Однажды я заключил пари с коллегой-журналистом - у кого из нас больше знакомых в городе. Лучше всего это можно было проверить на эскалаторе в метро, когда из массы пассажиров, движущейся на встречном курсе, обязательно кто-нибудь да кивнет или отвесит поклон в знак приветствия. Пока мы спускались на станцию "Проспект Руставели", с коллегой поздоровались три раза, со мной четыре. Более того, прямо на эскалаторе меня ... пригласили на вечеринку. Мимо нас наверх лестничный поток проносил однокашника по университету, и он успел поприветствовать меня, посетовать, что потерял мой телефон, и уже поверх голов многочисленных пассажиров, неотвратимо удаляясь, кричал свой новый адрес.

Вероятность таких встреч была выше в час "пик" и в центре города. И не только... Я поздно возвращался с той самой вечеринки и спешил - боялся опоздать в метро. Товарищ жил в районе новостроек, на окраине города. На верхней станции было совершенно пусто. Только милиционер дремал, сидя на стуле у турникетов. Мерно шумел мотор эскалатора. Снизу тянуло легкой прохладой, приправленной запахом резины. Чуть подрагивала ступень, на которой я стоял. Клонило ко сну. Тут я ободрился - приближаясь и все более возвышаясь, по движущейся лестнице поднималась вверх знакомая женщина...

Я начал предаваться рассуждениям, что мир тесен. Но когда стал допускать, что становлюсь известным как журналист, отвлекся - спустившись на платформу, неожиданно для себя застал ее многолюдной. На станции в ожидании поезда томились солдаты - 50-60 десантников из ВДВ. Они не выглядели такими крутыми и бравыми, какими их обычно представляло население. Некоторые даже не вышли ростом. Еще то, что "ребятушки", видимо, возвращались с экскурсии по городу и сильно подустали.

Сказывались и мой возраст и привычка, оставшаяся от армии - если кто призывался после тебя, значит, он - во всех случаях "молодой". Один парнишка (вся грудь в значках) спорил с другим, щупая пальцем колонну, из гранита она или из мрамора.

Я прошел в конец платформы. Поезд запаздывал. Мое внимание обратили двое рядовых. Они стояли чуть поодаль от своих товарищей. Мне показалось, что у одного из них вид школяра, который совсем недавно получил взбучку. Берет у него чуть набекрень, из-под которого выбивался залихватский чуб, но светлые глаза смотрели виновато и грустно, а пшеничного цвета усы даже поникли. Другой солдат вроде как сочувственно говорил с ним, но оставлял впечатление человека, который посчитал нелишним поговорить с нашкодившим приятелем. Физиономия у него была, как у людей правильных и у себя на уме. Не исключено, что он предпочел бы, чтобы их разговор не очень бросался в глаза, и поэтому, когда я обратился к ним, осторожно и быстро осмотрелся и сделал шаг в сторону.

Разговор они вели в весьма обычном для армии стиле - разухабистый мат-перемат, но тон располагал к доверительности, дескать, "понимания вокруг мало, ничего для души".

Мои вопросы не отличались оригинальностью, мол, откуда родом, как идет служба. Говорил только тот, что выглядел грустным. Он явно тянулся к общению, видно было, что от него ему становилось легче. "Что он мог такое натворить?" - подумал я. Из разговора узнал, что парень этот из Ростова, служит уже второй год, что едут они на вокзал, а оттуда - на электричке в часть. К нам присоединился один припозднившийся пьяный мужчина. Он нудно рассказывал о своей службе в армии.

- А почему народ стоит не на той платформе? - вдруг спохватился я, - если вам на вокзал, то надо перейти на другую сторону станции.

Тут подъехал состав, и солдаты засуетились, двинулись было заполнять вагоны.

- Стойте, стойте! Это не наш поезд! - взбодренный возможностью проявить себя с лучшей стороны завопил во всю мочь мой новый знакомый. Я еще заметил, что голос у него поставленный, выработанный, как у артистов или офицеров. Десантники в нерешительности остановились, некоторые, кто уже вошел в вагоны, быстро в спешке повыскакивали из них. Пока выясняли, что к чему, со стуком закрылись двери поезда, и он, совсем пустой, умчался. От сбившихся в группку растерянных солдат отделилась фигура. Невысокого роста худощавый мужчина в форме старшины решительно направился в нашу сторону. Я обратил еще внимание, как быстро-быстро семенили его худые ноги. Лицо у старшины было сильно обветрено и можно было предположить, что он - инструктор по прыжкам с парашютом. "Сам, наверное, сделал не менее тысячи прыжков". Служилый отдал честь. Я начал говорить ему о том, как надо добираться до вокзала, а тот меня отрезал: "Ну, чего вы суетесь! Мы же на электричку опаздываем!" Он старался быть предельно вежливым со мной, гражданским, тем более из местных. И здесь меня осенило, что ехать надо им не на центральный вокзал, а на периферийный - в Навтлуги. Я замолк. Занудливый пьяный собеседник, чтобы отмежеваться от скандального конфуза, вызывающе толкнул меня в плечо. Я сохранял невозмутимость, и это урезонило пьянчужку. "Опять ты, Шуранов..." - обрушился старшина на солдатика. Далее последовал отборнейший мат... Шуранов стоял, потупившись, весь красный. Его товарища не было видно. Тот вдруг испарился. Я поискал его глазами и увидел, что он прячется за гранитную колонну и воровито-предательски выглядывает оттуда.

Тут подкатил мой поезд. Я и тот пьяный вошли в почти пустой вагон. Он ухнулся на скамейку. Я продолжал наблюдать из вагона. Состав тронулся и с места в карьер ринулся в туннель.

Проголосуйте за это произведение

Copyright (c) "Русский переплет"