Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум --> Первая десятка "Русского переплета" Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?

Поэзия
8 мая 2024 года

Владимир Еремёнко

(1949-1993)

* * *

Шепчу родные имена,

Стою, слепой, перед закатом, —

Я был поэт во времена,

Когда легко не быть солдатом.

Но знал основу: чёрный креп

И скорбный мир в безмерной силе,

Где люди согревали хлеб

И печи Байроном топили...

* * *

Над снегами стою, оробелый,

И ушедшего слышу верней:

— Говори мне о Родине белой,

Я столетья не слышал о ней.

У могилы истлела лопата,

В небо вывернут комель креста.

Что душа её — так же крылата?

Что казна её — так же пуста?

Есть великое Имя на плитах,

Там, где памяти пламенный куст

Я ровесников видел убитых.

Мне не надобно правды из уст.

Может, Родине имя — Утрата?

Потому и не ставим креста?

А душа её так же крылата.

И казна её так же пуста.

НА ВЫСТАВКЕ ЕФИМА ЧЕСТНЯКОВА

Глубокий праздник нищего народа.

Степенный ряд детей великодушных.

И под свирель суждений простодушных —

Волшебный хлеб. Волшебная природа.

Земля моя, какая бездна слуха,

Подумать только, у твоих соцветий!

Весь горний мир охватывает ухо.

А в рамах — дети, дети, дети, дети...

Небесный город. Дикий гриб на срезе.

Откуда что — постигнуть не по чину.

Лучину жгут под аркой Пиранези,

И свет из рук стекает на лучину.

Да есть ли мысль за взглядами прямыми?

Горит ладонь. Пред ней горит заплата.

Стоят. Молчат. Ни ветерка меж ними.

И всё текут, текут, текут куда-то.

Непостижимо. Эти люди — голы.

Какое в них грядущим назиданье?

Должно быть, мастер сам тесал глаголы.

И сам вложил их в срубы мирозданья.

И потому едины в тесной раме,

Равно любимы будущим и сущим

Они и мы. И те, что вслед за нами.

И весь черёд грядущих вслед грядущим.

* * *

Сердце говорит и болит,

В небо распахнулось пальто.

Как в глубоком детстве, навзрыд,

Родину люблю ни за что.

Юность истощилась, как мел.

Опыт не велик и не мал.

Песен не испел — не умел.

Гимнов не сложил — не желал.

Каково ей — мне ли не знать, —

Нас не порознь клали под гнёт.

И отца ей отдал и мать.

И себя отдам, как возьмёт.

Ступишь в синеву – и забыт.

Сроду не копили обид…

Сердце говорит и болит.

Просто говорит и болит.

* * *

Глаза раскроем не спеша,

Необъяснимые, как дети,

Какая ясная душа

У этой рощи на рассвете!

Смотри — октябрь. А вон апрель!

Смеёмся, времени не зная.

Какая чуткая свирель

Её артерия сквозная!

Взгляни: над нею мир и мать

Колдуют, звуки исторгая.

Но нет желанья постигать.

А только жить. Не постигая.

* * *

Я благодарен искренней стране,

За то, что верил по своей вине,

За то, что свет и память брал без спросу

И камнем стал по первому доносу.

* * *

За спинами робких прохожих

Щеколд задвигаемых лай.

Какая эпоха, о боже?

Иосиф? Иван? Николай?

Иные с мечтой о побеге.

Иные с мольбой: «Пронеси!»

Твердыня — в Рождественском снеге.

И алый цветок на оси!

Прости, если, чудик разумный,

Гляжу безутешной совой.

Храни этот вихорь безумный,

Летящий на нас по кривой!

Глухих колесниц и коленей

В метели неведом разлад.

Волнение снега нетленней

Засовов, зубцов и оград.

Твой спутник — забудем об этом:

О будущем дума пуста, —

Когда-нибудь станет поэтом,

Достойным любви и креста.

Он тенью обласкан соборной,

Он дружеским светом храним!

На площади красной и чёрной

Природа сомкнется над ним.

И «я» его, верно, заглавней

Иных. И надменней молвы…

О, всё это выйдет бесславней,

Страшней и надежней, увы.

Но сцена прощанья знакома —

Разумному нечем помочь.

И он рассмеётся у дома,

Целуя летящую ночь.

* * *

Были руки старух вплетены

В сердцевину сполошного схода.

Репродукторов чёрных вьюны

Застилало слезами народа.

Сквозь сознание наискосок

Кровь убитых стекала по стали —

Погружали ладони в песок

И игрушки мои рассыпали…

Меры бед проступали вчерне.

День качался репьём на могиле.

Двое выжили в этой войне

И второе дитя схоронили.

И когда замерзала земля

На отвале таганского штрека,

Я родился в версте от Кремля

В середине двадцатого века.

ВЛАДИМИРУ СОКОЛОВУ

На вечных вершинах природы людской

Горит ли окошко твоей мастерской?

А может быть, лампу задуло?

А может, плющом затянуло?

Сквозь ветхую кровлю проходят лучи.

Зима прилетает на пламя свечи.

И крылья холодные тают…

И в звонкую кружку стекают.

А где-то внизу миновала война,

И матери детям дают имена.

И дети к сухому подножью

Приходят по искорку божью…

И лица к тебе обращают на миг:

Что шепчет о пламени этот старик?

Что ищет среди сухостоя?

Пустое… Пустое… Пустое…

Какой он угрюмый и странный на вид?

— Смотрите, окошко горит!

* * *

Вот полупревращений хоровод:

Стал птицей человек, а не поёт,

Напялил время задом наперёд,

Из вечности пришёл и смерти ждёт.

Так хочется к природе на крючок!

Кому ты жабры продал, дурачок?

* * *

Кровавый луг российской пасторали,

Где матери отцов не выбирали,

Войной распахан, немощью засеян,

Потомками заблёван и осмеян,

Лежит вдали от шума городского…

Вот истинное поле Куликово…

* * *

Затаился в подъезде, дурак,

В сокровенное слово влюблённый,

И курю потихоньку в кулак —

Это юности кокон зелёный.

Сохрани меня, юность, не рань,

Огради от железных ухмылок,

Я почти миновал эту грань

Между ветром в лицо и в затылок.

Только шаг, и затеет кружить

Сонных улиц кривая воронка.

Я успел в свои строки вложить

Неподкупную память ребёнка.

Кто пройдёт мою жизнь по следам

И поставит мой том по ранжиру?

Что ещё поневоле отдам

За признанья, не нужные миру?

Лишь бы слово задело умы!

Но на лицах улыбка играет.

Я стою на пороге зимы,

И меня ремесло выбирает...

Проголосуйте за это произведение