В октябре 2007 года в стране началась очередная компания по борьбе с ростом цен на продукты питания. Как всегда, борьбу начали с поиска тех, кто вошел в сговор. Свалили было на крестьян, да вовремя одумались (что вообще-то удивительно): если литр молока у крестьян покупают за 6-9 рублей, а в городе продают за 40-50 (хорошо еще не долларов), крестьяне тут вроде не при чем. Запамятовали видно, что у нас цены и без всякого сговора растут, как бурьян. А с другой стороны — чего б не побороться с ветряными мельницами за депутатскую зарплату — неприкосновенность есть и бока как Дон-Кихоту не намнут. К телевизору страшно даже прикоснуться — раскален как утюг. А «сговорщиков», похоже, так и не нашли. Найдут ли? Подобных феноменов нашего бытия в самых разных областях и проживания, и человеческой деятельности тьма тьмущая, хоть лопатой греби, — все знают о них, все рассуждают о них, но относятся к ним как к обычному природному явлению: дорогу выбило, а залатать асфальт некому. Почему? Да потому что потрудиться надо, и не только ручками, а снять с глаз шоры, а из души убрать сурдинку. Редко кому из писателей или журналистов, не говоря уж о политиках и чиновниках, удается осмыслить многочисленные, очевидные для массы граждан факты и найти причины и структуру явлений. Для этого надо не только глядеть, но и видеть, не только пропускать через ум, но и через душу.
Но есть, есть еще совестливые люди, которые могут и руками поработать, и головой. Эту книгу, которую ты, читатель, только что прочитал, написал именно такой человек, Виталий Иванович Зеленский, сибиряк, литератор, общественный деятель. И в ней, в этой книге, ты наверняка нашел ответы на многие вопросы не только вчерашнего дня, но и сегодняшнего, и завтрашнего.
Зададимся вопросом: а что, условия труда фермера стали лучше по сравнению с теми, что реально существовали в общинных хозяйствах советского периода? — спрашивает Зеленский в конце 90-х годов и позволяет себе усомниться в этом, поскольку по многим экономическим показателям Россия за десятилетие реформ оказалась отброшенной на уровень начала-середины века.
«Сделайте несложные вычисления и скажите по чести: чьих же рук дело это попятное движение страны к нелучшему «будущему». Только безграмотный или бессовестный журналист мог ляпнуть в эфире о «родимых пятнах социализма», мешающих якобы «дальнейшему прогрессу» российской экономики и культуры. Вытрави эти пятна из сознания людей, и ты очутишься в обществе цивилизованных рабов, управляемом мировым финансовым капиталом через местных феодалов».
Так-то вот, а вы — крестьяне виноваты…
Книга состоит не только из статистики, без которой настоящему публицисту не обойтись. Это внушительная подборка добротной прозы, полемичных заметок, остроумных замечаний и блистательных пассажей. Это действительно «Избранное», отвечающее самому взыскательному читателю и вкусу.
В.И. Зеленский, тщательно отобрав в юбилейный том произведения последних (постперестроечных) лет, признается не без гордости и не без чувства удовлетворения — сродни чувству крестьянина, засыпавшего в закрома весь хлеб без потерь: «Я писатель одной темы». Он прав: тема его произведений, действительно, одна — жизнь. Наша жизнь, которой живет все мы, и которой мы или восхищаемся или возмущаемся — это уж кому как на роду написано и у кого какая душа и какое сердце. Да и есть ли, положа руку на сердце, другая тема?
Достаточно прочитать в этой книге одну наугад выбранную вещь, и понимаешь, что Виталий Зеленский не только публицист, но и прозаик, и критик и, по большому счету, поэт. Практически все его произведения наполнены лиризмом и пронизаны мелодичностью, недаром он наизусть знает Сергея Есенина и еще сотни стихотворений других русских (и не только) поэтов, и сотни, если не тысячи песен. Его памяти и чутью на «настоящее» можно только удивляться. Он может часами читать по памяти не только «Евгения Онегина» (что стало давно уже своеобразной визитной карточкой литературной образованности), но и написанные давным-давно поэтические строки, редко кем вспоминаемые сегодня, и они оживают и расцвечиваются светом дня сегодняшнего. Естественно, эта любовь к поэтическому наследию не могла не сказаться и на собственном творчестве писателя. Хотя и признается он, что «писателю-публицисту больше приходится читать чужие произведения, нежели писать что-либо свое», Виталий Иванович явно скромничает. «Своих» произведений у него вполне хватает — всем бы так.
Чтобы не быть голословным насчет поэтичности его произведений, приведу отрывок из очерка «Лишняя совесть», в котором автор полемизирует с депутатом Госдумы Владимиром Рыжковым, похвалявшимся ради пущей экзотики тем, что в детстве ловил сусликов, и предлагает на этот предмет настоящую поэму.
«Смотрел недавно какой-то азиатский фильм, и поразили меня слова юного героя. Он сказал, что часто уходит в степь «слушать пение сусликов». Этот мальчик настоящий поэт, ибо только для человека, тонко чувствующего природу, все нестройные звуки степи, от посвиста ветра в ковылях, слабого писка мышонка, до льющейся с вышины звонкой трели жаворонка, слагаются в одну ликующую мелодию. И только любящему сердцу степняка различимы здесь все голоса и все оттенки жизни...
Суслик выбирается на свет божий в первый по-настоящему весенний день, примерно через час после рассвета. Выбравшись, он встает на задние лапки и своими быстрыми, расставленными у самой макушки, глазами мгновенно схватывает оживающую под солнцем степь. Ты слышишь громкий, высокий и пронзительный свист. Это вопль дикого восторга, словно зверек хочет всем, всем, всем сообщить, что вот он проснулся, он жив, проснитесь же и вы и пойте, пойте, пойте!
Пройдет немного дней, и веселого солиста обуяет страсть, голос его станет и зазывный, и требовательный, и томный: где ты, моя ненаглядная, отзовись! — А вот она я, жду тебя, спешу к тебе, мы будем любить друг друга, у нас будет много пушистеньких славных сусляток!»
Право, ни у кого не читал подобного про сусликов! Про людей-то так уже давно не пишут!
Пишет ли В. Зеленский о годах своего детства, пишет ли о событиях юности, зрелости, о старинном своем знакомом или человеке широко известном, везде как наяву видишь необъятные просторы нашей земли, причем не только в ее пространственном выражении, но и временном. Именно этот — исторический, а еще вернее, историко-географический (по образованию В.И. Зеленский географ, окончил МГУ) — взгляд на вещи придает его произведениям объемность и стереоскопичность, и четкую привязку к годам и верстам. И этому есть простое объяснение: вглядываясь в прошлое, четко фиксируя в нем координаты места, лучше видишь будущее. Виталия Ивановича заботит всё: и место России в мире, и место Сибири в России, и собственное место в Сибири, России, мире.
И еще немаловажно — читая его очерки и публицистику, видишь не столько его самого (в отличие от подавляющего большинства пишущих современников), а людей, прежде всего, труда, людей чести, долга, совести. Видишь тружеников полей, на которых проходило все самое важное — и посев, и сбор урожая; видишь учителей и литераторов, военных и государственных деятелей, помыслы чьи были высоки, а дела чисты, которые отдавали себя целиком делу и людям, без всякой корысти и тщеславия. И понимаешь, что только благодаря таким людям стояла и стоит земля русская. Земля открытых людей, тружеников и не стяжателей.
«Сегодня чистому интеллигенту нет надобности пачкаться в грязи, — пишет В.И. Зеленский, — демонстрируя свою близость к народу, не надо мельтешиться без толку в толпе. В мире произошло глубокое разделение труда. И если ты не пашешь в поле, не рубаешь в шахте уголек, не плавишь металл, не кладешь кирпичи на стройке, а работаешь умом, двигаешь науку, составляешь проекты, сочиняешь музыку, стихи, пишешь художественные полотна или ваяешь образы из вечных материалов, — твори и радуйся удачам, но будь с народом душой и помыслами своими, это уже много».
Зеленский прав: он писатель одной темы. Он признает людей-сеятелей. Неважно, сеешь ты зерно или слово, главное — сеешь доброе и вечное. Как Николай Михайлович Ядринцев, герой очерка «Сибирь как колония» и яркого произведения «Великий радетель Сибири», положивший жизнь свою для признания и процветания Сибири.
Прочитав эту книгу, не можешь избавиться от ощущения, что побывал в краю, где царит разум и труд. Очерки о «простых» людях и общественных деятелях Сибири — это само собой разумеющееся, но даже если речь идет о «деятелях» думцах или членах правительства, дискредитирующих себя как словами, так и делами, то и там ясно видна сверхзадача: для очищения почвы и воздуха, во имя торжества справедливости.
Зеленский любит (и может) расставлять акценты и ставить точки над i. У него это получается лапидарно и беспощадно. Недаром его любимым автором является М.Е. Салтыков-Щедрин.
«Мы этих искусников видим постоянно на экранах телевизоров. Молодые холеные красавицы и красавцы-мужчины «в соку» с настойчивостью и терпением новых апостолов, рассказывают мне, темному пожилому туземцу, как я жил все те годы, пока их родители искали друг друга, рожали, выкармливали будущих интеллектуалов, подтирали им сопли, а потом советская школа, университет и комсомол готовили оболтусов к интересной жизни в студиях и редакциях.
«Нам семьдесят лет внушали не то, что надо», — слышатся звонкие голоса демократических петушков и курочек. — «В стране правил тоталитарный режим», «Мы пережили ужасы коммунизма» и т.п.
Как же заманчиво, черт возьми, вывести подвид современного человека — Хомо свинтус! Жаль, что это едва ли произойдет в обозримом будущем, тогда как демократические реформы пора бы уже завершить».
Читаешь книгу легко. Ирония, шутка органично присутствует в тексте («из кругов, близких к каптерке», «дрова для отопления помещений школы и жилья, где квартировали преподаватели, — стояли на корню в окрестных лесных угодьях», «Наши надутые «хозяева жизни» — всего лишь пешки в глобальной игре, где главным призом объявлены природные богатства России. А пешками назад не ходят…», «У нас же в Сибири и на овчину закупочные цены стали таковы, что крестьянин не без оснований подозревает, что их регулируют сами бараны. Двуногие.» и т.п.). В. Зеленский любит цитаты, и все они удивительно точно характеризуют событие или персонаж. Вот, например, в «Великом радетеле Сибири» он цитирует Николая Ядринцева:
«Тип заводских мастеровых и фабричных резко отличается от соседних крестьян. Фабричные мастеровые отличаются от рабочих рудников и заводов, последние исключительно заняты тяжелыми земляными рудничными работами и плавкой металла. Одна жизнь — циклопов, другая — саламандр. Эти заводские рабочие носят местное название «бергалов». Бергал — грозное имя окружных местностей. Тип настоящего бергала контраст робких мастеровых Колыванской фабрики. Необыкновенный физический труд развил у него некоторые органы в ущерб другим. От сильного напряжения рук пальцы толстеют; руки, выбрасывающие 1200 пудов земли в день, работающие киркой о камень — не руки, а лапы; кулак напоминает гирю; от усиленного постоянною работою кровообращения увеличиваются в объеме органы дыхания и двигатель крови — сердце, раздражительное сердце; грудь выдается колесом. Бергал в работе зверь. Пустую, но напрасную обиду ни за что не снесет. Выругает так, что любая барыня, услыхав, упала бы в обморок, или еще хуже — угостит палкой или ломом. Слыша над собой вечно брань, он сам олицетворенная хула. Человек давно без собственности, без будущности, он беззаветен, беспечен, разгулен, дерзок; вечно с насмешкой на устах; он не привык к жалости, ибо он не видел ее; озлобленный, беспощадный, он гроза, куда появляется. Этот заводской пролетарий давно потерял образ мирного, благодушного крестьянина».
Очень четко проводит писатель разграничительную, демаркационную линию между похожими (на первый или на поверхностный взгляд) явлениями:
«Немолчные запросы жизни… Не это ли настоящий побудительный мотив, главный «заказчик» для честного русского интеллигента-творца на все времена! У писателей-шестидесятников позапрошлого века идеи служения истине, своему несчастному народу стояли на переднем плане и ценились превыше всех богатств. Возникшее во второй половине века XX-го движение новых шестидесятников вдохновлялось иными помыслами, и следы творческой деятельности некоторых напоминают ржавые подтеки из прохудившихся труб».
Чтобы не пересказывать уже сказанное самим В.И. Зеленским, в заключение процитирую его самого. В этом отрывке он хорошо виден сам и прекрасно видна его сверхзадача.
«За нашими предками подвиг освоения Сибири, выход русских к Великому океану.
Воздадим должное 70-летнему подвижничеству советских людей, рабочих, крестьян, ученых и художников, сделавших все для превращения слабеющей, технически отсталой России во вторую промышленную сверхдержаву мира с высочайшим уровнем образования и культуры.
И эти несметные сокровища — материальные и духовные — как с неба упали потомкам в расставленные руки: владейте, умножайте, берегите для следующих за вами поколений! Ведь все было по плечу нашему человеку, пока он верил в правду на Земле и народную справедливость, верил в братство людей, в торжество добра над лихом.
Но подобно римскому императору Юлиану-отступнику (IV век), наши недруги задумали восстановить в России языческое поклонение истуканам и золотому тельцу наживы. Толпы разного рода шарлатанов в обличье духовных наставников устремились в Россию сеять хаос в умах, насаждать в них древнюю звериную мораль: «Человек человеку волк!»
…Наблюдаемый сегодня уровень распространенной как болезнь нравственной глухоты и низости проявляется уже в том, что бывший гордый советский человек, живя в нужде и страхе за свое личное благополучие, не видит, или не хочет видеть, здесь прямую связь с огромной бедой, нависшей над его Родиной.
Россия бьется в объятиях всемирного финансового спрута. Она позорно зависима от иностранного капитала, с нею уже обращаются как с отсталой колонией, она унижена и оскорблена. Но кто-то снова и снова должен объяснять людям очевидное: твой личный достаток, личная твоя безопасность, личное достоинство, твои надежды на лучшее будущее — все это может быть достигнуто, все сбудется, если только ты будешь жить в могучем, защищенном государстве, где правят умные и справедливые законы. Кому ты его доверил, и что с ним сегодня сталось?
Не кажется ли вам, граждане, что приносить бесконечные жертвы ради низменных интересов меньшинства так же аморально, как и требовать этих жертв от заглотнувшего блестящую обманку большинства? Когда-то оно ее выплюнет.
…Всеобщее запустение — вот страшная беда разоренной капитализаторами России. Запущены не только заводы и поля, запущена, отдана на откуп болезням и вредителям ранимая человеческая душа. Кто-нибудь принял на себя вину за это?
У нас так мало нынче действующих умных людей и так много развелось бездельников и паразитов... Вот и суетятся, ползут, семеня ножками, цепкие политические клещи, ищут подступы к большому теплокровному организму, где хорошо бы присосаться.
…Я не льщу себя надеждой перевоспитать кого-либо в духе самоотречения во имя высших идеалов человечества. Каждому свое время. Но человек должен подумать не только о спасении души (за это можно помолиться — полегчает), но и о бренной плоти стоит подумать, она идет на убыль.
Не призываю возлюбить Советскую власть, но посмотреть надо спокойно и непредвзято: что там было ценного, чего нельзя терять. Мы будем слушать без конца невежд и лгунов, мерзавцев и провокаторов, нас все дальше будут уводить от самих себя, мы будем вымирать и плакаться, до тех пор, пока не перестанем злословить советский уклад жизни и общественного устройства, не признаемся тихо, про себя, что были недалекими политиками и дали себя одурачить, не принесем в душе покаяния старшим поколениям, чьи труды и заслуги перед Отечеством мы предали, покуда не научимся уважать историю и науку. Без этого не будет ни примирения, ни согласия в России.
Никто не даст нам избавленья…»

Виорэль Ломов