ШЕСТИНОЖКА

Внучка Настя Кочкина, когда гостила у деда с бабкой, очень хорошо завтракала. Молоко, кашу манную, блины с вареньем – всё уплетала за милую душу. А вот с обедом так не получалось. И всё потому, что в саду то какой-нибудь смородины попробует, то на опушке заячьей капусткой полакомится, то деревенские подружки сладкими пряниками поделятся. И в итоге к обеду у неё никакого аппетита не наблюдалось.

И вот сидит она за столом, дует на остывшие щи и занимается всякими глупостями: то ногой к кошке Мурке пристает, то из хлеба катышки делает и скармливает их Жучке, а то просто следит за мухой, как та по оконному стеклу ползает.

Бабка Кочкина в таком разе очень ругалась и грозила отправить её обратно в город к родителям. Но это когда деда Кочкина за столом не было, если же он присутствовал, бабка Кочкина пускалась на хитрость.

- Ешь скорей, - говорила она внучке, - а то дед нам историю не расскажет.

Настя очень любила, когда дед рассказывал всякие истории – уж больно занимательны они были.

- Деда, - спросила она в этот раз, - а про кого у тебя сегодня история?

- История-то? Да про Шестиножку… Давно хотел рассказать.

- Про Шестиножку? Это про комара, что ли?

- Не-е, не про комара, а про Шестиножку Плотоядного. Но это он до встречи со мной был плотоядным, а потом стал травоядным. Да ты не крутись, кушай и слушай.

Всё это случилось всамделе много лет назад. Мне, помнится, лет двенадцать было. Я тогда пионером был, и кружок юннатов посещал. Ну, мы в этом кружке всяких жучков-паучков изучали, и грядки ходили полоть на колхозном поле. А в нашу деревенскую школу должны были новые парты завезти – старые-то все пооблупились да поломались.

И вот наступает 1 сентября, а парты к нам никто не привозит. Ну, мы пишем коллективное письмо в район, дескать, так и так, учиться хотим, а писать диктанты не на чем. А из района нам в ответ пишут, что не будет у нас новых парт, потому что в Сибири, на реке Енисее, завёлся редкий зверь по названию Шестиножка Плотоядный, который весь строевой лес, что по реке сплавляют, начисто сгрызает, и парты не из чего делать. Так что, пишут, учитесь там как-нибудь на пеньках. А на пеньках какая учеба? Смех один, да и заноз от этих пеньков – мало не покажется.

Думали мы думали, и решили послать самого начитанного и головастого на эту самую реку Енисей, чтобы на месте разобраться. А тепереча угадай-ка, кто из нас был самый начитанный и головастый?

- Ты, дедушка?

- Правильно, внуча. Ну, купили мне билет туда-обратно, и отправился я в путь. Приезжаю на реку Енисей и спрашиваю у местных, не знает ли кто, где этот самый Шестиножка прячется. Как не знать, отвечают, вон под той сопкой – так они гору называют – его берлога. Так чего же, удивляюсь, вы его не изловите и от поедания плотов не отучите? Нельзя, говорят, потому что уж очень редкостный зверь и государством охраняется. А поглядеть-то на него хоть можно? Можно, пожимают плечами, только осторожно.

Ну, беру рюкзак, ножик, фонарь, спички, и отправляюсь на сопку. Берлогу его сразу нашел, а Шестиножка этот у входа лежал и тихонько скулил. Как он выглядил, говоришь? Ну, немножко на бобра смахивал, немножко на крокодила и немножко на шестиногую собаку.

- Деда, а разве бывают шестиногие собаки?

- Так я и говорю: давно это было, а тогда чего только не было… Лежит, значит, и так жалобно скулит. Чего это он, думаю, так расскулился? Пригляделся, а он весь в свежих занозах. И лапы, и хвост, и нос, и загривок, и даже язык – всё в занозах. Как ёжик какой-то. Ну, я достаю из рюкзака аптечку и пинцетом все занозы из него повытаскивал. Гляжу, повеселел мой Шестиножка, хвостом завилял. Тут начал я его пенять, зачем, мол, плоты на реке грызешь и нас без новых парт оставляешь. А он от стыда потупился и лапой в сторону тычет. Гляжу, а там табличка на дереве висит, а на ней какой-то умник большими буквами написал: ШЕСТИНОЖКА ПЛОТОЯДНЫЙ. ОХРАНЯЕТСЯ ГОСУДАРСТВОМ. Тут я всё понял. Эх ты, бедолага доверчивый, говорю, а если б тебя «камнеядным» или «стеклоядным» обозвали, так бы и пошел камни и стекло грызть? Ладно, это дело поправимо: достаю из рюкзака краски, закрашиваю слово «плотоядный» и пишу «травоядный». И угощаю его яблоком. Сначала есть не хотел, а потом распробовал – как накинулся! Целую неделю я с ним провозился – всякие травы, грибы да ягоды искать учил. Он за мной как хвостик всюду бродил, а уж как скулил при расставании…

- Дед, а дед, а я все щи доела!

- Вот и ладно, внучка.

- Только я, наверно, их зря доела, потому что ты всё про Шестиножку выдумал…

- Вот тебе на! Ты в школу в этом году ходила?

- Ходила.

- За партой сидела?

- Сидела.

- Ну вот, а если б я не назвал тогда Шестиножку Травоядным, вы бы там в школе до сих пор на пеньках бы сидели! Вот так-то, а ты говоришь – выдумал…

В лес за ёлкой.

В этот предновогодний вечер все Кочкины дружно наряжали новогоднюю елку. Ёлка была живая, потому что росла на улице, возле крылечка. С неба плавно опускались редкие снежинки и было чуть-чуть морозно. Внучка Настя Кочкина то и дело дула то в одну варежку, то в другую – руки согревала. Жучка с Муркой больше мешали, чем помогали: бегали друг за дружкой и валялись в снегу.

- Деда, а почему ты из леса ёлку не принес, чтоб в избе поставить – там ведь теплее?

- Так ведь для этого в лес надо идти, а в предновогодние дни там всякое может случиться… Ходил я как-то раз сдуру, по молодости, так еле назад вернулся.

- Ой, деда, расскажи!

- Щас ёлку дорядим, пойдем домой – там и расскажу. Подай-ка, бабка, вон ту гирлянду…

Наконец ёлка была наряжена. На самой верхушке красовалась золотая звезда, повсюду поблескивали разноцветные игрушки и шары, а на нижних мохнатых лапах даже висели настоящие морковки – для зайцев.

В доме согревались горячим чаем с плюшками и вареньем.

- Деда, ты же обещал рассказать, как в лес за ёлкой ходил.

- Давай, давай, старый, - поддержала внучку бабка Кочкина, - рассказывай, а то давненько мы небылиц не слышали.

- Небылиц, говоришь, - фыркнул дед Кочкин, - а кто-нибудь из вас ходил в лес накануне Нового Года? Нет? То-то же… Ладно, слушайте…

Вот вы говорите, лес, лес… По грибы, по ягоды, за орехами… И я так раньше думал. А дедушка мой еще когда меня предупреждал: мол, с лесом шутки плохи. Всякое в нем может произойти. А я тогда, помнится, вот как ты внуча – что, что произойти, дедушка? А он – да всякое: и заплутать можно, и пропасть, а то и совсем другим вернуться. Тропки, говорит, там всякие есть – не по той пойдешь, и поминай как звали. А я тогда был молоденький, длинный, тощий и самонадеянный. Думал, так, баламутки всё это. И вот как-то раз, перед самым Новым Годом, посылает меня маменька, как самого старшего из сыновей, в лес за ёлкой новогодней. Беру топор, становлюсь на лыжи и – в лес. На опушке поглядел – все елочки какие-то неказистые. Углубился в самую чащу. Бреду потихоньку на лыжах – в чаще-то больно не раскочегаришься – и чувствую, что что-то не так вокруг меня. Вроде, и деревья, и кусты всё те же, а что-то не так. Всё вокруг как-то ниже и ниже становиться: уже и сосны по пояс, и елочки по колено… И тут меня как обухом по голове – так это же я вырастаю! Великаном становлюсь. Видать, на такую тропку особую попал, на которой в великанов превращаются. Ну и что, спросите вы, великан и великан, подумаешь. А то, что неуютно мне стало. И страшно. А ну как, думаю, таким теперь на всю жизнь останусь? Как же на печку лазать буду – я ведь и в дом-то не влезу. Что же делать? Пора, думаю, поворачивать оглобли к дому… Ведь как тогда рассуждал – если в ту сторону вырастаю, то в обратку наверняка укорачиваться должен. Возвращаюсь по своей лыжне, вроде укорачиваюсь, сам доволен – мол, повеликанил немножко и будя… И вдруг мне подумалось: вот иду я, уменьшаюсь, значит, по дороге – а ну как я меньше себя самого стану? Заволновался я… А деревья всё выше и выше становятся… Надо, думаю, вспомнить, какой же я был изначальный. И тут меня осенило: надо себя чем-нибудь измерить! А чем в лесу себя самого можно измерить? Можно, к примеру, зайцами – ну, если их друг на дружку поставить… Но в том вся и загвоздка, что во мне, как в лес входил, аккурат было два с половиной зайца. Одного зайца поймать – это мне раз плюнуть, а если исхитриться, то и двух зараз можно, а вот половинку-то зайца как поймаешь? Получается, косоухие не годились. Ладно, думаю, а если, к примеру, медведь… Ведь когда его на задние лапы ставишь, тоже вровень со мной выходит. Да и искать их, медведей-то, зимой легче лёгкого – где парок из сугроба курится, там он и прячется. А тут и сугробик подходящий попался. Сунул я в него руку, вытащил мишку за загривок на воздух, а он, почитай, мне по колено всего-то - ну как твой плюшевый медвежонок. А сам спит себе, посапывает… Что делать, пощекотал ему брюшко и обратно в сугроб запихал – спи, мол, дальше… Иду, гляжу – еще сугроб медвежий. Второй-то мишка был уже мне по пояс. Тоже не бужу, обратно запихиваю… И вот на пути третья берлога… Тащу и чувствую, как упирается, не хочет, соня, ростом меряться. Но я – упрямый, вытащил-таки и на задние лапы ставлю. Гляжу, этот как раз вровень со мной будет – радуюсь… А он вдруг как зарычит, как лапами замахает! Ну, думаю, пора тикать… И побежал, что твой заяц, дороги не разбирая. Топор где-то обронил, лыжные палки растерял, одну лыжину в снегу оставил… Так на одной лыжине домой и прикатил. Без ёлки, зато живой и в своём размере. Вот с тех самых пор и стал теперь каждое лето живую ёлочку возле крыльца сажать. Постоит-покрасуется, отновогодничает с нами, а весной её обратно в лес, на родную опушку возвращаю. А в лес накануне Нового Года – ни ногой!

Колобок, еще колобок, еще колобок…

Волк Серёга Кочкин, по прозвищу Серый, страсть как любил колобков кушать. Румяных, с хрустящей корочкой снаружи и пышных внутри… А если еще их прутиком разрисовать всякими цветочками и загогулинками – ну как тут слюнкам не течь! Одна беда – уж больно редко они, колобки-то, ему встречались, а уж если совсем начистоту, то еще ни разу не довелось ему колобком полакомиться. Только в мечтах. Но Серый не унывал, он знал, что если чего-нибудь очень хочется, то это непременно когда-нибудь сбудется. Надо только постараться, чтобы это «когда-нибудь» к тебе приблизилось. А там уж он не оплошает!

Как-то в конце августа бабка Кочкина сварила вкусный борщ. Все Кочкины три дня его ели и нахваливали. Жучке из борща досталась огромная кость. Уж она её грызла-грызла, нагрызлась досыта и отнесла её в лес – Серого подкормить. Серый обрадовался, поблагодарил Жучку и занялся костью. Погрыз немножко, а потом размечтался.

- Да, Жучка, ты – настоящий друг, последним поделишься. Только вот почему настоящим друзьям обязательно нужно делиться?

- Тяв, это потому получается, что хорошего всегда мало, на всех не хватает.

- Вот-вот, Жучка, и я об этом говорю. Значит, надо стараться делать так, чтобы хорошего было больше…

- Тяв, это как?

- Ну вот, к примеру, Колобок… Почему его всегда в одиночку испекают?

- Тяв, но это же не блины!

- Блины не блины, погоди… не спеши… А вот представь, что их, колобков-то, много… Пусть росточком поменьше будут, ну хоть с апельсин – зато на всех хватит, а?

- Тяв! Это ты, Серый, здорово придумал! И делиться последним не придется. Так я, это, побегу, скажу Насте, чтоб выпросила кучу колобков?..

- Беги, беги, Жучка, а я здесь, на опушке, подожду… еще помечтаю…

Внучка Настя, когда чего-то очень-очень хотела, всегда начинала, хитруля, ластиться к бабушке. Дескать, бабуленька, миленькая, сделай то-то и то-то, а я уж и в избе подмету, и всех жучков колорадских с картошки пособираю. И тут уж бабка Кочкина ни в чем не могла ей отказать. Колобков, говоришь, испечь? Да пожалуйста! Колобков получилось много – целый протвень. Настя считала-считала – пятнадцать штук насчитала! Вот это да, теперь уж точно на всех хватит! Оно бы и хватило, если бы не дед Кочкин…

Он с утра ходил на пруд карасей ловить и вернулся как раз к обеду. А колобки тем временем, как обычно, охлаждались на подоконнике. А у деда Кочкина была такая привычка – когда он приходил с рыбалки, то всегда перед домашними широко растопыривал руки, чтобы показать, какой огромный карась у него сорвался. Вот и в этот раз, только он взмахнул руками, как тут же нечаянно столкнул поднос с колобками с подоконника на улицу.

Ух, как колобки-то обрадовались! Кто-то из них закричал «Свобода, братцы!», и – понеслись, запрыгали, покатились к лесу.

Волк Серёга Кочкин лежал на опушке под ёлочкой и дремал. Вдруг он услышал залихватские выкрики:

- Э-ге-гей!

- Айда!

- Дорогу колобкам!

Открыл Серый левый глаз – слева колобок к нему катится, открыл правый – справа еще один колобок подпрыгивает. Тут-то с нашим Серым конфуз и приключился! Верхняя челюсть за левым колобком потянулась, а нижняя – за правым рванулась… Да так, врастопырку, их и заклинило… Какие уж тут колобки!

Вскоре прибежала Жучка.

- Тяв! Ну что, Серый, много колобков поймал?

А Серый не то что говорить, даже скулить не в состоянии – лишь показывает лапой на перекошенные челюсти и глаза закатывает…

Жучка всё поняла и побежала за дедом Кочкиным.

Дед Кочкин аккуратно вправил Серому челюсти и потрепал по загривку, приговаривая при этом:

- Это всё, Серый, от жадности. Вот у меня на рыбалке, когда зараз на двух удочках клюёт, а ты и тут и там поймать хочешь – за удочками тянешься, чуть пополам себя не разрываешь – а толку никакого. Тут, брат, надо что-то одно выбирать, понял?

Серый понуро кивнул – понять-то он понял, только вот когда он теперь опять с колобками повстречается?..

Проголосуйте за это произведение