Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум --> Первая десятка "Русского переплета" Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?

Впервые о работах М. М. Постникова, еще не опубликованных, я услышал в 1969 г., когда Револьт Иванович Пименов, увлеченный известными идеями народовольца, узника Шлиссельбургской крепости, почетного академика Н. А. Морозова и М. М. Постникова, предложил мне выступить вместе с проф. Э. Д. Фроловым на семинаре в Ленинградском отделении Института математики Академии наук. Перед этим они пригласили на выступление М. М. Постникова Александру Дмитриевну Люблинскую, она прослушала аргументы защитника "новой хронологии" в течение 15 минут и ушла, не видя предмета для полемики.

Так как вторичный приезд М. М. Постникова в Ленинград тогда не предполагался, а сам он опирался на известные труды Н. А. Морозова, я подготовил свое выступление по материалам его семитомного труда "Христос". Э. Д. Фролов кратко и точно оценил ненаучность морозовских построений и, если я не ошибаюсь, вскоре покинул заседание, я говорил в большой аудитории примерно полтора часа. Непримиримых "морозовцев" я не переубедил. но после заседания ко мне подошли несколько молодых физиков и астрономов, которые взглядов Н. А. Морозова и М. М. Постникова не разделяли; они уверили меня, что недоступная мне "астрономическая" часть аргументации сторонников "новой хронологии" также не выдерживает критики.

С собственными сочинениями М. М. Постникова и А. Т. Фоменко я ознакомился значительно позднее, когда вышла в свет их предварительная публикация "Новая методика статистического анализа нарративного материала древней истории" (М.: изд-во МГУ, 1980). Весной 1981 г., когда я принимал участие в какой-то конференции в Институте Всеобщей истории АН СССР, директор Института 3.В.Удальцова предложила мне написать отзыв об одном из томов (кажется, всего их было 5) труда М. М. Постникова "Введение в критику древней хронологии" для предстоявшего их обсуждения по заданию Отдела науки ЦК КПСС.

Рукопись с сопроводительным письмом была послана мне 13 апреля 1981 г., а 7 мая я вернул ее в Институт со своим отзывом. Знаю. что позднее состоялось обсуждение, но участия в нем я не принимал; судить о нем я мог только по информации в журнале "Вестник древней истории". Как кажется, высшее начальство не допустило широкого критического обсуждения "новой хронологии". Популярное же и весьма сенсационное ее изложение было опубликовано в журнале "Техника и наука" (1982. N 3 и 7).

С докладом по этим материалам я выступал (кажется, в 1982 или 1983 г.) в Ленинградском отделении Института истории СССР, позднее читал об этом лекция в Доме ученых в Лесном при Политехническом институте) и в Библиотеке Ленинградского университета.

За прошедшие годы было опубликовано (теперь уже трудноисчислимое) множество трудов А. Т. Фоменко и его последователей: авчерпывающи" ответ на них был дан историком России И.Н.Данилевским (ВИ. 1998. - 1) и медиевистом Д. Э, Харитоновичем (Феномен Фоменко // Новый мир. 1998. - 3). И если я все же решаюсь предложить вниманию читателей свои давние возражения, то более всего из-за иронического их тона. которого подобные вненаучные построения, право же, заслуживают не в меньшей степени, чем детального фактологического опровержения (каким мне тоже пришлось заняться в своих заметках) и глубокого историко-культурного и теоретического анализа с выходом к проблемам политической жизни современной России Опасность "новой хронологии" как новой мифологии и новой шовинистически-имперской идеологии убедительно рраскрыта в упомянутой статье Д. Э. Харитоновича).

В 1969 г. мне уже приходилось выступать в Ленинградском отделении Математического института АН СССР с докладом о точке зрения на древнюю историю Ж. Ардуэна, Н. А. Морозова и М. М. Постникова; основные положения этого доклада под названием "Античная цивилизация, или игра в Швамбранию" представлены мною в Институт Всеобщей истории АН СССР и являются необходимой составной частью данного отзыва.

Хотя М. М. Постников является математиком, в своем сочинении он выступает в качестве историка, и сочинение его подлежит оценке с точки зрения принципов и методологии исторического исследования. Речь идет не о применении математических методов, уже доказавших в определенных УСЛОВИЯХ свою правомерность и плодотворность, а о характере использования предложенных Н. А. Морозовым и М. М. Постниковым методов. Спор идет не между историками и математиками, а между историками; различия касаются преимущественно уровня профессиональной подготовки.

Обилие в сочинении М. М. Постникова фактических ошибок, неточностей и искажений столь велико, что делает излишним и невозможным детальное их опровержение. Рассмотрению в настоящей статье подвергаются прежде всего методологические принципы и приемы аргументации; все фактические ошибки полностью функциональны и зависят от "сходных принципов рассуждения.

Учение Н. А. Морозова и М. М. Постникова лишь видимой, декларированной целью имеет упразднение истории Древнего мира, греко-римской классической древности. Действительный его смысл и результат значительно шире: дело идет об упразднении глубочайших пластов не только средиземноморской европейской культуры, но и тысячелетней культуры многих народов Европы, Азии и Северной Африки. "Закрытие" истории Древнего мира до IV в. н. э. предусматривает фальсифицированный характер источников по истории не только Греции и Рима, но и Египта. Передней Азии, и не только древнейшей эпохи, но и раннего средневековья. Может быть, по неосведомленности (хотя тут трудно различить, где кончается простая неосведомленность и начинается сознательное игнорирование не укладывающегося в схему материала) авторы касаются преимущественно языческой древности, а памятники раннего христианства либо не анализируют, либо относят к значительно более позднему времени. Но "не было" не только Эллады и Римской республики и ранней империи, фараоновского Египта, Крито-микенской культуры, Иудейского царства, древней истории народов Малой Азии, Палестины, -- "не было" и раннего христианства. Фальшивками оказываются (объявляются) не только творения Гомера и Геродота, Тацита и Цицерона, но и творения отцов церкви, вся западная и восточная патристика: Амвросий, страстно переживавший события современной ему римской истории; Иероним, каявшийся в увлечении красноречием Цицерона; Августин, исходивший в своих духовных исканиях из философского наследия Греции и Рима. В предложенной схеме нет места и для восточных отцов -- для Василия Великого, обсуждавшего вопрос, как молодым людям извлечь пользу из языческих книг, знавшего Гомера, цитировавшего Феогнида, и для других ранних проповедников и богословов.

При этом сразу же обнаруживается странное противоречие (одно из многих в системе аргументации М. М. Постникова: здесь пригодны все доводы "против" независимо от того, согласуются ли они между собой). Отвергая представление о "темном" средневековье и защищая его от историков (которые давным-давно отошли от просветительского пренебрежения к этой эпохе), М. М. Постников в то же время повторяет самые общие места вульгарной антиклерикальной пропаганды прошлого столетия. Он не верит, что монахи могли переписывать произведения античных языческих писателей -- раз уничтожение этих произведений предписывалось им церковными властями. В действительности было и то, и другое -- и уничтожение памятников древней письменности, и сохранение культурной традиции. Но как могли церковные власти средневековья предписывать уничтожение творений языческих писателей, если ни писателей, ни творений этих, по Морозову--Постникову, не существовало, если "выдуманы" они были значительно позднее? Как мог, к примеру, Григорий Великий сжигать в VI в. сочинения Тита Ливия, сфальсифицированные гуманистами несколько столетий спустя?

Согласно картине всемирной истории Морозова-Постникова, не могла существовать и средневековая культура Армении и Грузии. Армянские философы уже в V-VI вв. читали и комментировали сочинения Аристотеля, Порфирия и Платона; Ареопагитики и Аристотель уже в древности были известны в Грузии. Речь идет о памятниках, созданных на древнеармянском и древнегрузинском языках, по Морозову-Постникову, их придется отнести ко времени после XIII в., когда на Западе были "сочинены" книги Аристотеля.

Арабскую культуру VIII-XII вв. Морозов--Постников отвергают полностью, не признавая ни арабского Аристотеля, ни арабского Птолемея, ни тем самым арабской науки и культуры вообще. Но арабоязычная культура охватывала огромные области от Испании до Средней Азии. При последовательном проведении линии Морозова--Постникова (а непоследовательной она быть не может, ибо один только факт существования арабской астрономии VIII в. показал бы несостоятельность всего учения в целом) нет места для Ал-Кинди, Фараби, Ибн-Сины, которые также, задолго до "изобретения" Аристотеля западными схоластами, читали н толковали его тексты в арабских переводах. Лишается права на историческое существование и еврейская средневековая философия XI-XII вв., зависящая от платоновско-аристотелевской традиции, и византийская философия и наука, коль скоро Иоанн Дамаскин комментировал в VIII в. никогда не существовавшего и еще не сочиненного в западных университетах Аристотеля, а богословы православной церкви отвергали языческое любомудрие задолго до того, как итальянские гуманисты сочинили античные тексты.

И наконец, "критика древней хронологии" не оставляет места и для литературы Древней Руси. Известно, что в XI-XII вв. на Руси была переведена "История Иудейской войны" Иосифа Флавия, не только повествующая о выдуманных событиях несуществующей империи, но и сама еще не написанная к этому времени. Существует древнерусский перевод Эпиктета, моностихов Менандра, комедии которого, как известно Морозову-Постникову, были подделаны европейскими учеными в конце прошлого века. Византийские хроники, содержавшие изложение событий древней истории, творения византийских богословов Василия Великого. Ефрема Сирина. Иоанна Златоуста составляли излюбленный круг чтения русских книжников. Отрицание исторического существования античной культуры и унаследовавшей ее достижения культуры ранневизантийской неизбежно ведет и к отрицанию первых столетий древнерусской письменности.

Было бы, впрочем, несправедливо, лишив древней истории народы Евразии, сохранить привилегию на древность народам Дальнего Востока. Я не знаю, предприняли ли сторонники Морозова-Постникова поход на историю Китая. Разработанная ими методология не знает границ и препятствий, она не требует знания источников и изучения языков, а потому теория всемирного подлога может быть без труда распространена на всю историю
человечества, включая цивилизации Африки, Индии, Дальнего Востока и Доколумбовой Америки.

"Критика древней хронологии" есть, таким образом, концепция глобального нигилизма. Ее авторы исходят из презумпции виновности любого исторического документа, любого автора, любого исследователя. Всякий новый аргумент, противоречащий теории всемирного подлога, рассматривается как свидетельство подлога еще большего. Факт, противоречащий теории, объявляется несуществующим. Цивилизация, унаследовавшая традиции античности, объявляется в свою очередь сфальсифицированной. Новые тексты. новые находки, новые переводы, новые факты, подтверждающие древность античных памятников письменности, в свою очередь оказываются результатом новых и новых подделок неутомимых фальсификаторов. И так до бесконечности. Именно поэтому концепция Морозова--Постникова оказывается, с точки зрения ее сторонников, абсолютно неуязвимой: фактическая критика ее невозможна, поскольку всякий новый аргумент заранее объявляется сомнительным и ведет только к расширению масштабов фальсификации. Зато здесь было бы уместно прибегнуть к более острому оружию -- к знаменитой "бритве Оккама". Францисканец XIV столетия предупреждал:

"Не приумножайте сущностей". Уходящее в дурную бесконечность нагромождение подозрений и обвинений в подлоге все новых текстов, фактов, документов и целых цивилизации, когда объявляется фальсифицированной вся совокупность письменных источников многих столетий и разных регионов, десятки и сотни тысяч памятников греческой, латинской, арабской. еврейской, славянской письменности, данные целых наук и дисциплин -- палеографии, дипломатики, языкознания и т. д., -- все это свидетельствует, что "критика древней хронологии" нуждается во все новом приумножении сущностей. Она не в силах объяснить одни факты другими, но может только обосновать одно недоказанное предположение другим, столь же мало обоснованным предположением. И здесь бритва Оккама работает чисто: концепция всемирного подлога навлекает на себя серьезнейшее подозрение.

Любопытна принятая в "Критике" система доказательств: принимаются любые доводы, свидетельствующие "против" существования античности, независимо от того, согласуются ли они между собой.

Один пример такой противоречивой аргументации я уже привел (предписание церковных властей уничтожать памятники несуществующей классической древности до их позднего создания). Другой довод -- бесспорные (и историками-профессионалами установленные, вскрытые и разоблаченные) факты фальсификации памятников письменности и материальной культуры. М. М. Постников приводит в качестве примера обилие на западном художественном рынке подделок картин французского художника XIX в. К. Коро; ссылается он и на известные факты подделок в США русских икон. Но может ли это служить доводом в пользу того, что ни художник Коро, ни его подлинные картины, ни русская икона никогда не существовали? Не доказывает ли, напротив, сам факт появления подделок на рынке историческое существование как французской живописи XIX столетия, так и древнерусской иконописи? Может ли существование подделок древних манускриптов, монет, произведений искусства служить доводом против самого факта существования античной цивилизации и ее духовной и материальной культуры?

Другой аргумент сторонников нигилистической концепции мировой истории -- их собственная неосведомленность. То, чего не знают Н. А. Морозов, М. М. Постников и их сторонники, для них не существует. Так оказывается перевернутым известный афоризм Декарта: если я не знаю, не мыслю, не представляю себе, не могу этого понять и объяснить, значит, это не существует. Наиболее ярко этот пример аргументации проявился в обосновании "небытия" античной науки.

Недоверчивое отношение Н. А. Морозова и М. М. Постникова к достижениям античной науки весьма напоминает обращенный к бравому солдату Швейку вопрос подпоручика Дуба.

Придерживаясь плоско-эволюционистской концепции развития науки, М. М. Постников не допускает существования разрывов в истории знаний. представляет историю естествознания как постепенное и неуклонное приумножение знаний о мире. Поэтому античная наука не могла существовать. Правда, забвение достижений античной цивилизации не было абсолютным, и историки прекрасно это знают: иначе до нас вообще не дошли бы памятники древней письменности: приписанная М. М. Постниковым исторической науке точка зрения в действительности никогда не имела места, и в особенности не имеет ничего общего с представлениями современной медиевистики.

По мнению Н. А. Морозова и М. М. Постникова, "Альмагест" Птолемея, как и многие другие сочинения античных математиков и астрономов, был сочинен в XVI в., сразу на латинском языке, и лишь позднее переведен на греческий. То обстоятельство, что в латинском тексте изданий XVI в. приведены астрономические данные, отвечающие состояниям наблюдений XVI в., а в греческом -- отвечающие временам Птолемея, исследователи объяснили тем, что латинское издание было предназначено для астрономов-практиков, и потому издатели текста --.астрономы эпохи Возрождения -- модернизировали данные таблиц; греческий же текст издавался для историков и филологов и потому сохранял данные оригинала. М. М. Постников трактует все наоборот: фальсифицированный текст при "обратном" переводе на греческий был подвергнут дальнейшей фальсификации. Соотношение печатной и рукописной традиции его не интересует: факт подлога есть не результат, а предпосылка его рассуждении.

И здесь в ход пускается аргументация от неведения. Историки астрономии говорят о средневековом переводе "Альмагеста" XII в. -- но "мы" его не знаем. Личное местоимение множественного числа употребляется во "Введении в критику древней хронологии" крайне двусмысленно: читателю дают понять, что "мы" -- это историческая наука, тогда как в действительности речь может идти только о неосведомленности автора разбираемого сочинения. "Мы" (т. е. М. М. Потников) действительно не "располагаем" необходимыми сведениями о переводе XII в. Но историки его знают, изучали, анализу и опровержению в этом случае подлежат филологические данные о языке и времени создания перевода, данные палеографии, истории списка и т. д. Но М. М. Постникову достаточно словечка "якобы" -- перевод был осуществлен "якобы" в XII в. Исследователи говорят, что перевод сделан с арабского перевода -- значит, по М. М. Постникову, не существо-зало ни арабского перевода, ни арабской средневековой астрономии вообще. Об использовании Птолемея в средневековой науке, скажем, в произведениях Николая Орема, автор "Критики" не подозревает. Историки утверждают, что новый перевод Птолемея на латинский язык был сделан Георгием Трапезунтским в 1451 г. -- М. М. Постников и здесь прибегает к удобному словечку "якобы", не утруждая себя дальнейшей аргументацией. Известно, что первое издание этого перевода вышло в свет в 1528 г., но о нем "мы (читай: М. М. Постников. -- А. Г.) не имеем никакой информации". А могли бы и иметь: историкам европейского книгопечатания это издание прекрасно известно, оно вышло в свет в Венеции в издании Лукантонио Джунты, подготовил текст к печати неаполитанский математик Лука Гуарико. М. М. Постников пользуется вторым изданием -- Базельским, 1537 г. и говорит, что опубликованный в нем перевод "также принадлежит перу Георгия Трапезунтского" -- путая перевод и издание (с таким же успехом можно было бы сказать, что имеющееся у меня новейшее издание "Евгения Онегина" содержит текст, который "также принадлежит перу" А. С. Пушкина). Создателем подлога -- латинского текста Птолемея -- Н. А. Морозов считает Георгия Трапезунтского: а так как подлог был им приписан XVI в., а Георгий Трапезунтский умер в 1472/3 г., то Н. А. Морозов считал возможным передвинуть дату его смерти на несколько десятилетий; а так как Региомонтан опровергал Георгия Трапезунтского в XV в., то и сочинения Региомонтана объявлялись подделкой XVI в. М. М. Постников пытается найти выход из противоречия, предположив тесную связь Региомонтана с Георгием Трапезунтским и сославшись на то, что "вопрос о том, не работали ли они вместе, по-видимому, никем даже не ставился". Так этот вопрос ставиться никем и не мог; вопрос, поднятый М. М. Постниковым, -- результат полнейшей неосведомленности: научные биографии обоих авторов -- ученого гуманиста и астронома -- хорошо изучены специалистами. Известно полемическое сочинение Региомонтана против перевода "Альмагеста" Георгием Трапезунтским -- именно против перевода, в котором было немало ошибок, связанных с недостатком математических знаний у филолога; Региомонтан располагал подлинным греческим текстом Птолемея и мог судить о качестве перевода. Полемическое сочинение Региомонтана хранится в Петербургском филиале Архива Российской Академии наук, об этой рукописи писал российский историк И. П. Медведев -- беда лишь в том, что "мы" об этом не знаем.

Аргумент от собственного незнания используется и для опровержения исторического существования Евклида и Архимеда. Рукописи IX в. "не было", потому что ее не могло быть -- других аргументов нет. Она не могла быть изготовлена для архиепископа Цезарейского -- потому что "о математической культуре Византии по существу ничего неизвестно" -- неизвестно кому? М. М. Постникову? Но можно кое-что и узнать: существуют специальные исследования, книги, статьи, в том числе и на русском языке.

Перевод Архимеда, выполненный Вильгельмом Мербеке в 1269 г., для М. М. Постникова не существует, потому что он не мог существовать; правда, В. Мербеке "сочинил" латинского Аристотеля, но он "не мог" сочинить труд по механике, относимый М. М. Постниковым к более поздним временам. Вопрос об анализе языка, материала письма и других данных, необходимых для датировки перевода XIII в., даже не возникает.

Собственная неосведомленность приписывается науке и используется как довод в полемике. Но еще отрицаемые М. М. Постниковым древние говорили: "Невежество -- не аргумент".

Один из главных доводов Н. А. Морозова и М. М. Постникова -- совпадения в последовательности и продолжительности царствований древних

царей, императоров, епископов и более поздних императоров, правителем и первосвященников. Вся древняя история на основании этих корреляций объявляется фантомом, искусственным отражением более поздних эпох; под видом выдуманных персонажей историки позднейших эпох описывали царствования своих современников. Вопрос о том.кому и зачем понадобился подобный камуфляж и подобное "удвоение" (а порой и "учетверение") истории, создателями теории глобального подлога не ставится. Но в какой мере обоснованна сама корреляция царствований?

Н. А. Морозов. М. М. Постников и их продолжатели исходят из следующих предпосылок:
    а) из презумпции виновности всех древних исторических памятников:
    б) из допущения двойного обмана в древних источниках: историки не только изображали одного (позднего) правителя под видом другого (древнего); для пущего обмана они еще переставляли царствования, объединяли или разъединяли их;
    в) из достаточности для выводов о корреляции царствований не буквальных и полных совпадений их продолжительности, а относительных длительностей последовательных правлений;
    г) из допустимости для улучшения корреляции произвольной выборки царствований и правлений как в древнем, так и в более позднем ряду;
    д) из допустимости, для получения более убедительной корреляции, любых перестановок, объединений и разъединении царствований, произвольных пропусков и иных махинаций с исторической хронологией.

Таким образом, фальсификация истории древними историками является здесь не результатом рассмотрения и анализа материала, а предпосылкой подобного анализа.

Заметим еще одну методологическую странность: авторам необходимо выявить отсутствие случайности, индивидуальных особенностей в двух рассматриваемых рядах явлений. При этом до анализа материал более древнего ряда (впрочем, часто и второго, более позднего, что уже не может быть оправдано предположением о фальсификации, ибо тут речь идет о признаваемой М. М. Постниковым истории!) уже подвергается формализации, из него по возможности устраняются индивидуальные особенности, отсутствие которых только предстоит-обнаружить.

Многочисленные примеры произвольного обращения с фактами и хронологией в графиках Н. А. Морозова были приведены мною в докладе 1969 г. Приведу несколько новых, весьма характерных примеров, введенных М. М. Постниковым. Но прежде отмечу еще одно характерное противоречие з аргументации. Афинские цари рассматриваются как "тени" поздневизантийских императоров из династии Палеологов, лакедемонские -- как проекция в прошлое династии правителей Мистры -- поздневизантийского Пелопоннеса. Между тем даже по Н. А. Морозову и М. М. Постникову сведения об афинских и лакедемонских царях фигурировали в источниках значительно раньше. И здесь аргумент оценивается только с точки зрения то направленности против факта существования древней истории; согласование с другими аргументами не предусматривается вообще.

а) Для доказательства корреляции правлений "афинских императоров" из династии Палеологов проделываются следующие предварительные операции: из ряда (М. М. Постников предпочитает термин "струя") афинских
царей изымаются два первых по времени царя, из ряда императоров три императора в начале один и в конце династии. Но и полученные таким искусственным путем пары царствований не дают ни одного совпадения, и за достаточную корреляцию принимаются соотношения, скажем, 1 год и 3 года 21 год и 38 лет. Возможно, достаточные при работе с массовым материлом, подобные соотношения ни о чем не говорят, когда речь идет о явлениях сугубо индивидуального характера, зависящих от множества частных обстоятельств. К тому же предварительно устраненные две пары царствований давали соотношения 30 -- 23 года и 23 года -- 46 лет. т. е. нарушали даже приблизительную корреляцию.

б) При сопоставлении сроков правления лакедемонскчх царей и правителей Мистры М. М. Постников производит еще одну произвольную операцию: годы правления древних царей он дает в обратной последовательности на том основании, что фальсификаторы XV в. ошибались в счете времени до нашей эры. При этом предполагается, что во всех без исключения остальных случаях фальсификаторы подобных ошибок не допускали и что до XV в. о лакедемонских царях никто ничего не знал, иначе зачем было их выдумывать до появления на свет параллельных им правителей Мистры. Но даже и в таком, сознательно перевернутом виде совпадают года лишь одной пары правлений, в прочих случаях разница составляет 300% (9--3), 100% (22--11), 39% (42--28, 30--20). Причем нормальная хронологическая последовательность давала бы в одном из случаев пару правлений соответственно в 42 и в 3 года! И это совпадение М. М. Постников называет "почти идеальным"!

в) Для выявления корреляции выбираются совершенно произвольно два ряда римских епископов. И здесь различия в сроках правлении двух рядов весьма значительны (30--50%). Но и это сомнительное совпадение достигается путем целого ряда предварительных произвольных операции: "Между Сирицием и Иннокентием I, -- с обезоруживающей откровенностью признается в прямом подлоге М. М. Постников, -- мы пропустили Анастасия I, понтификат которого длился 4 года: 398--402 гг.; в качестве второго варианта мы присоединили его к Иннокентию. Тогда понтификат Анастасия-- Иннокентия будет составлять 19 лет", -- все это делается для того, чтобы приравнять 15-летний и 4-летний понтификаты двух пап к 18-летнему правлению папы Зефирина! Но этого мало. Поразительная корреляция достигается еще и тем, что в одном ряду пропускается епископ Антер, правивший меньше месяца, вводится "период смуты", а во втором кроме уже названной операции с упразднением папы Анастасия I (причем проделанной, отметим, именно во втором, т. е., даже по концепции М. М. Постникова, несфальсифицированном ряду!) пропускаются два кратковременных епископства Марка и Зосимы и двухлетнее правление Анастасия III!

г) В другом графике, обнаружив, что 4-летнему правлению папы Феликса I соответствует 9-летнее правление Феликса II, а 9-летнему понтификату св. Евтихия -- 4-летнее правление Геласия, М. М. Постников с легкостью объявляет, что здесь "допущена путаница" -- разумеется, "здесь", в исторических источниках, а не в рассуждениях и построениях самого М. М. Постникова! -- и что "Феликс II должен быть аналогом Евтихия, а Геласий I -- аналогом Феликса I". Это долженствование, предписываемое историческим фактам, чрезвычайно показательно: история должна соответствовать построениям автора "Введения в критику древней хронологии".

Такова цена, которую подлинная историческая хронология должна платить за удивительную корреляцию. Правления царей и императоров укладываются в прокрустово ложе графиков Морозова--Постникова, где нужно, растягиваются, где нужно -- обрубаются.

К действительно математическим и статистическим методам асе эти махинации не имеют ни малейшего отношения. В науке это называется фальсификацией.

Игра в корреляцию сопровождается рассуждениями об аналогии: в событиях параллельных царствований М. М. Постников усматривает сходство, доходящее до тождества. Достичь картины поразительной аналогии оказывается очень легко: достаточно л а этом случае упразднить все индивидуальные различия и особенности. Если один император воевал в Германии, а другой -- в Паннонии, М. М. Постникову этого достаточно, чтобы обнаружить в этих двух правлениях поразительное сходство. Но события человеческой истории, события правлений царей и императоров несомненно имеют черты сходства, не доказывающие тождества лиц и исторических эпох. Кроме того, необходимо иметь в виду при изучении исторических источников, хроник, летописей воздействие предшествующей литературной традиции, соображения литературного этикета, сознательную стилизацию, агиографические штампы и т. п. -- всем этим занимаются литературоведение и источниковедение, но до всего этого нет никакого дела новейшим нигилистам. Вот разительный пример аналогии по М. М. Постникову: если папа св. Пий правил во времена, когда император Антонин "пресекает гонения на христиан", то и при папе Сильвестре, пишет автор "Введения в критику", император Константин "пресекает гонения на христиан" -- именно так именует М. М. Постников провозглашение христианства государственной религией Римской империи. Сведенные к самым общим местам аналогии не имеют никакого смысла и содержания.

Разумеется, если отсечь конкретные обстоятельства, то все исторические события окажутся не только сходными, но и полностью тождественными, и тогда мировая история может быть выражена, как в известной новелле Анатоля Франса, в четырех словах: "Люди рождались, страдали, умирали". Этого вполне справедливого суждения явно недостаточно для пересмотра всей хронологии всемирной истории.

Главным постулатом для отрицания исторического существования древней цивилизации и ее литературных памятников служит у М. М. Постникова открытый им универсальный закон существования письменности.

По убеждению автора "Введения в критику", развитая литература и письменность вообще не могли существовать до употребления бумаги и до изобретения печатного станка. Им сформулирован "универсальный принцип, пригодный для текстов любого содержания и позволяющий оценить время их создания". Принцип этот "состоит в том, что любой текст, написанный грамотным, литературно правильным и орфографически безошибочным языком, предполагает уже существование и достаточно широкое распространение печатной продукции, а потому написан уже в эпоху книгопечатания".

Выдвинутый М. М. Постниковым критерий грамотности и орфографической безошибочности языка вообще антиисторичен, не соответствует реальным фактам истории любого литературного языка и письменности. Кроме того, никакие памятники древней письменности и не обладают требуемой М. М. Постниковым унификацией, и всякий, кто имел дело с научной текстологией. как классической, так и нового времени, не может этого не знать. Этой унификации нет и в эпоху всеобщего распространения книгопечатания, и тогда существовали местные, хронологические, индивидуальные особенности. Ни один текст не составлен по правилам нормативной грамматики последующих эпох.

М. М. Постников полагает, что без бумаги как дешевого и доступного материала для письма вообще невозможно обучение грамоте, так как оно требует упражнений, диктантов, а пергамен и папирус для этого дороги. восковые же таблички непригодны. Правда, в эллинистическом Египте найдены десятки тысяч памятников деловой письменности, в том числе и детские тетради, прописи, -- на папирусе, тетради из восковых табличек, списки глаголов и т. п. Правда, грамотность на Руси -- как и во всей средневековой Европе -- предшествовала появлению бумаги, широкое распространение письменности и грамоты -- предшествовало появлению печатного станка (иначе он не мог бы и появиться: книгопечатанию повсюду предшествует потребность в большом количестве однообразных текстов). Но что значат факты для нигилиста, как не очередное скопление фальшивок! Масштабов средневековой письменности М. М. Постников по счастливому неведению себе не представляет, рукописные собрания отечественных и зарубежных книгохранилищ для него звук пустой, тем более, что никаких принципов датировки памятников письменности он не признает: очевидно, десятки тысяч дошедших до наших дней пергаменных и бумажных рукописных книг догутенберговского периода для него не существуют.

Если абсолютной унификации орфографии не знают памятники античной литературы в древних списках, то нет ее и в письменности средневековья. Но грамота существовала, и необходимое единообразие в литературных (особенно в литургических) текстах все же достигалось. Аргумент М. М. Постникова напоминает курьезный довод одного профессора-химика, также решившего поучать гуманитариев. -- довод, немало позабавивший в свое время читателей юмористических разделов наших газет: он отрицал грамотность Ивана Грозного (а стало быть, и принадлежность ему литературных произведений) на том основании, что первая русская печатная азбука была издана Иваном Федоровым лишь в 1574 г.! Вопрос о том, как научился грамоте сам Иван Федоров, его не заинтересовал.

Но если говорить о начале книгопечатания, то чем же объяснит наш критик совершенную и образцовую грамотность именно первых печатных книг -- Библии Гутенберга и Апостола и Острожской Библии Ивана Федорова; как может он признать существование на протяжении столетий до появления на Руси бумаги и печатного станка огромного количества рукописных книг, возникновение памятников древнерусской литературы, таких как Слово о законе и благодати митрополита Илариона, Моление Даниила Заточника, Повесть временных лет. Историков древнерусской литературы и русского языка вполне удовлетворяет уровень грамотности и литературной "правильности" этих и многих других памятников -- не знаю, могут ли они угодить взыскательному вкусу критика древней хронологии. Во всяком случае, выдвинутым им критериям они не отвечают. Вопреки универсальному принципу М. М. Постникова, в Древней Руси и грамоте учили, и индивидуальное литературное творчество существовало (по мнению автора "Введения а критику", оно тоже невозможно без бумаги и без написанных на ней черновиков).

В одном М. М. Постников, пожалуй, прав: дешевизна бумаги, относительная доступность печатного станка и государственная поддержка науки порой облегчают положение графоманов: в средние века появление труда, подобного рецензируемому, потребовало бы от автора изрядных личных расходов; отрадно, что на него пошла пусть и дефицитная бумага, но все же не сотни кож понапрасну загубленных телят.

М. М. Постников с недоверием и насмешкой относится к описанным в литературе обстоятельствам открытия забытых памятников древней письменности. История открытия Шипионе Маффеи древних рукописей на шкафах в пыли (в то время, как книги менее ценные бережно хранились в шкафах) кажется М. М. Постникову фантастической и "невозможной в реальной жизни". Можно только позавидовать такому рациональному и благополучному представлению о реальности. В жизни, увы, бывает все гораздо сложнее: не так давно в рукописном отделе одной из крупнейших наших библиотек обнаружили сотни листов произведений европейской графики XVI--XVII вв., в том числе крупнейших художников -- в библиотеке о них никто не знал: поступившие в начале века, они в последующие годы не были своевременно научно описаны и за смертью хранителя прочно забыты на много десятилетий.

Мне приходилось участвовать во многих археографических экспедициях в районы Русского Севера и присутствовать при находках достаточно фантастических и, по М. М. Постникову, очевидно, тоже "невозможных в реальной жизни". В избе тракториста, где на почетном месте стояли книги и учебники новейших изданий, в закутке за печкой хранилась рукопись почти пятисотлетней давности, 1482 г., переписанная в свое время для князя Андрея Углицкого, брата Ивана III. В доме у старушки, на повети хранились ящики и коробка бесценных старинных рукописей XVI--XVIII вв. и старопечатных книг (в том числе единственный в мире экземпляр московского Часовника 1630 г., не учтенный в библиографии). Из хлама в светелке была извлечена тетрадка, оказавшаяся автографом Жития старца Епифания -- сподвижника протопопа Аввакума. Рукописные сборники XVI в., содержавшие неизвестные редакции литературных памятников Древней Руси, вместе со списком Уложения 1649 г. лежали на траве у погреба, за три дня до прихода археографа они были случайно найдены и вытащены из-под картошки деревенскими ребятишками. По правилам "критики древней хронологии" в фальсификаторы должны бы попасть и археографы, и тракторист, и старушка, а заодно и деревенские школьники.

Существует действительная, а не придуманная аналогия между открытием памятников античной литературы в эпоху Возрождения и открытием археографов в наши дни. И те и другие памятники вовсе не исчезали совсем, но в определенных условиях оказались в иной культурной среде, до определенного времени не привлекли к себе внимания историков и литературоведов, не были им доступны. В. И. Малышев нашел, не говоря о многих иных его открытиях, второй список "Слова о погибели", Н. Н. Покровский обнаружил в Сибири "Судное дело Максима Грека" -- я говорю о наиболее сенсационных открытиях, специалистам известны сотни других, не менее ценных. Мы являемся свидетелями и участниками важного культурного процесса -- возрождения широкого общественного интереса к памятникам отечественной истории и культуры. Но не грозит ли российским археографам обвинение в подделке текстов открытых ими памятников письменности, да и древнерусской культуры вообще -- со стороны новоявленных нигилистов?

Полагаю, что опасность такая существует. Концепция всеобщего подлога Морозова--Постникова носит столь глобальный характер, что ей не служат преградой ни хронологические, ни географические, ни иные границы.

Автор "Введения в критику древней хронологии" и его сторонники спекулируют на действительных трудностях и проблемах исторической науки -- на сложностях, связанных с датировкой и определением авторства и подлинности памятников письменности и археологических находок. Все эти трудности были вскрыты самой исторической наукой, историкам-профессионалам не было нужды в содействии новоявленных нигилистов. Все без исключения примеры, приводимые в сочинениях Н. А. Морозова и М. М. Постникова, задолго до них фигурировали в специальной литературе. Ныне исторической науке ставятся в упрек ее собственные достижения, развитие и совершенствование разработанных ею методов критики источников, осуществленное ею же самой разоблачение фальшивок и апокрифов, против нее используется ее собственная самокритика.

Решающий аргумент сторонников концепции Морозова--Постникова -- их собственное воинствующее невежество. Дело не в отдельных ошибках или неточностях, от которых не застрахован ни одни исследователь. Дело в принципе "святого невежества", о котором справедливо писал Джордано Бруно, что оно не требует труда и не печалит душу. В основе концепции глобального нигилизма лежит вера в открытую по наитию истину. Построенная на противоречащих друг другу доказательствах система рассыпается в прах при первой же проверке положенных в ее основание методологических принципов и используемых для ее подкрепления фактов.

Преувеличенное представление о собственных возможностях сочетается у сторонников учения о всемирном подлоге с безграничной подозрительностью. Вся история человечества на Западе и на Востоке, в Византии и на Руси, на Кавказе и в Средней Азии предстает как результат чудовищной всеобъемлющей фальсификации.

Приняв за основу убеждение в подлоге, нигилисты ищут его где попало, не заботясь об элементарном согласовании противоречащих друг другу версий. Н. А. Морозов обвинял в фальсификации преимущественно гуманистов, а также схоластов XII--XIII вв., "выдумавших" Аристотеля. М. М. Постников то говорит о подделках XV--XVI вв., то заявляет, что основной массив фальсификаций сложился уже ко временам Петрарки. В опубликованном под эгидой Проблемного совета "Кибернетика" препринте "Новые методики статистического анализа материала древней хронологии" виновными в подделке творений греческих историков и евангельских текстов объявляются византийские авторы начиная с XII в. История Древнего мира оказывается результатом грандиозного тайного заговора фальсификаторов и фальшивомонетчиков, в котором приняли участие (ни разу не проговорившись!) многие поколения людей во всех концах земли. Пощады нет никому, никто не может оправдаться от предъявленного ему обвинения в сознательном и тайном подлоге. Здесь действует железная логика инквизиторов времен охоты за ведьмами: всякий, защищающий другого от нелепого и вздорного обвинения, сам оказывается под подозрением в ереси, неизбежно попадает в соучастники преступления. В роли проходимцев и фальшивомонетчиков, не говоря о новейших историках, филологах и археологах, оказываются Петрарка и Боккаччо, Поджо и Фичино, Региомонтан и Георгий Трапезунтский, греки и латиняне, арабы и евреи, средневековые схоласты и гуманисты, хронисты и астрономы, богословы и еретики и так до бесконечности -- "имена же их ты, Господи, веси", как писал в синодиках государь Иван Васильевич.

Все и вся обвиняющий в подлоге и обмане сам не внушает доверия. Подлог действительно существует. Он есть результат самоуверенного невежества, не отягощенного дисциплиной профессионального исследования.

Впрочем, я не могу исключить и того, что все участники нынешней дискуссии оказались наивными жертвами великой мистификации, веселого розыгрыша. Но розыгрыш, обращенный к незнакомым людям, наносящий моральный и материальный ущерб учреждениям и лицам, есть поступок глубоко безнравственный. Если же все это делается всерьез, то пусть этот отзыв послужит защите духовной среды обитания нашей цивилизации от невежественных покушений.

Я не вижу здесь материала для дальнейшей дискуссии: мне стыдно приводить очевидные примеры, известные сколько-нибудь сведущим людям. Переубедить невежд я не надеюсь. Я не хочу поощрять их стремление к геростратовой славе. Воинствующее невежество не может быть предметом научного спора.

Российская Академия наук не обязана принимать к рассмотрению ни проекты вечного двигателя, ни проекты упразднения всемирной истории.

1 Среди почти десятка книг А. Т. Фоменко и его последователен, изданных в 1990-х гг.. отметим: Носовский Г. В., Фоменко А. Т. Правильно ли мы понимаем историю Европы и Азии. М.. 1997. Кн. 1 и 2. Против пересмотра современных научных представлений об основах исторического процесса возражали кроме И. Н. Данилевского и Д. Э. Харитоновича Ю. Н. Ефремов ("Альмагест" и "новая хронология" // Природа. 1991. - 7), М, Неборский (Иван Грозный был женщиной. Как рождаются исторические мифы // Родина, 1996. - 5), С. П. Новиков (Математики и история // Природа. 1997. - 2), А. В. Бялко (Мы весь. мы древний мир разрушим? // Там же), дважды -- В. Л. Янин (Нас унижающий обман // Общая газета. 1998. 9--15 апр.; Был ли Новгород Ярославлем, а Батый -- Иваном Калитой? // Известия. 1998. 11 июня). Д. Драгунский (Мода // Итоги. 1998. - 9). В апреле 1998 г. в Петербурге состоялась дискуссия: "История: наука и мифы". участники которой, представители как гуманитарных, так и физико-математических наук. с различных точек зрения показали беспочвенность попыток разрушить представления человечества о его истории. Среди выступавших были Я. А. Гордин. О. В. Творогов, А. А. Фурсенко. В. И. Старцев, В. А. Дергачев. С. Н. Полторак, Г. И. Зайцева, Ч. Э. Сымано-вич, А. И. Зайцев. Э. А. Тропп и др. Отчет о дискуссии был опубликован в журнале "Клио" (1998. - 2). В защиту А. Т. Фоменко и его единомышленников выступил в "Известиях" (1998. 27 июля) В. Беляев. В журнале "Нева" (1999. - 1) опубликована статья Г. Носовского и А. Фоменко "Старая критика и новая хронология". -- Примеч. реоакции.

Перейти на главную страницу