Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум --> Первая десятка "Русского переплета" Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?

Все серьёзные курсы истории древности обычно содержат историографический обзор; прежде чем излагать основы науки, читателю сообщают, кто эту науку создал. Как правило, эти обзоры начинаются с Августа Вольфа, Шамполиона, Бека и Нибура, т. е. с самого конца XVIII и начала XIX вв. У читателя получается впечатление, что до этого времени историей древности никто не занимался. Другое дело--классическая филология; здесь уже во всяком случае с конца XVI в. идёт оживлённая работа, заложившая фундамент нынешней науки. Всякому филологу известны имена Скалигера, Анри Этьенна (Stephanus), Меурсиуса, иезуита Петавиуса, Фабрициуса и др. Большой словарь греческого языка, так называемый Thesaurus linguae graecae, составленный Анри Этьенном и вышедший первым изданием ещё в XVII в., до сих пор не имеет соперников и является необходимым пособием для каждого серьёзного филолога; ещё до сих пор подчас приходится обращаться к Bibliotheca Graeca Фабрициуса, этой 14-томной энциклопедии греческой литературы.

Обычно картина развития науки о классической древности представляется такой. В XVII и XVIII вв. учёные, стоя ещё всецело на позициях античной науки, занимаются только приведением в порядок античного наследства: они издают критически проверенные тексты древних авторов, пишут комментарии к ним, составляют словари и грамматики, собирают разбросанный материал о каждом из великих деятелей античности и пишут курсы так называемых древностей, т. е. изучают быт, государственное и частное право и т.д. В XIX в. начинается уже критический анализ этого материала и пишутся первые научные курсы античной истории.

Эта картина не верна уже потому, что выражение "стоять на позициях античной науки" вообще не имеет смысла. Любознательность и даровитость греков, с одной стороны, и господствовавшая в эпоху расцвета Эллады широкая свобода слова -- с другой, приводили к тому, что уже в древности существовали резко различающиеся между собой и подчас противоречащие друг другу взгляды на методы, задачи и структуру исторической науки.

Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить между собой точки зрения Геродота, Фукидида, Феопомпа, Гекатея с Евгемером и, наконец, Флавия Иосифа и его последователей -- христианских апологетов. Нельзя ограничиваться утверждением, что учёные XVII --XVIII вв. стояли "на позициях античной науки", надо ещё показать, на позициях какой именно из этих групп античных учёных они стояли. Ознакомление с наукой XVII--XVIII вв. показывает, что различные учёные этой эпохи примыкали к различным направлениям античности и что между различными направлениями в эту эпоху шла оживленная борьба. Если обо всей этой борьбе не упоминается в историографических обзорах нынешних курсов античной истории, то причина этого вполне понятна: с расшифровкой иероглифов и клинописи, с открытием огромного количества греческих надписей и папирусов, в частности "Афинской политики" Аристотеля, все эти исторические исследования сразу же устарели, тогда как филологические работы XVII --XVIII вв. не утратили интереса и поныне.

Другая причина заключается в том, что учёные этих веков мало и неохотно занимались той эпохой древности, изучение которой базировалось на достоверных показаниях современников, т. е. эпохой после Греко-персидских войн в Греции, после Пунических--в Риме. Как это бывает на первых шагах любой науки, учёные сперва берутся как раз за наиболее трудные и наименее разработанные вопросы, открывающие наибольший простор для творческой фантазии. Такими вопросами в древней истории были: история Востока, история Греции до начала Олимпиад, история Рима эпохи царей. Не только дошедшие до нас сообщения из истории Греции и Рима в указанные периоды по существу относятся не к области истории, а к области мифологии, но. такой же характер носила и вся история древнего Востока до расшифровки иероглифов и клинописи.

Поэтому, прежде чем перейти непосредственно к труду Ньютона, необходимо сказать несколько слов о тех течений исторической мысли в античности, которые оказали наибольшее влияние на XVII и XVIII вв. Уже с конца-VI в., с появления первого большого исторического труда на греческом языке, Гекатея Милетского, наиболее передовым "освободительным" методом при толковании, мифов считалась их рационалистическая интерпретация. Этот же приём широко был использован и в середине V в. Геродотом. Миф как целое рассматривался как исторический рассказ. Задачей историка было только перетолковать, а в случае невозможности -- устранить всё то, что противоречит естественному ходу вещей в природе. Так, например, если миф сообщал, что в До-дону прилетели чёрные голубки и вдруг заговорили человеческим голосом, то Геродот перетолковывал это в том смысле, что в Додону прибыли чёрные египетские жрицы и затем научились говорить по-гречески. Этот метод был широко распространён во всей античности, и только гениальный Фукидид им принципиально пренебрёг. В действительности же в мифе, как и в сказка, фабула, с одной стороны, и собственные имена и обстановка, с другой -- восходят к совсем различным средам и эпохам, фабула обычно даёт поэтическую трактовку общественных отношений самых отдалённых доисторических эпох или даже природных явлений (борьбы лета с зимой, дождя с засухой и т. д.); имена и историческая обстановка к ней прибавляются случайно, часто одна и та же фабула проицируется в самые различные исторические эпохи; герои её носят в различных версиях самые различною имена; эти имена часто вставляются просто в угоду тому или иному знатному роду (имя родоначальника). Но более того: часто в одном и том же мйфб или сказке можно усмотреть наслоения самых различных эпох. Иногда миф оказывается придуманным в сравнительно позднюю эпоху как объяснение происхождения обычая или религиозного обряда. Вот почему объяснен^6 мифа даже при нынешних средствах, при наличии огромного этнологического материала, собранного среди первобытных народов нашего времени, очень трудная задача. Прямолинейное рационалистическое перетолкование мифа приносит только вред науке.

Другой приём перетолкования применялся также уже со времён Геродота для устранения противоречий в исторических и мнимоисторических рассказах. Это -- синкретизм и его антипод -- дупликация. Как я говорил уже, наиболее постоянной и древней частью мифа была его основная фабула. Таких фабул сравнительно немного, и они в большинстве случаев одинаковы у всех народов Европы, Передней Азии и Северной Африки. Естественно, что греки, знакомясь с "историей" других греческих же городов, а также с "историй" Египта, Вавилона и т. д., находили здесь уже известные им рассказы, но с другими собственными именами; особенно много сходства было в рассказах о богах и героях, где рассказчик почти не привносил настоящих исторических реминисценций. Понятно, что исследователь, слушая эти рассказы, приходил к мысли, что речь идёт о тех же лицах, но только называют их по-разному: например, спартанская Халькиойкос и Сововидная Дева Афинская -- одна и та же богиня, тождественная с гомеровской Афиной, Осирис это Дионис, римский Марс это Арес и т. д. Наоборот, если об одном и том же герое сообщались факты, противоречащие друг другу, то прибегали к удвоению: из одного Геракла делали двух, из одной Ариадны -- двух; сын Одиссея Телемах раздробился в двух сыновей--Телемаха и Телегона.

Третьим приёмом, применявшимся уже в древнейшие времена, от которых не осталось никаких памятников письменности, была секуляризация богов. Когда боги различных греческих городов были объединены в один пантеон и между ними была установлена родственная связь и иерархия, для верховных богов многих небольших городков и деревень не оказалось места в этом пантеоне, и они были разжалованы из богов в смертные. Так верховный бог беотийского города Акрефии Амфиарай был либо отожествлён с Зевсом (в этом случае имя "Амфиарай" стало лишь эпитетом Зевса), либо превращён в простого смертного, участника похода семи против Фив. То же произошло с Агамемноном (Зевс-Агамемнон), Еленой и т. д.

Своеобразный приём применялся при изложении фактов историко-культурного характера: вместо развития культуры, говорили о ее "изобретателях" (euretai). Каждое завоевание культуры по этой теории было открытием отдельного лица -- бога, героя или человека. Разведение хлебных злаков "изобрела" богиня Деметра или смертный Триптолем; разведение винограда -- Дионис, огонь -- Прометей, ремёсла -- Гефест, буквы -- Паламед и т. д. Дело историка культуры только назвать на своем хронологическом месте этого изобретателя.

Наконец, для хронологической фиксации в тех случаях, когда точная дата не могла быть установлена документально (а для древнейшей эпохи так обстояло всегда), применялись метод поколений и метод синхронизмов. Каждый царский и вообще знатный род имел свою родословную таблицу, которой он гордился. В этих таблицах только последние имена были историческими; выше шёл ряд мифических героев, и родоначальником обычно оказывался тот или иной бог. Для определения даты того или иного мифологического события находили имя одного из его участников в той или иной из родословных таблиц, а затем рассчитывали время жизни этого участника по принципу: три поколения в 100 лет.

Таковы были наиболее своеобразные приёмы исторической методологии в эпоху расцвета Греции, т. е. в V и IV вв. Прежде чем перейти к изложению методологических приёмов, характеризующих следующую, эллинистическую эпоху, нам придётся несколько подробнее остановиться на "Египетской истории" (Aiguptiaka) Геродота, составляющей ныне II книгу его исторического труда. Это необходимо сделать потому, что Ньютон в своей трактовке истории Египта отдал решительное предпочтение Геродоту перед Диодором,. Иосифом Флавием и Евсевием, имеющими основным источником Манефона, египетского историка, жившего в эллинистическую эпоху и писавшего на греческом языке. В принципе метод Ньютона, конечно, правилен--более древний источник заслуживает предпочтения перед более поздним; но в данном случае он попал впросак, так как Манефон базировался на письменных источниках (хотя часто и извращал их), а Геродот имел источником устную,. полусказочную традицию малограмотных египетских проводников. Найденные впоследствии египетские хроники показали, что схема Манефона в основном правильная.

Схема рассказа Геродота такова: египетская держава существует уже, более 15000 лет от Диониса до Амасиса. В основу этой преувеличенной, цифры положен счёт по поколениям: правление смертного царя принимается равным человеческому поколению (II, 100: geneai anqrwpwn), т. е. 33 1/3 года; правление бога на земле принимается гораздо более длительным. Сначала Египтом правили боги; первым царем-богом был Пан. В каждом поколении богов было 12 царей; наиболее известен первый царь третьего поколения Осирис, "имя которого в переводе на греческий язык -- Дионис" (OsiriV de eti DionusoV kata Ellada glwssan, II, 144). Мифы об Осирисе и Дионисе действительно сходны -- здесь мы имеем древнейший классический. образец синкретизма. Геродот отдаёт решительное предпочтение длинной. египетской хронологии перед короткой греческой: он считает, что правы египтяне, помещая Диониса за 15 000 лет до его времени, а Геракла -- ещё раньше, а не греки, по мнению которых Дионис жил на земле за 1600 лет, а Геракл -- за 900 лет до его времени. Грекам известен лишь небольшой отрезок времени, и в этот отрезок они втискивают всё прошлое.¹ Геродот-- верующий человек; с большим благоговением он относится не только к греческой, но и к египетской религии. В то, что египетские боги некогда правили на земле, он свято верит и протестует против попыток тех учёных (быть может, Гекатея Милетского), которые, применяя метод дупликации, отличали небесных египетских богов от земных царей, случайно носивших те же имена и потому смешанных с богами.²

Из смертных царей Геродот первым считает Минаса (II, 99, то же, что. Менее). Затем следует 330 царей, не совершивших ничего особенно замечательного, поэтому на них можно и не останавливаться (II, 102: parameiyamenoV wn toutouV); в числе их была одна женщина -- Нитокрис (I), 100). Последним из этих царей был Мерид (MoiriV), выкопавший знаменитое Ме-ридово (впоследствии Фаюмское) озеро и построивший пирамиду (II, 101). Далее следует самый замечательный, по мнению Геродота, из всех фараонов -- Сесострис (II, 102-- 110). Он был великим завоевателем: покорил побережье Красного моря, прошёл всю Азию, перешёл в Европу, где покорил скифов и фракийцев. Покорил он и восточное побережье Чёрного моря (Колхиду), где оставил колонистов. Любопытен метод, при помощи которого Геродот определяет размеры завоеваний Сесостриса. В различных местах Европы. и Азии в эпоху Геродота стояли поставленные первобытными людьми столбы (sthlai). Такие столбы сохранились кое-где и до нашего времени; мы называем их дольменами. Древние считали, что эти столбы поставлены различными богами и героями, например Дионисом или Гераклом. Геродот придерживается традиции, по которой эти столбы поставлены фараоном Сесострисом, поэтому все те области, где стоят такие столбы, он считает завоёванными Сесострисом. С другой стороны, у египтян было принято обрезание; обрезание совершали также колхи (жители Колхиды) и евреи. Поэтому колхов и евреев Геродот считает египетскими колонистами, выведенными Сесострисом. Сесострис прокопал ряд оросительных каналов в Египте; отсюда и берёт свое начало геометрия; что же касается астрономии, то ей египтяне научились у вавилонян. Сесострис был убит своим братом. После Сесостриса цари Египта следуют у Геродота в таком порядке: Ферон, Протей, сказочный царь Египта, заимствованный из греческой мифологии, -- он современник Троянской войны (следовательно, примерно XII в.); затем Рампсинит (т. е. исторический Рамсес II, живший в XIII в.), затем исторические фараоны Хеопс, Хефрен и Микерин (жившие за 3 тыс. лет до н. э.!), затем Анисис, упоминаемый лишь по имени. Этот Анисис, повидимому, тожественен с Сесонхисом или библейским Сусаком (Сесак) -- исторический фараон 22-й династии (X в.); на нём нам придётся ещё не раз останавливаться. Из дат, поставленных в скобках, мы видим, насколько нелепой оказалась в свете египетских текстов таблица царей Геродота, усвоенная в основном Ньютоном. Что же касается Сесостриса, то такого царя вообще никогда не существовало: это -- сводный образ, составленный из царя Сенусерта 12-й династии (около 2000 л. до н. э., к 12-й династии относил Сесостриса Манефон) и из знаменитого завоевателя Рамсеса П с преобладанием, однако, трафаретных, чисто мифологических мотивов.

Подход величайшего из историков древности, Фукидида, к мифологической традиции был совсем иной. Он в принципе не доверял ей, а для восстановления древнейшей истории Греции применял метод обратных умозаключений из пережитков, сохранившихся в последующие эпохи. Это -- единственно возможный метод. Если бы учёные XVII -- XVIII вв. пошли по пути Фукидида, то многие из открытий XIX в. были бы сделаны гораздо раньше. Но это было невозможно: с одной стороны, вера в непререкаемость священного писания была слишком велика, с другой стороны, ещё не были сделаны те замечательные открытия (расшифровка иероглифов, клинописи и т. д.), которые показали, что легендарная история древнего Востока и древнейшей Греции базой для научной работы вообще служить не может.

Учёные XVII--XVIII вв. предпочли в основном следовать за исторической наукой эллинистической эпохи. В чем состояли её методы? Отношение образованного общества к богам гомеровской религии становилось всё более скептическим; наоборот, примитивные народные верования и обряды, поощряемые правительственными кругами и частью реакционных философов, завоёвывали себе всё больше поклонников (мистерии, оргиастические обряды и т. д.). Широко распространялись в Греции восточные обряды. С другой стороны, образование огромных эллинистических монархий на основе восточных государств и проникновение восточной культуры в Грецию вели к дальнейшему пышному развитию синкретизма. Такой синкретизм, в конечном результате приводивший к монотеизму, был на руку эллинистическим правительствам, так как эта новая религия отображала на небо власть единого земного правителя, повелевавшего и греками и варварами. Так, до нас дошли, например, гимны в честь Исиды, в которых все остальные боги представлены лишь различными образами ("ипостасями") этой богини. С другой стороны, скептическое отношение к "безнравственной" олимпийской религии вело к дальнейшему росту рационализма, последней ступенью которого и был характерный для эллинистической историографии евгемеризм. С точки зрения исторической науки и синкретизм и евгемеризм лишь признаки упадка и одряхления науки, достигшей удивительной высоты в труде Фукидида.

Евгемеризм назван так по Евгемеру, писателю конца III в., написавшему наделавшую много шума историю государства Панхеи. Фактически эта история была выдумана им. Никакого такого государства не существовало, и мы имеем здесь дело с историческим романом. Из приводившейся Евгемером старинной надписи, поставленной Зевсом, выяснялось, что никаких богов не существовало; боги -- это древние цари, оказавшие много благодеяний своим народам и установившие для себя ещё при жизни божеские почести; отсюда и появилась вера в богов. Эта теория развилась из широко применявшегося Александром Македонским и его преемниками обожествления при жизни. Но в более широком смысле слова евгемеризмом называют учение, которое вовсе не отрицает веры в небесных богов: сторонники этого направления утверждали только, что многие из чтимых впоследствии богов первоначально были царями на земле, а затем в награду за 'их благодеяния при жизни или после смерти были удостоены божеских почестей. Этот "евгемеризм" древнее Евгемера. Древнейшим историком этого направления считается Леонт из Пеллы, написавший "Священную историю" (ieroV logoV), в которой он, на основании египетской традиции, доказывал, что Исида, Осирис и их предки были не богами, а обоготворенными древнейшими царями.³ Впрочем, об этом Леонте нам почти ничего неизвестно. Зато нам хорошо известна "Египетская история" Гекатея Абдерского, последователя Демокрита, который был основным источником книги Евгемера.⁴ Пересказ книги Гекатея дан в I книге "Библиотеки" Диодора; другие цитаты из него содержатся у Флавия Иосифа и христианских писателей. Ньютон сам указывает, что важнейшими его источниками, кроме Геродота и собраний греческих мифов, были Диодор, Иосиф и христианские писатели; не удивительно поэтому, что он находится всецело в плену у евгемеризма. Поэтому нам необходимо несколько подробнее остановиться на Гекатее Абдерском.

Его книга была в своё время последним криком моды, так как в это время был особенно большой спрос на исторические труды этнографического типа. Из ряда других подобных же псевдоисторических трудов, на которые ссылается Диодор (Динарх, Дионисий Скитобрахион, Филон из Библа), мы видим, что все эти труды изготовлены по одному шаблону, только имя бога каждый раз меняется: то это Дионис, то Аммон, та Осирис и т. д.⁵ Особенную популярность эта новомодная литература имела среди эллинизированных евреев, так как она давала им лишний козырь для пропаганды своей религии и для борьбы против "язычества", а также и потому, что Гекатей был первым греческим историком, говорившим довольно подробно о евреях. Влияние Гекатея и вообще евгемеризма можно обнаружить уже в так называемой еврейской Сивилле, псевдоэпиграфическом собрании оракулов, составленном под еврейским влиянием, в трагедии "Исход", написанной в стиле Еврипида на греческом языке евреем Езекиелем, но больше всего в "Древностях" и сочинении против Апиона Флавия Иосифа.

Гекатей становится как раз на ту точку зрения, которую, как мы видели, отвергал Геродот: древнейшие земные цари Египта были, по его мнению, только одноимённы с. небесными богами. Настоящими бессмертными небесными богами являются только спекулятивные боги философов -- мужское и женское начало в природе, Осирис и Исида, и пять стихий -- пневма, огонь, воздух, вода и земля. Все же прочие боги египетской религии были смертными, а стали богами только в евгемеристском смысле: "После этих пришли к власти земные боги, которые сначала были смертными, а затем за разум и' за благодеяния для всего человеческого общества удостоились бессмертия; некоторые из них были царями в Египте". Так, Гефест стал богом за то, что изобрёл огонь; Зевс -- это то же, что Аммон; Осирис II -- то же, что Дионис, Исида II -- Деметра. Осирис и Исида положили конец прежнему образу жизни, основанному на пожирании друг друга (allhlofagia); Исида открыла зёрна пшеницы и ячменя. Они же изобрели справедливость и законы. Они построили города и научили людей строить храмы; в этих храмах люди должны были воздавать почести родителям Осириса и Исиды. Больший храм построен был в честь небесного Зевса, меньший в честь их отца, бывшего царя того же имени, которого некоторые называют также Аммоном. Осирис и Исида заставили также воздавать божеские почести изобретателям искусств и вообще всего полезного для жизни (Диодор, I, 13-- 15), особенно Гермесу, который изобрёл членораздельную речь, письмо, музыку и оливу, изобретение которой греки неправильно приписывают Афине.

Далее (гл. 17 -- 20) Диодор (resp. Гекатей) рассказывает подробно о походе Осириса (Геродоту об этом ещё ничего не было известно). Поход этот Осирис предпринял, стремясь заработать бессмертие; целью похода было просвещение человечества, но также и взимание дани (sic! I, 18). Он привёл в порядок дела в Египте, передал всё управление Исиде, приставив к ней в качестве советника Гермеса, начальником войска оставил Геракла; своими наместниками он назначил в приморских областях и Финикии -- Бусириса, в Эфиопии и Ливии -- Антея; сам же двинулся в путь с братом, которого греки называют Аполлоном. Он вывез с собой и труппу музыкантов (periagesqai -- характерный глагол для сопровождающих влиятельных лиц актеров, маркитантов, проституток и т. д.), в числе которых было девять девушек, умеющих петь и наученных разным другим вещам; греки называют их музами. Капельмейстером этого хора был Аполлон. Обратим внимание на эту повторенную впоследствии Ньютоном крайнюю рационалистическую переработку мифа с неограниченным применением синкретизма греческих и египетских мифов; -- это исторический роман, подчас производящий даже впечатление пародии; так, рассказ об Аполлоне и музах невольно напоминает пародическое стихотворение Гейне "Der Apollogott".

В то время как Осирис со своим отрядом подошёл к Нилу, Нил разлился, затопив значительную часть той области, губернатором которой был Прометей. Прометей чуть не покончил с горя самоубийством. Река Нил, вследствие бурного напора волн, была названа Орлом ('AetoV); великодушный Геракл помог Прометем справиться с последствиями наводнения; отсюда миф об орле, терзавшем Прометея, и о Геракле, убившем орла. Ещё один характерный образчик рационалистического перетолкования! Другое сходное рационалистическое перетолкование мифа о Прометее даст впоследствии Ньютон.

Далее описывается маршрут похода Осириса: он покоряет побережье Красного моря и Аравию, идёт через Переднюю Азию в Индию и доходит до конца мира; на всём пути своего похода он ставит столбы (sthlai). Покорив всю Азию, он переходит через Геллеспонт и проходит во Фракию. Его сын Македон воцаряется в Македонии; Триптолема он. оставляет в Аттике для организации здесь сельского хозяйства. Покорив весь мир, Осирис вернулся в Египет и по общему приговору получил бессмертие и равный с небесными богами почёт. Этот Осирис тождественен с Дионисом, и если греки рассказывают, будто Дионис родился в Греции, в Фивах, то это выдумка, имеющая целью прославить греческую древность. Осирис был убит своим братом Тифоном (I, 21). От Осириса до Александра Македонского прошло, по мнению одних, 10 тысяч лет, по мнению других, 23 тысячи (I, 23). Далее рассказывается о походах египтянина Геракла; он тоже обошёл весь мир, тоже ставил всюду столбы (I, 24). Уже в эпоху Осириса и Геракла были основаны египтянами во всех странах мира (I, 28) колонии. Так, египетский полководец Бэл основал Вавилон, халдеи--египетские переселенцы, и они принесли в Вавилон астрономию (I, 28, 81); это--явная полемика с Геродотом, который, как мы видели, считал, что астрономии египтяне научились у вавилонян. В эту же эпоху выведены колонии в Колхиду и Иудею; колхи и евреи -- египетские колонисты, так как они, подобно египтянам, совершают обрезание. Афиняне -- также колонисты из египетского Саиса; отец афинского царя Менесфея был египтянином (гл. 28). Египтянином же был и афинский царь Эрехфей: когда во всём мире, кроме Египта, случилась засуха и неурожай, Эрехфею в виду его родственных отношений с египтянами удалось получить большое количество хлеба для Афин; за это облагодетельствованные им сограждане сделали его своим царем-благодетелем (euergethn).

Это очень любопытный анахронизм, тем более что он заинтересовал Ньютона, который повторяет слова Диодора дословно: в V и последующих веках афиняне действительно нередко получали большие партии хлеба из Египта, а люди, снабжавшие Афины хлебом, получали титул "благодетеля" (euergethV). Это положение вещей перенесено в эпоху Осириса. Обратим попутно внимание на то, что Осирис здесь, как уже у Геродота, отожествлен с Дионисом; более того, здесь взяты отдельные черты из египетского мифа об Осирисе и из греческого о Дионисе и слиты в одно целое (например, Фракия взята из греческого мифа). Отожествление Осириса с Дионисом к этому времени стало общим местом в греческой науке (см., например, трактат Плутарха "Об Осирисе и Исиде"). На это обратил внимание уже Ньютон (стр. 143, 11, 3 по изд. Horsley 1785 г.).

Затем Диодор переходит к смертным царям Египта. На его рассказе мы останавливаться не будем, так как в этом случае Ньютон следует не Диодору, а Геродоту. Перейдем прямо к гл. 55, где рассказывается о походе Сесостриса, которого Диодор называет Сесоосисом (и здесь Ньютон сохраняет имя, данное Геродотом). Сесоосис -- величайший из царей Египта; он покорил Эфиопию, затем побережье Красного моря, дошел до Индии и покорил всю Азию до Океана, т. е. до пределов мира. Отметим попутно, что Геродот ещё ничего не говорил о покорении Сесострисом Индии; здесь несомненно влияние походов Александра. В этом случае Ньютон следует не за Геродотом, а за Гекатеем-Диодором; почему -- увидим ниже. Затем Сесоосис покоряет скифов и доходит до Колхиды, здесь он оставляет колонистов-колхов, которые, как и евреи в Палестине, совершают подобно египтянам обрезание. Очевидно, либо Гекатей забыл, что эти колонии были выведены уже в эпоху Осириса, и рассказывает о том же вторично, говоря уже о времени Сесоосиса, либо это место вставлено самим Диодором из Геродота. Покорив всю Азию и большую часть Кикладских островов, Сесоосис перешел в Европу и прошел через всю Фракию; дальше он не мог двигаться, так как у него нехватило припасов.

Этими извлечениями из Диодора мы ограничимся. Во всём прочем Ньютон, как мы уже сказали, руководится схемой Геродота. Только рассказ Манефона о захвате Египта нечистыми он включает в свою схему, несмотря на отсутствие его у Геродота; так как соответствующее место Диодора в его "Библиотеке" утрачено, Ньютон заимствует этот рассказ из ссылки на Диодора у патриарха Фотия (см. Ньютон, стр. 54, 1, 20; стр. 151 -- 152, II, 9), а также из Иосифа Флавия и христианских писателей.

Как мы убедились, для рассказа Гекатея характерны две черты: чрезвычайно далеко идущий рационализм и преклонение перед Египтом и его культурой. Всё египетское истинно, безупречно и достойно подражания. То уважение, с которым ионийские историки VI -- V вв. относились к древней культуре Египта, здесь выродилось в слепое восхищение всем египетским вообще, в настоящую египтоманию, "панегиптизм". Всё, что имеют греки, начиная от государственных учреждений и науки и кончая членораздельной речью, заимствовано ими у египтян; и греческие поэты, начиная от Орфея и Гомера, и греческие учёные вплоть до Евдокса ходили учиться в Египет. Всё это Гекатей якобы почерпал из египетских священных книг. В результате всего этого он приходит (I, 96) к выводу: "Всё то, чем прославлены афиняне среди эллинов, перенесено ими из Египта".⁶

Мы уже указали выше, насколько выгодна была для еврейской пропаганды теория, выставленная Гекатеем и Евгемером. Книги еврейского историка Флавия Иосифа "Против Апиона о древности еврейского народа" и "Древности иудейские" были, как мы видим из ссылок Ньютона, одним из главных его источников. Поэтому необходимо остановиться на цели и содержании первого из этих произведений.

Иосиф начинает с утверждения, что евреи -- древнейший в мире народ. Как видно из Библии, евреи существуют уже 5000 лет; те, кто отрицает это, либо невежды, либо завистники (гл. I). Возмутительно, что доверяют только эллинским писателям, а сообщениям евреев и других народов Востока не доверяют. У греков всё -- недавнее и свежеиспеченное.⁷ Сама историография их очень молода. Греки сами соглашаются, что их мудрость заимствована ими у египтян, халдеев и финикиян; что эти народы сохранили память о более древних временах, чем греки. Даже письменность греки усвоили в очень позднее время от финикиян. Например, от времени Троянской войны не дошло ни одного памятника. Если бы греки уже тогда имели письменность, то не могло бы существовать столько разногласий по поводу этой войны. Историки появились в Греции незадолго до Персидских войн, а греческие философы Ферекид, Пифагор и Фалес, по единогласному мнению самих греков, были учениками халдеев и египтян (гл. 2). Поэтому нельзя не удивляться претензии греков на знание того, что было в древнейшие времена. Действительно, ознакомление с греческой исторической наукой убеждает, что греки ничего точно не знают, а говорят то, что каждому кажется наиболее правильным. Они, не задумываясь, противоречат друг другу, спорят друг с другом, обвиняют друг друга в ошибках; так, все эти учёные обвиняют в ошибках Геродота. Спорят даже о столь недавних событиях, как Греко-персидские войны; обвиняют в ошибках даже Фукидида, который считается у них самым точным из историков (гл. 3). Причина этого в том, что историография здесь -- частное дело, не регулируемое государством, главным же доказательством исторической достоверности служит то, что все пишут об одном и том же одно и то же (гл. 4).

Этот выпад чрезвычайно любопытен. Автор, живущий в среде, где вся история канонизована, стандартизована и освящена авторитетом религии, где все обязаны верить каждому слову священного писания, как бы нелепо оно ни было, с высокомерным самодовольством и полным непониманием относится к науке, основанной на свободном, критическом исследовании, где по каждому вопросу допускаются и существуют самые различные взгляды. Эта точка зрения на непререкаемость священного писания во всех решительно мелочах пройдёт красной нитью через всю христианскую историографию и останется той основой, на которой будет строить свою историческую систему Ньютон.

Цель работы Иосифа -- собрать все высказывания греческих и восточных народов о евреях и тем доказать древность и большую историческую роль этого народа. К сожалению, таких свидетельств немного, и почти все они не древнее эллинистического времени; Иосифу приходится цепляться за каждое указание, даже враждебное евреям. Именно благодаря этой тенденции Иосиф и сохранил нам отрывок из Манефона о нашествии пастухов-гиксосов на Египет: александрийские антисемиты сблизили этот рассказ с библейским рассказом о пребывании евреев в Египте, отожествив таким образом евреев с проклятыми безбожниками гиксосами. Для нашей цели в этом рассказе важно лишь следующее: азиаты вторгаются в Египет из Азии, покоряют Египет и водворяются в Нижнем Египте, в долине Нила, где строят город Аварис. Они подвергают Египет всяческим насилиям, пока, наконец, фараону Верхнего Египта Амасису не удаётся их изгнать. Они бегут в Азию, захватывают Иудею и основывают Иерусалим. Иосиф не возражает против отожествления гиксосов с евреями, но даёт всему рассказу другое, благоприятное для пришельцев освещение, руководясь рассказом Библии.

Для нашей цели интересно одно место из I главы этого сочинения. Стремясь доказать, что вся греческая культура заимствована, и в довольно позднее время, из Египта, Иосиф (или его источник) отожествляет Даная греческой мифологии с фараоном Армаисом, а его брата Египта -- с Сетосисом. По этому :мифу Данай с пятьюдесятью дочерьми бежал из Египта в Аргос, так как его брат Египет требовал, чтобы пятьдесят дочерей Даная вышли замуж за пятьдесят сыновей Египта (по мнению этнологов, это -- этиологический миф, имеющий целью объяснить исчезновение института группового брака punalua. Фараоны конца XVIII в. Армаис и Сетосис выбраны для отожествления с Данаем и Египтом потому, что они царствовали примерно в XVIII в., когда, по расчётам греков, Данай пришел в Грецию и воцарился в Аргосе). По имени Даная греки и носят название "данайцев", как их часто называет Гомер.⁸

Из другого сочинения Иосифа, из "Древностей иудейских", для нас интересно только одно место (VI 11, 10, 2). При сыне Соломона Ровоаме Иудея была покорена египетским фараоном 22-й бубастской династии Шешонком или, как его называли евреи, Сесаком или Сусаком. Это было уже в эпоху глубокого упадка Египта, и фараоны этой династии никак не могли в каком-либо отношении равняться с великими фараонами старого времени Яхмосом, Тутмосом или Рамсесом. Покорение маленькой Иудеи, конечно, было победой не мирового, а местного значения. Но на евреев колоссальная и импозантная армия египтян, конечно, не могла не произвести потрясающего впечатления. Покорение Палестины им не могло не представиться величайшим фактом мировой истории, а сам Шешонк (по принципу "сильнее кошки зверя нет") величайшим завоевателем. Вот почему, когда Иосиф прочитал у Геродота о великих завоеваниях Сесостриса, он не мог не вспомнить о Сесаке, единственном великом завоевателе-фараоне, упомянутом в Библии. Ему не могла не прийи в голову мысль, что Сесострис это и есть Сесак, тем более что и имена очень схожи. В доказательство этого отожествления Иосиф приводит следующее соображение: Геродот говорит, что в тех странах, которые сдавались Сесострису без боя (amachti), он ставил столб с изображением женских половых органов. Такой столб, говорит Геродот, был поставлен и в Сирии, причём в этой завоеванной Египтом области было введено обрезание. Из всех жителей Сирии обрезание совершают только евреи; Библия сообщает, что Ровоам действительно сдался Сесаку без боя. Следовательно, и у Геродота как раз речь идет о походе Сесака на Иудею; он только спутал имя фараона. "Геродот ошибочно приписал Сесострису дела Сусака ... Геродот ошибся только в имени".⁹

Догматическая точка зрения осталась обязательной и для христианской апологетики. Ньютон хорошо знал эту литературу, хотя и не находит нужным останавливаться подробно на ней, так как выдвинутые ею установки остались общепринятыми и в его эпоху. Он ссылается на целый ряд христианских писателей: на Августина, Арнобия, Киприана, Климента Александрийского, Евсевия, Исидора, Макробия, Орозия, Татиана, Тертуллиана. Эти произведения в значительной мере направлены против эллинской "языческой" мудрости, прежде всего религии, а также и мифологии и отчасти истории. Значительная часть этих сочинений носит название "Contra gentes", "Adversus paganos", "De idololatria".

Наиболее важное из них -- часто цитируемая Ньютоном хроника Евсевия,. давшего на основании Манефона и греческих историков связную хронологию библейской, древневосточной и греческой истории. Его целью было привести в гармонию библейскую и "языческую" хронологии; но, к нашему счастью, он в принципе только механически соединял ту и другую хронологии, где это только возможно было, не противореча прямо библейским свидетельствам. Вот почему хроника Евсевия, за утратой многих более древних иcтoчникoв (например, Манефона) остаётся весьма важным хронологическим источником до наших дней. Что касается остальных христианских писателей, то нет нужды останавливаться на каждом из них; это серое однообразное бездарное чтиво, с одними и теми же общими установками:
    1. Всё, что сказано в Библии, включая и мелочи, -- святая непререкаемая истина. Из языческой мудрости можно сохранить только то, что не противоречит Библии и Евангелию; всё остальное--от лукавого.
    2. Первоначально все люди инстинктивно чтили единого истинного бога и руководились его заветами, вложенными в душу от рождения, но наущению дьявола, человек впадает в языческую мерзость и начинает поклоняться идолам. Эти языческие боги -- либо черти, злые губительные духи, враги рода человеческого, которых надо искоренять, либо праздное измышление.

Не удивительно, что Евгемер и евгемеризм вообще были весьма на руку христианским писателям: ведь он на основании подлинного документа -- стэлы, поставленной Зевсом в Панхае, доказал, что Зевс был только царем, добившимся божеских почестей. Правда, уже в древности поняли, что сочинение Евгемера -- только литературная фикция, политический роман; но это прошло мимо ушей христианских писателей, которые уже не были в состоянии разобраться в таких тонкостях, тем более что и Диодор (VI, I, 9) принимал рассказ Евгемера за историческую истину. Если древние справедливо обвиняли Евгемера в безбожии, то это с точки зрения христианских писателей было лучшим комплиментом для него -- ведь он отрицал существование "языческих" богов, сиречь дьяволов. Христианские писатели награждают Евгемера почетным названием  istorikoV ¹⁰ и широко применяют в своей аргументации сообщенные им "факты". Так Лактанций (de ira, 9, inst. I, 2), переписывая из Цицерона список безбожников (aqeoi), вычеркивает из него без всяких оговорок Евгемера, а Климент Александрийский (Protrepticus, II, 24), характеризует Евгемера как "человека добродетельной жизни" (swfronwV bebiwkwV) и видит в нём предшественника "истинного знания".¹¹

Таковы были предпосылки науки о древней истории в XVII и XVIII вв.

XVII и XVIII века характеризуются появлением целого ряда трудов па древней мифологии, хронологии и истории. Мы уже говорили выше о тех причинах, которые делают эти труды устаревшими и ненужными для научной работы в наше время. Но если из этих работ можно почерпнуть лишь очень немного для изучения древности, то они очень важны как подготовительная стадия для того переворота, который был произведен в науке в начале XIX в.

Античная мифология и история в эту эпоху рассматривались почти исключительно как вспомогательная богословская дисциплина, нужная для того, чтобы лучше понять свидетельства Библии и Евангелия. Уже в это время, главным образом, на континенте, были люди, которые относились скептически к библейским и евангельским чудесам, так называемые деисты; против них направлены полемические стрелы ряда писателей того времени, в том числе и Ньютона. Но в основном авторитет священного писания ещё не подвергался никакому сомнению; вопрос шёл только о его истолковании, а здесь спор шёл по линии борьбы католичества с протестантизмом. С ортодоксальна католической точки зрения ветхий завет для христианина -- вещь второстепенная, устаревшая с появлением нового завета. Постановления соборов. ' и папские буллы -- это главный источник истины; Библия есть непререкаемый источник лишь постольку, поскольку он не противоречит "Новому завету". Наоборот, лозунгом протестантов было: "Назад к Библии!"; изучение библии, этой данной богом Моисею книги, -- основное богоугодное дело христианина. Только слова иудейских пророков и христианских апостолов представляют собой божественные откровения; постановления соборов и пап исходят от таких же людей, как все другие люди, и с ними надо считаться лишь постольку, поскольку они правильно толкуют божественные откровения, Радикальное протестантство этого времени было весьма близко к еврейскому правоверию, к правоверию фарисеев. Библия богооткровенна, и, значит, в ней каждое слово истинно: это -- аксиома, не нуждающаяся в доказательстве. Библия была таким образом превращена в пробный камень, при помощи, которого производилась оценка всех сообщений древневосточной и раннегреческой истории. .

К сожалению, по условиям военного времени я лишён возможности даже просмотреть эту литературу и дать здесь ее автентичную характеристику; я вынужден в основном довольствоваться сведениями, приводимыми в книгах Авг. Бека, основоположника и патриарха науки XIX в., и в новой работе П. Азара. ¹²

События из мифологической истории Греции во всех этих книгах излагаются, как исторические факты, -- авторы довольствуются лишь небольшими рационалистическими исправлениями. Евгемеризм был впервые широко применён при толковании античных мифов Леклерком (Jean Leclerc = Joannes Clericus) в его работе по методологии филологической науки уже в 1696 г.¹³ и оставался в моде, главным образом, во Франции вплоть до середины XVIII в. Курс мифологии, написанный в 1739 -- 1740 гг. Банье¹⁴ и бывший в то время настольной книгой по этому вопросу, всецело стоит на той точке зрения, что мифы -- это своеобразно искажённая история.

Другой характерной чертой всей этой литературы было стремление, выделив из всех "языческих" религий поздние добавления и искажения, обнаружить в них подлинное монотеистическое ядро. Эта теория вполне совпадала с библейским рассказом, по которому до Ноя всё человечество составляло единую семью, говорившую на одном и том же языке и усвоившую себе путём божественного внушения общечеловеческие принципы и заповеди еврейской религии. Многобожие же было, по мнению этих учёных, поздним видоизменением монотеистической религии, дьявольским наваждением.¹⁵ Характерно, что и сам знаменитый Авг. Бек, с презрением отметающий эту ненаучную теорию, в сущности очень недалеко от неё ушёл. Вся разница между ним и его предшественниками в сущности лишь в том, что он считает первичный монотеизм характерным лишь для индоевропейских, арийских народов, а остальные народы оставляет погрязать в идолопоклонничестве с самого их появления на свет: богоизбранничество евреев здесь заменено богоизбранничеством "арийцев". ¹⁶

Третьей характерной чертой этой литературы была попытка обосновать ряд положений лингвистическими спекуляциями, прежде всего толкованием собственных имён. При этом материал брался, главным образом, из малоизвестных языков, благодаря чему возможны были самые смелые сопоставления и комбинации. Больше всего злоупотреблял этим приёмом Бохарт -- один из главных авторитетов для Ньютона, Ньютон цитирует его шесть раз. ¹⁷

Наконец, наиболее характерной чертой для разбираемой нами литературы был повышенный интерес к хронологии. Этот интерес также объяснялся, главным образом, богословскими соображениями: было очень трудно увязать сообщения Библии с античной хронологией; выходило, что египтяне и вавило-,няне много древнее евреев и что библейская датировка сотворения мира, разделения языков и потопа противоречит действительности. Необходимо было найти противоречия и ошибки в датировке, принятой у античных писателей -- у Геродота, Манефона, Беросса, Диодора,-- и доказать, что евреи действительно самый древний народ в мире; для этого надо было по возможности сократить древневосточную, прежде всего египетскую, хронологию. Ньютон цитирует целый ряд хронологических трудов: Маршэма,¹⁸ Петавия,¹⁹ Скалигера,²⁰ Вазея.²¹ Кроме этих существовал ещё целый ряд хронологических трудов, которые были очень популярны во время Ньютона и которые, как указывает его комментатор Горслей, были частично привлечены им, хотя он и не находил нужным на них ссылаться; таковы работы Конрингия,²² Додуэлля,²³ Тэля,²⁴ Джэксона,²⁵ Перизония,²⁶ Торнелия, Ушера.²⁷ Все эти работы основаны на предпосылке о непререкаемости библейской хронологии. Даже Перизоний, который в области древнейшей римской истории произвёл настоящую революцию,²⁸ подвергнув критическому разбору и отвергнув ряд мифологических рассказов о древнейшей истории Рима,²⁹ в своей книге о Египте и Вавилонии в общем идёт теми же путями, что и его современники. Необходимость сокращения египетской хронологии диктовалась такими соображениями. Фараоны до саисского времени были распределены у Манефона (как это было известно из Евсевия) на 25 династий; для каждой династии было указано число фараонов и число лет правления. Даже если откинуть фараонов-богов, получалось, что первые смертные фараоны правили много раньше, чем был, согласно Библии, создан мир. Чтобы выйти из этого затруднения, прибегали к различным способам. Одни, например Дж. Маршэм, утверждали, что многие из этих династий правили не одна за другой, а одновременно, в разных частях Египта; таким путём достигалось большое сокращение. Другим путём, применённым уже в древности, было отожествление" разных фараонов и выбрасывание промежуточных фараонов, как выдуманных из национального тщеславия с целью удлинить хронологию. Мы видели, что уже Иосиф отожествил Сесостриса с Шешонком; из учёных XVII в. по этому пути пошли Конрингий, Торнелий и тот же Маршэм в уже указанных выше трудах. Ньютон на стр. 55 (I, 20) для придания большего веса своим выкладкам ссылается на Маршэма .как на своего предшественника "Our great chronologer, sir John Marsham, was also of opinion that Sesostris was Sesac". Маршэм был первоклассной знаменитостью в его время; потомство оценило Маршэма иначе, и его имени даже нет в "Британской энциклопедии".

Прежде чем перейти непосредственно к Ньютону, скажем ещё о попытках обосновать библейскую хронологию астрономическими соображениями. Здесь Ньютон также не был пионером: уже иезуит Петавий в его указанной выше книге "De doctrina temporum", трижды цитированной Ньютоном, относил, на основании астрономических соображений, поход аргонавтов к 37-му году после смерти царя Соломона; другой труд того же автора, вышедший в 1633г., "Rationarium temporum" имеет яркую иезуитскую окраску, обнаруживая истинные цели научной работы Петавия.

Любопытно, что попыток написать связную историю древности с точки зрения этих установок сделано не было. Мне известен по названию только один такой труд -- это книга Стэньэна,³⁰ оставшаяся для меня, к сожалению, недоступной.

Из сказанного, конечно, не следует, что во времена Ньютона в Англии вовсе не было людей, начисто отрицавших всё чудесное и сверхъестественное как в греческой и египетской мифологии, так и в Библии и Евангелии. Мы уже говорили о французских деистах. На такой же точке зрения стояли и в Англии некоторые люди, например, автор памфлета, выпущенного в 1695 г. в Лондоне под псевдонимом "магистр искусств L. Р. ". Здесь автор указывает на целый ряд ошибок, нелепостей и противоречий в книге Бытия (например, Каин говорит: "Меня может убить всякий, кто меня встретит", -- значит, тогда существовали уже какие-то люди, а между тем, по Библии, существовали только Адам и его сыновья) и приходит к выводу: "История персов, мидян и ассириян--это нагромождение нелепостей; такова же и Библия". Ее надо относить ... "к восточным сказкам".^30а Одной из основных задач книги Ньютона и была борьба с этими неверующими: путём устранения противоречий в древней истории и нового толкования отдельных мест Ньютон (как и Локк) хотел спасти веру в божественное откровение и библейские чудеса в непререкаемость Библии в целом.³¹ Однако в исторической литературе того времени атеисты и деисты не оставили и по цензурным условиям не могли оставить сколько-нибудь значительного следа. Интересно, отметить, что церковь считала религиозных реформаторов гораздо более вредными, чем прямых атеистов.³² Галлею, несмотря на его открытый атеизм, в конце концов дали кафедру в Оксфорде, не потребовав от него отречения от заблуждений. Наоборот, когда горячий поклонник системы Ньютона, математик Уистон (Whiston) открыто и публично выступил с пропагандой возвращения к первобытному христианству и с отрицанием догмата триединства божества, он был изгнан из Кэмбриджского университета как "неисправимый еретик". Характерно, что этот протест против "новшества христианской церкви у Уистона (как и у Ньютона) шёл рука об руку с слепой верой в непререкаемость Библии. Уистон выпустил книгу под заголовком: "Новая теория земли, от её начала до конечного уничтожения всех вещей, в коей доказывается, что сотворение мира в шесть дней, всемирный потоп и всемирный пожар (в конце мира),, как всё это изложено в священном писании, вполне согласуется с разумом и философией". ³³

Ньютон, как и Уистон, был теснейшим образом связан с учёными этого протестантского направления; он был одним из их среды.³⁴ В детстве Ньютон воспитывался в религиозной атмосфере; когда он вырос, он решил посвятить себя священнической деятельности.³⁵ И впоследствии, когда он писал свои "Principia" и "Оптику", он вовсе не имел в виду доказать, что в мире господствует механическая закономерность: наоборот, он хотел раскрыть природу бога и показать, как мудро устроил бог мир, сделав излишним свое непрерывное вмешательство в ход вещей.³⁶ Ньютон не только не думал отрицать возможность чудес и пророчеств, но считал, что на первой стадии мировой истории бог постоянно должен был прибегать к чудесам и приостанавливать действие законов природы, чтобы демонстрировать людям свое всемогущество, тогда как в наше время это излишне. Итак, "Principia" и "Оптику" Ньютон посвятил изучению законов, на основании которых бог управлял уже готовым миром. Хронологический же его труд должен был показать, как создавалось человеческое общество в ту эпоху, когда бог ещё приходил в тесное соприкосновение с людьми, открываясь им в чудесах и пророчествах: отдельных людей он одарял чудесной силой, при помощи которой эти люди могли изменять движение светил и приостанавливать действие естественных законов. Эта сила была отнята у людей, после того как откровение было дано людям полностью через смерть и воскресение помазанника божия.³⁷ Итак, люди, действительно, когда-то обладали даром пророчества; когда-то в мире, действительно, происходили чудеса, нарушавшие естественные законы. Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы в Библии всё с начала до конца было истиной. Подобно тому, как в основу своих "Principia" Ньютон кладёт как аксиому закон инерции, так в его историческом труде такой же исходной аксиомой является непререкаемость Библии. Задача историка состоит в том, чтобы привести всю гражданскую историю в согласие с историей священной.³⁸

Но признавать непререкаемость Библии ещё не значит признавать непререкаемость дошедшего до нас текста Библии. Священен лишь текст, написанный в ту эпоху, когда бог ещё открывался непосредственно людям;. изменения, внесённые в этот текст в более позднюю эпоху, от кого бы они ни.. исходили, есть лишь человеческие изменения, а не божие откровения. Поэтому задача серьёзного историка и верующего христианина -- одна и та же: восстановить Библию в том виде, какой она имела в ту эпоху, когда она была дана людям как откровение.

Любя человечество, бог не стал бы открываться людям в туманных, запутанных и спорных выражениях: слово божие может поражать нас своей чудесностью и сверхъестественностью, но оно не может не быть ясным. Эту мысль Спинозы проповедует и Ньютон. То, что не ясно, запутано, что не может быть понято разумом, то не от бога. Так, по поводу, стиха 7 "Послания апостола Иоанна", который Ньютон справедливо считает подложным (см. ниже, стр. 288), он говорит: "Пусть тот, кому это по силам, найдёт здесь логический смысл. Я этого сделать не умею. Говорят, что наш собственный разум не в состоянии определить, что есть священное писание, а что не является им. Что касается мест, не вызывающих никаких споров, я согласен с этим; но в спорных местах я предпочел бы ограничиться тем, что я могу уразуметь. Для взбалмошной и суеверной части человечества характерна как раз страсть ко всему таинственному и непонятному, и поэтому этим людям нравится больше всего то, что они меньше всего понияают".³⁹ Всё это -- те принципы, которые легли в основу протестантского движения, те принципы, с которыми ожесточённо боролась католическая церковь. Не удивительно, что Ньютон теряет спокойствие и уравновешенность учёного, когда говорит о католической церкви: он пылает негодованием и возмущением. Цель разбираемой здесь его работы поэтому не только борьба со скептиками, которые в его время начали уже сомневаться в чудесах и пророчествах Библии, но и замена авторитета римской церкви авторитетом подлинного текста Библии.⁴⁰

Если Ньютон однажды сказал, что историей он занимается в часы отдыха от работ по математике и физике, то этих его слов, как давно уже указали исследователи, нельзя принимать всерьёз. Своей хронологией он начал заниматься много ранее 1690 г., когда его труд был в основном готов,⁴¹ и занимался им до самой своей смерти. Прежде чем приступить к этому труду, Ньютон проделал огромную предварительную работу. Достаточно просмотреть цитаты, ссылки и полемику, содержащуюся в его труде, чтобы убедиться, что он был глубоко начитан и в Библии, и в христианской литературе и в античных авторах; каталог его библиотеки содержит большое количество книг классических и богословских. "Можно не сомневаться, замечает Мор,⁴² что он приобретал эти книги для того, чтобы изучать их: на него не походило, чтобы он стал тратить деньги на книги только для показа". В течение всей своей жизни Ньютон непрерывно читал книги по истории и филологии и постоянно делал себе заметки и выписки: он оставил множество листов бумаги с материалами по этому вопросу.⁴³ И тем не менее, он всё время считал, что его труд ещё не готов, что это только предварительный набросок. Только краткий эксцерпт своей работы. "Краткую хронику первых событий в Европе, о которых сохранились воспоминания, до завоевания Персии Александром Великим"⁴⁴ он по просьбе принцессы Уэльской дал в пользование Конти, благодаря нескромности которого это произведение с примечаниями и полемическими замечаниями Фрэрэ (Freret) было опубликовано во французском переводе.⁴⁵ Ньютон, возмущённый этим, опубликовал в том же году резкий полемический ответ на замечания Фрэрэ,46 а сам продолжал неустанно работать над своей "Хронологией". Перед самой смертью, имея 81 год от роду, он три года, не отрываясь, сидел и неустанно переделывал свою "Хронологию", пока не придал ей исправный, по его мнению, вид; однако она увидела свет только после его смерти.⁴⁷

Как мы говорили уже, Ньютон с энтузиазмом примкнул к протестантскому движению. Борьба с римской церковью -- одна из основных целей его работы: "хронологические и богословские произведения Ньютона были одной из главных движущих сил в остром конфликте между протестантизмом и романизмом (католицизмом) в Англии".⁴⁸ Он стремится показать, что власть, доставшаяся в удел римской церкви, не дана ей богом, а узурпирована ею. Мы говорили уже, что эпоха чудес и пророчеств окончилась, по мнению Ньютона, с нисхождением на землю Христа. Поэтому постановления соборов и папские буллы имеют для верующего человека не большее значение, чем постановление всяких иных земных властей. "Слово императоров, королей и князей -- от людей. Слово соборов, епископов и священников--от людей. Слово пророков -- от бога, и в нем заключена вся религия, причём Моисея и апостолов я тоже считаю пророками. Но если ангел придет с.неба, чтобы пр отведывать-какое-либо иное Евангелие, чем то, что нам дали пророки, то пусть он будет. проклят".

Показательно, что в четвёртом звере пророчества Даниила Ньютон видит Римскую империю, а в малом роге этого четвёртого зверя предсказание о римской церкви.⁴⁹

Все ужасы, которые рассказаны об этом "малом роге" в пророчестве Даниила, Ньютон относит к римской церкви и для этой цели даёт подробный,. обзор ранней истории церкви и её отношений со светской властью, причём проявляет поразительную эрудицию в этих вопросах. Но основная его задача-- показать, что уже Даниилом было предсказано крушение папской власти и грядущее господство святых на земле.⁵⁰ В самом начале трактата "О двух замечательных искажениях текста священного писания"⁵¹ мы читаем такие замечательные слова о практиковавшихся римской церковью с благочестивой целью подделках текста Библии: "Для вас, хорошо знающего те многочисленные злоупотребления, которые применяли господа из римской церкви, вряд ли будет лишним убедиться ещё на одном примере в том, что общеизвестно... Если мы выступаем с протестом против благочестивой лжи (pia fraus) Римской церкви и считаем своим религиозным долгом презирать и отвергать все подобные приёмы, то мы должны признать, что попустительство таким приемам с нашей стороны является ещё большим преступлением, чем со стороны папистов, которых мы так ругаем за это; поступая так, они действуют согласно своим религиозным взглядам, а мы -- вопреки нашим взглядам".⁵² Не удивительно поэтому, что Ньютон уделяет много внимания истории Никейского собора, постановления которого имели первенствующее значение для формирования католической религии. Он показывает, что постановления этого собора были приняты под давлением императора и благодаря коварным махинациям Афанасия; поэтому авторитет его у католиков совершенно незаслуженный.⁵³

Ньютон не только принадлежал к протестантской оппозиции против католической опасности: он принадлежал к крайнему, радикальному крылу этой оппозиции. Мор окончательно и с несомненностью показал,⁵⁴  что Ньютон был близок к так называемой арианской ереси, он был унитаристом, отрицая основной христианский догмат триединства божества. Таким образом, он был единомышленником Уистона (выше, стр. 284); но в то время как Уистон открыто проповедывал свои взгляды, желая принять мученическую кончину, Ньютон искусно вуалировал их, делая упор на научную, филологическую сторону вопроса. Он делал это отчасти из отвращения к полемике и к научным спорам, отчасти же просто из боязни, не желая подвергнуться участи Уистона, тем более что по закону за упорствование в унитаризме грозило ещё более строгое наказание--тюремное заключение.⁵⁵

Отрицание триединства божества Ньютон обосновывал филологическими и логическими соображениями:

1) Он доказывал в уже цитированной статье "О двух замечательных искажениях текста Писания", что стих 7 "Послания апостола Иоанна" -- поздняя подделка -- факт, ставший теперь прочным достоянием науки (см. ниже, стр. 288), что в стих 16 "Послания Тимофея" внесено сторонниками, триединства божества небольшое изменение в одном слове (в этой аргументации Ньютон имел предшественником Симона: см. ниже, там же). А эти места . являются единственными в "Евангелии", содержащими догмат триединства.⁵⁶

2) В неопубликованной до сих пор, но известной мне по цитатам в книге Мора рукописи Ньютона приводятся и логические возражения против триединства: "Сын назван "словом", значит он не бог, а только как бы рупор бога, через который бог обращается со своим словом к людям; так как Иисус был зачат богом, то он не мог существовать до зачатия, а следовательно, не извечен, подобно богу; так как сказано, что отец превыше сына; так как сказано, что сын не. знал своего последнего часа; так как сын получил всё от отца; так как сын мог быть облечён в бренную плоть".⁵⁷

На основании всех этих соображений Ньютон приходит к выводу,- что Иисус -- один из пророков божьих, пророк, наиболее любимый богом и обладающий наибольшей духовной силой и наибольшим пророческим даром. В той же неопубликованной рукописи Ньютон писал: "Иисус Христос -- это пророк; единственный из пророков, которому бог открылся сразу и который поэтому и называется Словом Бога... Поэтому он в смысле, употребляемом в писании,⁵⁸ называл себя богом, не совершая этим богохульства; тем более он имел право называть себя сыном божиим".⁵⁹

Существование святого духа как особой отделённой от бога ипостаси Ньютон отрицал совершенно, а в Иисусе видел только одного из пророков. В связи с этим Ньютон категорически отрицал, что в книге Даниила содержится предсказание пришествия Христа.⁶⁰

Издание полного собрания сочинений Ньютона было поручено епископу Горслею, который и выпустил Opera omnia в 1785 г. (по этому изданию мы и цитируем Ньютона), с обширными подстрочными примечаниями. Горслей не мог не включить сочинения "О двух искажениях текста Писания", так как оно уже получило широкое распространение в рукописном виде. Но в комментарии он пишет с возмущением: "Содержащуюся здесь инсинуацию, будто учение о триединстве не вытекает непосредственно из слов, предписанных обрядом крещения, мы не ожидали бы найти у писателя, который не был социнианцем" (социнианцы -- унитаристская ересь, считавшаяся ещё более вредной, чем арианство). Что же касается других рукописей Ньютона, где учение унитаристов аргументировано ещё более открыто, то Горслей вовсе не нашёл нужным включить их в полное собрание сочинений Ньютона; они впервые опубликованы в выдержках Мором.⁶¹ Как указывает Мор (стр. 641-- 642) еще в середине XIX в. церковь (в лице епископа салисберийского) позволяла себе вмешиваться в вопросы издания биографии Ньютона, препятствуя опубликованию фактов, доказывающих, что Ньютон не принимал догмата триединства.⁶²

Вследствие отрицания основных догматов христианской веры точка зрения Ньютона (как и многих других протестантов) оказывается более близкой к точке зрения еврейских раввинов, чем католических богословов, почему не удивительно, что для него по существу основной священной книгой было не Евангелие, а Библия. Вот почему реабилитация Библии, доказательство её непогрешимости стало для Ньютона основной задачей. Вот почему он неустанно трудился всю вторую половину своей жизни над трудом по древней хронологии. "Из случайных упоминаний о нееврейских государствах, вкрапленных в еврейскую историю, из тщательного изучения классических авторов и туманных астрономических указаний древних Ньютон нашёл возможность, проверяя их путём перекрестного опроса, построить связную хронологию других великих государств, и эта хронология была, по его мнению, вполне точной".⁶³

Ньютон умирал в твёрдой уверенности, что и в области древней хронологии он достиг таких же точных и обоснованных результатов, как в механике. На чём основывается эта уверенность и в чем причина его ошибок, мы скажем в конце следующей главы, а сейчас остановимся еще на критике античных текстов у Ньютона.

Мы видели уже, что словом божиим Ньютон считал священное писание лишь в том виде, в каком оно было изречено богом. Он знал, что в это слово божие впоследствии людьми, не бывшими пророками божиими, были внесены, иногда недобросовестно, изменения. Поэтому критика текста писания была для него, как мы уже говорили, вопросом не только научной, но и религиозной совести.

В этом случае Ньютон был прямым продолжателем первых критиков библейского текста, знаменитых вольнодумцев Спинозы и Р. Симона. Спиноза в своем Tractatus theologico-politicus ставил критике библейских книг как раз те же задачи, которые филологи тогда ставили критике текста "языческих" авторов; кроме того, он требовал, чтобы были выяснены условия творчества автора каждой библейской книги и политическая роль его,-- по какому случаю и для кого он ее писал и как отдельные книги были собраны в единый корпус. Это, впрочем, были лишь добрые пожелания; осуществил их правоверный католик Р. Симон (1638--1712). На основании детального филологического изучения он пришел к выводу, что Моисей был автором только законов и заповедей; всё остальное -- оформление, добавления, сокращения и т. д. -- дело рук ряда поколений учёных-пророков. В течение долгого времени листы рукописей библейских книг перепутались, при переписке вкрались ошибки и нелепости, различия в языке и стиле, повторения, противоречия, неудачные попытки согласования и т. д. Впрочем, речь идет только о мелочах: все эти ученые-пророки писали, как и Моисей, под непосредственным наитием духа божия; поэтому Библия в целом содержит лишь святую истину. Симону пришлось сжечь все свои рукописи; его книга еще до выхода была осуждена и внесена церковью в Index librorum prohibitorum. В 1678 г. всё издание было в Париже изъято и уничтожено; но в библиотеке Ньютона имелся экземпляр второго роттердамского издания.

Знакомясь с ньютоновым разбором истории текста двух мест из "Посланий апостольских", мы убеждаемся, что и Ньютон вполне владеет приёмами научной филологической критики текста. Стих 7 "Послания Иоанна" он считает, как и Симон, позднейшей вставкой из следующих соображений: он указывает, что этот стих не встречается в текстах, более древних, чем 385 год, и никогда не цитируется у более ранних христианских писателей, хотя мы и ожидали бы в ряде мест. такой цитаты. Но наиболее важный довод: во время дебатов на Никейском соборе в 325 г. между сторонниками и противниками триединства первые ни разу не ссылаются на этот стих, хотя он сразу же положил бы конец спорам, ибо здесь чёрным по белому сказано: "Ибо есть трое единомышленных в небе: отец, слово и святой дух, и эти трое суть одно". Очевидно, в 325 г. этот стих еще не читался в Евангелии, а был подделан после этого года тринитарианцами, чтобы обосновать их новый догмат текстом священного писания. В стих 16 "Послания Тимофея" было, по мнению Ньютона, внесено лишь небольшое изменение: вместо "o" написали "q", что является сокращением слова o qeoV и даёт нужный для сторонников доктрины триединства текст; но все тексты и цитаты ранее V в. дают чтение "o".⁶⁵

Ньютон прекрасно понимал, таким образом, как ведётся критика текста. К сожалению, он плохо знал, как указывает и Мор, греческий язык; обычно он. пользовался латинским переводом, обращаясь к греческому тексту только в сомнительных случаях. С другой стороны, он так увлекался своей теорией, что из всех разночтении и толкований склонен был, не задумываясь, отдать предпочтение тому, которое наиболее соответствовало его теории.

Вот примеры недостаточного знания языка. У Павсания (V, 18,7) в рукописях читается: Kuyelw kai toiV progonoiV ekton hn genoV ex archV GonoushV thV SikuwnoV. Ньютон (стр. 47; I, 14), не задумываясь, переводит это место так: "При Кипселе и предках было шестое поколение от начала, от Гонуссы, дочери Сикиона". Такой перевод, однако, невозможен, ибо genoV никогда не означает "поколение", а "род" в целом; Гонусса -- это не женщина, а название города. Однако данный Ньютоном перевод был очень удобен для его теории, ибо, приняв, что Кипсел правил около 654 г. и прибавив сюда на 6 поколений 180 лет, он получал для Гонуссы и её отца Сикиона 834 год, что вполне подтверждало его теорию. В действительности текст этот в дошедшем до нас виде вообще смысла не даёт.^65а

Тем же недостаточным знакомством с греческим языком обусловлено у Ньютона следующее недоразумение (стр. 65, I, 30). Он утверждает, что керкирцы приписывали изобретение астрономического глобуса Навсикае, ссылаясь при этом на Свиду (s. v. AnagalliV). Ему, очевидно, не известно, что слово sfaira, кроме смысла "сфера, небесный глобус", имеет еще гораздо более простой и употребительный смысл "мяч", гораздо более подходящий для юной царевны феаков, чем занятие астрономией. Как известно, Навсикая была выведена Гомером и Софоклом играющей в мяч. Приводимое Ньютоном место Свиды другого толкования, впрочем, и не допускает: "У Гомера выводятся пляски -- и пляски жонглеров, и пляски с мячом (dia thV sfairaV) ... изобретение мяча керкирская женщина-грамматик Анагаллида приписывает Навсикае ..., ибо её одну из всех героинь Гомер выводит играющей в мяч (sfairizousan)". He понятно, как можно получить какой-либо смысл в этой фразе, если переводить sfaira -- "астрономический глобус". Но Ньютону такой перевод был необходим, чтобы показать, что расцвет занятий астрономией в Греции относится ко времени похода аргонавтов.

В других случаях конъектуры Ньютона безукоризненны с языковой стороны, но произвольны и предлагаются только с целью дать лишнее подтверждение принятой Ньютоном хронологии. Так, Геродот (II, 99) называет фараона, построившего пирамиды 'EnefhV; Ньютон (стр. 173, II, 35) предполагает, что левый край рукописи истлел или стёрся, благодаря чему первая одна или первые две буквы исчезли. Вначале читалось: AmenefhV или MenefhV); когда стёрлись первые буквы, стало 'EenefhV .Это очень остроумное предположение, но оно совершенно излишне; нужно оно Ньютону только для того, чтобы найти лишнее подтверждение его теории.

Вот ещё пример. Во всех рукописях 13 гл. 1 книги Фукидида говорится, что Ликург жил за 400 лет до конца Пелопонесской войны; это противоречит хронологической схеме Ньютона; Ньютона устроило бы, если бы здесь читалось: "за 300 лет". И вот он обнаруживает, что в латинском переводе Анри Этьенна вместо 400 действительно читается "300 лет". Ньютон (стр. 44, I, 11), не задумываясь, считает это чтение правильным, полагая, что Этьенн руководился соответствующей рукописной традицией, сохранившейся в каком-то греческом подлиннике, бывшем в распоряжении Этьенна. Между тем, в действительности тот же Этьенн в изданном им греческом тексте Фукидида даёт цифру "400"; очевидно "300" -- простая опечатка, с которой вовсе не- следовало считаться. Так же поступает Ньютон при выборе одной из нескольких исторических версий: он выбирает ту, которая больше подходит к его схеме, ибо достоверность этой схемы ему a priori кажется несомненной. Так, Ньютону очень важно установить, что Данай пришёл в Грецию за одно поколение до аргонавтов. У Гигина (14) он нашёл среди многих других генеалогий и такую ("по другим"), по которой участник похода аргонавтов Аргос--сын Даная. Он сразу же (стр. 52, I, 19), не задумываясь и ничем этого не обосновывая, отдаёт предпочтение этой версии перед всеми другими. Поэтому, издатель Ньютона, архиепископ Горслей, прав, когда, по другому поводу, замечает: "Сэр Исаак Ньютон отдаёт всегда предпочтение той версии, которая наиболее выгодна для теории, за которую он борется".

После того как мы в первых двух главах в основном познакомились с достижениями предшественников Ньютона в изучении истории древности как античных, так и современных ему, мы сможем установить, что было сделано самим Ньютоном в исследованной им области.

Мы видели уже, что задача Ньютона -- доказать непререкаемость авторитета Библии и что в известном отношении, в плоскости спора между католиками и протестантами, эта тенденция была боевой и прогрессивной. Первоначальный монотеизм человечества представляется Ньютону несомненным: "Прежде чем финикияне ввели обожествление покойников, греки имели в каждом городе совет старейшин, управлявших общиной, и место, где старейшины чтили своего (мой курсив) бога жертвоприношениями" (стр. 131, кн. I, гл. 87). Доказательства этого положения Ньютон не приводит, но это не значит, что он его не имел: целый ряд таких доказательств он мог почерпать и из Библии и из греческой литературы: действительно, жители городов Средиземноморского побережья в древности чтили одного бога, но каждый город своего бога. Люди не отрицали в это время существования других могущественных богов, но, поскольку эти боги были "хозяевами" ("Ваалами") и покровителями других городов, а все города были в принципе в состоянии войны друг с другом, они обязаны были чтить только своего бога и ненавидеть всех чужих богов: всякое другое поведение было бы изменой родине. Это не монотеизм (единобожие), а генотеизм (однобожие). Еврейский монотеизм несомненно развился из этого генотеизма, но это не тот монотеизм, которого искал Ньютон; однако при предубеждениях Ньютона эта ошибка вполне понятна. Несомненно также, что и ряд альтруистических инстинктов появился у человека уже в очень раннее время; но видеть в этом доказательство непререкаемости Библии можно только, приняв библейское же положение о том, что все эти инстинкты переданы людям в виде приказа ("заповеди") бога, а это circulus vitiosus. С другой стороны, на ряду с этим культом городского бога уже с древнейших времён у всех средиземноморских народов существовало почитание божеств второго. ранга -- колдунов, животных, фетишей, духов предков. Если Ньютон, чтобы опровергнуть эти факты, утверждает, что он "не встречал ни одного случая обоготворения покойников в Греции до прибытия Кадма в Европу" (стр. 120, I, 74), то это весьма наивно: вообще греческая традиция сохранила очень мало рассказов из жизни смертных до Кадма, а после того как Ньютон путём хронологических манипуляций, о которых мы скажем ниже, превратил греческих богов и героев в обожествлённых после смерти земных царей, правивших после Кадма, никакого материала, который можно было бы отнести ко времени до Кадма, у него не могло остаться. Поэтому, получался опять же circulus vitiosus: для доказательства исконности монотеизма Ньютон хочет базироваться на не-библейском материале, но в конце концов его окончательный вывод (стр. 141, I, 99) основан только на тенденциозной библейской мифологии, на которую он, в конце концов, и ссылается: "Итак, вера в то, что мир создан верховным богом и им же управляется; любовь к нему и почитание его; почёт, воздаваемый родителям; завет любить ближнего, как самого себя, сострадание даже к диким зверям -- вот древнейшая из всех религий". Когда же, наоборот, Ньютон встречается после Кадма с философской монотеистической религией у народа, не имевшего ничего общего с евреями, он вынужден тем или иным способом доказать, что этот народ -- отпрыск древнейших евреев. Так он поступает с индийскими брахманами. Здесь на помощь приходит "лингвистика": сыновья Авраама, рождённые от второго брака с Кетурой, назывались якобы Abrahamani. Отсюда получилось Brahmani. Эти сыновья Авраама были воспитаны отцом в единобожии и потому чуждались культа идолов (стр. 247, VI, 2).

Многобожие появляется у египтян и греков, по мнению Ньютона, только после прибытия к ним финикиян, эдомитов и т. д., изгнанных из Палестины Иисусом Навином и его преемниками (стр. 120, I, 74; стр. 131, I, 87). Это, разумеется, противоречит указаниям самой Библии, где не только говорится об языческих культах до возвращения евреев из Египта, но в некоторых местах и прямо принимается существование других, враждебных Иагве богов ("Исход": "И над богами Египта учинил суд Иагве"; "Бытие": "Чтобы люди не стали как.один из нас [богов!]"). Но эти места раввины перетолковали в духе единобожия; Ньютон, не знавший еврейского языка, не мог не следовать этим толкованиям.

Для объяснения, почему появилось многобожие, Ньютон, как и большинство его современников, становится на точку зрения античного евгемеризма: могущественные цари либо сами ещё при жизни потребовали, чтобы их обоготворяли, либо это обожествление было предоставлено им постановлением надлежащих властей после смерти. Разумеется, ни собственный приказ царя, ни постановления властей после смерти не могут фактически превратить смертного в бога; значит, это не боги, а лжебоги, что и требовалось доказать в интересах торжества христианства.

Античные евгемеристы при этом проицировали в прошлое прижизненный культ великих монархов, главным образом египетских фараонов и эллинистических царей, начиная с Александра Великого. Ньютон и здесь подходит к вопросу значительно глубже. Интерпретируя замечание Диодора (I, 15), согласно которому лишь Осирис и Исида научили египтян впервые строить храмы, он справедливо указывает, что и вообще сооружение великолепных храмов -- сравнительно позднее нововведение; что первоначально в честь богов ставились лишь алтари на так называемых "высотах".⁶⁶ Но именно на таких высотах греки сооружали и алтари в честь своих предков, устраивали в честь их поминальные обряды (kterizein), особые праздники, приносили им жертвы. По мере развития роскоши в крупных богатых общинах чествуют людей, пользовавшихся почитанием целой общины, великолепными могилами в форме храмов с алтарями и статуями, по образу первого храма, воздвигнутого истинному богу царем Соломоном. В честь их совершаются публичные жертвы и моления. "То, что отдельные люди делали по отношению к своим предкам, то теперь целые города делают по отношению к своим знаменитым героям" (стр. 120, I, 75). Это--в основном совершенно правильные наблюдения (если исключить замечание о храме Соломона); в древнейшее время действительно не было резкой границы между человеком, одарённым сверхъестественной силой (mana, orenda), и божеством; культ покойников сыграл действительно большую роль в формировании религии (образцов такого рода научного "евгемеризма" читатель найдёт много в классической книге Фрэзера "Золотая ветвь") Ньютон (стр. 163, II, 21) вслед за Иосифом Флавием ("Древности", IX, 4, стр. 404) указывает на пример такого обожествления земных царей: "И бог в течение всех дней (царя Иоахаза) отдал Израиль в руки Газаэля, царя Сирии, и Бен-Адада, его сына". Иосиф замечает: "Сирийцы до нынешнего дня почитали и Адара, т. е. Адада или Бен-Адада, и Газаэля как богов за их благодеяния и за их постройки храмов, которыми они украсили город Дамаск". Пример этот, однако, не очень убедителен: дело могло обстоять как раз наоборот: оба царя (и Бен-Адад и Газаэль) могли носить теофорные имена, т. е. имена уже чтившихся в их время богов (так обстояло дело несомненно с Бен-Ададом). Впрочем случаев обожествления отдельных смертных и в до-эллинистическую эпоху было не мало (например, Софокл был героизован после смерти). Но это обожествление обычно совершалось таким образом, что царь отожествлялся с уже почитавшимся небесным богом (например, египетские фараоны с Ра или Аммоном). Сам Ньютон высказывает правдоподобное и остроумное предположение, что некогда каждый греческий царь отожествлялся с Зевсом (Юпитером). "Поэтому, -- говорит он, -- нет ничего удивительного, что в некоторых мифах Минос смешивается с Зевсом (мать Миноса называется Реей; на Крите есть гробница Зевса), а в других он назван сыном Зевса: "Both Minos and his father were Jupiters" (стр. 115). Это, если угодно, предвосхищение нынешних взглядов, но примеры такого обожествления не убедительны для вопроса возникновения культа Рогов. В тех же случаях, когда божество носит и имя покойника, обычно этот культ, как указывал уже Плутарх, не держится дольше 2--3 поколений.

Выведение религии из культа покойников несомненно интересная и правильная мысль, хотя и взятая Ньютоном очень односторонне. И здесь, как и в вопросе о единобожии, Ньютон мог бы прийи к интересным выводам и предвосхитить науку XIX в., если бы он не связал себя авторитетом Библии. В угоду Библии ему и приходилось считать, что этот культ покойников и сильных людей существовал первоначально только у хананеян; это они, будучи изгнаны из Палестины, разнесли его по всему миру. Всё, что привнесли египтяне, а вслед за ними греки в этот культ, сводилось к тому, что они упразднили финикийские (ханаанейские) человеческие жертвоприношения в честь покойников и, вместо предков отдельных родов, "стали обоготворять своих собственных царей, основателей новой державы, начиная историю страны правлением и великими делами своих богов и героев" (стр. 120, I, 74; стр. 199, II, б). Точно так же, мысль о сравнительно позднем возникновении пышных храмов совершенно правильная, но Ньютон полемизирует с Маршэмом и Спенсером, утверждавшими, что евреи научились сооружению храмов у египтян, и доказывает это тем, что "он нигде не встречал пышных храмов ранее дней Соломона" (стр. 162, II, 20); поэтому он считает храм Соломона прототипом всех храмов мира.⁶⁷ Здесь мы имеем ошибку, основанную, с одной стороны, на преувеличенной вере в авторитет Библии, а с другой--на его сокращенной хронологии (см. ниже, стр. 295 и ел.), основанной опять же на вере в непререкаемость Библии. С этим сопоставим приведенную у Мора, ук. соч., стр. 621, беседу Стекелея с Ньютоном. Ньютон говорил: "Храм Соломона самый древний из больших храмов. По его образцу Сесострис построил свои храмы в Египте, и отсюда греки заимствовали свою архитектуру и религию" (sic!).

Это не единичные случаи. Мы можем привести и ряд других примеров, когда гениальные предвосхищения Ньютоном науки XIX в. оказываются бесплодными вследствие убеждения в непререкаемости Библии. Так, на стр. 157 (II, 15) содержится воистину гениальная мысль: "Повидимому, письмо и астрономия и плотничье ремесло были изобретены купцами... для записывания их товаров и расчётов, для ведения судов ночью по звёздам и для постройки кораблей". Возникновение удобного и практичного финикийского алфавита, действительно необходимо объяснять только таким путём. Ньютону логически приходится считать, что письмо изобретено финикиянами; он и допускает это, считая, что финикийские купцы занесли письмо в Азию и Европу. Но ... евреи оказываются здесь исключением: их письмо изобретено самим господом богом и передано сначала Аврааму, а затем Моисею в виде написанных законов (II, 13)! Однако "никто, кроме потомства Авраама, не владел этими письменами", ибо "до дней Давида мы ничего не слышим о письме, исключая потомство Авраама... ничего не слышим об астрономии, исключая созвездия, упомянутые у Иова". Мы "ничего не слышим", потому что Ньютон при помощи искусных хронологических манипуляций относит почти всю историю Египта и Греции ко времени после Давида! Вместо того чтобы на основании этих мест отвергнуть принятую тогда датировку книги Иова, Ньютон делает эту датировку исходным пунктом своих рассуждении.

Примеры такого неограниченного доверия к показаниям Библии можно сколько угодно умножить, например: Шешонк и Сесострис это одно и то же лицо, ибо "священная история не допускает существования какого-либо египетского покорителя Палестины до этого царя" (стр. 143--4, II, 3).

Может быть, наилучшим образчиком слепой веры Ньютона в непререкаемость Библии является его доказательство того, что в древнейшее время цари имели привычку делить царство между сыновьями: "Так Ной был царем всего мира, а Хам уже только царем Африки, а Яфет -- Европы и М. Азии" (стр. 195, III, 3).

Точно так же в библейских "писаниях" эллинистического времени, представляющих собой, с нашей точки зрения, поучительные исторические романы, сохранившие лишь самые смутные воспоминания об описываемом ими времени (книги Даниила, Юдифи), Ньютон видит исторические хроники, современные описываемым событиям. Так, в книге Даниила преемником Киаксара оказывается Дарий (Даниил, IX, 1); Ньютон вслед за Иосифом, кроме Дария Гистаспа принимает ещё "Дария Мидянина", предшественника Кира,⁶⁸ не смотря на то, что он в принципе протестует против метода удвоения исторических лиц и подвергает,этот метод осмеянию (ниже, стр. 296).

Евгемеризм -- это частный случай принципа, применяемого в греческой науке уже с древнейших времен: "нет дыма без огня", всё, что рассказывается, основано на истине, и поэтому всякий миф -- это разукрашенная история прошлого. Чтобы получить из мифа историю, надо только отбросить или перетолковать всё невероятное, невозможное. Сказочная старина снабжается подробностями, взятыми из будничной жизни классической или эллинистической эпох. Так, по греческому мифу богатыри из разных городов Греции отправились на корабле Арго в Колхиду за золотым руном барана, охраняемым страшным драконом. Такая экспедиция, говорит Ньютон, экспедиция, в которой принял участие цвет Греции, юноши из столь многочисленных городов, не могла иметь какой-либо иной цели, кроме целей государственной международной политики (state policy). Но в это время (если принять хронологию Ньютона) царь Сесострис был убит; это было наиболее подходящим моментом для восстания. И вот отправляется экспедиция с целью убедить народы, живущие по побережью Черного и Средиземного морей, восстать и отложиться от Египта, вступить в союз с греками и стать независимыми, как поступили уже евреи и эфиопы. Таким образом, эта экспедиция вызвана политической борьбой и торговой конкуренцией с Египтом. Очевидно, она была предпринята по приказу дельфийского оракула, следовательно, с одобрения совета амфиктионов. Чтобы скрыть от египтян истинную цель похода, была пущена в ход басня о золотом руне; в действительности, изображение золотого барана .было только украшением на корабле Фрикса. И в самом деле после этой экспедиции участвовавшие в ней народы перестают подчиняться Египту (стр. 79, 1, 43; стр. 176, II, 33). Другой пример: по греческому мифу Ликаон приносил в жертву детей. Но по теории Ньютона, все народы в древнейшее время.верили в единого бога и исполняли его заповеди; только ханаанейские пастухи, изгнанные из Египта, были язычниками и людоедами. Значит отец Ликаона был ханаанеем, изгнанным из Египта вместе с другими пастухами, приносившими в жертву людей в Аварисе.

Еще пример: греческий потоп Девкалиона нельзя отожествить с библейским потопом Ноя, так как их мифическая хронология не совпадает. В виду непреложности Библии пострадать, конечно, пришлось греческому потопу: Ньютон превращает его в простой разлив рек в Фессалии (стр. 109, I, 65).

В основном переработка мифа сводится к тому, что из него берётся всё, подтверждающее священное писание, и отвергается всё, противоречащее ему. Нарисованная в библейской книге "Исхода" картина могущества, богатства и организованности египетского государства во время пребывания там Иосифа как бы проходит мимо Ньютона; зато он хватается с радостью за слова фараона в книге "Исхода", I, 9 и 22, о том, что еврейский народ размножается и становится многочисленнее и могущественнее египтян. Эта мотивировка избиения еврейских младенцев, разумеется, наивна и характерна для сказки, где с временем не считаются, и небольшая семья может через несколько поколений превратиться в большой народ; Ньютон (стр. 199) делает отсюда (будучи убежден в непререкаемости Библии) обратный вывод, что население Египта было тогда ещё очень малочисленно, что соответствует его общей конструкции о появлении государственной и культурной жизни в Египте только много позже исхода евреев, в правление Соломона в Палестине и Осириса -Сесостриса в Египте; он опирался при этом, разумеется, на Диодора. по которому всю культуру передали египтянам Осирис и Исида. Другой пример: по рассказу Диодора (сохранённому Фотием) пастухи-гиксосы, будучи изгнаны из Египта, двинулись под командованием Моисея; он покорил Палестину и построил Иерусалим. Как правильно заметил Ньютон, здесь скомбинированы два рассказа: египетский -- об изгнании гиксосов, и еврейский -- о Моисее и покорении Палестины. Ньютон прав, считая, что этот рассказ ничего не дает по вопросу о пребывании евреев в Египте и их исходе; тем не менее, на основании этого места он датирует изгнание гиксосов из Египта временем царствования Соломона: "But however he lets us know, that the shepherds were expelled from Egypt by Amosis a little before the building of Jerusalem and the Temple" (стр. 54, I, 20; стр. 151 -- 152, II, 9).

Насколько примитивно "источниковедение" Ньютона и с каким легковерием он относился к сообщениям чисто мифологического характера, видно из следующего. Вергилий и его комментатор Сервий рассказывали, что Тевкр прибыл после взятия Трои в Кипр в дни Дидоны. Это сопоставление двух сказочных эпизодов, вызванное у Вергилия чисто литературными, поэтическими соображениями, обычный синхронизм (см. выше, стр. 273). Но оно приводит Ньютона к глубокомысленному выводу, что Вергилий и Сервий имели доступ к архивам Тира, Кипра и Карфагена и там получили эти архивные сведения (стр. 51, 1, 17)! Другой пример: Платон для иллюстрации своих политических идеалов рисует в "Критии" фантастическое государство Атлантиду. Применяется обычный литературный приём -- "ложный адрес": об этом якобы египетские жрецы рассказывали Солону. Ньютон (стр. 170, II, 25) видит в этом рассказе вымысел, но не Платона, а мнимых египетских жрецов: "Они всё это насочиняли Солону... Столь велико было тщеславие египетских жрецов, желавших возвеличить свою древность".

Установленная Ньютоном новая хронология служит для него критерием для толкования мифов. По греческому преданию, возделыванию хлебных злаков греков впервые научил Триптолем. По хронологии Ньютона, Триптолем-- современник Диониса - Шешонка; царь Эрехфей и мифический Мил (MulhV, "Мельник"), изобретатель ручной мельницы (Paus. 3, 20) жили до него; значит, они жили, когда греки ещё не умели взращивать хлебные злаки! Но тут на помощь Ньютону приходит Гекатей - Диодор, который, как мы видели, дал рационалистическое перетолкование мифа об Эрехфее: Эрехфей получил сан царя-благодетеля за то, что ввёз зерно из Египта. Ньютон ухватывается за этот домысел Гекатея и в том же духе толкует и рассказ о Миле: Мил изобрёл ручную мельницу для перемола получающегося из Египта зерна; ему помогали в этом присланные из Египта мастера (стр. 166, II, 23; стр. 124, I,83).

Иногда выводы Ньютона курьёзны и поражают своей наивностью. По его мнению, к мысли изображать богов в виде животных египтяне пришли под влиянием символического иероглифического письма. Даже собственные имена они изображали не буквами, а символами; например, Аммона -- с рогами барана, так как он покорил Ливию, изобилующую баранами; когда хотят изобразить бога моря Нептуна с его экипажем пятидесятивесельного судна (пентеконтеры), рисуют великана Эгеона с 50 головами и т. д. (стр. 166-- 167, II, 23).

К теории euretai, "изобретателей", Ньютон, разумеется, присоединяется полностью. Культуре хлеба научил греков Тлептолем, с ремёслами их познакомил Гефест, ручную мельницу выдумал Мил и т. д. Перечислив всех таких "изобретателей", Ньютон думает, что тем самым он написал полную историю культуры человечества. "Я довёл теперь хронологию греков до очень далекого момента--до первого применения букв... до первого применения плуга и первого сева зерна... до изобретения обработки меди... железа... до начала торговли и плотничьего дела" (стр. 125, I, 79). Всё это. оказывается, принесли в Грецию специалисты из числа бежавших из Египта гиксосов -- даже уменье строить дома и жить в них (стр. 131, I, 86).

Как и у других его современников (выше, стр. 282), большую роль в системе Ньютона играет толкование собственных имен из малоизвестных языков; этот приём, как известно, до сих пор даёт возможность доморощенным лингвистам срывать дешёвые лавры. Древнейшие финикийские поселенцы в Греции были названы пеласгами потому, что их вождем был Пелопс (стр. 127, I, 81). Амфиктиония (буквально: "организация окрестных жителей" -- слово, казалось бы, настолько ясное, что не нуждается в дальнейших толкованиях!) названа так потому, что основана царем Амфиктионом (Short Chronicle, 276, под 1014 г.), ручная мельница названа (mulh) потому, что её изобрёл mulhV (стр. 124, I, 83). В действительности, конечно, дело обстояло как раз наоборот: мифические Амфиктион и Мил придуманы к уже существовавшим "амфиктионии" и "мельнице", как Ромул к уже существовавшему Риму. Но тут же Ньютон делает тонкое и остроумное замечание, достойное его гения: в древнейших списках государств-амфиктионов как раз Афины вовсе не упомянуты; значит, Амфиктион не мог быть афинским царём; это тенденциозная версия. Другие примеры такого же этимологизирования: lupiter есть сокращение lao + pater; lao -- финикийское название верховного бога; значит, его культ занесен в Грецию и Рим финикиянами (стр. 115); Атлант и Антей -- две формы одного и того же имени; они восходят к корню atal "проклятый" (стр. 171, II,26). Нетолько Moeris, Maris, Myris, Meres, Marres и Smarres -- одно и то же имя фараона, но также Ayres, Tyris, Byires, Soris, Uchoreus, Lacharis, Labaris и т. д., ибо "М с порчей языка перешла в А, Т, В, S, U, L" (стр. 182, 11,71). Точно так же Ахсуэрис, Ассуэрис, Оксиарес, Аксерес, Киаксар ("Киаксер"= Ки-Аксерес, где Ки значит "принц") -- всё это различные формы одного и того .же имени (стр. 221, IV, IS). Вулкан--это исковерканное слово Baal-Chanaan; Сарданапал = Assarhadon+Pul (в действительности Сарданапал это искаженное Assurbanipal). Одного и того же корня следующие слова: народ Naphtuhim, упоминаемый в Библии ("Бытие", X, IX), Нептун, Нефтида; Нептун -- означает якобы "царь морского побережья"; Нефтида -- "царица морского побережья". Ньютон ссылается при этом на Бохарта, который считал, что Нептун и Иапет--две формы одного и того же имени (стр. 171, II, 26). На таких отожествлениях построен ряд важнейших хронологических выводов Ньютона, например на отожествлениях: Мемнон = Аменофис = Менес = Меноф = Моф = Ноф = Менуф (арабское название Мемфиса) (стр. 176,11,32); Filii Abrahami, т. е. Abrahamani=Brahmani (стр. 247, VI, 2).

Главной задачей Ньютона было такое сокращение египетской и греческой хронологий, чтобы они пришли в гармонию с хронологией библейской. Так как, по Манефону, египетские цари непрерывно царствовали более 15 000 лет, то простые приемы (сокращение длительности каждого царствования и т. п.) не могли привести к нужным результатам. Оставался радикальный приём-- отожествление и выбрасывание: царь А отожествлялся на основании ряда признаков с царем В, жившим за много лет после него. Так как А и В тождественны, то ясно, что царей, правивших между А и В, в действительности, не могло существовать; значит, они выдуманы египетскими жрецами, чтобы прославить древность своего народа.

Ньютон прав, когда полагает, что древнейшие цари или патриархи, жившие и правившие сотни лет, ничего общего с историей не имеют. Но это не в меньшей мере относится и к древнейшей истории евреев, где рассказывается; что Мафусаил жил почти 1000 лет, что Сарра зачала первого ребенка, будучи около 100 лет от роду и т. д. Но сомневаться в показаниях Библии Ньютон считает невозможным, как и его предшественники (напр. Додвелль: ?Certe nulla est, praeter sacrum, historia quae non primas suas origines fabulis. immixtas habeat).

Свой труд Ньютон начинает правильным замечанием (стр. 28, I, 1): "Все нации, прежде чем они начали вести точный учёт времени, были склонны возвеличивать свою древность. Эта склонность увеличивалась ещё больше в результате состязания между нациями". Из другого такого же замечания мы видим, однако, что еврейская хронология противопоставляется всем этим хронологиям как безусловно достоверная: "Из тщеславия египтяне сделали свою монархию на тысячи лет более древней, чем самый мир" (стр. 142, II, 1). "Как. боги, т. е. древние обоготворенные цари и принцы Греции, Египта и Сирии были сделаны много древнее, чем они были в действительности, так же было и в Халдее и в Ассирии" (стр. 193, III, I--следовательно, всюду, кроме Иудеи).

Ньютон остроумно подметил ненаучный, рационалистический приём, к которому прибегали древние в тех случаях, когда в различных рассказах об одном и том же герое излагались мифы, хронологически исключающие друг друга: в этих случаях применялась дупликация, один и тот же герой превращался в двух, живших в разные эпохи. "Поздние египтяне придумали двух Бэлов: один -- отец Осириса, Исиды и Нептуна; другой -- сын Нептуна и отец Египта и Даная; так же жители Наксоса считают, что было два Миноса и две Ариадны. В действительности, отец Египта и Даная был отцом Осириса,. Исиды и Тифона; а Тифон--не дед Нептуна, а сам Нептун" (стр. 143, II, 3; стр. 158, Ii, 16). Мы видим, что к правильной мысли о недопустимости искусственной дупликации Ньютон пришёл из практических соображений: он стремился каким бы то ни было способом сократить хронологию и устранить всё, что этому сокращению мешало. По существу же искусственная дупликация -- такой же недопустимый приём, как и искусственное отожествление, на котором построена вся система Ньютона.

Мор (стр. 614) справедливо замечает: "Можно чрезвычайно восторгаться работой Ньютона и его гениальными приёмами в установке дат, его трактовкой такого огромного количества легендарных и исторических событий, но практическое значение его работы сводится к нулю; так как и Ньютон и его" противники принимали как факт свидетельство Библии о создании мира и помещали его приблизительно за 4000 лет до н. э., им приходилось неизбежно-сжимать до крайности всю засвидетельствованную и не засвидетельствованную историю человека и Земли вообще, дабы вогнать её в рамки этого периода".

В основу своей хронологии, как я уже говорил, Ньютон кладёт таблицу царей Геродота, а не Манефона-Евсевия, конечно, не только потому, что Геродот жил раньше Манефона. Двадцать пять династий Манефона с множеством имен фараонов с большим трудом поддаются обработке в нужном Ньютону направлении. У Геродота после правления богов сперва идёт Менее, затем 330 фараонов; исключая двух (Нитокриды и Мерида), эти фараоны нпчем-не замечательны и даже не названы по имени. Затем следует ещё 19 фараонов до Псамметиха, названных по имени. Ньютон предполагает, что 327 фараонов без упоминания имён и ничем не замечательных вставлены только из тщеславия, чтобы удлинить хронологию. Остаётся 22 имени; если считать среднее правление каждого фараона в 25 лет, то получим 550 лет, цифру, вполне подходящую для целей Ньютона. Но, как увидим ниже, Ньютону надо было во главе списка царей поставить Сесостриса; поэтому трёх предыдущих -царей, названных по имени, он расставляет после Сесостриса: Сесострис, Ферон, Протей, Менее, Рампсинит, Мерид, Хеопс, Хефрен, Микерин, Нитокрида, Асихис и далее, как у Геродота.

Это оторасывание длинного Манефонова списка фараонов надо было обосновать и показать, что фараон Сесострис действительно правил прнмерно за 500 - 600 лет до Псамметиха. С другой стороны, надо было доказать правомерность отбрасывания эпохи правления богов на земле и первых 327 "ничем не замечательных" фараонов и правомерность перестановки Менеса, Нитокриды и Мерида.

Первая задача, как мы видели, была выполнена уже Флавием Иосифом, выступившим с утверждением, что Сесострис и современник Соломона Шешонк (Сесак, Сусак) -- одно и то же лицо. Мор (ук. соч., стр. 618), очевидно, недостаточно внимательно познакомился с аргументацией Ньютона, если он утверждает, что единственным основанием такого утверждения было для Ньютона сходство имен "Сесострис" и "Сесак" ("первые слоги имен совпадают"). Если это соображение и имело кое-какое значение, то во всяком случае Ньютон на него не ссылается. Уже Флавий Иосиф, у которого в окончательном счёте Ньютон позаимствовал это отожествление, как мы видели (стр. 280), приводил более веские доводы для такого отожествления. Он указывал на то, что оба они были великими завоевателями, и оба покорили Палестину, что обоим Палестина сдалась без боя. Несомненно правоверный еврей Иосиф считал, что о том, кто покорил Палестину, не могло не быть рассказано в Библии, и если Библия знает только одного такого покорителя -- Сесака, то, очевидно, Геродот ошибается, и походы, которые он приписывает Сесострису, были совершены Сесаком. Прямо так Иосиф не аргументировал, очевидно, потому что, он писал для пропаганды иудаизма среди греков и римлян, а для них непреложность Библии даже в вопросах истории Палестины далеко не была аксиомой.

Для Ньютона, наоборот, боевой задачей, как мы видели, было демонстрировать свою аксиому о непреложности Библии. Поэтому он трижды подчеркивает: "Нигде в священном писании мы не читаем, чтобы какой-нибудь царь Египта, царствовавший раньше (чем Сесак) и который в то же время был бы царём и ливийцев, и эфиопов, и египтян, выступил из Египта с большой армией, чтобы покорить другие страны. Священная история Израиля, от дней Авраама до дней Соломона, не позволяет допускать существование такого победителя. Между тем Сесострис,- как и Сесак, господствовал над ливийцами, эфиопами и египтянами" и т. д. (стр. 54, 1, 20; стр. 151, II, 9). "Ни о каких других завоевателях Палестины (до Сесака) священная история не говорит, следовательно, их не было" (стр. 143--4, II, 3). Если принять аксиому Ньютона о непреложности и богооткровенном характере Библии, то этот довод Ньютона безусловно неопровержим. Епископ Горслей, которому с его религиозных позиций не по душе чрезмерное превозношение Ньютоном авторитета Ветхого Завета (ср. выше, стр. 281), в комментарии к этому месту замечает, что "пропуски отдельных фактов, особенно в период царей, мы должны во всяком случае допускать в священной истории ("The Chasms in the Sacred history in the period of the judges, admit of any thing"). Такое возражение было бы уместно в устах нынешнего учёного, который считает, что вся священная история до прихода евреев в Палестину носит чисто легендарный характер и что у евреев. почти не сохранилось воспоминаний об исторических событиях этой эпохи. Но епископу, видящему в Библии священную книгу и допускающему в ней лишь отдельные пробелы, не следовало допускать, чтобы такой факт, как покорение Палестины Египтом, мог быть вовсе обойдён в Библии; в этом случае с логической точки зрения прав Ньютон, а не Горслей.

Чтобы сделать свою тезу ещё убедительнее, Ньютон подчеркивает, что он не первый пришёл к такому выводу: уже до него, говорит он (стр. 55, 1, 20), на этой точке зрения стояли Флавий Иосиф и "величайший из (современных Ньютону) хронологистов" сэр Джон Маршэм. Мы говорили уже, что до Маршэма на эту же точку зрения стали уже Конрингий и Торнелий; а Перизоний в VIII и IX главах своей ?Aegyptiarum originum et temporum antiquissimorurn investigatio, in qua Marshami Chronologia funditus evertitur" (Lugd 1711) подверг её резкой критике с католических позиций. И здесь Горслей не прав, считая (стр. 55), что Ньютон исказил мысль Иосифа, что Иосиф не отожествляет Сесостриса с Сесаком, а только считает,чти поход в Палестину, совершённый Сесаком, Геродот неправильно приписал Сесострису. Иосиф ясно говорит, что Геродот приписал Сесострису все дела Сесака (taV praxeiV autou Seswstrei prosaptei); значит, если даже допустить, что Иосиф принимал существование Сесостриса как отдельного царя, то на его долю ничего не останется, кроме имени, а это практически равносильно отожествлению. Итак, Ньютон поступил вполне логично, отожествив обоих царей и сделав отсюда соответственные логические выводы; таким путем он сократил хронологию Египта примерно на 2400 лет.⁶⁹

Такое сокращение, как мы говорили уже (стр. 295), ещё не давали нужного Ньютону эффекта: чтобы получить его, надо было ещё отбросить эпоху правления богов на земле и первых 327 "ничем не замечательных" фараонов. Для этой цели Ньютон сделал остроумное (я сказал бы гениальное, если бы у наc единственным мерилом гениальности не был успех!) предположение о тождественности Осириса-Вакха с Сесострисом. В этом отожествлении он оригинален и никаких предшественников не имеет.

Мы выше уже заметили, что сходство в рассказах Гекатея-Диодора об Осирисе-Вакхе и Сесострисе действительно поразительное; это совсем не то внешнее и случайное сходство, которое Иосиф усмотрел между рассказом Геродота о Сесострисе и рассказом Библии о Сесаке. Оба были цари Египта, "великие победители, покорившие Азию, доходившие до Индии, перешедшие через Геллеспонт, завоевавшие Фракию, вернувшиеся с триумфом; как Осириса, так и Сесостриса (см. выше) убил родной брат; оба ставят на своем пути столбы". Наконец, как мы видели, рассказывая об основании колонии в Колхиде и о покорении Палестины, Диодор, говоря о Сесострисе, почти дословно повторяет то, что он говорил об Осирисе. Возражение Горслея, что Вакх-Осирис покорил мир с целью мирной пропаганды, для распространения культуры и религии, а Сесострис с агрессивной целью, совсем не убедительно: Гекатей-Диодор (I, 18), как мы видели, подчёркивал, что целью похода Осириса было не только просвещение человечества, но и взимание дани.

Такое совпадение не может быть случайным: Ньютон безусловно прав. Не убедительны не только возражения Горслея, написанные в 1785 г., но и возражения Мора, автора новейшей книги о Ньютоне. На стр. 618 он авторитетно заявляет, что "Сесострис Геродота известен нам (из памятников) как Сенусерт, правивший Египтом за 1000 лет до Ровоама" (стр. 618). А на стр. 617, противореча сам себе, говорит, что не Сенусерт, а "Рамсес II -- это Сесострис греков". А Рамсес II правил около 1350 г. до н. э. Кто же такой Сесострис: Сенусерт, правивший за 2100 лет до н. э. или Рамсес II, правивший за 1350 лет? Я вместе с Ньютоном скажу: ни тот и ни другой, а Осирис. Здесь налицо фольклорный сюжет с подвижной датой. Подвиги легендарного героя приписываются то Зевсу-Аммону (у Евгемера), то Вакху, то Осирису, то Гераклу, то Сесострису. "Все эти труды (эллинистической эпохи -- Динарха, Дионисия Скитобрахиона, Филона из Библа, Евгемера, Гекатея) изготовлены по одному шаблону. Только имя бога каждый раз меняется: то это Дионис, то Аммон, то Осирис... Рассказывается о походе героя в далекие края, о кровавых боях, доставивших ему господство над всей вселенной, о его широкой деятельности по распространению цивилизации"⁷⁰. По законам бытования легенд, каждая эпоха отслаивается в мифе в виде исторических реминисценций: постепенно эта легенда впитала в себя кое-какие черты и из истории фараона среднего царства Сенусерта и из истории фараона нового царства Рамсеса II и, наконец, из истории Александра Великого (индийский поход); однако в основе всё это варианты одного и того же рассказа. Итак, если принять евгемеристическую, унаследованную от древности предпосылку Ньютона, что всякий миф -- это одетъш в чудесные, одежды исторический рассказ, то его вывод о тождественности Вакха-Осириса и Сесостриса единственно возможный и правильный.

Стоит принять этот вывод, и цель Ньютона достигнута. Из уравнений: Осирис = Сесострис; Сесострис == Сесак с несомненностью следует: Осирис = Сесак. А если это так, то правление египетских богов на земле (которых Ньютон, верный принципам евгемеризма, считает земными царями, обожествленными их подданными) относится ко времени Соломона и Ровоама, т. е. начало египетского государства относится примерно к XI в. до н. э., что и требовалось доказать.

Таким образом были получены хронологические координаты для истории Египта. Чтобы получить такие же координаты для истории Греции, Ньютону надо было, разумеется, исходить из отожествления Сесака с Вакхом-Дионисом. Вакх был в связи с Ариадной; если, по евгемеристическому принципу считать Вакха обожествлённым земным царем, то он неизбежно должен был жить в то же время, что и Ариадна. Это представляется Ньютону настолько самоочевидным, что он даже не упоминает об обычной греческой концепции, по которой Вакх был бессмертным богом, спускавшимся на землю и сходившимся со смертными женщинами в различные эпохи. На такой же точке зрения, как Ньютон, стояли и те греки, которые во избежание хронологических противоречий постулировали двух Ариадн: одну -- любовницу Вакха, другую--Тезея. Ньютон справедливо протестует против такой дупликации. Но Ариадна -- также любовница афинского царя Тезея и мать двух аргонавтов.⁷¹ Мы получаем, таким образом, возможность точно датировать правление Тезея в Афинах и поход аргонавтов. Дальнейший опорный пункт Ньютон получает из произведенного уже источником Иосифа отожествления 14-го фараона 18-й династии Армаиса с Данаем, а его брата Сетосиса -- с Египтом. Название "Египет", очевидно, перенесено на страну от первого наиболее знаменитого правителя; таким был безусловно Сесострис. Очевидно, Сетосис только видоизменение имени Сесострис, а Армаис -- Данай, брат Сесостриса; получаем дату для Даная (стр. 54, I, 20). При этом Ньютон каждый раз проверял, не получается ли противоречия между датировками, полученными с помощью всех этих приёмов; кто занимался подобной историко-филологической работой, знает, какой это мучительный и неблагодарный труд и сколько времени он берёт. Но, наконец, Ньютону удалось получить хронологию, как ему казалось, совершенно свободную от всяких внутренних противоречий.

Начнём с вопроса о том, что было в Египте до Сесостриса. По всем сообщениям древних (см. Диодор, I, 15), так называемые боги были древнейшими царями Египта, они научили египтян культуре, земледелию, ремёслам, построению городов и храмов, письму. Значит до отца Осириса Сесостриса никакого единого египетского государства не существовало, не существовало городов, культуры, храмов. Египет был раздроблен на ряд отдельных областей; "впервые Египет объединился при Аммоне и Сесаке" (стр. 199, II, 6). Когда же были в Египте пастухи-гиксосы? Манефон, а вслед за ним Диодор (у Фотия) сообщают, что пастухи, изгнанные из Египта, захватили Палестину и построили иерусалимский храм. Вопреки мнению Иосифа, Ньютон справедливо считает этот рассказ путаницей, основанной на смешении гиксосов с евреями. Тем не менее он не видит основания сомневаться в самой датировке этого изгнания: около времени построения Соломоном храма в Иерусалиме (стр. 54, I, 20). Это рассуждение, конечно, не убедительно: если самое отожествление основано на путанице, то нет основания принимать и эту дату. Отсюда Ньютон делает вывод, что пастухи были в Египте, когда здесь ещё не правили так называемые боги, т. е. когда Египет ещё не был объединён в единое государство. К ещё более ранней эпохе относится пребывание евреев в Египте; как мы видели (стр. 294), Ньютон пытался из слов самой Библии сделать вывод, что Египет в эту эпоху был ещё очень мало населён. Астрономия, плотничье дело, алфавит естественнее всего должны были появиться у народа, занимающегося торговлей и мореплаванием (см. выше, стр. 292); такими были эдомиты-финикияне, изгнанные из Палестины царём Давидом, значит именно они занесли культуру в Египет; это произошло в правление царя Аммона (стр. 153, II, 11). Аммон же впервые вводит в Египте земледелие. В Short Chronicle, стр. 275, под 1034 г. до н. э. мы читаем: "Аммон царствует в Египте. Он покоряет Ливию; заставляет этот народ из кочевников-дикарей стать культурными; учит их культивировать плоды земные; поэтому Ливия и была названа "Аммония". До этого времени египтяне не знали земледелия; Египет заливался разливами Нила и был мало населён. Царь (Аммон), как изобретатель земледелия, удостоился почитания в виде быка или тельца -- сельскохозяйственного животного (стр. 149, II, 6).

Если гиксосы были изгнаны из Египта в правление Соломона, то они пришли туда ещё раньше. Ньютон видит в них ханаанеян, изгнанных из Палестины Иисусом Навином. Изгнали же их из Египта один из местных царей Верхнего Египта Мисфрагмутосис и его сын Амосис.⁷² Амосис, тождественный, по мнению Ньютона, с Тутмосисом,⁷³ изгнав гиксосов из Египта, впервые стал объединять Египет в одну монархию; это объединение было закончено его преемниками -- Аммоном и Сесаком. Изгнав гиксосов, "египтяне отменили их религию, основанную на человеческих жертвоприношениях, и, согласно моде того времени, стали обоготворять своих собственных царей, основателей новой державы, начиная историю своей империи правлением и великими делами своих богов и героев".

В этой оригинальной системе одно противоречие осталось не замеченным Ньютоном и не устранённым. Неизбежным выводом из этой реконструкции является отсутствие земледелия у египтян до Аммона, а подавно и во время пребывания евреев в Египте. Между тем, из рассказа книги "Исход" совершенно ясно, что Египет во время пребывания там Иосифа и Иакова был богатейшей земледельческой страной с огромными запасами хлеба. За это противоречие не мог не ухватиться один из религиозных противников Ньютона -- епископ Варбуртон.⁷⁴

Собрав воедино и отожествив и ряд мифологических рассказов и сообщения Библии, Ньютон получает красочную картину дальнейших событий. Мы познакомились уже выше с рационалистическим толкованием мифа о Прометее, данным Гекатеем: Прометей -- это наместник одной из частей Египта, который не смог предохранить посевы от разлива реки Орла-Нила и поэтому чуть не покончил самоубийством. Рационализация этого мифа, предложенная Ньютоном, в виде соревнования с Гекатеем-Диодором, гораздо менее плоска и более естественна (стр. 52, I, 19). Завладев Колхидой и возвращаясь в Египет, Сесострис оставил здесь наместником Ээта, отца Медеи, известного нам из мифа о золотом руне. Ээт и царствовал здесь до прихода аргонавтов с Ясоном. Прометея же Сесострис оставил охранять проход у гйры Кавказа. Эта тяжёлая служба в течение 30 лет и была в виде преувеличения охарактеризована словами: "Прометей прикован к скале"; недаром Эсхил в "Скованном Прометее" говорит, что Прометей сторожит скалу. От этой службы его через тридцать лет освободил аргонавт Геракл, отсюда-- соответствующий миф.⁷⁵

В основу изложения дальнейших событий в Египте Ньютон кладёт сообщение Библии (Хроники, 14, 16) о том, что Иудея, бывшая подвластной Египту при Сесаке и еврейском царе Ровоаме, при следующем царе Асе на десять лет освободилась от господства Египта. Ньютон (стр. 78, I, 42) объясняет это тем, что Сесак-Осирис был убит его братом Тифоном-Пифоном-Нептуном. После этого ливийцы под руководством Япета и его сына Атланта напали на Египет. Это и есть война между богами и гигантами. Сын Осириса Гор-Аполлон с помощью эфиопов одержал верх над Тифоном (здесь миф об Осирисе и Сете-Тифоне смешан с историческими фактами: переходом власти от бубастской 22-й династии, к которой принадлежал Шешонк, к ливийской, а затем к эфиопской 25-й династии). После восстания Осарсифа, о котором рассказывал Манефон, Египет у Ньютона снова объединён Менофисом или Аменофисом, которого Ньютон на основании "лингвистических" соображений отожествляет с Мемноном и делает таким образом современником Троянской войны. Как я указывал выше (стр. 297), Ньютону необходимо было убрать первых 237 фараонов, в том числе первого из них Менеса, так как по его схеме первым объединителем Египта был Аммон. По созвучию Менее отожествляется с тем же Аменофисом (стр. 176, II, 32). От Аменофиса же производится и название города Мемфиса. Но, если Аменофис жил во время Троянской войны, то куда девать Протея, который, согласно мифу о Елене, был царём Египта в это время? Ньютон делает из него наместника Аменофиса-Мемнона. Так как крепость Суз носила название Мемнонии, то, очевидно, она построена Мемноном; значит он ходил сюда походом; своим заместителем в Египте он оставил Протея, современника Троянской войны (стр. 79,1,43; Short Chronicle, 283, под 909 г.),

Неизвестно, для какой цели Ньютону понадобилось (стр. 80, I, 46) ещё отожествить Вакха-Сесостриса с Аресом; вряд ли, как думает Горслей, единственным доводом было то, что у Гомера (VIII, 361) Арес после свидания с Афродитой удаляется во Фракию (Qrhikhnde), а Фракия была покорена Вакхом-Сесострисом. Как бы то ни было, Ньютон совсем уже в стиле поздней травестии мифов (ср. выше, стр. 277) рассказывает, как Вакх (Одиссея, VIII, 292) был пойман в постели во Фригии с Венерой, перед тем как он со своей армией прибыл в Геллеспонт и направился во Фракию. Обманутый муж утешается тем, что ему соблазнитель его жены дает царский трон на Кипре.

Несмотря на то, что Ньютон в своей "исправленной" ("amended") хронологии принял меры к устранению противоречий, некоторые из них остались неисправленными. Согласно указанию на стр. 78 (I, 42), Япет был вождём ливийцев, выступивших против Египта, где власть захватил Тифон. На стр. 199 (11, 6) мы читаем, что начальником флота Сесостриса был Япет, он же Нептун, он же Тифон. В этом же месте говорится, что генералом сухопутного войска Сесостриса был Геркулес; на стр. 154 (II, 17) говорится, что Геркулес есть слово нарицательное, означающее "герой"; что сам Сесострис был "геркулесом" в правление своего отца.

Мы видели уже, что в Греции одни и те же мифы рассказывались о разных лицах; по евгемеристическому принципу Ньютона эти люди-- исторические личности, и их необходимо отожествить между собой. Поэтому, в виду сходства мифов о борьбе Солнца с Нептуном, Аполлона с Пифоном, Гора с Тифоном, он отожествляет: Солнце = Аполлон = Гор, Нептун = Тифон = Пифон (стр. 171, II, 26).

В результате всех этих разнообразных отожествлений и при помощи этимологического толкования неизвестных слов, нахватанных из разных неизвестных языков (стр. 77, I, 42), Ньютон приходит к такому пышному выводу относительно Осириса-Сесостриса, напоминающему синкретические гимны в честь Исиды: "Халдеи называли его Бэлом ("господином"), арабы -- Вакхом ("великим"), фригийцы и фракийцы -- Ma-fors, Ma-vors, Mars ("сильный")... Египтяне называли его Героем или Геркулесом. В честь его Нил назвали Sihor'ом, Нилом или Египтом. Греки слышали крик: "O-Сигор, Бу-Сигор" и назвали  его Осирисом или Бусирисом". Стр. 161, II, 19: "В священном писании эта река названа Шихор или Sihor; отсюда греки образовали слова: Сирис, Сириус, Сер-Апис, O-Сирис. Плутарх говорит (de Is. et Os. II, стр. 572), что слог "о", поставленный греками перед "Сирис", делал это слово непонятным для египтян".

Конечно, эта "вакханалия сравнительного языкознания" производит на нас впечатление бреда сумасшедшего. Но мы научились читать иероглифы, с другой стороны, у нас есть точно обоснованное индоевропейское языкознание, методы которого мы переносим и на другие языки. То, что делал Ньютон, делали и сами греки, делали и все его современники, например, Бохарт. Он ни в чём не отстал от них. А разве мало в наше время подобных лингвистических спекуляций, которые будут вызывать смех, когда новые группы надписей будут расшифрованы или когда будет найден ключ к пониманию неизвестных ещё языков?

Отнесение Мемнона и Протея, современников Троянской войны, ко времени после иудейского царя Асы, т. е. по счёту Ньютона к 909 г. до н. э., противоречило общепринятой дате падения Трои-- 1184 г. до н. э. или около этого. Со времени появления персов на историческую сцену, т. е., по вычислениям Ньютона, примерно, с 535 года, по его мнению, хронология греков основана на хороших источниках и довольно точна. По обычной датировке от Троянской войны до этого года 640 лет, по ньютоновской, по его мнению правильной,-- 374 года. Как же быть со всеми прочими датами? Чтобы не нарушить хронологической последовательности и синхронизмов, необходимо для всего времени от Троянской войны до появления персов конформно преобразовать есю> историю во времени, уменьшив масштаб, т. е. сократив все временные-промежутки в отношении 4:7.

Но правомерность такого радикального приёма должна быть доказана. Для этой цели Ньютон стремится прежде всего показать, что все даты греческой истории до 535 года носят не точный, а приблизительный характер. "До времени Персидской империи европейцы не имели никакой хронологии; всякая хронология, которая у них впоследствии была для более древних времён, была основана на догадках и предположениях" (стр. 30, I, 3). "Как боги, т. е. древние обоготворённые цари и князья Греции, Египта и Сирии, были сделаны значительно более древними, чем они были в действительности, так же были сделаны более древними, чем в действительности, и цари Халдеи и Ассирии". На той же странице Ньютон приводит ещё такой любопытный довод. Даже древнейшие философы писали стихами. "Евдокс, Гесиод и Фалес писали в стихах об астрономии". Здесь, конечно, какая-то путаница. Из этих трёх писателей только Гесиод писал стихами. О стихах Фалеса нам не сообщает ни один источник, а Евдокс -- это математик IV в., который писал, конечно, прозой. Он продолжает: "Так как они писали стихами, то у них не могло быть ни хронологии, ни вообще какой бы то ни было такой. истории, которая не была бы перемешана с поэтическими вымыслами". Конечно, стихотворная форма здесь не при чём, и в стихах можно излагать самые точные факты. Но по существу Ньютон прав: в греческой историко-генеалогической литературе VI в. ещё не было резкой грани между историей и мифом. Как правильно указывает Ньютон, для этого времени в основу хронологических расчётов кладётся счёт по поколениям: три поколения считаются за 100 лет; каждый аристократический род в Греции вёл счёт своих предков и помнил их имена. Далее, на стр. 32-33, Ньютон приводит свидетельство Плутарха в начале биографии Нумы, в котором говорится, что Аполлодор, Эратосфен и многие другие рассчитывали время по царям Лакедемона (ср. стр. 36--39, I, 6). Дошедшие же до нас хронологические таблицы: паросская надпись (она известна Ньютону, он цитирует ее как Arundelian marble) и хроника Евсевия в основном восходят к этим двум главным авторитетам древности -- к Аполлодору и Эратосфену. Правление каждого царя здесь принималось в среднем равным 33-35 годам. Ньютон собрал огромный материал и из истории древности и из истории Франции и Англии и показал, что если действительно поколение можно принимать равным. 33-35 годам, то правление царя никогда не имеет такой средней продолжительности: его средняя продолжительность 18-20 лет (стр. 36--41, 1, 6).⁷⁶ Отсюда и получается необходимость сокращения всех дат, более древних, чем образование Персидской империи, в отношении 20 : 35, т. е. 4:7, что и требовалось. Правда, Ньютону известно, что на сформирование античной хронологии оказал большое влияние и Гиппий, составивший список победителей на Олимпийских играх. Но, как указывает Плутарх в том же месте, гиппиев список составлен в позднее время, без какого-либо надёжного-критерия, которому мы были бы обязаны верить"⁷⁷ (стр. 31, I, 3). Ещё более недостоверна, как замечает Ньютон (стр. 34--35, I, 5), древнейшая римская хронология; на это указывали уже Плутарх и Сервий.

Итак, Ньютон рекомендует поступать по следующей формуле (a -- традиционная дата, выраженная в годах до н. э.; b -- искомая точная дата):

(стр. 92; I, 52).

Ньютон прекрасно понимает, что в числе дат, полученных при помощи счёта по правлениям царей могло сохраниться и некоторое число вполне точных дат. Поэтому он делает в том же месте оговорку: "Этим методом можно. пользоваться только в тех случаях, когда нет других аргументов; где такие аргументы налицо, необходимо предпочесть более точный способ доказательства". И он приводит несколько случаев, когда применение этого приближенного метода "приводит к хорошим результатам, устраняющим существующие хронологические противоречия и объясняющим исторические факты. Например, обычно считают, что аргосский тиран Фидон жил до начала Олимпийской эры, т. е. до 776 г. Применив рекомендованный Ньютоном приближённый метод, Фидона придётся отнести примерно к 630 г. Эта дата прекрасно согласуется со свидетельством Геродота (VIII, 137), по которому в числе претендентов на руку сикионской принцессы Агаристы был сын Фидона Леокед, ибо свадьба Агаристы имела место не ранее 600 г. (стр. 91 --92, I, 51). Другой пример: Плутарх в биографии Солона очень сокрушается о том, что такой жизненный и поучительный рассказ, как сообщение Геродота о встрече-Солона с Крезом, античные хронологисты на основании их хронологических построений отвергали, так как Солон в 594 г., в свое архонтство, был уже в преклонном возрасте и не. мог дожить до 550--545 г? когда он только и мог встретиться с Крезом. Применяя метод Ньютона, архонтство Солона придётся отнести к 568 г., и встреча Солона с Крезом окажется вполне возможной.

Как надо расценить эти рассуждения Ньютона сточки зрения нынешней исторической критики? Нынешние историки согласятся с Ньютоном, что древнейшая история Греции искусственно растянута. И нынешние историки, сделав это наблюдение, пытаются найти единообразный алгоритм для сокращения древнейшей хронологии. Так Lenschau в своем вышедшем недавно в журнале "Klio" (за 1938 г.) исследовании о хронологии VIII--VI вв. предлагает такой метод: он считает, что до конца VII в. Олимпийские состязания имели место не раз в 4 года, а ежегодно; Гиппий же и другие позднейшие исследователи, не зная этого, считали, что и в это время состязания происходили один раз в четыре года и годичные промежутки превращали в четырехлетние. Поэтому все промежутки до конца VII в. он предлагает сокращать в 4 раза -- метод, очень сходный с ньютоновским.

Что касается спартанских царей, то Ньютон скорее всего ошибается. Спартанцы считали годы по эфорам, а не по царям. Официальных списков царей не велось; но каждый спартанский царский род, как мы узнаем из Геродота по обычаю знати, знал всех своих предков вплоть до Геракла. Но эти предки не должны были быть непременно царями, и, наоборот, в списки не входили цари, которые не унаследовали власть от отца, т. е. это были как раз списки поколений, а не правивших царей.⁷⁸ Что касается частных примеров Ньютона, то полученная им дата для Фидона -- 630 год -- точно совпадает с датой, полученной нынешней наукой,⁷⁹ несмотря на то, что, поскольку мне известно, прекрасный и убедительный довод Ньютона, основанный на сватовстве Леокеда, нынешней наукой не привлекается. Наоборот, что касается встречи Креза с Солоном, то здесь сказался рационализм Ньютона, считавшего всякий исторический рассказ, не нарушающий законов природы, достоверным. Искусственный синхронизм, как мы видели (выше, стр.273),-- излюбленный приём древних, а поучительные рассказы относятся к области фольклора. Что же касается времени архонтства Солона, то здесь мы, руководясь принципом самого же Ньютона, не в праве чтобы то ни было менять: афиняне с середины VII в. вели точный список архонтов, по которым велся счёт годам; каждый школьник, по словам Платона, знал наизусть в хронологическом порядке всех архонтов, начиная с Солона. В 1939 г. в журнале "Hesperia" был опубликован найденный при раскопках в Афинах последовательный список архонтов VI века, вырезанный на мраморе в середине V в.⁸⁰ При таких условиях имеющиеся у нас даты для VI в., особенно афинские, можно считать точно установленными, и поправок Ньютона принять нельзя.

И вообще метод Ньютона неприемлем потому, что он слишком однообразен и недостаточно гибок, смешивая в одну кучу и даты VI в. и даты VIII -- IX вв. Когда мы говорим, что списки афинских архонтов, спартанских царей, олимпийских победителей не достоверны, то это не значит, что они выдуманы целиком из головы Гиппием или кем-либо другим. Материалы воспоминаний и письменные памятники сохранились в лучшем случае от середины VII в., и здесь мы сплошь и рядом имеем дело с вполне достоверными именами и датами. Более древние части генеалогий и списков фабрикуются на основании легенд, мифов, народных этимологии и т. д., и здесь нет смысла исправлять и сокращать -- в этой части эти списки вообще никакой цены не имеют.

Поскольку результаты, достигнутые Ньютоном, были лишь приближёнными (он исходил из средней длительности царствований), они нуждались ещё в дополнительной проверке. Ньютон и провел такую проверку, исходя из, казалось бы, вполне объективных и научных астрономических соображений. Этим астрономическим выкладкам Ньютон посвящает целых 20 страниц (55--75) первой части своей работы. Исходным пунктом для этих вычислений является замечание Евдокса (у Гиппарха, Phaenomena, II, 3) что на сферах (астрономических глобусах) древних точка весеннего равноденствия находилась в середине созвездий Овна, Рака, Скорпиона и Козерога. Вследствие предварения равноденствий, открытого тем же Гиппархом и впервые научно объяснённого Ньютоном в 1686 г., точка весеннего равноденствия перемещается примерно на 50" в год. Положение точки весеннего равноденствия при Ньютоне, в 1689 г., отличалось от этого положения, начертанного на сферах древних, на З6°44'. Разделив Зб°44' на 50" Ньютон получил, что "сфера древних" была составлена за 2627 лет до 1689 г. или за 938 л. до н. э. (стр. 71, I, 34).

Не будучи астрономом, я не берусь судить, насколько убедительно это рассуждение. Мор указывает (стр. 620---621), что, по мнению нынешних астрономов, которых он консультировал по этому вопросу, наблюдения, о которых сообщает Гиппарх, были "слишком неопределенными (too vage), чтобы ими можно было пользоваться как основой для хронологии".

Но допустим, что эти вычисления точны. И в этом случае, они, казалось бы, ничего не дают, так как мы не знаем, при каких обстоятельствах была составлена эта сфера древних.

Ньютон пытается выяснить эти обстоятельства, кладя в основу унаследованный им у древних метод рационализации мифов, ибо мифы он, как мы говорили, считал изложенными в поэтической форме историческими фактами.

Климент,⁸¹ ссылаясь на какую-то древнюю поэму "Titanomachia" говорит что кентавр Хирон и его дочь Гиппо начертили "фигуры Олимпа" (schmata Olumpou). По мнению Ньютона (стр. 62, schmata Olumpou -- это астеризмы, и речь здесь идет о "сфере", о небесном глобусе. А следовательно: Евдокс, говоря о "сфере древних", имел в виду сферу Хирона, одного из участников похода Аргонавтов.

При нашем отношении к мифам нас не может не поразить крайнее легковерие Ньютона. Кентавр Хирон, получеловек, полулошадь, -- конечно, личность чисто мифическая; если бы даже автор какой-то "Титаномахии", мифологической поэмы, и приписал ему изобретение небесного глобуса, то это не имело бы никакого исторического значения, тем более что нет никакого основания думать, что Евдокс имел в виду именно эту "сферу". Но для Ньютона не существовало пропасти между мифологией и историей. Для него и то и другое -- история. Мы имеем только два свидетельства об астрономических занятиях в древнейшей Греции: приведённое свидетельство о Хироне и свидетельства Геродота и Диогена Лаэрция о Фалесе. Но Фалес жил, как известно, приблизительно за 600 л. до н. э. (стр. 72, II, 36); поэтому положение эклиптики, соответствующее 938 году, из его трудов почерпано быть не могло. Значит, заключает Ньютон, оно соответствует глобусу Хирона.

Так подходил к вопросу не только Ньютон, но и все его современники. Епископ Горслей, критикующий Ньютона в примечаниях к его книге, не возражает Против вывода Ньютона по существу: он только указьшает (и справедливо), что приводимая Климентом цитата из "Титаномахии" ничего не говорит о "сфере", т. е. астрономическом глобусе (прим. к стр. 62). Здесь мы читаем:

    Смертных... Хирон по пути справедливости вел, указав им
    Правила клятв, утолительных жертв и фигуры Олимпа.⁸²

О дочери же Хирона Гиппо сказано, что она умела

    Пророчествуя, предрекать грядущее
    Иль по восходам звёзд его угадывать.

Из этих мест Горслей сделал справедливый вывод, что под schmata Olumpou разумеются какие-то астрологические таблицы для гадания по звёздам, а никак не астрономический атлас.

Еще более наивно рассуждение Ньютона о том, что царевна феаков Навсикая впервые познакомила греков с астрономическим глобусом, причём, по его мнению, она научилась сооружать его от аргонавтов. Мы указали уже выше (стр. 322), что в цитируемом Ньютоном месте речь идёт не об астрономическом глобусе, а о мяче, который, как и небесный глобус, назывался у греков "сферой".

Ньютон старается подтвердить свой вывод и косвенным путём. При каких условиях возникает астрономия? Она возникает из непосредственных потребностей мореходного дела. При плавании на близкое расстояние вдоль берега в астрономии нет нужды. Она должна была возникнуть при первом большом морском походе в отдалённые страны, а таким походом был поход аргонавтов.

Действительно, восклицает Ньютон, если мы взглянем на карту звёздного неба и переберем названия звёзд, то увидим, что все они теснейшим образом связаны с походом аргонавтов и могли быть даны только аргонавтами (стр. 65, I, 30)!

Вот эти звёзды: Овен (баран) -- это тот златорунный баран, за которым плыл Ясон; Телец (бык) -- это тот бык, которого укротил Ясон; близнецы Кастор и Поллукс -- оба они аргонавты; Лебедь -- этот тот лебедь, в образе которого Зевс сошелся с матерью Кастора и Поллукса Ледой; Дракон -- это тот неусыпный дракон, который сторожил золотое руно; Кубок -- это кубок Медеи; Ворон -- это тот ворон, который сидел на корме корабля, предрекая смерть; Хирон -- аргонавт с его Алтарем и Жертвой; Геркулес -- аргонавт, с его Копьём и Орлом; Лев -- тот, которого он убил; Арфа--аргонавта Орфея; Орион -- охотник, сын Нептуна, со своим Псом, Зайцем и т. д. Можно себе представить восторг Ньютона, когда из названий созвездий он убедился в правильности своего предположения, что астрономия впервые изобретена для практических нужд мореплавателями-аргонавтами!

Мы, однако, склонны отнестись скептически к этому открытию. По принципу синхронизации древние сгруппировали вокруг похода аргонавтов значительную часть героев до-троянского времени. Что ещё оставалось неприсоединнёным сюда, присоединилось в результате хронологических манипуляций Ньютона. Многие объяснения Ньютона являются к тому же натянутыми, это -- результат увлечения поразившей его идеей. Почему баран и бык именно те баран и бык, о которых говорит легенда о Ясоне, почему лебедь обязательно тот Лебедь, который сошелся с Ледой, а ворон тот, который сел на корму Арго? Многие названия, вдобавок, выдуманы впервые в эллинистическое, а некоторые лишь в новое время и античности вообще не известны, как, например, название созвездия Геркулес. Поэтому на нас это сближение уже не производит такого впечатления, какое оно произвело на самого Ньютона ...

Из всех этих рассуждений Ньютон делает решительный вывод (стр. 75, I, 40): "Итак, соображения, основанные на наблюдениях античных астрономов, делают несомненным (we may reckon it certain), что поход аргонавтов был не раньше правления Соломона, особенно если привлечь сюда еще доводы, основанные на средней продолжительности царствований".

Астрономическая проверка дала Ньютону возможность с удовлетворением заметить, что его результаты, достигнутые чисто филологическим путём, оказываются верными и при проработке их методами точных наук. Поэтому он свою "Краткую хронику" (A Short Chronicle), подводящую итог его сорокалетней усидчивой и кропотливой работе, заканчивает таким бодрым "Exegi monumentum" (стр. 271): "Я составил эту хронологическую таблицу, чтобы привести хронологию в согласие с ходом естественных событий, с астрономией, со священной историей и с самой собой, устранив многочисленные противоречия, на которые жаловался уже Плутарх. Я не претендую на то, что эта таблица точна до одного года. Здесь возможны ошибки в пять или десять лет, может быть, кое-где и в двадцать, но не на много больше".

Уже Уистон, современник и восторженный поклонник Ньютона, как математика и физика, отнёсся крайне скептически к хронологическим и историко-религиозным работам Ньютона. В своих "Воспоминаниях" (Memoirs), стр. 38 и 40, он писал: "Сэр Исаак в области математики нередко прозревал истину только путём интуиции, даже без доказательств... Но этот же сэр Исаак Ньютон составил хронологию. Первую и основную главу этой хроники он переписывал 80 раз собственноручно, причём каждый экземпляр лишь очень незначительно отличался от другого. Однако эта хронология убеждает не больше, чем остроумный исторический роман, как я окончательно доказал в написанном мною опровержении этой хронологии. О, каким слабым, каким чрезвычайно слабым может быть величайший из смертных людей в некоторых отношениях" (стр. 40: "How weak, how very weak, the greatest of mortal men. may be in some things!")⁸³.

Mop, охарактеризовав Ньютона как "наиболее выдающегося из хронологистов своего времени, заложившего основы для преемников", справедливо замечает (стр. 615), что для нынешнего исследователя в области древней истории исследования Ньютона практического значения не имеют, и это, конечно верно: "Нынешние археологические раскопки при всех их недостатках отодвинули рамки истории, известной прежде только из литературных источников, очень далеко назад. Мы теперь убеждены, что для образования известных нам государственных цивилизаций необходимо было предварительное медленное развитие первобытных народов, продолжавшееся много тысячелетий, и это убеждение так изменило наши взгляды, что хронология Ньютона стала практически бесполезной". Но Мор совершенно не прав, когда приведенные нами слова Ньютона иронически называет "скромными" (modest), желая этим подчеркнуть излишнюю самоуверенность, самодовольство, и как раз отсутствие скромности у Ньютона (стр. 616): "Ньютон был так убеждён в'непоколебимости своих обоснований, что заканчивал свою речь скромным утверждением... (цитировано выше, стр. 306). Но что значит самодовольство человеческого ума! Его ошибки надо измерять не 5 -- 10 годами, как он утверждает, а гораздо чаще столетиями и тысячелетиями". Я думаю, наоборот, что Ньютон субъективно был совершенно прав, что, оставаясь скромным и чуждым тщеславия, он мог взирать с полным удовлетворением на 'плоды своего сорокалетнего труда. Если Уистон, доказывавший в своей книге (см. выше, стр. 284) доводами математики и физики, что о сотворении мира в шесть дней, о всемирном потопе и о всемирном пожаре в конце мира в священном писании рассказано согласно с последним словом физической науки, назвал труд Ньютона "остроумным историческим романом", то ему можно только ответить словами крыловской мартышки, увидевшей в зеркале свой образ. Я думаю, что биограф Ньютона Брюстер прав, говоря, что Ньютон из споров со своими противниками (Фрэрэ и др.), разгоревшихся по поводу его хронологии, всегда выходил с блестящей победой. Выше я показывал на отдельных примерах, что, исключая отдельные мелочи, критика противниками Ньютона его хронологии всегда была неумной или несправедливой.

Предположим, что талантливому, аккуратному и безукоризненному вычислителю поручено произвести сложное вычисление на "основании определённых заданных начальных условий. Проделав эти вычисления остроумнейшими путями'' и с величайшей тщательностью и аккуратностью, проверив результаты всеми доступными ему способами, вычислитель сдает работу, заверяя, что максимальная ошибка -- на 5, 10, максимум 20 последних десятичных знаков, ибо он знает, что больших ошибок у него никогда не бывает. Но оказывается, что заданные начальные условия взяты тупыми и ленивыми бюрократами с потолка и не соответствуют никакой реальной действительности; поэтому и результаты, полученные вычислителем, не имеют никакого практического значения; в них ошибка на сотни и тысячи. Можно ли при таких условиях обвинять вычислителя в самоуверенности, в недостаточной скромности? Ни в каком случае!

Так же обстояло дело с Ньютоном. Та научная и религиозная среда, в которой он вращался, та наука, продолжателем которой-он был, задала ему два начальных условия: 1) всё, что сказано в священном писании--святая истина, в которой нельзя сомневаться, и 2) мифы, это--историческая действительность, приукрашенная поэтически. Ньютон сделал буквально всё, что было возможно, чтобы устранить недостатки в древней хронологии, не нарушая этих аксиом.

Не считаясь с традицией, он прибег к смелым перетолкованиям и перестановкам, которые и вызвали протесты со стороны цеховых историков, увидевших, что их многовековое непоколебимое здание хронологии разлетается вдребезги. Во многом Ньютон, как мы показали выше, предвосхитил методы нынешней науки: в привлечении астрономии для датировки, в сокращении хронологии для X--VII вв., основанной на счете царствований и поколений, в сближении, между собой мифов, имеющих, при одинаковом сюжете различные собственные имена, в восстановлении картины древнейших религиозных представлений (культ предков, отсутствие храмов), в. уничтожающей критике приёма дупликации, в правильной оценке значения торговли и мореплавания для возникновения письма и астрономии, в ясном понимании значения критики. текста для научной истории и т. д. Можно, кажется мне, смело утверждать, что Ньютон сделал всё, что от него зависело, и нашёл лучшее из всех решений, которые только были возможны при его предпосылках. Но эти предпосылки были гнилыми, и поэтому его блестящие выводы оказались построенными на песке. Я убеждён, что искусная строго научная аргументация Ньютона, не приведшая тем не менее к убедительному выводу, не могла не привлечь внимания к его предпосылкам, обусловившим эту неудачу, и не могла не поколебать их. Если у людей, чуждых истинных научных устремлений, она вызвала скептическое отношение к истории вообще ("неопирронизм"), то, с другой стороны, после смерти Ньютона начинается и научное движение по новым путям. Через четверть века после смерти Ньютона, в 1753 г. врач Астрюк, так же как Ньютон, напишет анонимное сочинение, не имеющее отношения к его естественно-научной специальности "Conjectures sur les Memoires originaux qui ont servi a Moi'se pour ecrire la Oenese" (Bruxelles-Paris, 1753): в нём он докажет, что книга "Бытия" не могла быть непосредственным откровением бога Моисею, так как Моисей написал эту книгу на основе письменных записей двух различных людей, так называемого "Ягвиста" и "Логиста". Этим будет нанесён первый сокрушительный удар вере в непререкаемость библейского текста. В 1795 г. Август Вольф в своих "Prolegomena ad Homerum" покажет что "Илиада" и "Одиссея" -- это собранные воедино народные песни; этим будет нанесён не менее серьёзный удар рационалистическому толкованию мифов как поэтически приукрашенных исторических событий. Разумеется, и Астрюк и Вольф не вырастут из земли; работа их была подготовлена непосредственными предшественниками (напр., Вико и уже упомянутым на стр. 288 Р. Симоном), а почву для неё в значительной мере расчистил Ньютон, гениально исчерпав все мыслимые возможности научного толкования на базе старых предпосылок. И если Ньютону, при его гениальном подходе к античной истории не удалось открыть тех новых путей, по которым впоследствии поведут историю Вико, Астрюк, Вольф, Нибур, Бек и другие пионеры новой науки, то в этом виноват не Ньютон, а косная религиозная традиция, душившая в своих объятиях ростки новой мысли. По самой их сущности, науки точные -- математика, механика, физика -- смогли сбросить с себя эти путы раньше, ?чем науки гуманитарные; позже всего это сможет сделать гражданская история, служившая тогда только придатком к так называемой священной истории.

1. II, 146: apou de epuqonto cronou, apo toutou genehlogeousi autwn thn genesin.
2. II, 146: outoi alloi, andreV genomenoi, ecousi ta ekeinwn onomata twn progegonotwn qewn.
3. Augustinus, De civitate. dei, XII, 1.
4. См. Pauly-Wissowa, Realencyclopadie, статьи M. Wellmann, Euemecus (VII, 1909, 952 и cл.) и F. Jacobу, Hecataeus (VII, 1911, 2759 и сл.).
5. M. Wellmann, ук. м., 971. Ed. Schwartz, Flint Vortrage uber den griechischen Roman, 1896, стр. 107.
6.ex Aiguptou metenecqhnai panta, di wn para toiV c'Ellhsin eqaumasqhsan. F. Jacoby, ук. ст., стр. 2960-2961.
7.Panta nea kai cqeV kai prwhn gegonota.
8. В таблице египетских фараонов у Евсевия Египет отожествлен не с Сетосисом а с Рамсесом.
9. Basilea Sousakon, peri ou planhqeiV HrodotoV taV praxeiV autou Seswstrei prosaptei ... kai o AlikarnasseuV HrodotiV peri monon to tou basilewV plavhqeiV onoma.
10. Minuc. Octav. 21, I; Lactant. I, 11, 33; epist. ad. Pentad. 13. 1; August, de civit. dei, VI, 7.
11. M. Wellmann, ук. статья, стр. 966.
12. Aug. Воесkh. Encyclopadie und Methodologie der philologischen Wissenschaften, herausgegeben von E. Bratuschek. 2-te Aufi, Leipzig, 1886. Paul Hazard. La crise de la conscience europeenne (1680-1715). 3 тома. Paris, 1935.
13. См. M. Wellmann, ст. Euemerus, Pauly-Wissowa, VI, стр. 966.
14. Banier Antoine. La mythologie et les fables, expliquees par 1'histoire. Paris, 1739-1740 (переиздан в 1754 г.).
15. См. например, Gerh. Joh. Vossiu's. De theologia gentili et physiologia Christiana sive de origine et progressu idololatriae. Amstelodami, 1642 (4-ое изд., 1700). Aug. Boeckh, ук. кн., 582.
16. Ук. соч., стр. 582: "Die vergleichende Mythologie zeigt, dass die Urreligion der indogermanischen Volker schon vor der Trennung der Hauptstamme monotheistisch war, aber noch eine Ineinsbildung des Polytheismus mit einem zugrunde liegenden Monothei-smus darstelltei".
17. Bo chart, Geographia sacra. Chanaan. Caen, 1646. Цитирована у Ньютона I, 4; 15; 24; 34; 39. II 13. Переиздавалась в 1674, 1692 и 1707 гг.
18. Marshamus Joannes (Marsham, Sir John). Chronicus canon. Aegyptiacus, Hebraicus, Oraecus. London, 1672. Переиздавалась в 1676 г. (в Лейпциге), в 1696 г. (во Франкфурте). Ньютоном использованы следующие главы: VIII. Cecrops; XIV. Ophir; XV. Olympia; XVI. Prima Olympias vulgaris; XVII. Babylon condita.
19. Petavius, Dionysius. Opus de doctrina temporum, 2 тома in folio, Paris. 1627 (с добавлением: Paralipomenon librorum de doctrina temporum); Его же. Urano-logia; Его же. Variae dissertationes; Его же. Rationarium temporum, Paris. 1633.
20. Scaliger Josephus. Opus de emendatione temporum. Paris, 1583 (2-е изд. Genavae, 1629); Его же. Animadversiones in Eusebium.
21. Vasaeus. Chronicon Hispaniae,
22. Co n ri n g i u s, De antiquitatibus. Переиздано в его Opera в 1660 г.
23. Dodwell H. De veteribus Graecorum Romanorumque cyclis. -Oxford, 1701.
24. Gale. Differentia de scriptoribus mythologicis.
25. Jackson. Chronology.
26. Perizonius. Aegyptiarum origintim etc. (См. стр. 268). Luguduni 1711.
27. Usher J. Annales Veteris et Novi Testamenti. Una cum rerum Asiaticarum et Aegyptiarum chronico. London, 1650.
28. Perizanius J. Animadversiones historicae. Amstelodami, 1685.
29. Он был в этом отношении настоящим предшественником Нибура.
30. Stanyan. J. History of Greece. London, 1707. 3 тома. Была в 1744 г. переведена на французский язык не кем иным, как Дидро.
30a. Two Essays sent in a letter from Oxford to a Nobleman in London. The first concerning some errors about the Creation, General Flood, and the Peopling of the World... The second concerning the Rise, Progress and Destruction of Fables and Romances. By L. P., Master of Arts, London, 1695.
31. L. Т. More, Isaac Newton. A biography, N.-Y. 1934, стр. 622-623.
32. Там же, стр. 561 прим.
33. Там же, стр. 559-560.
34. В основу этой главы положен материал, заимствованный из книги L.T.More, Isaac Newton, A biography, N.-Y., 1934, стр. 608-609 (Chapt. XVI.. Ancient chronology. Theology. Religious beliefs). Я буду цитировать эту книгу просто: ?More?.
35. More, 609.
36. More, 612.
37. More, 646.
38. More, 616, 618.
39. Newton, Two Notable Corruptions of Scripture, Opera, ed. Horsley, t. V. стр. 529; More, стр. 637.
40. More, 608-609.
41. More, 611, прим. 6.
42. More, 611.
43. More, 609.
44. A short Chronicle from the First Memory of Things in Europe to the Conquest of Persia by Alexander the Great. C. Horsley, Opera Newtoni, V, стр. 265-291.
45. Abrege de Chronologie de M. Chevalier Newton, fait par lui-meme et traduit sur le manuscript Anglais. Paris, 1725.
46. Remarks on the Observations made on a Chronological Index of Sir Isaac Newton, translated into French by the Observator, and published at Paris. Philosophical Transactions, 1725.
47. The Chronology of Ancient Kingdoms Amended. London, 1728. Теперь составляет основное содержание V тома изд. Horsley, London, 1785. Ссылки в дальнейшем всегда имеют в виду это издание.
48. More, 611.
49. Newton. Observations upon the Prophecies of Daniel and the Apocalypse at St. John. Opera omnia, t. V.
50. More, 627-628.
51. An historical account of two notable corruptions of scripture. Opera omnia, ed. Horsley, V. .
52. More, 636. Дело в том, что протестанты времени Ньютона, отнюдь не занимаясь подделкой текста священного писания, тем не менее протестовали против разоблачения вошедших в обиход подделок, боясь уронить авторитет Библии и Евангелия.
53. More, 643.
54. More, 630-636, 642-644.
55. More, 636.
56. More, 633-636.
57. More, 642.
58. "In the sense of the Scriptures". Библейские пророки часто говорят от имени бога, волю которого они творят, например: "И за то, что вы нарушили мои заповеди" и т. д.
59. More, 643, 644.
60. More, 626.
61. More, 637, прим. 50.
62. В некоторой степени этими соображениями, вероятно, объясняется резкий тон полемики Горслея (в его примечаниях) с хронологией Ньютона, полемики, не всегда удачной. Догмат полной непогрешимости ?Ветхого завета? был не по душе епископу; поэтому в своем комментарии он указывает на пробелы Библии. Эти замечания производят впечатление религиозного либерализма, но, в действительности, часто вызваны ненаучными соображениями. Впрочем, мы не собираемся отрицать огромную начитанность, и осведомлённость Горслея в античных авторах и древней истории,
63. More, 616.
64. Simon, Richard. Histoire critique du Vieux Testament. Paris, 1678. Rotterdam, 1685. Histoire critique du Texte du Nouveau Testament. Rotterdam, 1689.
65. More, 633-634.
65a. Horsley предлагает исправить так: Kuyelw kai toiV progonoiV <autou> hn genoV ex archV <ek> GonoushV thV <uper> SikuwnoV(Coll. Paus. 2, 4:MelaV... de ek GoneousshV thV uper SikuwnoV, т. е. "Род Кипсела и его предков происходил первоначально из Гонусы, лежащей над Сикионом".
66. "Древнейшие маленькие храмы существовали лишь как прикрытия для статуй" (стр. 162, II, 20), И здесь Ньютон предвосхитил взгляд нынешней науки.
67. Marsham, ук. соч.; I. Spencer, De legibus Hebraeorum ritualibus, Cambr., 1685. Ньютон, посвящает поэтому в своем труде большую главу (гл. I) описанию устройства храма Соломона.
68. More, 626.
69. Любопытно отметить, что уже в древности, повидимому независимо от Иосифа, было произведено отожествление Сесостриса и Сесака (SesogcwsiV - так Шешонк называется у Евсевия, resp. Манефона): мы находим такое отожествление в схолии к "Аргонавтике" Аполлония, IV, ст. 277. Но здесь отожествление проведено в обратном направлении: Шешонк датирован 3712 годом до нашей эры.
70. М. Wellman. Pauly-Wessowa, см. Euemerus, VI, 1909, стр. 931; Ed. Schwartz, Fiinf Vortrage iiber den griechischen Roman, 1896, стр. 107.
71. Стр. 80, I, 64; стр. 52, I, 19; стр. 164, II, 22 на основании Hygin. fab. 14, Apollon. Argon. II, 115.
72. Это утверждение, в отношении Амосиса соответствующее исторической действительности, взято Ньютоном у Манефона (через Диодора, Иосифа и Евсевия). Главный источник Ньютона Геродот ничего об этом не говорит.
73. В действительности Тутмосис правил прибл. в 1450 г., а Амосис в 1580 г. Мис-фрагмуфосис же, по Манефону, предшественник Тутмос.а. Здесь Ньютона обмануло сходство имен Амосис и Тутмосис.
74. Bishop Wartburton, Divine Legati'on, book IV, sect. V.
75. Разумеется, эти отожествления основаны уже на хронологии Ньютона, которую он считает окончательно доказанной. Horsley (стр. 52) указывает на то, что в ?Аргонавтике? Аполлония Родосского (IV, 276?277) Ээт говорит о походе Сесостриса как о далёкой седой старине: значит, Сесострис не мог сам же оставить здесь Ээта за 30 лет до похода аргонавтов. Но если Ньютон был логически обязан, в силу своих предпосылок, принимать каждое указание Библии, то он вовсе не был обязан считаться с каждой мелочью в поздних мифологических поэмах, часто противоречивших друг другу.
76. Ср. More, стр. 618.
77.ap ouoenoV ormwmenon anagkaiou proV pistin.
78. Beloch. Griechische Geschichte, 2-te Aufl., I, 2, стр. 172.
79. Там же, стр. 196.
80. См. мою заметку в "Вестнике древней истории", 1939, N2 (11), стр. 45 и cл.
81. Stromata, I, стр. 132, 352.
82. outoV wiV te dikaiosunhn qnhtwn genoV hgage, deixaV drkon kai qusiaV ilaraV kai schmat Olumpou.
83. С этими словами Уистона небезынтересно сопоставить очень сходное замечание Даламбера об Эйлере в его письме к Лагранжу (см. мою статью в сборнике Акад. Наук "Эйлер", стр. б6): "Что касается нашего друга Эйлера, то трудно поверить, что столь великий гений в области геометрии и анализа, в области философии оказывается... скажем, хуже последнего школьника, чтобы не .употребить выражение: оказывается плоским и тупым. Вот когда подлинно уместно выражение: Non omnia iidem Dii dedere". Я там же показал несправедливость этой критики.