А. - К графу З. Г. Чернышеву, от 30 декабря 1773 года.
Милостивый государь, граф Захар Григорьевич! Из донесения моего ее
императорскому величеству, в. с. сведать изволите о всех здешних
обстоятельствах, каковые мне при первом случае открылись: они столько
дурны, что я довольно того описать не могу; умолчав многие мелочные
известия, которые до меня дошли, из донесенных уже усмотрите, какою
опасностию грозит всеобщее возмущение башкир, калмык и разных народов,
обитающих в здешнем краю, а паче если и приписанные к заводам крестьяне к
ним прилепятся, к чему уже в Пермской провинции и есть начало. -
Коммуникация с Сибирью от опасности на волоску, да и самая Сибирь тому ж
подвержена. Всего же более прилепление черни к самозванцу и его злодейской
толпе. Одна надежда на войска, которых по умножающемуся злодейскому
многолюдству, видится быть недостаточно, а паче в рассуждении обширности и
расстояния сего краю мест.
Толпу Пугачева я разбить не отчаяваюсь и с теми, кои теперь мне
назначены, когда соберутся; но тушить везде пожар и останавливать
злодейское стремление конечно конные войска в прибавок необходимы.
В проезд мой через Москву генерал Берх меня уверял, что от 2-й армии 3
или 4 полка конницы отделить можно без всякой для тамошней стороны
опасности, за что он отвечает; но откуда б то ни было, а умножить
необходимо надлежит. Войдите в сие дело, в. с. Вы увидите, что я говорю вам
истину.
На здешние гарнизоны и другие команды никакого счету делать не
извольте: они, с их офицерами, так скаредны, что и башкирцам сопротивляться
не могут. Печальные опыты с Чернышевым и маиором Заевым вам доказывают, да
и здесь уже по всем рапортам я увидел, что они, расставленные от Фреймана и
от губернатора по постам, бегают с одного места в другое при малейшей
тревоге.
Благодарю всепокорнейше в. с. за почтеннейшее письмо от 21 декабря и за
преподанный мне совет к доставлению Оренбургу и Яицкому городку провианту
от Симбирска и Самары посредством команды генерал-маиора Мансурова. Первая
моя теперь о том настоит и забота, чтоб доставить сим утесненным и крайнему
бедствию от недостатка пропитания подверженным местам. Но как еще и легкие
команды только две, а именно 22 и 24 прибыли, а о других двух, где
находятся, и слуху нет, тож и о генерал-маиоре Мансурове ничего не знаю, да
хоть бы они и все соединены были, опасаюсь я отважить сей конвой, под
прикрытием сих одних полевых команд, дабы паки не были они жертвою
злодейскою. Но сие с надежною силою исполнить должно, что я при первом
случае и предприму и первым своим попечением конечно поставляю. А между тем
провиант в Симбирске заготовлять велел; прибывшие же две легкие команды
послал я на выгнание злодеев из города Самары, которую они злодеи 24-го
заняли; а теперь ожидаю рапорта.
Прежде доставленных сюда для вооружения здешних команд и поселян 2000
ружей недостаточно: для того в. с. покорнейше прошу, как скоро возможно,
дать повеление о отправлении сюда на всякой случай 2000 ружей, 1000 карабин
и 1000 пар пистолетов. - Кажется неминуемо здешних поселян вооружить,
обнадежась прежде в их твердости.
О сем писал я к е. с. князю Михайлу Никитичу с прибавлением о саблях,
седлах и уздах, ибо в коннице большая нужда (своеручно).
Сволочь Пугачева злодейской толпы конечно порядочного вооружения, ниже
строю иметь не может, кроме свойственных таковым бродягам буйности и
колобродства; но их более шести тысяч по всем известиям считать должно, а
считая ныне воров башкирцев, число крайне быть должно велико. - Не считаю я
трудности, м. г., разбить сию кучу; но собрать войска, запастись не только
провиантом и фуражем, но и дровами, проходить в настоящее время степные и
пустые места с корпусом, суть наиглавнейшие трудности; а между тем отражать
во всех концах убивства и разорения и удерживать от заразы преклонных от
страху и прельщения простых обывателей.
Со всем тем отвечаю вам за себя, что я все исполню, что только в моей
будет возможности, и остаюсь навсегда, с особым высокопочитанием и проч.
P. S. (Собственноручно.) Сейчас получил рапорт от генерал-маиора
Мансурова, что, по приключившейся ему горячке, пролежал он без памяти 7
дней. Теперь он здоров; настиг 23 и 25 полевые команды, и с ними соединясь,
следует к Симбирску, но только от него еще в 400 верстах, в деревне
Миндани.
Б. - К нему же, из Казани, от 17 января 1774.
Милостивый государь, граф Захар Григорьевич! Сославшись на донесения ее
императорскому величеству, за излишнее почитаю повторить вашему сиятельству
описание о здешнем дурне, да только то промолвить осмеливаюсь, что если
Оренбург имеет пропитание, то надеюсь его спасти, а сим уповаю и главную
всему злу преломлю преграду; но маршем поспешить великие настоят трудности,
потому что число подвод для подвозу пропитания на корпус и для
способствования городу выходит большое по дальнему и степному положению, -
а притом рассеявшуюся сволочь сперва прогнать и землю очистить надобно, ибо
сей саранчи столь много, что около постов Фреймановских проходу нет, и на
нас лезут; - конвоирование великова подвозу требует по степным местам
людей; без прикрытия ж и саму Казань со стороны Башкирии оставить нельзя.
Время час-от-часу становится драгоценно; а полк карабинерный только сегодня
сюда вступил, и лошади в дурном состоянии. На гарнизонные команды ничего
считать нельзя, что уже я и испытанием знаю. Сия негодница довольна, что их
не трогают, и до первой деревни дошедши, остановясь, присылает рапорты, что
окружены, и далее итти нельзя. Нужно было несколько раз посылать им на
выручку. Они ободрили и злодеев, что осмелились в самые им лезть глаза.
Вот, м. г., положение, в котором я себя вижу. Не можно более
претерпевать прискорбия от досады, сожаления и получаемых ежедневно слухов.
Один всевышний может обратить все в лучшее и помочь мне в сих крайностях.
Сказав сие, с истинным высокопочитанием всегда останусь и проч.
P. S. (Собственноручно). При сем отправленный курьер привез ко мне
высочайший ее императорского величества рескрипт от 10 числа января,
препровождаемый с письмом в. с. Я предоставя впредь о том с первым
отправлением доносить, теперь только о получении его уведомляю.
Сейчас получил рапорт от генерал-маиора Фреймана, что высланный для
поиску над злодеями Томского полка капитан Фатеев при деревне Кувицкой и...
разбил многочисленную сволочь, побив на месте и в преследовании великое
число, способом посаженных на обывательских лошадей гренадер и бегающих на
лыжах солдат, отбив 4 пушки. 20 человек взял в полон.
В. - К нему же, из Казани, от 24 января 1774.
Милостивый государь, граф Захар Григорьевич! Из донесения моего к ее
императорскому величеству увидеть изволите, что войска, прибывшие сюда,
действовать начали, и полковник Бибиков с деташементом своим, состоящим в
четырех ротах пехоты и трех рот гусар, разбил злодейскую сволочь, не
потеряв ни одного человека, город Заинск освободил от злодеев. Надеюсь
очистить сей угол; но прискорбные вести получаю со стороны Сибирской:
господин Калонг, не находя средства не только сделать транспорт провианту и
фуражу в Оренбург, но и сам итти опасается, написав премножество
затруднений. Советует он мне сей транспорт сделать. Я и без того все
способы к тому употребляю, да время проходит, а оно драгоценно. Я писал к
нему, чтоб он по крайней мере хотя в Башкирию сделал диверсию в то время,
как я к Оренбургу подвинусь в исходе нынешнего месяца или в начале февраля.
Екатеринбург в опасности от внутренних предательств и измены. О Кунгуре
слуху после 10 числа нет. Зло распространяется весьма далеко. Позвольте и
теперь мне в. с. повторить: не неприятель опасен, какое бы множество его ни
было, но народное колебание, дух бунта и смятение. Тушить оное, кроме
войск, в скорости не видно еще теперь способов, а могут ли на такой
обширности войски поспевать и делиться, без моего объяснения представить
можете. Спешу и все силы употребляю запасать провиант и фураж, тож и
подводы к подвозу за войсками. Но сами представить легко можете, коликим
затруднениям по нынешнему времени все сие подвержено, и тем паче, что
внутрь и вне злодейство, предательство и непослушание от жителей. Не очистя
саранчу злую, вперед шагу подасться нельзя. В том теперь и упражняюсь, а
войски подаются вперед. Жду с нетерпением Чугуевского казачьего полку, о
котором слышу, что уже в Москву пришел. Вот, м. г., все то, что я теперь
донесть вам могу; а заключу истинным моим высокопочитанием, и проч.
(Собственноручно.)
Р. S. Приложенную реляцию покорнейше прошу ее величеству поднесть.
Г. - К Д. И. фон-Визину, из Казани от 29 января 1774 года.
Благодарю тебя, мой любезный Денис Иванович, за дружеское и приятнейшее
письмо от 16 января и за все сделанные вами уведомления. Лестно слышать
полагаемую от всех на меня надежду в успехе моего нынешнего дела. Отвечаю
за себя, что употреблю все способы, и забочусь ежечасно, чтоб истребить на
толиком пространстве разлившийся дух мятежа и бунта. Бить мы везде начали
злодеев, да только сей саранчи умножилось до невероятного числа. Побить их
не отчаяваюсь, да успокоить почти всеобщего черни волнения великие
предстоят трудности. Более ж всего неудобным делает то великая обширность
сего зла. Но буди воля господня! делаю и буду делать что могу. Неужели-то
проклятая сволочь не образумится? Ведь не Пугачев важен, да важно всеобщее
негодование. А Пугачев чучела, которою воры Яицкие казаки играют.
Уведомляй, мой друг, сколь можно чаще о делах внешних. Неужели и теперь о
мире не думаете? Эй пора, право, пора! Газеты я получил; надеюсь, что по
твоей дружбе и впредь получать буду. J'avais diaboliquement peur de mes
soldats, qu'ils ne fassent pas comme ceux de garnison de mettre les armes
bas vis-а-vis des rebelles. Mais non, ils les battent comme il faut, et les
traitent en rebelles. Ceci me donne du courage. Да то беда, как нарочно все
противу нас: и снега и мятели, и бездорожица. Но все однако же одолевать
будем. Прости, мой друг; будь уверен, что я тебя сердцем и душою люблю.
Напомни, мой друг, графу Никите Ивановичу о бароне Аше. Он обещался ему
по крайней мере хотя для сейма что ни есть исходатайствовать. Ты меня очень
одолжишь, ежели сему честному человеку поможешь.
