АВГУСТ. ГРОЗА

Стена дождя - от Невы до туда,
где небо ищет снов
и свободная совесть пророчит нам чудо.
Перед глазами - круги зонтов.

Сверкает на оконных стеклах чешуя,
слетевшая с хвостов русалок.
На уличном лотке (и в моде, и в цене!),
накрытый целлофаном, спит Иешуа,
по имени Булгаков.

Стою один. И будущее мне
поет о прошлом. И острее ветра
печаль двух сфинксов. Нева ль пред ними?
Нил?.. Какие дикие, безумные седины
у этой грустной, доброй Леты!..
И смотрят сфинксы - в сердце человечье.

И вот уже скользит незримо
судьба по краю времени - там бездна!..
Гибель?.. одиночество?..
Надежда на осечку?..
Мимо, мимо, мимо...

При вспышках солнечного бреда,
играя с небом в творчество,
парит земля, от ласк дождя сырая,
чуткая, любимая, живая.

1989

***

Я вчера растревожил равнодушие:
одного человека, послушного,
правильного, раз-беспокоил!
Это было легко:
три года острой сердечной боли,
прыжки, ожоги, запои
и несколько сотен стихов.
И всего - одного! И тот - в зеркале. Ох.

1990

***

Помнишь, милая моя,
миг один? где ты и я
словно песня: на устах
жизни чистая роса.

Воздух свеж, прозрачен.
Солнце. Сосен мачты.
Вереск. Мальчик. И над ним,
помнишь, радуги был нимб?

 
Не забыла ли, верна
мигу твоему из сна?

1990

ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

По кладбищу старинному идут
из бело-синей церкви люди...
А маленькая девочка,
рыдает на снегу...

 
- Да что ты плачешь, девочка?
Да как тебя зовут?

 
- Вот сломанная вербочка...
Сапожки ножки жмут.
Такие они тесные,
так больно ножки жмут...

И улыбнулась девочка:
- Меня Любовь зовут.

1990

ПОСМЕРТНОЕ АЛЛЕГРО

Волк серый воет на луну.
На поводке собачка лает.
Одну минорную струну
печальный бард в душе терзает.
Карась снует в пруду по дну.
Чего-то тут мне не хватает!..
Цветочки... птенчики порхают.
Да блики с солнышком играют,
как дети, в ряби на реке.
От мысли трудность убегает,
идешь себе без цели, налегке.
Как редко дни такие выпадают!..
Меня обходит, обгоняет мерин-быт.
И пыль летит из-под копыт...

1991

***

Между мною и небом - стекло.
Между словом и делом - стекло.
По-другому и быть не могло...
И солгут, присоветуют близкие.
Охладят, заметут дальние.
Телефонный диск щелкнет искрою -
и взорвется сердце,
этот искренний погреб с воспоминаньями...-
стих запишется... сон рассеется...
мы не свидимся: мир спокойнее,
терпеливее и прочней.
Не хватает лишь легкой гармонии.
Доживем без таких мелочей.

1991

КРИЗИС БАНАЛЬНОСТИ

Банален ты, как мир, который в капле отразился.
Банальна жизнь твоя: вот пенится, журчит!.. и умолкает;
и дальше смертью уж течет - невидимо, веками.
Так - здесь - течет стекло.

И сквозь него привычный свет струится -
и преломляется в прекрасный Лик тем зреньем,
что точит плоть и оживляет камень,
в них с корнем выжигая зло.
Так тлеет тело, лечит время.

Художник-память
вновь преломляет прошлое в мечту.
Так руки Господа наш труд
однажды преломили в хлебы.

Но кто заметит, что ты с миром поделился небом?
кто шифр рифмованный прочтет?
кто вены вскроет тайне?
перешагнуть банальность кто рискнет?..
Кому ты нужен здесь, свидетель с потрохами!

И жизнь - вода. И смерть - как лед.
Любовь - весна. И скоро ледоход.
Глядь, предъявляют черти грешный счет.
А чем платить тебе... стихами?

Брось их: стишки нужны больным.
Себя здоровым видит черт -
он этой платы не возьмет.

Любимый не судим.

1991

***

Тщеславия угар тяжелый и тягучий:
слепая и тупая з-лобность:
бездарность - мой кошмар!

Суди ж раба, мой дар!-
жги плетью песен лучших
меня, мой тайный голос:
судите, строки вещие, своих
надуманных соседей черновых
и режьте по живому - вы правы -
за слабость дней,
тех, долгих, где не так, как пел,
я жил...- и к этому привык -
и лгать и предавать умел,
и, растеряв друзей,
погрязший по уши в обидах,
бежал на поводке у мира...

Не подавая вида,
пройдете мимо...
Вот ваш суд.

1991

***

Идет предвечная война...
О небо синее! Весна!
Святые ваши имена
просты, как боль сердечная.
С очей моих спадает пелена -
я возвращаюсь снова к вам,
свободы цельные слова,-
оставив чуждые скрижали,
где суть моя распалась на детали.
Я столько вязких дней
в скорлупке, наспех сшитой из идей,
болтался в море мертвых строк.
Их суета сквозь швы сочилась,
переливалась через низкие борта.
Ее ладонями старательно черпал
я: уповал на справедливость!
И надорвался. Голову накрыл руками
и на дно посудины упал.
Скорлупка вскоре накренилась,
вздохнула облегченно и утопла.
А я в беспамятстве ветрами
был выброшен на камни
в законом избранной стране.
Там люди страшные живут:
меня там сосчитали!
И дым и свет там без огня,
поэзия без тайны.
Там правит бал уют.
Там дружбы нет.
Там бог зеркальный.

1991

***

Слушать душу Пушкина,
ночные лучи Тютчева,
светлое лето Фета...
Меморандум Черномырдина.

1994

САТИРИК

Я душою Печь топлю:
клином смеха тьму гоню
на свет изящной речи.
Кишат по нашему по дну
в каждом члене ледяные черти.
И, не смея лезть к огню,
тени топчутся толпой,
отравляя разум мой .

Я в зеркало долго смотрел -
и смех мой темнел,
и смерть я узнал:
я жуткое в душу впустил,
в крови растворил -
и, как мог, описал;
и крыльев лишился и сил,
и упал на осколки зеркал.

Дай мне силы, Господи, все перетерпеть...
Где же Ты... прошу Тебя... ответь...

1994 - 1999

КРЕСТ ЛЮБОВНЫЙ

1

Вновь я видел весну во сне,
но проснулся... Впервые живу наяву я!
Это ты подарила мне
бесконечную жизнь одного поцелуя.

2

Перевернутый свет
охлаждающих лет,
пересоленный снег
перекрестков дорог:

белым - теплые дни,
ибо мир справедлив;
черным - боль по любви,
ибо Бог не жесток.

3

В дом любовь не приносит покоя и счастья:
подобий рая нам не дает,- в зное страсти
лукавом, под непрочною крышей земной
задыхаясь,- но дышит, где хочет,
и дыханье ее непорочно!
Высота ее - Бог, поперечина - боль.

4

И даже едкая печаль
не смоет в памяти тот миг,
когда любовная мечта -
превыше звезд, миров иных!-
тебя провидела: печать
бессмертия легла на лик -
всей болью слез земли, с Креста
людской свободой пролитых.

1995 - 1997

НЕВОЗМОЖНО

Вещий дар воспоминанья
тайно тлел в обмане мая...
чтоб стихами прорасти
после сорока пяти.
 

Осень - золото пути:
мудрость грустного незнанья
и небывшего свиданья
радость. Сад... Пора... Прости...

Плоть не выдержит тех ран!
Явь слаба - горит в огне.
Жизнь вся - лишь стихов обман,
что сбываются... во сне.

1996

ДОЛЯ

1

Для дураков все мало слов,
а разуму не нужен стих:
так много дел у дураков,
что разума довольно с них!

В песках пустынной суеты
поэзия - глоток судьбы:
как мысль о смерти - ставит крест
на службе тяжким миражам.

Жизнь одинокая есть бред -
и мира любящим сынам
не виден или чужд поэт.

2

Россия кончилась Петра.
А Новая - пока молчит.
Рыдает март: земля мертва!..
И слякоть, ветер и бронхит
мешают верить в солнце дням,
как Гамлету "слова, слова"
мешают быть; и западня
умам трехмерным - смерть зерна:
распятый Бог и человек
Воскресший. Умер царский век
двадцатый. Март. Земля черна.

3

Ни водой рассудочной морали,
страстной водкой тоже не унять
Твоего Огня, Отец,- "стихами"
названного здесь, в темнице дня.

Ржавая пустыня предо мною:
чудо ли - державы миражи
вдруг исчезли... и почти без крови!
В трезвости кромешной можно жить...

Можно жить. Но сердце жаждет веры -
и не может разум не рождать
миражей... хотя - одни химеры,
зрительный обман, но мне их жаль...

Жаль не лжи, тем паче - "во спасенье"!
Порожденье, как ни назови,
злых песков - мираж лишь отраженье,
но не здешней - подлинной Любви.

"Счастья нет",- сказал наш царь, наш милый,
самый жизнерадостный из всех
певчих на земле. Сойдя в могилу,
обретает веру человек.

Где же ты, читатель мой... Горим
мы единым пламенем... Во сне
ты духовной жаждою томим,
я похмельем - наяву: нас нет...

 
Жизни нет, когда мы врозь. Пустыня
победила мир. Сопит унылый
рынок. На устах - песок, простые
выводы: воды, воды... войны ли...

С молчаливым страхом открестилась
церковь от поэзии. И вновь
учит боль терпению: по силам
каждому растущему - любовь.

Долг подземный - почвенная воля -
стон предсмертный - Божий зов: расти!
Вдохновение - не выбор - доля.
Но не верят... Господи, прости...

1996 - 1998

***

Восторг высот - без низкого труда -
не помнит глубины. До дна
души не исследив, лжи не узнать
под маскою бесспорного добра.
Без мук ночных нет правды дня.
Ужасней тьмы кромешной свет
вторичный - без огня,
как похоть жизни тех, кто у Креста
делил Распятого одежды. Грех -
только пустота. Но нет злей ямы,
чем "божий страх" разнузданной морали:
бог - властный судия - есть дьявол.

Бог - дуновение надежды
для падших, крест опыта -
для верных.
В Его влюбленных шепотах
рожденье всех вселенных.
Как волны на песке - века
истории, как мифы - берега.
Искусство - бег от молота
времен. Но смерть бежит лишь веры.
Пережитое зло - лишь первый
шаг в пути ученика...

1997

***

Людские глубоки сердца:
не жди ни быстрого ответа,
ни справедливого суда,
ни вдохновенья без труда.
Суть творчества - рождение лица,
достойного стать образом Творца
и славой Третьего Завета.
Но путь - где каждый стих
восстание из пепла...

Пронзительней счастья - миг
возвращенья Домой - и братьев
крылатых объятья...
Страшнее суда - свой
голос из будущего - совесть;
острее стыда - боль
проданного дара за гордость
чечевичных наград... Земной
выбор - тайна. Итог
сокрыт. Из Леты глоток...
И - белый лист пред тобой.

1997

ПЕТЕРБУРГ

Болото. Царь. Судьба.
Из слова град возник
здесь - на костях раба.
У смерти - сфинкса лик.

Стихия и гранит:
стихи растут... И дни
текут за днями... Но
спаси и сохрани -
здесь жизнь объединить
с поэзией в одно!

1997

ИКАР

1

Качаешься, свинцовые виски
зажав ладонями - в тиски
меж будущим и прошлым: не дыша,
колеблется восторга омут пьяный,
двоится ум, трезвея и шурша...
А вдруг не вынырнешь, душа,
в который раз - из ямы безымянной?

2

Провалы времени... Но смерти нет нигде:
лишь мыслей круговерть и хлорки дух в воде -
есть ложь в крови и пузырьки в судьбе -
разорванная память о себе...

Сквозь швы, ты видишь, алый воск - любовь,
под плетью несвершенных дел
пролившаяся в омут голубой...
Не ставших плотью - слов пробел
тяжел, как непростивший взгляд.

Строка жива воспоминанием, как боль,-
Орфей не мог не посмотреть назад!
Икар стал камнем. Память зла.
Стихи сбылись, не перейдя в дела.

3

Твоей обиды стыд и яд
я, время, пью,- лицом назад,
спиной вперед идя...

Но иногда... как будто на канат
вступив, дышу стихом - спокоен я:
свободный путь не изменить.

Предсмертный жизни вздох зовут
поэзией. Но остывает - копия.
Любя стихи - я полюбил уют.
А тонкая уходит в небо нить...

4

В стуже будней,
словно звезды, души.
Ужас космоса
и Слова лучик.

Сушит время нас -
смиренью учит:
"лучше уж не будет"...

И не знают люди,
как поэт им нужен,
как он солнце любит!

1998

ПОЭТУ

Лесная грусть листвой осенней
ложится в сердце... Отзвенел
цепями сладких вожделений
последний теплый день.

Ступени маленьких измен
стыдливо лижет тень.
Так тихо... Словно камень
за пазухою, в складках лени
укутанная совесть спит.

Но музыка над облаками
заставит садик плакать...
И сердце защемит.

Судом войдет и встанет память
у изголовья... Так болит -
живое...

Лазури чистой музыкант,
дыханьем смерти слух омой -
душе духовной жажды дай - наград
лишь тишины поэзии самой.

1998

ЧИТАТЕЛЮ

1

Тебя прошу, мой друг:
прости меня, мой милый,
прости за мой недуг
и не пусти в могилу.

С полузвука, с полудыхания
понимаешь - любя.
Не ищу в тебе сострадания:
не ищу, а вижу - себя.

2

Лампа. Стол. По строчкам тихо взгляд скользит.
Вдруг... слеза из сердца за рифмой пробежит...
Высотой покоя озарится жизнь.

Словно стих, играет в капле нашей мир,
вольное дитя,- чистой неги миг...
И я - у ног твоих.

3

... И Пушкина последний взгляд -
не на родных - на полки книг:
"Прощайте, милые друзья..."
Вот Страшный Суд для уз земных.

В безлюдьи мутном милые друзья,
за все, что понял - вспомнил я,
за все, что на земле люблю,
за веру в Бога вас благодарю.

1988 - 1999

СУИЦИД

Что стоишь усталый,
что в пути поник ты
головой свободной,
человек разумный?

Отшумели бури,
и лесные тайны
мертвыми упали
вкруг царя природы.

Посреди пустыни
встали небоскребы:
в мире удовольствий -
победивший разум!..
Трон комфорта прочен.

Молча в жилах льется
лунный смех, лоснится
скука, ищет грязи,
тянет, плоти чистой
алчет униженья...

Стыдно, страшно, сладко...
Вдруг - свободы путы
с тонким визгом рвутся!..

Утром кафель вымыт.
Здравы дни, как цифры.
Вечера - с семьею.
В воскресенье - церковь...

Табурет откинут.
Беспричинной злобой
затянула горло
стерильная петля.

1999

ЖЕНА

Души молочный полумрак
разлит везде - и жизнь нежна:
в ее таинственных мирах
есть сердца глубина:

как лунной грусти луч, в ней стих
мерцает - перезвон
души с душой, и легкий сон
ее лесных
ручьев журчит меж строк
в земных ночах -
единых вод единый вздох...

Из рода в род вливает страх
в нее свой яд: он муж.
Животным ужасом полны
глаза ночей. Ему ж
она верна. В том нет вины.
И спрашивать грешно:
за что? за что? за что?..

Зачем ты льешься, свет ночной?
Там волки воют... И уму
смешно соперничать с тобой,
в любви бессильному...
Но страх ревнив, старик скупой.
И соль твоя горчит.

Иль жалость это? слезы чьи
прекрасней страсти: чист
напевов русских сладкий хмель.
Но сказки наши все страшней...
Сердечко сжалось... И стучит
лишь дождик за стеклом;

души далекий метроном:
"туман, туман...
потом, потом...
потом, потом поймешь..."
Жизнь так туманна, что с ума -
захочешь - не сойдешь.

1999

РАЗЛУКА

Когда-нибудь... Когда-нибудь
мы встретимся... Одежды
так сбрасывает лес... Вот путь -
торжественный и нежный...
Души наполнит устье
последним осень сном -
и разольется грустью...
Мы все поймем,
и все простим ,
и жизнь благословим.

1999

***

Стали безвоздушные
в горле дни: тяжелая
наполняет комнату
пустота души...

Станешь тут терпимее:
вылезешь из логова,
все остришь да нравишься -
милый человек!

2000