Стихотворения - 2

Не молчи. А если можешь - не спи,
ни прорехи, жизнь уже между нами
не вместится, канет возок в степи,
кончится улица марсианскими снами -

разговор не прервется. Тобой, листвой -
мир сумеет высказаться откровенно.
Но сильней, чем голос твой выдох мой,
до чего договорится прибой
после нас - мне все равно совершенно.

И когда уйду или уйдешь,
здесь останется все, чем мы вместе были,
то есть - быть хотели: мосты и дождь -
захлебнувшейся речью к простухе пыли.



Мне так нравится спотыкаться
			о порог твоих рук,
о гранитный берег - запинаться с разбега,
и нарушать границы, рассеиваться вокруг
радугой, мелкой изморосью, ракетами в честь победы

кого не знаю над кем - но мы поздравляем всех,
пусть никто не забыт: галочьи и скворечьи
глаза домов, в них ужас, все понимающий снег
и небо, гигантской птицей летящее с Замоскворечья.



Вечером в МАХЛ

Не бойся, жизнь научит,
обтешет естество
до нервов, до летучей
призрАчности его.

До звона лихорадки,
в класс смертныя тоски -
пиши себе в тетрадке,
марай свои листки.

Ведь, педагог-растлитель,
смеситель нас сирот,
пришел уже учитель,
чернеет у ворот,

когда реки не видно,
но дрожь и огоньки
правдивей и бесстыдней
буквальности реки.




Как океан, обрушив на утлый берег волну,
обогащает сушу подарками ни к селу,
ни к городу: все пустые раковины, весло,
ошметки другой стихии, им тоже не повезло,

- Так невозможность встречи ошеломляет ум.
Не сразу. Но в первый вечер услышишь поющий шум,
И густ и прозрачен воздух, и краскам потерян счет.
Беречься от боли поздно, а кажется - пронесет.

Но вот наступает завтра, за шеломянем еси,
И гиблая твоя дамба, попробуй себя спаси,
Разлука разносит в щепки все то, что было тобой,
И Бог его знает, где ты - нигде, слепой и глухой.

Но думаешь не о смерти в темно-зеленой воде,
О (сверху льющемся) свете, а, в общем, о ерунде:
Что дальше будет с тобою, и - вдруг замечая дрожь -
Умытый соленой волною, сейчас, на что ты похож.


					С.

Сварим борщ, товарищ, до белого буряка,
разольем в округе - бомжей, котов
оросим; панельные берега
закипают в охре: потоп, потоп.

Наши города поменяли масть:
это кто-то блудит языком, кот;
то закат твой шкода по крышам шасть,
о пороги трется, к рукам не льнет.

Громыхнет на западе: соли брось,
Дотечет к тебе сметана облаков.
Бездомным запахи, своре кость,
нам темная юшка слов слов.




Отпусти меня, степь,
я здесь слишком дома.
Помолчи-ка, ветр,
будешь ласков с другими, ОК?

Языку что ль цепь
от акына до млека Дона,
от татар, эсэссэр
не сломать, уйти налегке.

Подберись, как кошка, пейзаж,
тебя слишком много -
сине-жирное небо, и глаз зачах,

я тебе не страж.
Ноги что ли свяжет дорога
на семи холмах, мужиков костях, черта на рогах.

Есть края, под размер подогнаны
мой, города - по плечу,
и шагнуть туда, Волга Вологда
молоко, не слышно ничуть.




Ничего не помню, проснусь в Тоскане
деревом на равнине.
Ни ума, ни родины, проросши снами
о яви ныне.

Только так, в беспамятстве, застывшем теле
и линять отселе,
уходить легко из плоти хищной
свистом птичьим.

Я скажу: "Нно, венетские кони",
хоп холмы.
Снесет полотно от русской зимы,
отчей погони.