали рассматриваться как проявления консерватизма, брежневизма и даже сталинизма. Только ничем не ограниченная чушь, облекаемая в наукообразную форму, имела какие-то шансы быть замеченной". (2, с.416)

Какая блестящая обличительная речь, какая мужественная самокритика! Но не следует настолько самообольщаться. Дело в том, что те "опусы", которые писали заграницей Зиновьев и его "братья по духу", почти никто в брошенной ими стране не читал, за исключением очень немногих их "единомышленников" в "столичных" городах, которые могли повлиять лишь на "атмосферу" своих коммунальных квартир.

Таким же преувеличением Зиновьева являются его рассуждения о "морально-психологическом кризисе", который заключается в "крушении системы ценностей и психологических опор". Это отчасти верно, но к кризису системы не имеет прямого отношения, скорее - это сопутствующее ему обстоятельство. Всякий социальный кризис сопровождается в любой стране "переоценкой ценностей".

Рассуждая профессионально о психологии толпы, Зиновьев пишет: "Особенность нынешней ситуации состоит в том, что взбунтовавшиеся массы населения оказались в своего рода исторической ловушке. В обществе сложилась ситуация, которую можно было бы назвать революционной, если бы в реальности назрели предпосылки для настоящего революционного переворота. Но таких предпосылок не было. И массы устремились не вперед, не в будущее, а назад, в прошлое. Псевдореволюционная ситуация могла породить только одно: попытку контрреволюции по отношению к революции... С точки зрения эволюции коммунизма массы выступили как сила глубоко реакционная". (2, с.421)

Зиновьев в 1990 году еще не мог знать, что он окажется прав. Ельцинский "август 1991-го", который многими его участниками воспринимался как очередной "дворцовый переворот", оказался началом завершенной в октябре 1993-го "контрреволюцией".

Предугадал Зиновьев и случившийся процесс "дезинтеграции" страны: "В Советском Союзе тенденция к дезинтеграции страны проявилась прежде всего в стремлении окраинных национальных республик к отделению от Советского Союза в виде самостоятельных государств (прибалтийские и кавказские республики). Но не только. На Украине усилилось стремление отделения от России". (2, с.422)

В связи с грядущими событиями Зиновьев настроен весьма пессимистично: "Характер эпохи выражается также в том, какого рода личности ее представляют, т.е. вылезают или выталкиваются волею обстоятельств на видимую сцену истории. Переживаемая эпоха характеризуется тем, что из гнойников человеческих душ выплеснулось море подлости, пошлости, лжи, лицемерия, цинизма, интеллектуальных помоев и прочих гнилостных продуктов мирной жизнедеятельности человечества. Причем это моральное и интеллектуальное помутнение воспринималось участниками исторического процесса как просветление, очищение, оздоровление и совершенствование, а не как распад, падение в бездну воспринималось как свободный полет ввысь. И выразили эту извращенную эпоху извращенные личности. ...Массы получили таких вождей, каких они заслуживали". (2, с.425-426)

Он, как "западник", очень огорчен тем, что "на Западе началась оргия антикоммунизма". "Кризис настолько скомпрометировал идеалы и практику коммунизма, что быть коммунистом на Западе стало чем-то крайне негативным, чем-то вроде фашиста или нациста". Однако он верит в то, что "и в этом отступлении советского коммунизма рано или поздно будет свой Сталинград".

Его возмущает, что советское руководство без всякого внешнего принуждения

стало в широких масштабах проводить политику предательства в отношении идеалов коммунизма и своей собственной советской истории. "Такого бессовестного идейного цинизма и глумления над безопасным и беззащитным прошлым еще не знала видавшая виды советская история. Вместо декларируемой исторической правды в умы и души советских людей полился поток новой лжи, превосходящий прежнюю ложь лишь более хитрой формой словоблудия". (2, с.428)

Разумеется, Зиновьев здесь забывает о "цинизме" и "глумлении" над "беззащитным прошлым" России в послереволюционной, а затем в "постсталинской", советской истории. Вероятно, также думала русская интеллигенция в эмиграции.

Он пытается предсказать "будущее": "В отдельных странах возможно разрушение коммунистического социального строя и переход к социальному строю иного типа. ...Но это еще не будет означать гибель коммунизма вообще и наступление посткоммунистической эры. В обозримом будущем такая перспектива исключена для главных бастионов коммунизма . для Советского Союза и Китая" (2, с.438)

Сегодня Зиновьев знает, что он ошибся в своем прогнозе. Советского Союза нет.

Но в 1990 году он еще мечтал, что "восстановление норм коммунизма" все еще возможно в результате придуманной им "контрперестройки". "Кризис этот есть коммунистический. И преодолен он может быть адекватными ему коммунистическими методами". "Важнейший источник контрперестройки . восстановление норм социальной организации, нарушенных кризисом. ...Восстановление же общественного порядка и стабильности быта может быть достигнуто только вследствие суровых и решительных мер государства". (2, с.450)

Таким образом Зиновьеву удалось предсказать путч ГКЧП, хотя он мог бы предвидеть и его поражение.

Между тем, его "разочарование в западнизации" убеждает личной искренностью. "Запад . это не только супермаркет, где можно приобрести все необходимые предметы потребления. ...Это . принудительный образ жизни, имеющий свои теневые стороны и доступный далеко не всякому. Если бы можно было дать возможность советским людям попробовать пожить в условиях Запада с его реальными проблемами, ...то наверняка большинство из них предпочло бы советскую бедность западному благополучию.

Запад . это не только демократия, права человека и всяческие свободы. ...Тут есть свой социальный строй, складывающийся веками, переживший множество кризисов, революций, взлетов и падений. Формы западного образа жизни не являются универсальными и всеобщими. ...Их нельзя оторвать от той грандиозной многовековой истории, в которой они отстаивали свое существование". (2, с. 451)

Это, бесспорно, лучшие страницы книги Зиновьева.

Он настаивает на том, что введение так называемой рыночной и планово-рыночной экономики в коммунистической стране может быть лишь легализацией "жульнической" или "планово-жульнической" экономики и, в конце концов, приведет к усилению хаоса и неподконтрольности в экономике. Главное следствие этого . образование целого класса богатых людей, добывающих свое богатство за счет нарушения норм и "завуалированной эксплуатации масс населения"

Гениальное предвидение! Зиновьев знал, о чем писал, по своему личному опыту.

"Аналогично обстоит дело с требованием введения парламентаризма и многопартийной системы. ...Парламентаризм и многопартийность суть политические формы капитализма, и не нечто пригодное для всех времен и народов. ...Парламентаризм имеет смысл лишь при том условии, что в обществе имеется независимый от этой части власти механизм самоорганизации, т.е. постоянно действующая невыборная система управления и самоуправления, какой нет в обществе коммунистическом". (2, с.452) Об этом предупреждал еще В.И. Ленин, тоже большой знаток жизни на Западе. Но нет пророка в своем Отечестве, впрочем, его нет и в чужом.

Можно было бы согласиться со словами Зиновьева о том, что "марксизм-ленинизм" перестал быть адекватным "реальному коммунизму" и он уже никогда не станет руководством к действию. Но он считает, что нужно создать новое идеологическое учение, адекватное условиям "реального коммунизма", а "не просто подновить марксизм-ленинизм применительно к новым условиям". Это - уже новая утопия.

Зиновьев предупреждает, что "угроза новой мировой войны не исчезла". "Если Запад почувствует, что Советский Союз можно разгромить без особо больших потерь для себя, он такую возможность не упустит". Но он опять же ошибается, когда выражает надежду на то, что "Советский Союз выкарабкается из кризиса, модернизирует военную промышленность и армию и будет в состоянии сам нанести смертельный удар своим противникам". (2, с.457)

Автор "со стопроцентной уверенностью" утверждает, что, если мировая война разразится и если после нее более или менее значительная часть цивилизованного человечества уцелеет, то она сможет выжить в послевоенных условиях и создать устойчивое человеческое объединение лишь при условии создания "коммунистической социальной организации". "Новая мировая война при любом исходе в смысле разделения на победителей и побежденных будет иметь неизбежным результатом конец капитализма как формы социальной организации людей". (2, с.465)

Здесь уж фантазия Зиновьева разыгралась без меры. Никакой "мировой войны" ради Советского Союза уже не будет потому, что он уже не существует.

В "Послесловии" своей книги Зиновьев пишет: "Коммунизм не есть случайный зигзаг истории. Он имеет глубокие корни в самих основах человеческого бытия. История еще не сказала последнее слово. Если даже на планете не останется ни одной коммунистической страны и ни одного коммуниста по убеждениям, это еще не будет означать, что коммунизм исчез навечно! Человечество так или иначе начнет новый цикл борьбы за коммунизм. Возможно под другим названием, с другими лозунгами, но по сути дела за то же самое. Посткоммунистическая эра есть лишь затаенная мечта антикоммунистов и безответственная фраза демагогов". (2, с.466)

Автор "прозрел" очень быстро. В июне 1993 года Зиновьев в панике пишет: "Я никогда не был и не являюсь апологетом коммунизма. Но самое элементарное чувство справедливости заставляет отдать ему должное". (2, с.470)

Это похоже на "прощальное слово" при похоронах.

Теперь он утверждает, что в Советском Союзе не могли созреть предпосылки для перехода к капиталистическим социальным отношениям, не было никакой потребности в переходе к капитализму. "Об этом мечтали лишь преступники из "теневой экономики", отдельные диссиденты, скрытые враги и часть представителей привилегированных слоев, накопившая богатства и хотевшая их легализации". (2, с.487)

Однако "мечтаний" этих немногих, но богатых, людей оказалось достаточным.

Его предупреждение уже запоздало: "Нужно быть слепым, чтобы не замечать, что Россию нынешние ее правители усиленно толкают на путь колониальной демократии. И нужно быть врагом своего народа и предателем Родины, чтобы изображать этот процесс как благо для народа. Россия никогда и ни при каких обстоятельствах не превратится в страну, аналогичную странам Запада и равноценную им в этом качестве, - не станет частью Запада". (2, с.489)

Зиновьев понимает, что Россия уже сыграла свою исключительную роль в истории человечества, создав коммунистический социальный строй. Но эта роль утрачена уже навсегда. Запад просто не допустит, что бы в мире появился мощный конкурент на мировых рынках. Россия нужна ему не как "партнер в дележе мира, а лишь как зона дележа". Русским в планах Запада уготована "заурядная и позорная для бывшей великой страны" судьба. Но он так и не понял, что "реальный коммунизм" был исторически обречен с самого своего рождения по причине его "нежизнеспособности".

 

"СУДЬЯ"

По возвращению на Родину, которая с трудом вспомнила его имя, Зиновьев в 1993 году опубликовал роман "Смута". В нем он попытался объяснить, что произошло в стране в 1991 году, дать свою оценку событий периода конца "перестройки". Разумеется, все это подано в саркастическом ключе и в гипертрофированном стиле. Главная идея "романа" . это оправдание терроризма как средства решения проблем.

Так, один из героев романа говорит: "Хотим мы этого или нет, но власти сами вынуждают нас на борьбу против них. И сами же они подсказывают нам форму борьбы: терроризм. Нелегальная революционная деятельность в тех формах, в каких она велась до революции, в наших условиях невозможна. Нелегальная организация на длительное время немыслима по условиям жизни и работы. И наверняка появятся доносчики и провокаторы. Беспощадная расправа последует незамедлительно. Единственное, что нам остается, это . террористический акт, совершаемый индивидуально или очень маленькой группой, спаянной в единое целое так, как будто она есть один человек". (3, с.58-59)

Зиновьев определяет природу терроризма в своем "кредо бунтаря":

Во все времена существовали отдельные индивиды, восстававшие против условий жизни своего общества. Их бунт был бескорыстен. Они не рассчитывали на то, что их произведут в герои. У них не было надежды изменить условия жизни к лучшему. У них не было никакой программы социальных преобразований. Террористы действуют не по какому-то внешнему "праву", а в силу внутренней необходимости. Они суть закономерный продукт жизни общества и выполняют в нем определенную функцию, они напоминают людям о том, что в обществе имеют место несправедливости. Поэтому общество нуждается в них, потому что они выполняют самую опасную, грязную и неблагодарную работу в "общественной эволюции". Их судьба трагична. "Массы" сами помогают властям душить их, чаще они сами расправляются с ними. И все же они восстают.

"Террористический акт есть самое яркое и решительное проявление индивидуального бунта. Тут имеются свои принципы и правила.

... Если вы становитесь на путь террора, на самом деле все становятся вашими врагами, включая тех, ради которых вы идете на это. Тут надо руководствоваться принципом: невинных вообще не существует, существуют лишь непричастные". (3, с.59)

Зиновьев считает, что если с моральной точки зрения можно осуждать "терроризм вообще", то с исторической точки зрения ошибочно говорить о "терроризме вообще". В качестве примера он приводит отношение большевиков к террору до и после революции.

"История повторяется", - считает он. "Террор снизу" - это "страшный сигнал" о реальном положении в стране, который имеет "некоторые шансы быть услышанным".

"Если ты действуешь бескорыстно, если ты имеешь благородную цель служить людям, если ты при этом жертвуешь своею жизнью, то имеешь полное право судить лицо или учреждение, являющееся персонификацией зла, право выносить приговор и приводить его в исполнение. В таком случае ты есть Высший Судия. В таком случае ты исполняешь волю Истории. В таком случае место принципов морали занимают принципы долга". (3, с.60)

Возможно, Зиновьев не предполагал, когда легко писал эти строки, что уже вскоре на страну обрушится "беспредел" бандитского террора, от которого погибнут не только представители власти и "бизнесмены", но и тысячи людей, не имеющих к ним никакого отношения.

Бунт вообще, как считает Зиновьев, в крови у русского народа. "Было бы грубой ошибкой думать, будто советские люди покорны и не ведут никакой социальной борьбы. Как раз наоборот, они постоянно находятся в состоянии борьбы. Как говорил поэт, покой им только снится. ...Они борются со всеми, всегда, во всем. ...Они . борцы в самом широком, глубоком, точном и высоком смысле слова. (3, с.79-80)

Здесь Зиновьев выступает вновь в роли "волхва", предсказывая возможность "бури в нашей помойке": "у нас разразится такая смута, какой не было за всю прошлую историю".

Под свое "кредо бунтаря" он подводит психологическую базу.

Человек коммунистического общества родился, вырос и обречен дожить до конца жизни в нем. Но если он хочет сохранить достоинство человека в условиях общества, стремящегося превратить человека в "ничтожную единичку", он может создать в самом себе свой собственный внутренний мир. "Стань внутренне свободным и создай свою собственную идеологию, психологию и систему правил поведения в соответствии со своими идеалами!"

"Не может быть внутренне свободным человек, изолирующийся от жизни своей эпохи и от ее культуры. Внутренняя свобода есть способность защищать свое внутреннее "государство" в океане жизни со всеми ее тревогами, радостями, опасностями, несчастьями, достижениями, короче говоря . со всеми ее достоинствами и недостатками".(3, с. 84)

Внутренне "свободный человек" . это "гений", который есть не столько "выдающийся природный талант", сколько "явление социально-историческое". Поскольку гений есть "форма крайнего индивидуализма", то коммунистическое общество не может предоставить необходимые условия для появления, выживания и расцвета гениев. "Здесь гений как явление социальное убивается в зародыше".

Это - лейтмотив темы "Зияющих высот". Коммунистический социальный строй стремится низвести высокоодаренных людей до уровня посредственности. Даже покровительствуя им, он накладывает на них свою "печать серости и пошлости" уже самим способом "возвеличивания". "Гениев тут просто назначают". "Если у тебя маленький талантишко, то ты имеешь шансы стать крупным ученым, писателем, артистом, художником. Но если у тебя огромный талант, то горе тебе. ...Бездарность, выглядящая как талант, есть главный талант нашего времени". (3, с.87)

Таким образом, терроризм . это бунт "внутренне свободный людей" ("гениев") против подавляющего их мира "бездарностей" и "посредственностей".

Во второй части своего романа "Смута" Зиновьев дает описание "смуты":

"Эпидемия принудительных реформ" Горбачева, которую стали называть "перестройкой", ввергла страну в "состояние кризиса и смуты". Кризис разрушил сложившуюся систему табу. "Смута есть имитация свободы и прогресса, но не свобода и не прогресс. Человек здесь в гораздо большей мере есть раб обстоятельств и других людей, чем в условиях системы табу. Общество в состоянии смуты подобно человеку в состоянии опьянения или действия наркотика". (4, с.68)

Описывая состояние своего героя, автор пишет явно о себе: "Он ...не был сторонником коммунизма. Но кажущееся и частично реальное крушение коммунизма его не обрадовало. То, что приходило на смену привычному состоянию общества, оказалось неизмеримо хуже его, грязнее, подлее, оскорбительнее. В ситуации хаоса теряла смысл любая частная жизненная стратегия. Решающую роль приобретали самые гнусные качества людей". "Идейные воры и мародеры завладели умами и чувствами людей". (4, с.69)

Советы от Зиновьева:

1. "Если хочешь сохраниться порядочным человеком, поступай всегда с точностью до наоборот по отношению к тому, как поступают наши власти". (4, с.70)

2. "Кумирами дураков и бездарей могут быть лишь выдающиеся дураки и бездари". (4, с.71)

Разумеется, в русской "смуте" виноват "Запад".

"Запад навязал нам, русским, свое понимание явлений не только своей, но и нашей жизни и истории. Запад поступил с нами так, как европейцы в свое время поступили с индейцами в Америке. Он подкупил нас самыми грошовыми отходами своего образа жизни и заразил нас своими пороками. У нас не оказалось иммунитета против тлетворного влияния Запада. Мы предали великие завоевания нашей революции и советской истории за жевательную резинку, джинсы, рок-музыку, свободу проституции и грабежа народа". (4, с.76)

В этих безвыходных для "свободной" личности" условиях, когда "абсолютно все средства борьбы потеряли смысл", единственным выходом остается "терроризм". "Ареной истории завладели самые гнусные отбросы общества. Есть только один способ избежать гибели, которую несут с собой эти гады: убивать, убивать и еще раз убивать! Нужно, чтобы это стало массовым явлением. Для этого нужен яркий пример. ... Если мы не сделаем это, страна либо погибнет, либо погрузится в еще худшую трясину серости, грязи, зловония". (4, с.79)

В связи с этим и вопрос о "суде истории" ставится иначе, чем в предыдущих работах автора. Он полагает, что "образованные люди" совершают логическую ошибку, непростительную даже "малограмотным". Ошибочно с критериями настоящего судить о поведении людей в прошлом. Нельзя игнорировать различие условий нашего времени и тех лет. Нельзя вырывать поступки исторических личностей из конкретной ситуации, в которой они совершались, и оценивать их сами по себе.

Вся эта патетика "объективного" взгляда автора на историю предназначена для того, что бы убедить читателя в том, что "сегодня важно не столько идеализация жертв сталинизма ...и осуждение сталинских палачей, сколько объективно беспристрастное понимание того, почему политическая борьба в те годы принимала такие формы". "Сейчас легко судить прошлое. А судьи кто? - восклицает Зиновьев, - Имеют ли они сами моральное право судить кого-либо, тем более . целую эпоху, целые поколения людей, благодаря которым страна выжила в тяжелейших исторических испытаниях". (4, с.79) Однако: "Возврат к сталинизму был бы деградацией. Да он и невозможен в нынешних условиях".

"Совершенно иррациональным" называет Зиновьев то, что происходит в стране на его глазах. "Мы скомпрометировали самое идею коммунизма. Партия превратилась в сборище подлецов, дураков, предателей, ничтожеств. Нас надо судить. Но не за то, что мы якобы привели страну к краху, а за то, что допустили к власти тех, кто привел страну к краху".(4, с.94)

А как же, уважаемый коллега: "не судите, да не судимы будете"? "А судьи кто?" Как же - "исторические обстоятельства"? Вероятно, значительно легче быть "объективным" по отношению к далекому прошлому, или глядя на происходящее "из далека". Но совсем другое дело, когда "настоящее" происходит за окном твоего дома и коснулось непосредственно тебя и твоих близких. Долгое отсутствие вдали от дома чревато не всегда приятными "неожиданностями".

Но Зиновьев еще наивно мечтает о том, в стране будет наведен "новый порядок". "Чтобы навести порядок в стране, нужен новый Жуков. Надо ликвидировать всякого, кто призывает нас равняться на Запад. Надо отстранить от власти и изолировать от общества всех перестройщиков без исключения. Нужна война против перестройки, настоящая война. Наше руководство зашло слишком далеко и вовлекло в свои преступления слишком много всякого сброда. Спасая свою шкуру, они встали на путь предательства интересов страны и народа. С ними надо вести войну как с предателями. Нужно ввести чрезвычайное положение и очистить страну от предателей, как это в свое время сделал Сталин. Другого пути нет". (4, с.94-95)

Можно, конечно, эти слова списать на литературный прием, если бы автор неоднократно ни высказывал такие же мысли в других своих произведениях. Ностальгия по "сильной руке", которая решительно уничтожит всех "врагов народа" и вновь наступит "коммунистический рай" в стране. Но это уже было в нашей истории, и попытка ГКЧП тоже была, к чему это привело . известно. История повторяется: первый раз как трагедия, второй . как фарс.

В связи с этим интересны рассуждения Зиновьева о "русском народе": "Характер народа не есть всего лишь обобщение характера образующих его людей. Это . его характер как целого... Народ сам делает свою историю. ...Всякие ссылки на неблагоприятные обстоятельства русской истории при оценке русского народа играют объективно роль в высшей степени подлую по отношению именно к русскому народу. Они фактически означают желание сохранить этот народ именно в таком его жалком и достойном гнева и презрения состоянии".

А как же неблагоприятные "исторические обстоятельства" "выживания" Советского Союза как оправдание необходимости сталинских репрессий против того же народа, на которых настаивал тот же автор в "Реальном коммунизме"?

Однако тут же Зиновьев этот народ "обливает помоями": "В русском народе холуйское низкопоклонство перед другими, лучше живущими народами (особенно . перед западными) сочетается с презрением и ненавистью к ним, собственное самоуничижение сочетается с чванством и гордостью за свою никчемность. Русский народ видимость дела и болтовню о деле предпочитает настоящему делу. Он больше проявляет мужества и терпения в переживании бед и трудностей, чем в достижении успеха. ...Русский народ расточителен, неэкономен, немелочен до равнодушия к деталям и точности, непрактичен. Он делает многое на авось и кое-как, лишь бы отделаться. Короче говоря, этот народ в гораздо большей мере обладает способностью разрушения, чем созидания". (4, с.96-97)

Читая эти строки, невольно вспоминается распространенное мнение немцев о "русских свиньях", среди которых долго прожил русский писатель.

Он пытается убедить в том, что нельзя пропагандой западного образа жизни и "приказами высшего начальства" заставить другие народы жить "цивилизовано". "Навязывание народу образа жизни, не соответствующего его характеру, имеет своим неотвратимым следствием разрушение этого народа и его историческую гибель". Что касается "русского народа", то его "национальному характеру и исторической судьбе" больше соответствует "коммунистический социальный строй". "Во всяком случае, русский народ смог сохраниться как народ исторический лишь в качестве народа коммунистического. С любым другим строем он обречен на деградацию и гибель".

"Мы как народ ни на что другое вообще не способны. Но то, на что мы способны, мы не способны оценить по достоинству и сохранить как наше историческое достижение. ...Русский народ покрыл себя неувядаемой славой, совершив величайшую в истории революцию и отстояв себя в величайшей войне против сильнейшего врага. Теперь русский народ покрыл себя неувядаемым позором на всю последующую историю. ...Отказавшись от коммунизма, мы обрекаем себя на историческую смерть". Русский народ предал свое прошлое, "предал тех, кто принес ради него неслыханные жертвы, предал своих потомков, предал сотни миллионов людей на планете, смотревших на него как на образец, опору и защиту". "Пройдут годы, может быть, века, и наши потомки осудят нас как предателей, подлецов, дураков, шкурников, холуев, трусов, капитулянтов. И проклянут нас. И это будет справедливо, ибо мы заслуживаем такой суд". (4, с.97-98)

Да, сказано очень сильно. Но, о каком "русском народе" идет речь? Ведь "советский народ" . это уже "новая историческая общность людей". Народ не несет исторической ответственности за то, что происходит в стране. Да, его мнения никогда никто не спрашивал, а его попытки иногда все-таки высказать его всегда жестоко подавлялись властью. И это называлось "смутой". А "русский народ" никакого отношения к "реальному коммунизму" не имел. Умирая на фронтах "гражданской" и "отечественной" войн, он так и не увидел обещанного "прекрасного будущего".

Ведь Зиновьев прав: "В реальной истории не бывает чистых образцов. Важна не субъективная правда, а общепринятая легенда". (4, с.104)

 

"ПРОРОК"

В своем последнем "социологическом романе" "Русская трагедия (гибель утопии)" А.А. Зиновьев предсказал "конец" России.

Его герой, прежде всего, задается вопросом: почему произошло то, что произошло? Ведь "советский социальный строй считался незыблемым, пришедшим на века". У него "появляется сильное искушение покончить с постсоветской мерзостью самым простым и доступным способом . выброситься из окна". "Моего мира больше нет. И он никогда не возродится вновь. Мертвые не воскресают". (5, с.15)

Героя удивляет не столько сам факт краха, сколько то, как он произошел: "именно по-русски, как-то несерьезно, пустяково". "Какие-то интеллектуальные ублюдки и моральные подонки без всяких усилий на глазах у всех, при всеобщем попустительстве и равнодушии, в течение нескольких лет разрушили то, что создавалось десятилетиями, создавалось всем многомиллионным народом, создавалось ценой титанических усилий и огромных жертв, создавалось лучшими умами из народа и высоконравственными гражданами". (5, с.21)

"Падение нашей страны началось с туалетной бумаги".

Здесь удивляет не сказанное, а удивление удивляющегося. Философ, проживший двадцать лет в эмиграции, так и не понял своей страны.

Герой Зиновьева сокрушается, что слишком поздно осознал, что "душа совка . в его приобщенности к жизни коллектива". По этому поводу автор саркастически изощрялся в своих "Зияющих высотах". Теперь он пишет: "Встав на путь приватизации, русские подписали себе смертный приговор как народу историческому". "...Мы как единый, целостный народ совершили историческое самоубийство" (5, с.25,29)

Действительно, за многие десятилетия "советский человек" привык к этому "коллективному" образу жизни, к "личной" жизни на виду у всех. Но эта, передаваемая из поколения в поколение "советская" привычка постепенно стала формировать у коллективов тенденцию к самодостаточности. Народ как-то быстро стал "привыкать" жить без "партии" и "правительства". Государство "руководило" само по себе, народ жил своей жизнью. Это было некое "мирное сосуществование" двух "жизней".

Поэтому "запрет" Компартии СССР после провала путча ГКЧП был воспринят народом совершенно спокойно, как падения сгнившего плода. Но на развал своей страны народ согласия не давал. Здесь его, как всегда, обманули.

Зиновьев готов уже простить и оправдать все, что на протяжении двух десятков лет считал "пороками" и "язвами" коммунизма, в том числе и "сталинскую эпоху", одной из "величайших заслуг" которой он считает "культурную революцию", которая, по его мнению, была "мощной компенсацией за бытовое убожество".

Это . великолепный образчик "советской мифологии".

Предреволюционная Россия была одной из наиболее грамотной среди европейских стран, не говоря уже о почти абсолютно безграмотных США. Но "первая мировая" и затем "гражданская" войны в первую очередь уничтожили грамотную часть населения страны и, после массовой эмиграции (и принудительной высылки) русской интеллигенции заграницу, советская власть столкнулась с острейшим дефицитом образованных людей.

Поскольку "октябрьская революция" была провозглашена "пролетарской", то на всех уровнях власти оказался безграмотный "пролетариат", во многих случаях (армия, органы ВЧК, "комбеды") . просто "люмпен-пролетариат". Да и сами "революционеры" и "герои" гражданской войны, выдвинутые на высокие государственные и партийные должности, имели образование "ниже среднего".

Пролетарская "культурная революция" ("Пролеткульт") создала в стране "массовую" культуру. "Искусство должно быть понятно народу" - эти случайно брошенные слова Ленина были восприняты как руководство к борьбе на "культурном фронте". Жертвой "культурных" репрессий стала уже "новая" послереволюционная интеллигенция, которая не укладывалась в "прокрустово ложе" соцреализма. В результате в стране сформировалась "советская культура": "социалистическая" по содержанию, "национальная" по форме" и "народная" по своему художественному уровню.

Что касается самих "народных масс", то все как-то было некогда заняться их образованием и повышением культурного уровня. Только война, ее невероятные человеческие "издержки" из-за "неполной" грамотности советского офицерского и рядового состава вынудила советское руководство серьезно взяться за ликвидацию неграмотности населения. Вот тогда и началась настоящая борьба с "безграмотностью". До этого слово "образованный" было почти официально синонимом "враг народа" (впрочем, оно до сих пор остается таковым в "компетентных органах"). Обязательное (бесплатное) среднее образование было введено Н.С. Хрущевым. При нем началась "гонка" за образованием и наукой, и страна за несколько лет вышла на первое место в мире по этим показателям.

А почему все это не произошло 20 лет назад при Сталине?! На этот вопрос отвечает сам Зиновьев: "сталинская эпоха" кончилась, как только миллионы "несчастных" вылезли из своих трущоб, получили свой кусок хлеба, "приобрели унитазы, о которых раньше не смели мечтать". Это и был массовый результат хрущевской "культурной революции".

Так что, "культурная революция" никак не может быть оправданием сталинских политических репрессий, которые были ни чем иным, как продолжением "гражданской войны". Политические репрессии "сталинской эпохи" . это гражданская война советской власти против своего народа, которая велась от имени народа.

Зиновьев прав в том, что иначе быть не могло: большевики, захватив власть в результате контрреволюционного переворота, не получили поддержки народа, за что народ должен был поплатиться миллионами своих жизней. Неправда, что у "советской власти" не было политической "оппозиции", в "оппозиции" к ней был весь народ. Только этим можно объяснить целесообразность массовых политических репрессий. Цинично и лицемерно утверждать, что "советский народ" создал "культ" Сталина.

Сталин, . вождь большевистской клики, ученик и достойный последователь В.И. Ленина, - адекватно воплощал политику и мораль "советской власти". Он был "карающим мечом" этой власти. Так что, не надо превращать Сталина в политического монстра, но не надо делать из него и "народного вождя". Таких диктаторов в истории, в том числе и отечественной (Петр "Великий", например), было в избытке. Все диктаторы в своем "самодурстве" опирались непосредственно на "народ", но отнюдь не в интересах этого народа, а в интересах той клики, которая им вручила власть. Кто это не "понимал", (например, Никита Хрущев), долго не "жил". Сталин, как и его соратники по "Политбюро", просто делал ту работу, которую ему поручила "партия". В то время по всей стране действовали десятки тысяч "двойников" Сталина, которые собственно и были "массовыми" выразителями "воли партии".

Апологеты и критики "сталинизма" никак не хотят признать, что Сталин (как и Ленин) . это политические фигуры, абсолютно адекватные "коммунистическому" типу государства, т.е. "советской власти". Их личности (характер, воля и интеллект) имели значение лишь постольку, поскольку отвечали объективным потребностям времени (эпохи) и места (стране). Представить себе "сталинскую эпоху" без Сталина, такая же историческая нелепость, как "Октябрьскую революцию" без Ленина или "наполеоновскую эпоху" без Наполеона.

Случайности в истории . это непознанные закономерности, которые существуют только для историков.

На "месте" Сталина не могли оказаться ни Троцкий, ни Бухарин, ни другие "соратники" умирающего Ленина. На этом "месте" могла оказаться только такая "посредственность", которую никто не принимал всерьез в качестве "приемника" вождя. Парадоксально, но именно посредственности чаще всего в истории становятся диктаторами. Они, вероятно, заражены каким-то вирусом "тирании".

Это не значит, что, если бы Сталина не было (ну, умер бы он от какой-нибудь болезни или был бы убит в результате теракта) или его, не дай бог, не переизбрали на пост Генерального секретаря в 1934 году, а его место занял, например, легендарный Киров, то история страны пошла "другим путем". Кто бы из его "сподвижников" тогда ни занял его "место", он вынужден был делать то же самое. Сталинская "клика" не позволила бы никому "отклониться от линии партии".

И, наконец, все это отнюдь не "оправдывает" самого диктатора. То, что та или иная личность становится во главе страны, . это объективный факт как следствие исторической закономерности. Но это вовсе не значит, что Сталин и его "клика" не несут моральной ответственности за свою деятельность, за все то, что произошло со страной и ее народом во время их правления. Поэтому Сталина можно судить только нравственным судом, но это не имеет никакого отношения ни к политике, ни к истории.

Когда Зиновьев пишет о "хрущевском периоде", он опять оказывается в плену своей умозрительности. Он считает, что в стране ничего не изменилось после смерти Сталина. "Сталин умер, но остались сталинисты и образ жизни, сложившийся при нем". С его "социологической" точки зрения "десталинизация" означала следующее. Сталинизм, сыгравший свою "великую историческую роль", исчерпал себя и стал помехой для нормальной жизни страны и дальнейшей ее эволюции. Благодаря культурной революции сталинский уровень идеологии перестал соответствовать интеллектуальному уровню населения. "Хрущевский переворот имел успех лишь в той мере, в какой он был официальным признанием того, что уже складывалось фактически. ...Он был прежде всего в интересах сложившегося к тому времени мощнейшего слоя руководящих работников всех сортов и уровней (начальников и чиновников)..." (5, с.111-112)

Здесь вновь необходимо отделить "зерна от плевел". На первый взгляд Зиновьев пишет об очевидных вещах. Но это лишь на первый взгляд. Неэффективность и некомпетентность методов "сталинского" руководства были видны уже в провале довоенных "пятилеток", не говоря уже о бездарном ведении войны, которое чуть не привело к разгрому страны. Тем не менее, в послевоенные годы Сталин сумел использовать Победу советского народа для своей "реабилитации".

Между тем даже сегодня никто не хочет вспоминать, какой ценой народ заплатил за "его" Победу. Никому в голову не приходит сравнить даже официальные цифры гибели "военных" и "мирного населения" на территории Советского Союза! А ведь нетрудно подсчитать, сколько в каждый день войны должно было погибнуть мирных людей, не участвовавших в военных действиях?! А после войны, куда делись миллионы "без вести пропавших", сколько миллионов бывших "военнопленных" было уничтожено в лагерях, сколько миллионов "героев" после войны было брошено на произвол судьбы? Куда в один день исчезли из всех городов Советского Союза В С Е инвалиды войны?

Все "помнят" знаменитый сталинский парад Победы 1945 года, но мало кто уже помнит, когда был В Т О Р О Й парад Победы. Когда вообще День Победы стал "официальным" государственным праздником? В 1975 году . в 30-летие Победы! Именно тогда появились знаменитые "Воспоминания и размышления" Г.К. Жукова, которые стали сенсацией. Начали печатать военные дневники К. Симонова. Появились книги и фильмы, из которых новое поколение впервые узнало о "настоящей" войне. Но тридцать лет никто официально не вспоминал о "подвиге советского народа"! Об "участниках войны" стали говорить и писать, когда они уже стали "ветеранами". Но никаких "привилегий" у них даже тогда не было. И не могло быть, так как Победа была связана только с одним именем - Генералиссимуса И.В. Сталина. "Победителей не судят" . это безнравственная сентенция. Блестящий исторический образец высокой морали - это греческая легенда о приговоренных афинским ареопагом к смерти стратегах (командующих), которые ради победы бросили тела мертвых на поле боя.

Поэтому Зиновьев ошибался, считая, что "снятие Хрущева и избрание на его место Брежнева .... не произвело особого впечатления". "Оно прошло как заурядный спектакль в заурядной жизни партийной правящей верхушки, как смена одной правящей мафии другой". Напротив, брежневский "спектакль" был типичным "реваншистским переворотом": к власти пришли "новые сталинисты" с твердым намерением вернуть страну "назад к Сталину".

Но, "ирония истории заключается в том, что Брежнев, подражая Сталину по внешним формам власти, был его прямой противоположностью", - признает Зиновьев. (5, с.115) Неуклюжие попытки искусственно создать "культ личности" Брежнева имели своим следствием превращения его фигуры в политическую пародию. Да и времена уже наступили другие, как в стране, так и в мире. Брежнев был идеальной фигурой для "мафиозного" управления страной. Поэтому при нем получило широкое развитие коррупция и широкомасштабное воровство. Быстрое экономическое развитие страны не могло "перегнать" темпы роста возрастающих потребностей. Последствиями этого явилось не только размывание экономического фундамента "развитого социализма" ("теневая экономика"), но и появление опасных "дыр" в его идеологической "крыше" ("диссидентство"). Казавшееся всем столь прочным ""коммунистическое здание" начало разваливаться.

В стране нарастало социальное напряжение, которое могло "подорвать" массовую опору власти. Власть катастрофически теряла свой авторитет среди народа. Нужно было сильное потрясение, которое отвлекло бы народ и вновь вернуло его веру к власти. Проверенное уже средство . короткая и победоносная война на чужой территории. Экономический и военный потенциал страны вполне позволял осуществить такую молниеносную военную операцию. Все были уверены в быстром успехе "малой кровью". Но Брежнев и его "советники", близкие к нему по интеллекту и компетентности, просчитались. "Афганская" война не только оказалось затяжной и кровопролитной, но и принесла, если не военное, то политическое, поражение стране. Это поражение и явилось тем сорвавшимся с горы камнем, повлекшим за собой лавину, которая смела с лица Земли страну под названием Советский Союз. Запад понял, что Советский Союз угрожающий его имперскому благополучию, на самом деле является уже политическим "колосом на глиняных ногах". Но никто не собирался "уничтожать" Советский Союз как страну (это во всех отношениях было неразумно), но смена политического режима в стране была необходимой и вполне осуществимой.

Зиновьев признает, что в советской идеологической сфере стала нарастать кризисная ситуация. "Пренебрежительное и даже презрительное отношение массы советских людей к своим руководителям стало важным элементом идеологического состояния советского общества. Это отношение охватило все слои общества снизу доверху". (5,с.165)

Поэтому произошло то, что должно было произойти: "советская власть" развалилась как "карточный домик". Но произошло и то, что не должно было произойти: вместе с "советской властью" развалился "нерушимый" Советский Союз как гнилое дерево. Никто не подумал о том, что существование страны, названной неслучайно Союзом Советских Социалистических республик, невозможно без "советской власти" и без "социализма". А может быть, некоторые успели подумать об этом (перед "третьей" рюмкой) и сказали себе молча: "ну и хрен с ней!"?

Зиновьев весьма эмоционально описывает картину "новой жизни". "Важнейший результат социального переворота . новая структура населения. Десятки миллионов людей брошены на произвол судьбы, обречены на вымирание. Им нет места в новой России. Формируется класс состоятельных граждан и граждан с высоким положением, дающим высокую плату. ...Армия и силы внутреннего порядка превращаются в органы охраны богатых и преуспевающих, получая за это какие-то привилегии сравнительно с низшими слоями населения. Возрождается религия и церковь для выполнения той роли, какую она играла в дореволюционной России. Она сама становится привилегированной частью населения, богатеет за счет высасывания соков из одураченной части сограждан и представляемых государством льгот и поддержки. Она становится крупным собственником. Разрастается класс частных мелких предпринимателей. Все большую силу приобретает верхушка частных бизнесменов . финансовых олигархов и владельцев огромных предпринимателей. Они становятся сверхвластью общества. Бессмысленно с таким населением надеяться на реставрацию советского строя". (5, с.179)

Картина, действительно, впечатляющая.

"Нас убили как народ, как страну, как общество, как носителей коммунизма, - в этом суть дела. Не просто победили, не просто разгромили, а именно убили". (5, с.203)

Зиновьев преувеличивает "мефистофельскую" роль Горбачева во время "путча" ГКЧП, который, по его мнению, хотел "навести порядок в стране", но без своего непосредственного участия, чужими руками. Скорее с Зиновьевым можно согласиться, когда он пишет о Ельцине. "Зная убогий интеллектуальный уровень самого Ельцина и его сообщников, зная организаторскую бездарность этих политиков-дилетантов, я нисколько не сомневаюсь в том, что к этой операции был приложен более высокий интеллект, организаторские способности и опыт, чем те, какими располагало советское общество". (5, с.")

Именно, в этом и оказался стратегический просчет Горбачева: "Запад" его просто "сдал". Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти.

"Настоящий путч в это время действительно произошел, причем он был весьма успешным. И совершили его радикалы (демократы) во главе с Ельциным. Так что фиктивные путчисты фактически сыграли роль провокаторов, дав повод для настоящего путча и расчистив дорогу к власти настоящим путчистам. В России началась открытая контрреволюция по отношению ко всему тому, что явилось результатом революции 1917 года". (5, с.224)

Возникшее государство Зиновьев называет "уголовно-мафиозным". В стране "сложилось состояние, которое раньше называли смутой, а теперь стали называть беспределом. ...Оргия приватизации превратилась в организованное ограбление страны и населения". (5, с.227) Российская политическая система превратилась в "политического ублюдка", "в своего рода политического Квазимодо". "Такого ущемления национального достоинства русского народа, как теперь, не было со времен татаро-монгольского ига". (5, с.231)

Описывая события 3-4 октября 1993 года в Москве (расстрел "Белого дома"), Зиновьев называет их "заключительным этапом контрреволюции", когда президент страны узурпировал высшую власть и разогнал законную высшую власть. Он совершил "беспрецедентное" государственное преступление под "бурные аплодисменты и одобрительные вопли на Западе"! "Убивали лучших сынов и дочерей России, посмевших выступить против врагов их Родины. Они погибли под аплодисменты и улюлюканье чужеземной и доморощенной мрази". (5, с.237)

Здесь Зиновьев прав: то, что сделал Ельцин, - это типичный государственный переворот латиноамериканского образца. Как правило, такие перевороты совершаются по "заказу" США, которые и берут на себя компенсацию "издержек".

3-4 октября 1993 года, по мнению Зиновьева, "закончилась великая история России". Он вновь возлагает вину за это на "русский народ". "Боже, что мы за народ! Прав был Чернышевский: рабы, все рабы, снизу доверху . все рабы! И ведь их никто не заставляет лгать и клеветать на общество, в котором они стали привилегированной элитой! Тут, а именно в характере народа, заключена главная причина краха советского коммунизма". (5, с.241) Только не понятно, при чем здесь опять же "русский народ"?

Ведь Зиновьев тут же сам признает, что те "советские люди", которые стали активными идеологами и деятелями контрреволюции, как правило, были выходцами из высших слоев общества, принадлежали к идеологической и культурной "элите".

Так что "народу" особенно не за что было быть благодарным "партии" и "правительству" и "идти на баррикады" за них в 1991 году не было серьезных причин.

Конечно, наивно сегодня выглядят рассуждения Зиновьева о коварном замысле западных "деятелях холодной войны" разрушить советское общество и его государственность путем разрушения партийного аппарата. "Проведение Горбачева на пост генерального секретаря ЦК КПСС было фактически первой операцией в составе грандиозной операции по осуществлению советской контрреволюции". (5, с.255)

Опровергать версию Зиновьева невозможно по причине отсутствия доказательств. В случае с Горбачевым произошло то, что очень часто происходит в истории: стремление достичь поставленной цели приводит к цели, поставленной другими. С таким же успехом можно обвинить Наполеона или Гитлера в том, что они были агентами России, так как привели свои страны к поражению.

После того, что произошло в стране "после 1985 года", Зиновьеву "как совку не просто трудно жить в этом безумном мире, а оскорбительно". Целью "глобального западнистского сверхобщества" теперь является "добить Россию". "Россия уже по многочисленным каналам включена в сферу влияния глобального западнистского сверхобщества. Вырваться из его "объятий" для нее в нынешнем состоянии чрезвычайно трудно, если это вообще возможно в обозримом будущем".(5, с.313) Он убежден, что носителем и олицетворением главной угрозы существованию человечества являются "Запад в лице США". "США пошли по стопам гитлеровской Германии . такова социальная сущность произошедшего перелома в мире". (5, с.462) Ситуация становится все более похожей на ситуацию начала Второй мировой войны.

Создан образ мирового терроризма как некоего врага, угрожающего всей человеческой цивилизации. Зиновьев согласен, что мировой терроризм есть, и он перерастает в угрозу цивилизации. Но мировой терроризм порожден самим глобальным "западнистким сверхобществом". США фактически превратились в мирового и эпохального террориста с претензией на монополию в этом качестве. "По моим наблюдениям, в поведении американцев ощущается нечто голливудское, какая-то умственная тупость и моральная пустота, порождаемые сознанием превосходящей физической силы и самомнением "сверхчеловеков". ...Ужас состоит в том, что жертвами этого грандиозного спектакля, разыгрываемого умственно и морально убогими существами, становятся миллионы и даже миллиарды людей". (5, с.463)

Писатель представляет себе "такую сюрреалистическую картину". "Заросшее лопухами, крапивой, репейниками и прочими сорняками кладбище истории. Заброшенная могила с гнилой доской, на которой еле видны знаки: "Империя зла...30.12.1922-31.12.1991". (5, с.350) Апокалипсис!

В свете современных эсхатологических событий Зиновьева очень беспокоит проблема "фальсификации истории", которая позволяет "утопить в океане фактов научный подход к историческим явлениям". Возникшую потребность "привести представления о прошлом в соответствие с настоящим" должно удовлетворить сознательное "исправление" истории". "Увы, наиболее вероятный вариант . нас, русских, вообще вычеркнут из истории. Будет так, как будто нас вообще не было". (5, с.300)

Особую вину за фальсификацию истории он возлагает на А.И. Солженицын. "Архипелаг" есть фальсификация истории. Фальсификация особого рода - концептуальная. Факты, приводимые в нем, по отдельности описаны верно. Но они отобраны, скомбинированы и истолкованы так, что получилось в целом ложная концепция. Неслучайно поэтому так раздули Солженицына на Западе. Он стал знаменем и вдохновителем холодной войны Запада против России. Шолохов правильно назвал Солженицына литературным власовцем". (5, с.42)

О Путине Зиновьев отзывается с "упованием": "Путин появился на высотах политической жизни России как ставленник "семьи" (ельцинской клики), как ставленник "Кремля". Это бесспорно. Но кто, делающий политическую карьеру, не бывает на каком-то ее этапе чьим-нибудь ставленником?! ...Естественно, стоявшая у власти "семья" преследовала свои интересы, выдвигая Путина. ...Она выдвигала Путина как своего человека. Но то, какую роль предстояло ему сыграть, это зависело уже от обстоятельств, неподконтрольных "семье". (5, с. 314-315) На его взгляд, "операция" по отстранению Ельцина от власти была проведена "умно и своевременно. Но, по его мнению, это опять был "верхушечный" политический переворот. "Ельцинский курс эволюции России должен сохраняться, и Путин был допущен к власти, чтобы сохранить его и упрочить".

В связи с этим Зиновьев называет "пигмеизацией" исторических личностей их "измельчание": "Более значительными стали выглядеть не сущностные наполеоны, а социальные актеры, играющие в наполеонов".

Это, пожалуй, верно. Можно согласиться и со следующим его утверждением: "Имитацией советизма является попытка установить культ Путина. Портреты, бюсты, повышенное внимание СМИ, всякие организации поклонников. Идет это в основном снизу. Путину стремятся создать образ борца против олигархов и защитника интересов народа. Выглядит это довольно комично, если сопоставить с культом Сталина". "Ничем не оправданные надежды". "Путин устраивает Вашингтон и достаточно большое число тех, кто выигрывает от постсоветизма, а он явно укрепляет его. Миллионы же жертв оболванены настолько, что видят в нем спасителя". (5, с.357-358)

Зиновьев убежден в том, что "если вдруг будет принято решение превратить президента в царя или императора и ввести дворянские титулы чиновникам и богачам, наверняка поднимется ликование, какого не было даже в мае 1945 года". Он готов сравнить Путина с Гитлером: "ситуация в стране напоминает ситуацию прихода к власти гитлеризма". (5, с.393)

Теперь он скептически относится к перспективам реставрации советской социальной организации. Он понимает, что в стране произошли необратимые перемены. И Запад не остановится перед применением новейшего оружия против России, если возникнет реальная угроза реставрации коммунизма.

Одно из самых страшных последствий антикоммунистического переворота . это идеологическая деградация России. "Изо дня в день педантичная проповедь религиозного мракобесия. Православие настырно пробивается на роль государственной идеологии. И власть это поощряет. ...Мракобесие, исходящее с высот науки. Худшие явления западной идеологии, мощным потоком устремившиеся в Россию. Неудержимая фальсификация истории и настоящего. Крах системы ценностей прошлых поколений. Одним словом . идеологическая помойка, клоака, мусорная свалка. И никаких возможностей для просвещения масс". (5, с.442-443)

* * *

Александр Александрович Зиновьев заканчивает свою книгу "раскаянием", настигшем его в возрасте 80-ти лет!: "Видите ли, я с юности сформировался как критик советского коммунизма. Я не имел представления о целях и масштабах холодной войны, какая велась Западом против нашей страны, не знал реального Запада, был уверен в незыблемости Советского Союза и советского социального строя. Я использовал ситуацию, чтобы опубликовать свои книги на Западе. Я не сразу сообразил, что стал орудием Запада в борьбе против моего народа и моей страны и оказался в лагере предателей. Когда я это понял, я стал писать другие работы и предупреждать о надвигающемся предательстве и крахе страны". (5, с.274).

Он признает, что "совершил ошибку" в оценке диссидентского движения и эмигрантской волны. "...Я не знал, что диссидентство и эмигрантская волна были порождены Западом, поддерживались Западом, были западным орудием холодной войны. ...Я надеялся использовать их как средство высказать мое понимание коммунизма. Отчасти мне это удалось. Но в большей мере меня самого использовали как средство борьбы против коммунизма". (5, с.445)

"Я счастлив, что я появился на свет в советское время в России, в это случайное исключение в человеческой истории, во время реализовавшейся социальной утопии. Я счастлив, что прожил в это время лучшую часть жизни. Я счастлив, что получил возможность оценить мою жизненную удачу, увидев гибель утопии. Аминь! А. Зиновьев"

(5, с.471).

Эта . наверняка, глубоко искренняя исповедь писателя, безусловно, вызывает к нему уважение. Но в этой связи уместно обратить внимание автора на его собственные слова: "Для процесса жизни не играет роли истина о прошлом. Прошлое выдумывается применительно к интересам настоящего". (5, с.446)

"Обстоятельства" его жизни и его книги не "стыкуются" с точки зрения жизненной и интеллектуальной Логики. В жизни и в творчестве иногда так бывает, но в таком случае неизбежен вопрос: "Кто Вы, "доктор" Зиновьев?"

Боевой военный летчик, получивший после войны профессиональное философское образование, не мог ни понимать идеологической и политической сути диссидентского движения в Советском Союзе в 70-е годы, когда он написал свои "Зияющие высоты"! Добровольно эмигрировав заграницу, он там не бедствовал до тех пор, пока был востребован в качестве "орудия антикоммунизма". "Этот интеллектуальный кретин и моральный подонок не устоял перед соблазнами, которыми умело манипулировал Запад". (5, с.275) Эти слова Зиновьева о Горбачеве. А может быть о нем самом?!

Когда Зиновьев, по возвращению на Родину, начинает рядиться в поношенную тогу Пророка, предвещающего "гибель России" в результате "глобальной мировой войны", то это - уже пародия на самого Зиновьева.

"Человечек думает свою жалкую жизнь. И эта жизнь есть главная и единственная его книга. И последняя". (1, с.146)

Зиновьев, глядя "с того берега", не понял главного из того, что произошло в Советском Союзе в его отсутствие. Тот, кто прожил заграницей достаточно долго, знает, что там человек не может "переживать" те события, в которых он не участвует, поэтому для него в этом смысле "время останавливается". Когда происходит его возвращение на Родину, этому человеку нужно достаточно много времени для адаптации к новым условиям. Человек, который этого не понимает, неминуемо попадает в "ностальгическую ловушку", эмоционально реконструируя тот золотой век "реального коммунизма", которого в действительности не было.

А Россия до сих пор жива, может быть потому, что, как правильно заметил А.А. Зиновьев, "ветер, поднявший мусор в воздух, не отменяет действие закона тяготения".

 

Список литературы.

 

1. Александр Зиновьев Зияющие высоты. Книга первая. . ПИК, Независимое издательство. . Москва. 1990. - 316 с.

2. Зиновьев А.А. Коммунизм как реальность. Кризис коммунизма. . М.: Центрполиграф, 1994. . 495 с.

3. Александр Зиновьев Смута. . "Наш современник", .4, . М.,1993. - (с.43-88).

4. Александр Зиновьев Смута . "Наш Современник" . .5, - М.,1993. . (с.67-106)

5. Александр Зиновьев Русская трагедия (гибель утопии) . М., Алгоритм, 2002, 480 с.

 

 

Г. Севастополь, 2005


Проголосуйте
за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?
297852  2011-12-07 20:54:51
Л.Лисинкер
-

Очень неплохо. Убедительно. И главное, - спокойно, без истерики. Но, видите ли, уважаемый аналитик из Севастополя, нас, граждан России, больше всего интересует простой житейский вопрос: что же делать ? За кого голосовать?

Да, конечно, надо дать понять заединщикам, что не нравится нам эта рокирующаяся двойка рулевых. Что, по крайней мере надо было оставить в кандидатах на следующий срок действующего президента. И прочее, прочее, прочее ... Но как конкретно это озвучить? Можно, например, было проголосовать за Справедливую Россию с Мироновым, как наиболее вменяемую фигуру лидера партии. Что и сделано многими моими знакомыми и разумеется, мной.

Ну, и что? Вот именно: ну, и что? Анализ, - это прекрасно, но это уже давно неактуально. Примерно так.

297853  2011-12-07 21:50:12
Александр Глотов
- Уважаемый Михаил Семенович! Вот напрасно Вы засветились с Севастополем. Дело в том, что жители вашего города в глубине души продолжают считать столицей нашей Родины Москву, а граждане России давно уже отпели Севастополь, абсолютное большинство из них ничего не знает про севастопольские филиалы российских вузов и прочие реверансы имени памяти Юрия Михайловича. И посему любые попытки голосом с Украины анализировать ситуацию в России будут восприниматься ревниво и с подозрением. Статья Ваша действительно вполне адекватна, хотя и почти вся построена на анализе книги пятилетней давности. Ключевым моментом, который многое, если не всё объясняет, мне показался пассаж: "Президентская форма правления (также как и "Всесоюзный съезд советов") была принципиально несовместима с "Советской властью", т.к. она не предусматривала сохранения руководящей роли компартии. Более того . она выводила Президента из-под контроля партии. В результате партия лишалась своей монополии на власть! Так был запущен "механизм разрушения". С уважением. Александр Глотов (Львов)

298371  2012-01-03 15:13:24
Валдемар Люфт
- Статья М.Колесова интересна тем, что в ней хотя бы частично предлагается анализ того, что произошло с СССР. Фраза Колесова "Государство не умирает "скоропостижно", а тому всегда есть объективные причины и обстоятельства" для меня является определяющей во всей статье. Я хочу этим сказать, что ни Горбачёву нельзя поставить в вину развал СССР, ни Ельцину, ни кому-то ещё другому конкретно. "Объективные причины и обстоятельства" складывались не в 1985 и не в 1990 годах. Анализ этих причин и обстоятельств требует научного подхода. Но беда в том, что наука в России все ещё живет принципами научного коммунизма, а значит и анализирует события с этой же позиции. И как следствие, заходит в тупик и заводит в тупик народ.

Русский переплет

Copyright (c) "Русский переплет"

Rambler's Top100