Закрывается то один провинциальный журнал, то другой - исчезают с карты России островки духовности и образования, наконец, исторической памяти народа. "Подъем" является именно одним из таких островков, к счастью, уцелевших, который собирает мыслящих людей, людей неравнодушных, болеющих за русский язык и вековые традиции нашей страны.

ПРОЗА

Виктор НИКИТИН

ИСЧЕЗНУТ, КАК ПТИЦЫ

Роман═ ═══════════════════

Продолжение. Начало в ╧8, 2004 г.

════════════════════════════ ══════ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

═════════════════════════ ═══════ПЛАТЬЕ ПРОШУРШАЛО

════ Светлое чувство свободы вернулось к Гостеву после установления крепкого мира, надежность которого была удостоверена по╜дписанием им деревенского адреса на конверте для скорейшего ответного письма бабушки к сестре, чтобы она не волновалась и была вполне уверена в том, что и лекарство дай бог найдёт╜ся и Василия приветим, посодействуем его поступлению в нужный ему институт. Так ведь сложно будет поступить, заметил Гостев, конкурс какой, готов ли парень? Ничего, разберётся, сказала бабушка. Э, нет, не скажи, не отставал Гостев, в деревне не то обучение, что в городе. У нас в роду все способные были, не отступалась бабушка. Ну и что? √ восклицал Гостев. √ Что такое способности? Сколько надо труда, чтобы развить их до положительного результата, который может быть отодвинут, а то и вовсе зачёркнут какой-нибудь посторонней случайностью, злой волей или собственной минутной слабостью, чудовищным промахом, не вернёшь потом ничего, не поставишь на прежние позиции, всё сначала, год пройдёт, иное время, иное бремя, сама же говори╜ла, так стоит ли ему вообще сюда приезжать, силы свои юные растрачивать и нервы расстраивать, может быть там, на родине своей малой, в деревеньке-колхознице, он большего достигнет и сподручней ему там будет и радостней, как говорится, лучше в малом, да удача, чем в огромном, да провал, а? Карась сор╜вётся √ щука навернется, не сдавалась бабушка.

════ Покуда Гостев так забавлялся, испытывая на прочность заключенный мир, особо не перегибая при этом палку, время, вместе со степенным и благоразумным вечером, окончательно уводило под руки суматошный, шедший спотыкающейся походкой день с освещенных улиц в затенённые переулки. Тронуло оно и Гостева своими вытянувшимися стрелками; он очнулся и вошёл к себе в комнату; встал у окна. Еще хорошо видно было. Вспомнил поче╜му-то Африку. И слышно: удары глухие, бухающие. Понял почему. Где-то тень отца Гостева хлопала резинкой. Но нет, это ковёр выбивали во дворе. Девочка Пылька взметнула свою юбку. Он потянул ноздрями воздух. Протереть. Легко. Словно не портить отношений. Обычно бабушка заботилась, приглядывала за поряд╜ком, гоняла иной раз бедную девочку по квартире. Два дня пролежать в этой комнате. Читать. Этот уже заканчивается. Утро отодвинулось куда-то далеко, он словно сбросил ту первомайс╜кую кожу, мельканье многих лиц для него стало просто каким-то безбрежным пустоголовьем. Он всё забыл. Читать √ это как путешествовать. Оттягивая резинку √ и по ковру. Легко сказать. Для путешествия нужно придумать себе имя. Такое, как Эдвард Гордон, например. Текст /стр.107/: ╚Ой!╩ √ вскрикнула она. Их взгляды скрестились. Он отметил бледность ее властного лица на миг уступившего растерянности и сразу вспомнил недавнюю встречу: дорога, карета, скомканная в ярости чёрная перчатка, потом превосходная шляпка и изысканное кружево на платье из тонкого индийского муслина. Ещё два толчка его ставшего вдруг незнакомым сердца, и её платье═ прошуршало...╩ Ехать, только ехать. Но куда? Везде то же самое. Ни одного города нет так, как нужно, как хочется. Приходится его себе придумы╜вать. Путешествовать по книге. Вычертить план, схему, карту страны, не продуктов, в которой он мог бы жить. Он и сейчас живёт, но как-то нелегально, или, если принять во внимание окружение его границ бескрайними территориями, с которых каж╜дую минуту жди лихих, беззастенчивых набегов, √ словно в под╜чинённом карликовом княжестве, подразумеваемую мощь которого и глубину не дано измерить посторонним, а считают все взапра╜вду его и слабым и не имеющим веса на так называемой жизнен╜ной арене. Неприятные эпизоды, борьба за самостоятельность, спорная территория, очаг напряженности... В конечном счете есть чему огорчаться помимо собственной жизни. Она случается как-то сама собой, без особых усилий с его стороны. Строго говоря, можно вообще их не прикладывать √ результат будет тот же. А сверхусилия, как известно, не приводят даже к обычному результату. Вот он хоть по карте идет по жизни, а чувствует, что не та она. Очень примитивна. Продукты. Читаем дальше (стр. 108): ╚... это его не выбило из колеи, собравшись с духом, он спустился вниз и поужинал пирогом с сёмгой, форелью из ре╜ки Уай, тушёным мясом по-крестьянски (говядине в пиве Гиннес с луком), добротным куском яблочного пирога и стилтонским сыром, после чего его внимание привлекли какие-то неясные зву╜ки, раздававшиеся из-за двери╩. Но нет, это ковёр выбивали во дворе. Настойчиво, в уши резинкой: бух! бух!! Кто же это там трудяга такой? Гостев отложил роман в сторону. Он больше доверяет не людям, а небу, что над его головой, его необъят╜ной шири и высоте, заполненной бойкими ветрами, песнями едва различимых птиц, миллиардами частиц рассеянного солнечного света... Но где это небо увидеть, сидя в квартире? Вот в уг╜лу окна, за шторой, верхний край окрашен через стекло сколь╜зкими красками √ и всё, а дальше, а ниже, у гаражей Гостев увидел резинщика, выбивальщика, ковриста. Он узнал его. Это был Эверест Чашкин. Усталое лицо, словно вырезанное из самой усталости, сложного, неуловимого материала, неловкое, углова╜тое, в морщинах-недосыпах от ночных бдений, бесчисленных про╜смотров в темноте зала, при недостатке света √ солнечного, вокруг, внутри; большие глаза √ в них крупные капли тоски √ и объёмный череп мыслителя с редкими волосами, зачёсанными назад, пострадавшими от умственной работы. Ковёр приличного размера, 3 на 4 должно быть, достаточно пестрый: какие-то за╜гогулины расползлись от центра по краям. Сам Чашкин был одет в спортивный костюм синего цвета с широкой белой молнией, раздвоенной у подбородка. ╚Где-то рядом живёт, √ подумал Гос╜тев. √ Как же он мне раньше не попадался?╩

════ Раз в месяц его лицо появлялось в местной телевизионной программе. В передаче ╚На экранах города╩ известный кинокри╜тик Эверест Чашкин вещал о новых фильмах, которые предстоит посмотреть любителям кино. Что называется хорошо поставленным, немного глухим голосом он рассказывал, например, о новой лен╜те прогрессивного режиссёра, в которой вновь сказывалось мас╜терство чуткого и проникновенного художника с затаённой болью и горечью ведущего неторопливый рассказ о сложных, подчас про╜тиворечивых драматических коллизиях в судьбе простой сельской девушки, пожилой женщины, директора крупного предприятия, юно╜ши, приехавшего в столицу, капитана одного из кораблей, мат╜роса с того же корабля, рабочего. Автор жёстко, а подчас и беспощадно судит тех, кто остаётся глухим и равнодушным к лю╜дским горестям и заботам, кто не протянул руку помощи в тру╜дную минуту тому, кто так остро, а подчас и болезненно пере╜живает ложь и несправедливость в окружающем мире. Хлёстко би╜чует он всех тех, кто так бездумно и варварски относится к личности человека, а подчас и к его душе. Бух! √ по ковру, √ бух! Равномерные взмахи руки, уже почаще, более ожесточённо, с некоторым остервенением, в задушевной манере, что называет╜ся ╚по душам╩, используя всю, присущую только ему психологи╜ческую палитру, яркими мазками воссоздаёт он гигантское поло╜тно, монументальную фреску, повествующую о таинствах жизни и смерти, роковом предназначении человека и его сложных, под╜час противоречивых исканиях, которые автор, как чуткий и требовательный художник, так проникновенно отобразил. Выразительные средства очень доходчивы и просты для восприятия зрите╜ля. Выдающийся мастер и не стремится к внешнему изыску. Он не рядит пустоту в одежды многозначительности, сотканной из формального трюкачества. Чуткий и проникновенный художник (внимание: невероятно огромные уши, влажные глаза, подрагивающий носик оленёнка, черная, опять же мокрая, собачья пип╜ка) успешно переводит на язык кино мысли и чаяния простых людей, их стремление к лучшей жизни, а подчас и к счастью. Правда, только правда в высшем её проявлении, в неприкрытой наготе, без недомолвок и умолчаний, доступно, обстоятельно, трагично, волнующе, а подчас и комично, легко, весело, чут╜ко, но требовательно, в жёсткой манере, непринуждённо, мягко, неназойливо, всеобъемлюще отобразил. С какой-то горечью и затаённой болью в сердце Эверест Чашкин беспощадно, а подчас и противоречиво лупил по ковру, который вырастал до размеров гигантского полотна, монументальной фрески.

════ Гостев с трудом оторвался от столь волнующего зрелища, величественной картины к прерванному чтению, путешествию в другой город, страну. Он раскрыл книгу, ╚бух!╩ √ а там всё то же, сначала котильон, потом контрданс, это вчера, шляпка, те╜перь уже украшенная лентами, кружево на платье, теперь на дру╜гом, буланже √ танец такой, вся атмосфера затянута в тонкий муслин, у него √ алый мундир, лицо под цвет его мундира, по╜тому что покушал он плотно и выпил крепко, это тебе не пампу╜шки с хреном, укусные. Бабушка в комнату: читаешь? Ага. Ты мне почитай. Прикинул: неожиданно, вслух, как-то ново, по-старому, семейно, в кругу, интересно, посмотрим, что будет. Вышел и сел на диван. Текст (стр.110) сразу пошел такой: ╚... что дух укрепляет тело и в самых суровых испытаниях. И всё же лейтенант Эдвард Гордон пребывал в сомнении, которое грози╜ло перерасти в случае последующих событий в твердую уверенность в том, что он становится жертвой каких-то темных сил. Но зачем? Для чего вокруг него закручивается эта дьявольская карусель? Что значит появление этой незнакомой леди, её взгля╜ды на него и таинственное исчезновение...╩

════ √ Стой, той, той! √ встрепенулась бабушка. √ Как книга называется-то?

════ √ ╚Девонширская изменница╩. Роман.

════ √ Ты расскажи хоть, о чём там было сначала...

════ √ Да ты что?

════ √ Чтобы я хоть понимала о чём речь.

════ Действие происходит в Англии восемнадцатого века в царствование короля Георга III. История в общем очень и очень простая поначалу. Полковник Бентам, его дочь Амалия Бентам √ ╚её красота заставляет вспомнить скупое солнце северных широт╩ (стр.33) √ и лейтенант Эдвард Гордон, чье расположение к белокурой, бледной и хрупкой красавице (и что он в ней нашёл? √ недоумевает Гостев, √ вот Делия Стоун √ это да!), вырастающее до просьбы её руки и сердца в обмен на нежную заботу и искреннюю любовь, отнюдь не тешит сердце вышеупомянутого полков╜ника. Старый служака хмурит брови и выказывает излишнюю суро╜вость к молодому офицеру, обладающему приятной внешностью и манерами, но не имеющему достаточных средств для содержания будущей семьи в приличествующих тому условиях; к тому же у отца Амалии возникает некоторое сомнение по поводу... чего? ну?.. по поводу получения им офицерского патента. Но тем не менее все препятствия счастливо устраняются и происходит помолвка двух влюблённых молодых людей, чьи отношения, перемежаемые лёгкими обидами (надутые губки Амалии, терпеливо сжа╜тые скулы Эдварда), скорее похожими на безобидные подтрунивания над обоюдными чувствами, крепнут день ото дня. Но вот на╜ступает день совсем неожиданный и вовсе даже нежелательный в свете дальнейшего развёртывания событий. Во время поездки в Ладлоу, в местной гостинице (там где прошуршало платье) Эд╜вард Гордон встречает Делию Стоун, как оказалось потом знатную особу, имеющую влияние при дворе Георга III. Неизвестно по каким таким причинам, скрытым и от читателя и от молодого офицера, хотя и довольно-таки приятного по наружности, но всё же никак не сопоставимого по положению своему с тем положени╜ем, которое занимала в свете вышеупомянутая особа, также бли╜ставшая и природной своей красотой, Эдвард Гордон привлекает её внимание √ внимание, которого тщетно пытались добиться многие обласканные жизнью знатные особы, внимание, которое не останавливается ни перед чем для осуществления своих целей, отягощённых по обыкновению коварством, что известно лишь не╜многим посвящённым и без того достаточно наслышанным о её дурной репутации. Действиями Делии Стоун руководит необъясни╜мая и тем более испепеляющая страсть, особенно после того, как Эдвард Гордон отклоняет её домогательства, к чему она со╜всем не привыкла, несмотря на то, что она почти вдвое старше его. Свой отказ он объясняет тем, что его сердце принадлежит другой. Опытная интриганка (вот тебе и леди! √ удивляется Го╜стев), она оказывалась одинакова полезна и при возглавлявшем кабинет министров королевском фаворите Бьюте и при сменившем его Уильяме Питте, графе Чатеме. Искушённая в закулисной игре, она умело пользовалась раздорами между вигами и тори для уси╜ления власти Георга III. Её личная жизнь была покрыта тайной. В случае с Эдвардом Гордоном она проявила неистощимую выдум╜ку и упорство для того, чтобы расстроить его будущую свадьбу. Вскоре достоянием лондонского общества становится известие о помолвке некоей Лауры Бишоп с Эдвардом Гордоном. Полковник Бентам потрясён и раздосадован, им овладевает гнев. Стр.139: ╚Я всегда говорил, что его честность мне подозрительна! Как ты могла довериться...╩

════ √ Стой! √ сказала бабушка.

════ √ ╚... ведь честь и достоинство являются непреложным...╩

════ √ Той, той!

════ √ Что такое? √ Гостев оторвался от книги.

════ √ Али не слышишь?

════ √ Нет, а что?

════ √ Звонок что ли...

════ Сердце застучало. Дождался? Но нет, кажется ложная тревога. Не слышно. Только: Чашкин во дворе довершал создание своей монументальной фрески, чутко, но требовательно; соседи за сте╜ной глухо бранились, почти без слов гудели, рычали √ и всё. Нет повода.

════ √ Тебе показалось.

════ Мелькнуло что-то такое на лице Гостева √ ответная судоро╜га на бабушкино рассеянное выражение.

════ √ Или ты шутишь так? √ спросил он с надеждой и почти с мольбой оставить прошедшее в покое.

════ √ А что мне шутить? √ вскинулась бабушка. √ Показалось, значит. Ты читай давай.

════ Чутко √ к тексту, к собственному слуху. Бережно √ к нервам, вообще ко всему тому, что тянется через человека, проходит сквозь него, как ток. Почти сначала, требовательно, как дет╜скую считалку: Мидленд, Херефордшир, Молверн, Ладлоу, Амалия, Эдвард, Делия, Лаура...

════ Эдвард Гордон в полном затмении от обрушившегося на него несчастья. Он пытается объясниться с полковником и Амалией, но его не слушают. Ему отказывают от дома. Помолвка расторг╜нута. Кто такая Лаура Бишоп? Откуда взялось это имя? Поиски не дают результата, зато всё больше разрастается слух о том, что Эдвард Гордон женился на Лауре Бишоп и даже находятся яко╜бы свидетели, которые видели это бракосочетание своими глаза╜ми. И это ещё не все. Теперь семейная драма: сестра Эдварда Гордона Ванесса кончает жизнь самоубийством, после того как её внезапно бросает жених, некто Герберт Флитвуд.

════ √ Во, чёрт какой! √ не выдерживает бабушка.

════ И это ещё не всё. По случайно попавшим в его руки бумагам ославленный Эдвард Гордон находит, что неизвестный ему Герберт Флитвуд, так подло поступивший с его сестрой (с ней брат не виделся несколько месяцев, находясь в переписке, из которой и узнал, что готовится её свадьба), этот самый Герберт Флит╜вуд на самом деле является Фернандо Родригесом, любовником леди Делии Стоун.

════ √ Ну это просто!.. √ бабушка разводит руками. Ещё несколько быстро проглатываемых страниц, смен имён, пе╜реодеваний, сбрасываний масок, ночных дозоров, дневных хожде╜ний, слежок, поездок и вот уже твёрдые √ сжать клинок, руко╜ятку пистолета, горло врага √ руки Эдварда Гордона держат ну╜жную бумагу, которую читают его ставшие суровыми глаза, склонясь над свечой, отыскивая последние, самые верные строки, а из них следует ещё более неожиданное: Фернандо Родригес ника╜кой не Фернандо Родригес, а Карлос Сантьяго, подданный испан╜ской короны, в настоящее время англичанин, служащий Ост-Индской компании, ведущей войну в Южной Индии с княжеством Майсур. Стало быть Эдварду Гордону плыть туда, что он и делает, пос╜ле чего звонит телефон.

════ Да, в самом деле, телефон прозвенел. Гостев поднялся с раскрытой книгой в руках и вышел в коридор. Снял трубку. Слушал молча, сжав губы, чтобы не спросить случайно ╚кто?╩. Тишина, её напряжение сдавливало ушную раковину, рождало таинствен╜ные шорохи, что-то похожее на короткий, испуганный треск ку╜знечика или робкие позывные сверчка. Гостев даже прищурился, словно чтобы получше разглядеть в темноте эти неясные звуки, прижал трубку ещё крепче. Прислушивался. Ухо было уже за ре╜шёткой, по ту сторону ожидания, мысли, разума, слух бродил в тёмном, безбрежном пространстве, натыкаясь на потрескивания, похожие на внезапные сполохи огня, а там, где-то ещё в глуби╜не шла связь между континентами: далёкое дыхание далёких стран, холодное и жаркое, скорее всего даже жаркое, африканское, или это тут рядом, за углом, от телефона-автомата так сопливо и безутешно дышали. И вдруг послышалось Гостеву, что кто-то ка╜шлянул, но женщина это была или мужчина невозможно было понять, возможно, это природа электричества так себя проявила, словно некий трансформатор сорвал своё электрическое горло от невероятного напряжения и осёкся. Трубку повесили. Повесил её и Гостев.

════ √ Кто там? √ поинтересовалась бабушка, когда он подходил к ней, медленно передвигая ноги, шаркая тапками, словно ста╜рик.

════ √ Не знаю.

════ √ Ошиблись?

════ √ Да-а... √ протянул он так же медленно и добавил: √ Всё, хватит читать. Продолжение следует.

═════════════════════════════ ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

══════════════════════════════════════ НАВАЖДЕНИЕ

════ Есть люди, которые хорошо пишут, а есть те, которые хоро╜шо читают это написанное. Гостев был чутким читателем и требовательным. Ему было мало сюжета, пускай даже интересного, ему нужны были слова в первую очередь, √ такая их организа╜ция, при которой стиль представлял собой жизнь в некотором смысле более властную и совершенную, чем та, что каждодневно═ давила на плечи плохо выделанной повседневностью. Его радовала присущая иным авторам невежливая по отношению к праздным читателям /спутавшим книгу с тарелкой или телевизором/ обсто╜ятельность мысли. ╚Так вам и надо╩, √ говорил он и где-то там, внутри себя, потирал руки в предвкушении весьма эгоистическо╜го удовольствия от разбора словесных завалов. Для него текст тогда становился книгой, когда строчки начинали смотреть в глаза внимательному читателю и передавать ему заключённое в них послание. Гостев читал и в нём читали, к тому же передава╜ли ему прочитанное, и он лучше себя узнавал. Он листал стра╜ницы и думал: за нас многое уже придумано; прослеживая движе╜ние сюжета, мы следим уже теми, придуманными глазами, которые оказываются вдруг и нашими. Читая, мы становимся героями, ко╜торых победили буквы. Мы пленены, и нам хорошо в этом плену. Буквами нам разрешено на территории плена и поездить, и помечтать, и полюбить. О, книга! Это предвосхищение сна, который готовит нам ночь, но очень многие спят и днём и не замечают этого. Читать. Читать медленно, проникать глубоко. Только там всё будет развиваться по сюжету. В жизни Гостева сюжета нет. Действующие лица конечно же подчиняются действию, а у него? Он только придумает сюжет, прикинет его, а он развивается совершенно иначе или сразу же погибает √ ни одной═ серии не снимешь, ни одной главы не напишешь. А было время, когда он пытался сочинять что-то своё. Он писал рассказы и проверял их на бабушке, её одну он избрал себе в слушательницы. Родителям не доверял √ резинка и продукты могли задать литературе такие вопросы, на которые она ответить вряд ли была способна. Пер╜вый его опыт назывался:

═════════════════════════════════════════ ВИДЕНИЕ

════ Это пришло внезапно. Я поднял голову и увидел то, что, как оказалось, длилось уже какое-то время. Я же подумал /глаза бы╜ли устремлены в тетрадь, ручка бойко выводила, сокращая: ╚необ. усл. чего яв. дал. повыш.╩/, что причина слабых пульсаций над головой или где-то сбоку в неисправной лампе. ╚Жиз. ур. труд.╩ √ и тут я споткнулся и вдруг понял, что не люблю себя. Я оказывается давно уже приговорил себя к бездействию. Разве можно такого любить? И даже испытал облегчение оттого, что су╜мел себе в этом признаться. Поднять голову, распрямиться √ как это оказывается просто! Какая свобода! Я стал так свободен, что наконец-то доверился слуху, указавшему зрению путь в иное. И вот показалось: оно возникло из мгновенной металлической резкости, мелодичных шелестящих вздохов, веских капель дождя, мерного сияния раскалённого солнца и солнца в ореоле затмения, из плывущих космических звуков, на том месте, где недавно был виден девичий силуэт, схваченный морозом, её волосы, её паль╜цы, сыгравшие по стеклу морозное стаккато, которое спугнуло память. Да-да, мы стояли рядом, разговаривали, потому что уже чувствовали взаимное движение, она смеялась и мне это нравилось. Я смотрел на неё и слушал музыку, как искреннюю мечту о преодолении себя, о приближении к чему-то такому, что невозможно выразить словами. Я думал о прорыве. Я мог бы сказать о страхе, сознании беспредельной радости или прозрачной гру╜сти. Но я тогда промолчал. Мне показалось, что из нашего тёп╜лого дыхания может вырасти всё, что нам нужно. Нет слов √ зна╜чит нет раздражения, нет и полярных толкований. Они, она, оно √ я всё сбиваюсь, ищу теперь и никак не нахожу девушку эту, с которой я говорил, да всё не о том, не наедине. Можно не вос╜принимать всерьёз то, что я вижу, можно смеяться над моими фантазиями, называть их чушью собачьей и крутить пальцем у виска, приговаривая ещё и к неизлечимому, возможно приставше╜му с детства наваждению. И в самом деле, что-то подобное пос╜ледний раз я видел разве что в детстве √ так меня замучила эта взрослая жизнь. А что вокруг? Сидят, пишут. Ничего не ви╜дят, не слышат. И я был таким до недавнего времени, и у меня были взгляды, полные либо корысти, либо пристрастия. Теперь я свободен и всё ближе становлюсь к предметам, которые отка╜зались разговаривать с нами. А эти камни, подобранные облака╜ми с заснеженной земли, сейчас совсем не камни, а причудливые скопления, они материал для упражнений ума и новых названий мира. Но цвет, цвет! Какие краски горят в вечернем небе! Их так много, что не всем есть названия. Может быть, тот цвет, что мы назовём красным, лишь отразит наши понятия тепла, кро╜ви, огня, любви и будет приблизительным, и если мы потом уз╜наем истинное его название, мы улыбнёмся прежнему знанию, как доброму и наивному. И всё же видно, как фиолетовые, синие, зелёные, красные барханы мягко ссыпаются друг в друга, смазы╜вая границы. Белоснежные шапки облаков посыпаны жёлтым пес╜ком, в сухом мираже застыли пальмы, караваны верблюдов, да╜лёкие пирамиды, стены таинственного восточного города с поб╜лёскивающим золотом минаретом. Есть во всей этой картине что-то от воздушности пирожного. Бесконечная, до самого горизонта красивая пустыня. Может быть, тайна её кроется в том, что вто╜рой день стоит тихая, ясная, безветренная погода. Без неё, без красоты тайны очень многое может оказаться пресным и поблекшим. Но лектор этого не видит, он продолжает читать будничным, свято оберегаемым скукой голосом, а студенты продолжают спотыкаться: ╚В сис. общ. отн. важ. роль игр.╩ Никто не замечает безусловность странного, никогда не случавшегося раньше свечения за его спиной, за окном, в морозном воздухе. Холод, холод. Мне холодно, но причина не в двадцатиградусном морозе, заставившем всех в аудитории накинуть на плечи паль╜то. Мороз пробегает по коже, когда я вижу растопыренные паль╜цы лектора и угадываю сетку трещин от мела на них. Это стран╜но, но это скорее толчок накопившегося холода. Я сдерживаю его и снова смотрю в окно. Потом опускаю голову и вижу в сво╜ей тетради совершенно белую страницу. Исправить вряд ли что возможно. Лекция закончилась. Девичий силуэт испарился. Я на╜чинаю догадываться, чем всё это может закончиться. И когда, прерывая путь выходящим на перерыв, я выбираюсь с последнего ряда к окну, магическое свечение неба угасает в подбирающей╜ся темноте, внизу зажигаются фонари, идут троллейбусы, а вверху постепенно разрушаются пирамиды, поднимая прощальную золотистую пыль, рушатся пальмы, сбрасывая ценные блюда и тюки с добром, падают верблюды, рассыпаются в прах крепост╜ные стены и, наконец, подожжённая последним багровым солнеч╜ным лучом, вспыхивает верхушка минарета. Вскоре от него остаются чёрные угли. Я отворачиваюсь от окна и вдруг говорю вслух: ╚Как жаль...╩ Все останавливаются. Лектор, глядя мне под ноги, говорит: ╚Да... жаль очень.╩ Неожиданно он сбрасы╜вает со своих плеч пальто. Все делают то же самое. У них какие-то странные, наконец-то нашедшие чему-то объяснение лица. И более чем странное лицо у той, которой я чуть было не стал. Она подходит ко мне. Её улыбка похожа на признание и преда╜тельство одновременно. Она молча берёт из моих рук портфель, открывает его на глазах у всех и высыпает из него песок. Мне становится стыдно и страшно одиноко, мысли путаются и рассы╜паются в прах, я уже не смогу сюда вернуться. Горят мои щёки, я опускаю голову, плечи √ и так до тех пор, пока от меня не остаются только слух и зрение. Все начинают отщёлкивать зам╜ки портфелей и кейсов, вытряхивать свои пакеты и сумки. Они тоже высыпают песок. Я ещё пытаюсь что-то записывать: ╚нич. страш. всё ещё мож. вер.╩ и с гнетущим удивлением обнаружи╜ваю на месте записей обрывки страшного проклятия. Наконец лектор стыдливо кашляет и щёлкает пальцами. Открывается дверь и появляется уборщица. Она подходит к кучке песка и замета╜ет меня в совок. Аудитория приходит в движение. Слышатся во╜склицания и оживлённые разговоры. Все снова одеваются и идут в буфет.

════ √ Ну как?.. √ недоспрашивал Гостев, у него дыхание перехватило, как только закончилось чтение.

════ √ Да-да... √ вздыхала бабушка чему-то своему.

════ √ Вот у нас тоже было... как это сказать... видение, √ оживлялась она, √ то, своё, тянуло сквозь многолетние вороха случайных наслоений √ как много там ненужного и насильного! √ ответный вздох былого и просило негромкого, задушевного сло╜ва; её память быстро и послушно раздевалась до того, что то╜гда носили: ... понёва на мне, платочек так вот укутаешь и на улицу... это сейчас вот кохточку наденешь, чтобы тепле было, а тогда холодно как раз... а наране пошли за грушами... √ так обнажался внутренний текст, запрятанный где-то в глубине её глаз, там уже зажглись памятные огоньки то ли двадцатых, то ли тридцатых годов, её губы были собраны в напряжённый узел, бугор, холм у них в деревне, за рекой, а лес подале, вот ту╜да стало быть пошли наране за грушами... а сусед у нас рядом был, фамилия у него √ Лежачий... Лежачего не бьют, √ знаешь как говорят?.. это как у нас пластинка старая была... старик один жениться вздумал: на старой не хочется, а молодая не пойдёт, а если и пойдёт, то не поцелует, а если и поцелует, то назад сплюнет... а хотел он жениться на суседке моей... а одет как был √ ты бы видел... пальто хоть городское, а парховенькое, всё зашмурыгал... а она девка видная, ну так бога╜тые были, и одевалась хорошо, справила себе как раз одёжу новую, материал плотный √ страсть, я щупала... а сама √ такая халда была... сидит бывало, грибы развесит, нет, чтобы взять да по дому там что-нибудь, всё ж помощь какая, простирнуть там где, а то как скулёмает... ну вот, так у него ничего не вышло, растогокались они, и то √ он же старше насколько и сла╜ва о нём дурная, к тому же глаз у него чёрный, знаешь, как говорят: не влюбляйся в чёрный глаз, чёрный глаз √ опасный, а влюбляйся в голубой, голубой √ прекрасный... колдовал он, говорили... из-за него лес однажды горел... он ведь курил, ну и бросил цигарку свою, а трава, что мох, разом занялась, и пошло пламя бузовать... во... мужики ему тогда по курилам его надавали как следует... ну он видать озлобился и затаил про себя... ну мы груш-то набрали у пазухи и идём обратно, тут суседка моя и говорит: ой, ктой-то камнем в меня бросил!.. я-то подумала, что это ухажёр её новый, шкут этот, Зинкин за╜копёрщик творит-забавляется, а она мне: да нет, сильно так, не в шутку!.. ну мы по-за оврагом идём, а там и днём тёмно, место такое... вдруг она как закричит... тьфу ты, прости го╜споди, я ей: ты что, сказилась? орёшь, как оглашенная!.. а она: мне ктой-то под ноги словно бросился... я ей: ты что, ошмурела? никого же нету вокруг!.. гляжу: она уже боится, а я, в девках была, сроду ничего не боялась, боевая была, у нас все таковские, бабушка вон моя, та в Руесалим ходила... меня на кулачки звали драться, да!.. и вдруг слышим √ ржанье лошадиное и голова над кустом конская... смотрит на нас, зу╜бы выскалила, ушами прядёт... суседка моя аж белая вся сделалась... это он, говорит, Лежачий... а потом вдруг лошадь пропала и сбоку так, по-за кустами словно крадётся кто, но быстро так... ну мы тоже уперёд... друг за дружкой так, молчаком... он √ по-за кустами, мы √ по тропке... кто кого абакулит... а потом кусты-то кончаются, и тут мы всё ж, значит, сталкнёмся... так я сразу, первой чтоб, бах! √ его по ушаке, как вдарила, так что он у овраг курдыкнулся, деманюка, √ а мы бе-жа-ать!..

════ Потом стучать в дверь, колотить руками и ногами, открой╜те, откройте же скорее, за нами гонятся! √ догонять Юру Гос╜тева задыхающимся эхом ╚а-ать!╩ √ но он уже не слушал, он уходил от погони и её устных рассказов в свою комнату, куда не мог проникнуть никакой Зинкин закопёрщик, безвестный шкут, а тем более целая лошадь, там садился за стол и заклеивал в конверт своё произведение, затем шёл на почту и отправлял его в адрес редакции какого-нибудь журнала. Потом наступало боль╜шое ожидание /у пальцев навязчивая память о дырочках почто╜вого ящика, у сердца √ рукописный ритм, у мыслей √ бумажное русло/, почти каждодневно выставляющее оценки: хорошо, беспо╜мощно, туманно, достаточно откровенно, смело, не очень-то, совсем плохо, то есть абсолютно, что-то есть, полная неудача, или новый Гоголь явился. И, наконец, как видение /большое ожидание рождает порочный соблазн/ долгожданный ответ: пальцы в очередной раз нащупывают... не может быть... и ухватывают потёртый угол плотного... да-да... коричневого конверта, всего перемазанного клеем, в котором приходится обнаружить собственную рукопись, пронумерованную сверху чужой, поспешной рукой, и клочок бумаги, расстрелянный под копирку непременным орудием официальных, зарегистрированных ответов: уважаемый тов. такой-то, прочли Вашу... ознакомились, зевну╜ли √ и не раз даже, что более чем удивительно для такой скромной вещицы, на такой, так сказать, короткой дистанции, вы лучше вокруг оглянитесь, посмотрите как живут люди, какие фабрики понастроили, гиганты соорудили!.. вы где работаете? на заводе? так идите на завод! присмотритесь, какие там процессы происходят, чем живут коллективы, пишите о нём, ведь всякий кулик своё болото хвалит, так и хвалите своё болото!.. Нет, не так, конечно, √ совсем другими словами, но смысл тот же: слабовато, скучновато, а жизнь наша намного интереснее...

════ Свой второй рассказ Гостев уже не читал бабушке, опасаясь ответного вала её безбрежного и беспокойного прошлого. Настоящее колыхалось более ласковыми и тёплыми волнами такого уютного и сугубо внутреннего моря, √ легко было по нему приближаться в гордом одиночестве и согласии с самим собой к надежде, как хотелось бы верить, на скромное, но серьёзное признание. В редакции очередного журнала читали опус ╧2.

══════════════════════════════════════════ ПИКНИК

════ Снова мы здесь. Глазам своим не верю: река заметно отошла от берега, рассталась с его отбитым краем, мальки у обветшавшего пенька, наполовину опрокинутого в воду, не играют, их беспокойные стайки исчезли. Над головой у меня вьются комары, по зарослям осоки летают мошки; ниже рваных, круглых листьев, словно приклеенных к воде, виден жук-плавунец, стремящийся на дно, а там, у пустой консервной банки, - раскрытые створки ракушки-перловицы.═════════════════════════════════════════

════ √ Красиво, правда?═════════════════════════════════════

════ На берегу, у заводи, растёт светло-серая ольха. Ольховые═ серёжки √ бледно-зелёные. Они растянулись по веткам бесчисленными группками соплодий. Интересный цвет у ольхи: ветка кажется серой, но если приглядеться повнимательней, можно увидеть, что с неё слезла краска, словно красно-коричневый забор покрасили серебряным, а серебро не присохло. Я оторвал веточку и бросил её в воду. Вода √ тёмная и тяжёлая, она, то медленно оттягивается невидимыми руками вместе с растительностью от ольхи, то притягивается. Это ветер. Одна палочка не подчиняется переменчивому движению воды и плывёт к выходу из зарослей, за ней скользит водомерка, она цепляется, потом отскакивает и толчками выскальзывает обратно к цветущей воде. Листья ольхи обтрепались, во многих местах дырочки, и их края обуглились кирпичным цветом. Один листочек полощется на ветру с сильным шумом, только его и слышно. Остальные просто вытянулись в сторону ветра. Две стрекозы низко пролетели над помятым подорожником и скрылись в шуме сыплющего пёстрыми листьями леса на другом берегу. Летом их было много. На высохшей и приподнявшейся тонкой траве, посреди кучек рыжеватой кашки, сидит красивая бабочка ╚павлиний глаз╩.

════ √ Нравится?

════ Звякает ведро. Я оборачиваюсь и вижу пожилую женщину в сером фартуке. Она вытирает пот со лба, потом наклоняется и начинает полоскать бельё. Сквозь плеск воды слышен её голос:

════ √ Вода холодная, не искупаться.

════ Мне кажется, что она хочет начать разговор, но я стесняюсь сказать слова, уже перетёртые через многие рты и даром посеревшие в монотонных речевых гонках, чтобы не оказаться погребённым под обломками слов из внезапно рассыпавшегося предложения. Они √ не мои. Рассматриваю деревенские дома. Порывом ветра оттуда доносится странный звук: то ли плачет ребёнок резким жалобным криком, то ли блеет какое-то животное. Сзади говорят:

════ √ Дочь моя тут, на турбазе, в посудомойках работала... вон на том берегу... и с парнем познакомилась. Женились. Ребёнок уже, мальчик. Она теперь в городе живёт, приезжают к нам летом. Мы со стариком вместе... А старшей не повезло. Он, вроде, доктор был, симпатичный... вроде, непьющий, а дурной. Лаялись друг на дружку, как чёрт на петрушку. Удавился потом. Она так там и осталась, у Куйбышеве...

════ Вряд ли я её слушаю. ╚Красиво, правда?╩ Мой друг, лежащей на пледе, сонно и лениво говорит ей ╚угу╩. Я смотрю на него вопросительно, и он мне отвечает: ╚Подожди╩. Я слежу за курами, клюющими что-то в кустах, за приехавшим на велосипеде стариком с сумкой на багажнике и устало бредущими коровами, сопровождаемыми лаем собак из-за заборов.

════ √ Вы ╚Огонёк╩ свежий не читали? √ неожиданно спрашивает меня она и с глянцевым шорохом вытаскивает из-под фартука журнал.

════ Я не знаю, что ей ответить. Снова становится слышен непонятный крик, что там √ ребёнок или животное?

════ √ А у вас ╚Труда╩ случайно за тринадцатое число не найдется?..

════ Я пожимаю плечами.

════ √ Там статья интересная про одного маньяка... √ Она нервно хохотнула. Друг приподнялся с пледа. √ Он приезжал к своим жертвам под видом...

════ На дороге слышится шум мотоцикла. Это вернулся старик, бывший несколько минут назад велосипедистом. Из коляски, откинув брезент, выпрыгивает ещё кто-то. Вместе они быстро спускаются к нам. Непонятный крик мешается с плачем. И тут мы уже ничего больше не ждём.

══════ Давно мы так не бегали.═══

═══════════════════════════

════ ╚О чём это?╩ √ спрашивала Гостева редакция спустя некоторое роковое, но непродолжительное время ожидания, которое вежливо и корректно разбухало честолюбивыми помыслами. В углу непонятой рукописи стоял строгий инвентарный номер и помещалась чья-то неразборчивая пометка, сделанная весьма решительно: ╚см╩ что ли, или ╚гм╩, а может быть ╚кхм╩, √ словно кто-то судорожно и правдиво прокашлялся буквами, и они-то были самыми верными и безошибочными во всей рукописи, в них была вся соль произведения, его яркий венец; да-да, √ как-то так получалось, что этот неразборчивый кашель непосредственно становился частью текста, выпавшим из него случайно, а теперь, слава богу, найденным беззаветным тружеником словесности и добавленным им необходимым звеном, √ тем, к чему никак нельзя было придраться ни в смысле правил написания, ни в смысле самого смысла.

════ ╚Как? Как? К-как √ о чём?╩ √ за-заикаясь спрашивал Гостев то ли себя, то ли неведомый ему примирительный орган, некий высший арбитраж, способный если не привести к обоюдному соглашению, то хотя бы к его, Гостева, оправданию, как свободного художника слова, к тому же чуткого и требовательного читателя. О чём? Да вот же √ о жизни... Вот читал он, например, совсем недавно в этом же журнале /╚сориентированном╩, как говорилось в передовой статье, ╚преимущественно на женскую аудиторию╩/ короткие лирические новеллы, так называемые миниатюры, скурпулёзно, с болезненной тщательностью написанные далеко не юным натуралистом и вроде бы писателем, √ в них непременно наличествовал главным действующим лицом микроскоп с набором разных увеличительных стекол, причём желательным было как можно большее их увеличение, такая кратность, которая ничего бы, что попало в поле зрения, не пропускала: тут тебе и снегири, и рябина, а вот белка пробежала, потом снег шёл, баба понесла коромысло, машина проехала, мужик какой-то шмыгнул носом, задиристо как-то, отчаянно, носом красным, в прожилках, большим, тёплым, так что вдруг слеза смигнулась в глазу √ правом, голубом, давно уже подрагивающим в предчувствии чего-то, и становилось неожиданно проникновенно-грустно, прозрачно-волнительно, и заканчивалось такими словами: ╚Давно уже минула та зима... А те часы ╚Сейко╩ я ношу до сих пор. На левой руке╩. Ещё был образец острой социальности, чуть притупившейся о тему, но /новыми средствами, свежими красками/ тем не менее день в ней злобствовал непреходящей актуальностью, повествуя, как какие-то хулиганы-подростки, попусту катаясь, загнали вусмерть колхозную лошадь, √ и этак в лицах, с переживаниями, с внутренним голосом природы: ╚И тут лошадь взмолилась: ╚Погодите, огольцы, что-то сердце забилось╩. Призыв её не был услышан, и что тут было причиной: не хватило её негромкого голоса, хулиганов было намного больше, так что они не помещались в миниатюру, заталкиваемые в неё бдительным, переживающим микроскопом, √ а только вылезали они вместе с её тенью и тенью ещё той, бабушкиной лошади, лежащей на предсмертном, колдовском боку, засыпанной было собранными наране грушами, в следующем рассказе: теперь это щенок чей-то, брошенный, какие-то уже совсем каменные, донельзя отвратительные подростки √ неблагополучные дети неблагополучных родителей, √ с гиканьем гоняющие бедного заморыша, снова чья-то слеза и достойный финал: ╚Пронеслись годы... Мы выросли и стали иначе смотреть на жизнь. Но урок того осеннего дня не прошёл для нас даром...╩ Меньше всего горя было автору браться за такие продуваемые насквозь сюжеты уверенными, цепкими руками, как и вообще √ просто наблюдать за окружающим миром и удивляться, и вдруг обнаруживать, что кроме него существуют другие люди и в чём-то даже более человечные, чем он. Вот, смотрите-ка, и улыбаются они и горюют, и пьют и едят, и женятся и разводятся, и ездят и ходят, √ ну не удивительно ли? √ думают даже где-то сходно, некоторые мысли так просто в десятку бьют. Я вижу, я чувствую их, √ я вижу, как переваривается у них пища, я чувствую запах того, что готовится у них на кухне, √ радость-то какая! Но чего-то Гостев не понимал... А ему отвечали: надуманно, слабо, не дотягивает до, потом ре, ми, фа, соль и так далее, по нотам союза писателей, утверждённым для всеобщего громкого исполнения. А вы не то поёте и не так. О колхозе √ и без председателя колхоза. О корабле √ и без его капитана. Не типично. Ведь это всё равно что Новый год без Деда Мороза! Стиль для Гостева был его зрением, а оно в сущности было размытым, неизвестным пятном, которое легко для него, не для других, ложилось под кисть и объяснимо дробилось и множилось в картины, имевшие вполне благородные названия, несмотря на их кажущуюся абстрактность, что-то вроде: ╚Два красивых пятна╩ или ╚Три некрасивых квадрата╩, √ в них было некое откровение, которое нужно было постичь, и не всякий смог бы это сделать, а только образованный соответствующим образом человек, такой как закавыченный Лёша, тогда ещё друг, лежащий /не путать с Лежачим/ на пледе у реки, или упущенная девушка, она же Лариса Медникова, стоявшая у морозного окна, открытого в небесный мир разноцветной пустыни, истаявшей вместе с пальмами, минаретами и верблюдами, и то, только в том случае, если она вернёт автору портфель и поднимет вверх глаза. Но были другие названия: ╚Гришуткина пристань╩, ╚Егоркины слезы╩, другие люди, которые вместо того, чтобы написать в газету и спросить: ╚Почему это так?╩ √ стали писать книги и вышли в писатели, вместе с плохой работой торговли, связи, воздушного, водного и наземного транспорта, с новой формулой чего-то хитрого, над чем бьётся научный институт, завод, его скоростью, объёмом, недогрузом, перегрузом, технологией, недопоставками, перебоями, увеличением мощности, численности, качества, боеспособности, жизнестойкости и даже прямым вредительством. Они были густо перенаселены вечно крякающими дедами в шапках, сдвинутых набекрень, якобы олицетворяющих лихость, в портянках, символизирующих стойкий дух истории. Всем ведь хочется иметь свою историю. История и существует потому, что её хочется иметь. А народам особенно. Потому и выходит ложь, что ╚все средства хороши╩. Посоветовать художнику, указать ему где, что пририсовать: вот тут фигуру лишнюю замазать, она всё портит... а зачем это у вас один глаз нарисован? так не бывает, второй добавьте, как положено... а что это они делают? танец такой? нам неприличных телодвижений, вихляний нецензурных не нужно... приличный какой-нибудь танец исполните... ну, скажем, вальс, √ вполне, вполне прилично будет... и зритель поймёт... поймёт и оценит положительный, работящий образ, говорящего аннотациями к собственному книжному содержанию с первой ли, с последней страницы инженера Иванова, борца за новое, в сложной обстановке, преодолевать, на широком общественном фоне, в историческом разрезе, Кузьмича, старого, опытного рабочего, охватывая длительный период времени, способствовать, преодолевая трудности, народный юмор, чья опытность обвисла на нём, как его запорожские усы. Понимаете, люди привыкли, чтобы на рубашке все пуговицы были, шляпа √ чтобы с полями, ботинки к зиме √ тёплые. Так и вы уж будьте любезны писать: сначала стелька, потом подошва.══════════════════════════════════════════════════

════ У Гостева появлялось ощущение, что он сдаёт бутылки, а у него их не принимают: здесь горлышко отбито, тут трещинка, а у этих форма не та, импортные не берём. Он решил, что его творчество √ это попытка создать систему доказательств самому себе. Им, бутылочникам, разве что докажешь? Итак, на приемные пункты больше не обращаться. Оставить занумерованные рукописи в покое. Бумаге √ дать вольную. Последнее произведение Гостева было поэтическое.

СЕМНАДЦАТЬ

В её глазах блеснули слезы

А он сидел задумчиво и важно

Что наша жизнь пустыне Аравийской?

Всем бедам есть одна беда важнее

Что я люблю тебя безмолвно, безнадежно

Другим я быть хочу, себя же презираю

Во сколько лет познал ты мёда горечь?

Тебе, тебе одной моё посланье

Трамвай уходит, гаснет ночь

Заре навстречу жизнь уходит!

Твоё письмо хранить не смею

И в том залогом ваша честь

Когда б вы знали как мне больно

А дни становятся короче

Уют домашний ближе, слаще

Мы любим то, что мы едим

Народ всегда непобедим

════ Эти семнадцать строк служили Гостеву итоговым документом. Они были написаны перед майскими праздниками и положены в стол. Навсегда. На поверхности стола лежала книга. Теперь оставалось одно: читать и читать, но не про Кузьмича, конечно, от которого сводило скулы и болело брюхо, уж лучше в окно посмотреть, чем портить зрение и настроение этими Сидорычами да Степанычами, они могли быть хоть Себастьянычами, всё равно ничего не менялось, только небо в углу окна изменилось, √ уже тёмное отражение ночи, возможной и даже обязательной потери, мельканье звёзд, крестов, цифр, обрыв плёнки, уход Чашкина, ведущего киноведа, пропажа фрески, вершина Эвереста в тумане, слово ╚конец╩, но это был конец дневных ожиданий, заканчивалась одна часть и начиналась другая, очень и очень многое теперь возможно только завтра, но кое-что можно сделать ещё сейчас, заглянуть на прощание в газету, вот хоть и праздник, а ВАШИНГТОНСКИЕ ЯСТРЕБЫ С КАПИТОЛИЯ ВНОВЬ БРЯЦАЮТ ОРУЖИЕМ, но ничего страшного и взрывоопасного, движение иссякает, выражение ╚успеть╩ исчезает, что определяется другим словом, глаголы к ночи умирают, остаются одни существительные, тихие и прозрачные, очень спокойные, они звучат односложно, без тревоги, с покорностью относясь к замене солнечного света банальным и сухим электричеством, небытие, чернота, тишина, нарушаемая лёгким шорохом переворачиваемых страниц и шорохом платья, словно вырезанного ножницами ночи, прямо на лестнице, платье, которое надо было видеть, и ещё суметь угадать сколько лет его обладательнице, её возраст терялся в его волнующих складках, её выразительное лицо √ словно застывшее дыхание свечного освещения, его мгновенный отблеск, поворот шеи, посадка головы, вполне понятное великолепие для дамы её круга и тут же настораживающее затмение прекрасной интриганки √ стоп, Делия Стоун, изображение, запечатлевшееся на сетчатке глаз бедного лейтенанта, не закрывало привычного изображения милой, пусть несколько капризной Амалии Бентам, надо им обеим немного отдохнуть, одна уже отдохнула сегодня, будем надеяться, в парке имени Культуры и Горького, где же еще? Лариса, милая, теперь ты уже, наверное, спишь, устала очень, лежишь и видишь сны, хорошие и добрые, даже не догадываясь, какое это ломкое чувство, сидела бы она вот здесь, в этой комнате, в углу, и что же? а то, что девушка в комнате √ это совсем другая девушка, чем на улице, она наполняет комнату двояким смыслом, она и деталь её, которая притягивает больше внимания, и сама комната, в которую хочется тайно войти, но это только предположение, не мечта, нет-нет, этого слова надо бояться, какие мечты в самом-то деле, это уже что-то такое юное, чистое, наивное, это понятие женского рода, пусть она мечтает, ей это было бы более близко, а так, просто, приятно чувствовать, что можешь сделать твёрдый шаг, перебирать в руках возможности, как чётки, бросать на ковёр кости, чтобы посмотреть, сколько там выпало, какой ещё гранью повернётся к нему судьба, но вдруг заныло во рту, проклятая память, неудачная тема, зубная боль первомайских бус, первомайская боль зубных бус, перебирай их как хочешь, а ничего не помогает, нужны таблетки, заговоры, особая методика, согласно которой соблазнительно представить себе, что действительность мыслится комбинацией чисел, начать считать: раз, два, три, проходи зубная боль, проходи, четыре, считать, чтобы помочь себе, и вдруг сразу крикнуть: десять! √ так больно от того, что числа о нас не думают, пойти в туалет, потом сунуться к крану, обнаружить пустую каплю, в которой не стало воды, и свет погас, и плюс электрификация √ вот так подумать, затем вспомнить: у нас тоже есть свечи, они ужинают при свечах, мы будем читать при них, только вернуться к книге и чиркнуть спичкой, чтобы отпраздновать возвращение электричества, насчёт воды выяснить не удалось, ╚ура!╩ пусть кричат соседи, если они ещё не спят, куда им, рано ещё, бабушка вон не спит, шаркает где-то там в тёмных глубинах, но всё же затихает, пропадает боль, раз, два, а три уже не надо говорить, снова читать, только читать, в событиях книги есть последовательность, в его жизни нет, после прочтения √ чувство должно оставаться в памяти или слово? √ вот задача, ему её решать, сливаться глазами с текстом, проникать в него чутко, но требовательно, постепенно цепенея, холодея ко всему окружающему, пропуская через себя последние уходящие звуки: нарастающее завывание спешащего троллейбуса, салон почти пуст, одна опущенная голова, пара свесившихся рук, сухой, усталый зевок, его подъём в немыслимую гору, тёплую ночь, холодный космос, и всё же до слез, упругие дуги цепляют звёзды, луну, её серп слабым, рассеянным светом ложится на землю, выщербленный, неловкий асфальт, по которому слышится дробный перестук каблучков, сумочка, наверное, прижата к боку, спешит, волнуется, поздно, поправляет на ходу волосы свободной рукой, такая стройная, такая хрупкая, ах, как бьётся сердце и у неё, и у меня, любимая, моя любимая, милая, желанная, только тебе скажу одной или кто-то прошепчет ей вслед, дай бог человек хороший, да просто добрый прохожий, звёзды помогут тебе, и я тебе помогу, хотя бы тем, что подумаю о тебе и ещё раз скажу: любимая моя, моя любимая, это слово как звук поцелуя, обещание счастья, оправдание жизни, шар такой же, как Земля, надежда на то, что сегодня ты дойдёшь до дома, люблю тебя, люблю заочно, совсем не зная, может быть именно за то, что не вижу и придумываю тебя, моя прекрасная, такая желанная, за то, что одна ты, цветочек мой, и чувствуешь себя в этой ночи так же, как я, и слов моих не услышишь, да мне достаточно, что слышу их я, моя любимая, иди смело, ничего страшного впереди, всё тихо, опасности нет, нет насильника за кривым, покосившимся забором, неровности которого легко выравниваются плюсами мелованной любви, убийцы в тёмном подъезде, подвыпившего и горланящего что-то под гитару хулигана в беседке детского сада, но вот где-то песня пронеслась, не злобно, не развязно, голоса женские, свободные, праздничные, еле слышно, тут собака где-то сбрехнула и смолкла, огорчившись, тряхнув мордой, а песня прорвалась из-за домов, ее край хлопнул мягко, шутливо по чьим-то плечам, прошмыгнувшим в дверь троллейбуса, по тёмным, насупленным деревьям /неужели липы?/, покачнулись ветви, спугнув кошку, и отозвалось: лю-ю-бимый мо-ой, ну почему-у-у-у √ вклинился новый, спешащий в депо троллейбус, поймав свой ритм, ну почему, почему я читаю именно эту книгу, почему в подробном измерении она перевешивает все реальные отношения, такая милая, желанная, в которых для меня нет всё же подлинности, я не верю, жизнь для меня в каком-то смысле настолько проста, что у меня уже не возникает серьёзных, настоящих вопросов, и это ╚уже╩ делит меня без остатка для собственного развития в этой простоте, ну почему это так похоже на заклинание, на явный повтор, наши слова √ это мы или то, чего мы не хотим, от чего освобождаемся? а мысли наши? но всё это протекало между пальцами какой-то чужой руки, когда книга не то, чтобы выпадала из рук, а просто становилась ещё одним ложем, на котором возлежит тело, так ему вернее и удобнее сберегать сон, бежавший от действительности случайными закоулками, оказавшимися настолько спасительными, что этот путь стоило выучить и повторять его в случае необходимости каждый раз, два, три, никогда не говорить десять, только читать, сравнивая эту книгу с той, которая клубится у него в голове, и находить, что его, пожалуй, получше, ведь она писалась уже бог знает сколько лет, с самого рождения, в ней было место для всех значительных дат и событий, и даже мелкие, совсем незначительные могли неожиданно возникнуть на её страницах, которых насчитывалось почти тысячу в каждом томе, а сколько тех томов было, это надо поинтересоваться в какой-нибудь всеобъемлющей библиотеке, куда входили по особым пропускам времени и желания, но сейчас времени совсем мало, гаснут все звуки, ничего лишнего, так он иногда засыпает, обрывая чтение на полуфразе, а днем это даже как-то очень уж низко выходит, однажды он, читая лёжа и уже расставаясь с иллюзией особой внимательности и острой работы пытливого ума, успел-таки глянуть в полированную спинку тахты и увидеть в ней отражение своего лица, очень далёкого для деятельного восприятия времени, очень близкого к поверхности озера, по которому пущенный в познавательно-игривые прыжки камешек не скачет, сигая рекордное число раз /десять √ никогда/, а сразу идет на дно, вызывая зевотные круги забвения, и так ему стыдно стало от того, что день похож на подслеповатого, жующего что-то ленивца, зацепившегося за ветку случайного дерева, он вроде бы добрый такой, беззащитный, а вот же откусывает по листочку от Гостева, дерева неопределённой, но всё-таки годной для всяких работ породы: край близок, обеими руками он держится за него, опустив голову, дыхание учащается, десять, но уже поздно, сознание сворачивается удобным клубочком на палубе корабля, плывущего в Индию, к Малабарскому берегу, там тоже ночь, легко быть романтичным будучи книгой, а не человеком, но почему в книге лучше, чем в жизни? сколько бы он продержался на так называемой воле стопроцентно совпадая с самим собой √ минуту, пять? десять никак нельзя говорить, идти по улице после прочитанного и жить под впечатлением, под крышей старого, добротного дома, сооружённого на века, на средства тех, кто не спал ночами, всю жизнь проживших почему-то в городе Куйбышеве, каждый шаг, как строчка, как трепещущий на ветру листок, его словарный запас теперь √ ого-го! √ читай себя с любой страницы, всё о себе и обо всех узнаешь, но это глава четырнадцатая, последняя, сейчас станет понятно почему, почему велико искуше╜ние, тяжела утрата, когда бабушка открывает дверь и спрашивает: Юра, ты спишь? спрашивает озабоченно: Юра, иде ты? видя перед собой пустую комнату √ кто крикнет ╚десять╩? √ в кото╜рой нет Юры Гостева, чуткого и требовательного читателя, начинающего писателя, просто внука и человека, и никак не может она взять в толк, что лежащая на столе толстая книга есть именно Юра Гостев, √ кому теперь его или её перелистывать и читать? рассматривать иллюстрации и ставить на полку? √ перешедший в иную, печатную веру почти случайно, проморгав пару морских, на подходе к Индии, строк, споткнувшись об не совсем удачное, длинное предложение, увязнув в его глубинах, теперь он оттиснут и переплетён, но бабушка, милая бабушка, я здесь, я живой, как бы не выглядело это необычно, у меня всё в порядке, так надо, не спрашивай почему, я сам ещё многого не знаю, теперь слушай: тебя что-то отвлечёт, ты выглянешь на секунду из комнаты, чтобы проверить квартиру и себя, свой рассудок, а когда вернёшься /ты говоришь: ╚вёрнешься╩/, в постели будет лежать спящий Юра Гостев, его появление будет конкретным, по поводу бабушкиной озадаченности и скорого, готового высунуть частый язык, липкого страха за эту ночь и будущее утро, а также все последующие дни, отсчёт которых так таинственно начат: раз, два, три, избегая говорить десять, через день на работу, где всё сначала, впервые, даже Лариса, которой теперь не было места, а в памяти Гостева зияла огромная дыра, затягиваемая поспешными, но готовыми для тревожного пользования выражениями, и надо было почему-то обязательно помнить, что жучок √ причина пожара, а ╚жи-ши╩ пишется через ╚и╩, и это было очень странно, всё свидетельствовало о том, что он засыпал в сложных, подчас противоречивых исканиях, с затаённой болью в сердце ещё и по поводу его сына, а также неизвестного звонка, свечения в небе, замёрзшего окна, и тут был нужен чуткий и проникновенный художник, который яркими мазками со своей психологической палитры, что называется в задушевной манере, отобразил бы этот переломный момент и воссоздал гигантскую фреску, повествующую о....

════════════════════════════════════ ЧАСТЬ ВТОРАЯ

═══════════ ЖИЗНЬ, КАК ВЫПАВШИЙ НА КРЫШУ СНЕГ

════ Валентин Степанович Пальчиков вздрогнул. Утро неприятно═ кольнуло его в небритую щёку, защекотало в носу: чих! чих! √ мелко, стыдливо, сусликом этаким, будто стесняясь наёмного убийства... Чего-чего?.. Как в фильме каком-то, - очень похоже на выстрелы, оплаченные трусливой необходимостью: где-то за мусорными ящиками, в проходном дворе, оглядываясь по сторонам, часто сморкаясь в носовой платок, - вдруг заметят? В грязном светлом плаще √ вот как эта скомканная простыня.══════

════ Сон был нелепый, даже какой-то злодейский, что никак не соответствовало внутренней сущности Валентина Степановича, - себя он считал мягким и добросердечным человеком, случалось ему бывать и тряпкой... Он переменил щёку на подушке и шумно вздохнул. Нет, всё равно неловко √ и непонятно. Ему не должны сниться такие сны.══════════════════════

════ Проснулся √ как в темноте своего сознания отгулял. Как отыграл роль. Но не свою, - чужую. Действительно, кино. Ещё и такое неловкое: несоответствие внешнего облика актёров их ролям, как если бы щуплый нагонял страх, а слепой √ метко стре╜лял. А он был невысокого роста, плотного сложения и брюшко своё, весьма заметное, часто поглаживал руками, - для него оно было как драгоценный сосуд, амфора, найденная на дне ни╜кому неведомого океана, вмещающая не только выпитое, но и съеденное, заталкиваемое туда почти насильно. Или сундук. И вот пробуждение Валентина Степановича √ поднятие со дна этого океана /на поверхности лопающиеся от нетерпения бульки, раскрытые рты/ тяжёлого, покрытого ракушками сундука. Волнуясь, вскрыли его, позеленевшего, а там...════════════════════

════ Пришла полоса свежести, законных и отрадных перемен, оконное стекло выгнулось и зазмеилось радужным переливом: трамвайный звонок, скрежет металла, визгливый поворот вагонов, подробный отсчёт стыков, наглая возня воробьев рядом с неизвестным человеком в плаще, скандальный делёж невидимых крошек уже на его плече, наконец, утро ткнулось солнечным взглядом в комнату √ и ушло смурное.

════ Кто это был? ╚Вот уродство-то╩, - подумал Валентин Степа╜нович. Перебрал, явно перебрал вчера. Почти насильно заталкивал. Зачем? Пронеслось в голове, за зря пропавшей в чужом сне, и вскинулось перед часто заморгавшими глазами, дохнув жёстким, сумбурным веером: вино, водка, икра, коньяк, пиво, сауна √ несколько слов из словаря ответственного работника, выпущенного к торжественным датам, к тому же ограниченным тиражом, все такие же как он собрались, свои, ответственные, самые связанные по работе... Но не стал Валентин Степанович вспоминать. Сухо во рту, в желудке скользко /перекатывалось там что-то, падало и вновь вставало/, а ноги трусятся и кричат снизу: держись! крепись!

════ Да, хватит. В этот словарь больше не заглядывать, даже не вспоминать о нём. Отложить до следующей праздничной даты. Чтобы не тошнило. А праздник может быть в любой день. Не дай бог┘

════ Он прошёл в туалет и, покуда неисправный сливной бачок заводил свою гнусную песню, шедшую в разрез со всё более набиравшим силу утром /о, как оно было неподобающе разгульно!/, сидел там и думал, обхватив руками свою непослушную голову и ввинчивая её в обязательную резьбу трудового дня, утра окончательно обнаглевшего: шум стоял такой, что показалось Валентину Степановичу будто оказался он сдавленным в тесноте вагонного туалета, а вагон этот √ в составе поезда, спешащего в тревожную неизбежность, - думал, думал и об этом каждодневном поезде, заплёванном, зашарканном перроне, дорожной неразбери╜хе, путанице с билетами, еде в дорогу, о том, что не тот би╜лет ему достался в жизни, - так ясно это вдруг стало и сразу же померкло, ушло /в дверь коротко стукнули, спугнули/, но что-то вернулось и очень крепко теперь сидело в нём, знать бы что, головы всё ещё не было, вчерашние осколки, кто их теперь склеит, но размышлять хотелось, хотелось понять себя, ругать себя и наконец-то заявить, почти взорваться: ненавижу пьянку, ненавижу обжорство, ненавижу...

════ - Скоро ты там?

════ Голос жены. Нежный, заботливый, обеспокоенный, раздражённый, злобный? Какой? Снова пища, еда, жратва. Дым. Чад. Огонь. Жирный запах. Подгоревшая корка. Есть, рвать зубами, глотать и с огорчением думать, что с головою у него явно не в поряд╜ке, в огороде бузина, а в Киеве дядька, который всё это дол╜жен съесть.

════ - Уснул что ли?

════ Сейчас, дорогая, сейчас, родная, зараза, что ж ты от меня ещё хочешь, кровь мою последнюю выпить?

════ - Эй!════════════════════════════════════════════════════════════════════

════ Думал громко, отвечал тихо.═══════════════════════════════

════ - Иду.═════════════════════════════════════════════════════

════ Кухня была рядом. Но ещё Валентин Степанович зашёл в ванную комнату, закрыл за собой задвижку и пустил воду в раковину. Боковым зрением поймал юркнувшего в кучу нестиранного белья скользкого чёрного таракана, потом перевёл глаза на настенное зеркало с глубокой трещиной в углу и встретился с раскосым выражением полного, словно обваренного кипятком лица. Явное неудовольствие на нём или лёгкое недомогание √ поди разбери после вчерашнего и поза... поза... позади было время встряски и расслабления. Нельзя так терять своё лицо. Он взялся за подбородок. Надо было побриться.

════ - Да где ты там пропал?!

════ Боже мой! Неужели у неё такой голос? Двадцать пять лет совместной жизни. Куда всё подевалось? Грудь, ноги, глаза, улыбка... Насмешкою нам что ли жизнь выходит? В институте ещё когда учился, молодым был, товарищ там один стишки писал, Пальчиков такие строчки запомнил: ╚талию гладил и плечи в бреде, как бешеный зверь. О, как сознанье калечит всё, что я вижу теперь!╩ Не к ней ли относятся? А сам, сам-то каков! Вот беспристрастный судья и его приговор: лицо брезгливое, словно потерпевшее в чём-то. Спросить себя: каким меня люди ви╜дят? /Да кто ответит?/ Как меня ещё терпят... Такое лицо надо оставлять дома. А с каким выходить? Маску себе что ли купить? В предновогодние дни смело можно ходить. Сочтут за шутку. Маска добродушного медведя или снеговика. Рот до ушей. Хохотун. Симпатяга.

════ - Я же тебя ждать не буду!!

════ Не успел Валентин Степанович надеть маску и вышел какой был: с мокрым лицом, чуть осевший назад, чуть больной, сомневающийся. На работу он не боялся опоздать, у него была такая работа, что он мог неторопливо посидеть за столом /самым печальным этим утром стало вдруг верить в ложные обязанности/ и машинально подносить ложку или вилку ко рту, не глядя на тарелку, - сегодня утро давало ему другую пищу, которую легче было пережёвывать, но труднее переваривать, - так она была внезапно обильна и щедра к весьма сомнительному своей ненасытностью аппетиту тревоги.

════ Спешила жена √ хотя она не работала. И даже вместе им незачем было подгонять время мнимыми задержками, - никуда они не уезжали. Поезда, кроме того, что свистящим вихрем, в коем череда окон √ годы, прошумел в голове Валентина Степановича, обдав его многолетней, скрытой тоской, - случайное, досадное сравнение, всё же как-то относящееся к прозрению, - больше не предвиделось.═════

════ Её спешка вытекала из того положения, которое она занимала в доме, и требовала ежедневного, ежечасного /тут речь больше не о стирке и готовке, а об опеке/ и даже ежеминутного оправдания принятой на себя однажды /двадцать пять лет тому назад/ заботы о поддержании порядка в семье, что было совсем нелегко, имея в виду ее всегдашнюю неуспокоенность, вырастающую до открытого недовольства, и тихую, близкую к ограниченному довольству, леность её мужа в домашних делах, и стало быть раздражения тут никак было не миновать, причиной её нудных проповедей в его адрес, воспринимаемых им на слух при полном забвении /да и не дай бог вдумываться!/ смысла, произносимых как ╚та-та-та-та╩ какого-то захлёбывающегося пулемета, заправленного бесконечной лентой и поливающего толпы штурмующих его людей, хотя ничего он, Валентин Степанович, не штурмовал и даже не оборонялся, - так вот, причиной её нервных аффектаций был уже просто внешний вид Валентина Степановича, бывшего ниже жены почти на голову, который свидетельствовал не об энергии творца и добытчика, занятого поиском чего-неважно, а более всего представлял собой какую-то обездвиженную размазню в болячках и тапочках. Но себя таковым Валентин Степанович не видел и не считал. Это был всего лишь взгляд свы╜сока его недовольной жены, знающей к тому же не то, что нужно и не совсем понимающей, чем определяется действительное положение вещей, и если бы она могла мягко, без направленного на людей пулемёта, пораспросить некоторых, более осведомленных о другой стороне его жизни, чем она же со своим весьма поверхностным, пренебрежительным и скорее давно привычным к ней отношением, то вышло бы, что та, вторая сторона, связанная с его работой, никоим образом не может быть привлечена к первой, вялой и боляще-тапочной, а более всего сообщит о его, Валентина Степановича, твёрдости, всеохватности зрения и способности быть в курсе происходящего на производстве, граничащей с некоторой таинственностью.════════════════════

════ Их совместная жизнь тратилась мелкой монетой. Долгие годы придирок приучили к скупости чувств. Последнее время они часто скандалили, - ну он-то молчал, - или так всегда было, а он раньше не замечал этого, отвлекаемый от прямых столкновений ещё и присутствием детей. Дети выросли и разъехались кто куда, создавая свои семьи, и теперь возникал вопрос: а стоило ли дальше тянуть эту лямку? Двое в трёх комнатах с вескими, основательно проросшими неудобствами. Что дальше? Когда-то Валентин Степанович был молод и даже лёгок в движении, несмотря на присущую ему с детства комплекцию. А теперь стал уставать, - медленно расклеивался, медленно растекался в то, чем жена называла его, словно заканчивалась гарантия его успешного пользования, и он вырабатывал свои ресурс.

════ Он вошёл в кухню. В приоткрытую створку окна утро голосило на послепраздничные, не совсем ещё вернувшиеся к будням лады. Радио встречало Валентина Степановича прохладой. Струя несомненного лета сначала била его открытой, звонкой перчаткой в голову, а потом уже наполняла кухню и дразнила почти бездыханного Валентина Степановича, щекотала ему ноздри. Радио играло так громко, что чесалось тело.══════ ═════

════ - Окно закрой, - попросил Валентин Степанович жену. √ Прохладно что-то.

════ - Жара какая!.. А ты - ╚окно закрой╩, - отозвалась она, продолжая греметь у газовой плиты сковородками, сначала одной, потом другой, а также кастрюлей, ножом, мясорубкой, открывалкой, немытыми тарелками, ложками, вилками, банкой из-под компота, майонеза, варенья, мёда, огурцов, помидоров, капусты, трамваем, мотоциклом, птицами, собакой, очередью у магазина, голосами прохожих, школьников и детским садиком неподалёку.

════ - Я же!.. √ попытался вырасти и побагроветь Валентин Степанович...

════ - Что? √ во внезапно наступившей тишине спросила жена.

════ ... и не смог, молча сел за стол. Есть было практически невозможно. Самая мысль о еде была уже преступлением против рассудка. Только пить и пить √ воду, и тем самым признавать, что чувство жажды √ есть обострённое чувство жизни, находящейся где-то рядом, к которой приближаешься с каждым глотком. Тя╜жесть в желудке дрогнула, потревоженная водным потоком, заскользила, теряя опору, и сдвинулась куда-то влево. Валентин Степанович напрягся, стараясь удержать равновесие /туда же, в ту опасную сторону, на выручку побежали, посыпались невидимые внутренние человечки/, и не сдюжил, вдруг расслабившись, негромко трыкнул, словно принуждённо мстя кому-то и к тому же делая чрезвычайное облегчение себе, тем самым вдруг становясь на порог сугубо индивидуального удовольствия.═════ ═══

════ Жена Валентина Степановича была дородной женщиной, втиснутой в платье, ставшее сразу же узким, как только его пошили; её сдобная плоть вываливалась кусками буквально отовсюду и заставляла Валентина Степановича думать о жене, что ничего человеческого в ней не осталось, только женское. А в нём, выходит, был избыток и мужского и человеческого.═

════ Она обернулась от плиты и посмотрела на него с явным осуждением того, что так высоко забравшись для себя, он низко пал в её глазах, как падал всякий раз, когда громко прохрапев══ всю ночь, утром ходил в туалет √ так же громко, как храпел, и если бы тогда он встретился с ней глазами, то прочёл бы в них не снисходительный укор, а открытое негодование. А так Валентин Степанович просто кашлянул, словно извинился и кто-то ещё развёл за него соболезнующими руками: ну что тут, поделаешь?═════════════════════════════════════════════════

════ Солнце над ним откровенно смеялось: жёлтые зайчики распластывали по стеклу свои толстые губы. Ладно, ладно. Какой═ дерзкий, надоедливый шар. Валентин Степанович зажмурился. А раньше, бывало, в воду бежал, прищуренный от счастья. Взлетали радужные брызги, загорелые колени, гулко билось сердце, отзываясь в возбуждённых пятках, не боящихся прибрежных камешков. Потом куча мала, борьба в песке с противником, таким же пацаном, с собой, со своим смехом. Валя, айда на футбол! И пас сразу на ногу, и точный удар мимо бросившегося навстречу вратаря. Головокружительное детство, беспрерывные, судорожные √ а вдруг не хватит? √ глотки вечного, сладкого лета и острый, холодный вкус тающего на губах мороженого. ╚Я сегодня целых три съел. А ты?╩ - ╚Я? Я √ четыре╩. Бурлящий, неугомонный допоздна двор: ╚А Валя выйдет?╩ √ хлопанье дверью, сбег по лестнице, вприпрыжку, с буханьем на площадках между этажами, распахнутый настежь подъезд, а там, на воле, сразу знакомые голоса, лица, лавочка у закрытого на замок подвала, в темноту которого всегда хотелось попасть, перебежавшая дорогу кошка, бензиновые пятна на асфальте, расчерченном на классы, воркующие голуби, кудрявые акации, похожие на карандаши тополя, велосипедные звонки, отражение голубого неба с белым, рыхлым следом реактивного самолёта в большой луже, ставшей морем, по которому плывут пиратские корабли, прятки, считалки: шышел-мышел, к чёрту вышел, картошка, испечённая в костре, завершающем тогдашний день, равный где-то нынешним семи по новому, бедному на впечатления, взрослому обменному курсу. Жизнь в то время представлялась чистой, как только что выпавший на крышу снег, глянцевый блеск которого /чище гималайского/ опушил памятную для Валентина Степановича фотографию: над ней у него безмятежное, преданное своему безответственному возрасту /лет двенадцать, не больше/ выражение лица; широкий ворот белой сорочки, выправленный поверх воротника серого пиджака, разбежался вкруговую тогда уже плотной и короткой шеи и вытянулся вдруг улыбчивыми стрелками по плечам, доставая до самых их кончиков; лишь непослушный вихор, перечеркивающий открытые линии лба, словно перебегал дорогу угадываемой судьбе подобно чёрной кошке и указывал на некоторое предупреждение, возможный выверт. Тогда он был шалун и выдумщик. Из школы его едва не исключили за шалопайство. Была ещё одна фотография, сделанная разгорячённым скандалом родителем в весьма злопамятное сыну назидание, - никаких улыбчивых округлостей, настроение снимка далеко от великодушной игривости и возрастных послаблений: ╚Валя √ вор!╩ √ чётко выведено черной краской на белой картонке, висящей на нём позорным плакатом. Руки за спиной, взгляд какой-то скособоченный, понурый и губастый. Ремень √ жгучий и беспощадный. Следствие одной нечаянной общественной забавы √ шарить по карманам пальто своих одноклассников в раздевалке. Не один он такой был спортивный, а попался √ один. Как? что? почему? √ не до вопросов, хватай его, чёрта, - с зажатыми в кулаке пятнадцатью копейками, страхом, сердцем, бьющимся в припадочном ритме. Мокрые руки уборщицы держат крепко. Ведите его в учительскую, там с ним живо разберутся! И вот уже длинный стол, покрытый сукном, занятый локтями, блокнотами, пишущими ручками, а в дальнем конце его, под портретом, поднимающаяся фигура директора... Но обошлось, обошлось и скомкалось, как ненужный, досадный листок бумаги, выброшенный в корзину. Осознал. Присмирел. И вдруг распрямилось, развернулось чрезвычайным обвинительным заключением: новый, вопиющий случай, эхо которого к вечеру больно отдалось в ушах Вали /руки у отца крепкие, рабочие/, - кто-то скрутил блестящие металлические ручки с классных шкафов и двери. Кто? √ Валентин, конечно, вот он стоит /все обернулись/ сзади и мнётся. Ну, Валя? ╚Я... Я... (Ошибка! Чудовищная ошибка! Но уже поздно. Следствие идёт по ложному следу, - так поезд сворачивает не на ту ветку, самолёт нарушает воздушное пространство другого государства, корабль нагло вторгается в чужие территориальные воды./ ╚Я... Я...╩ (Сети. Плотная, круглая рыба часто-часто раскрывает рот будучи выброшенной на пустынный, враждебный берег./ Ага-а... Признался! /Ну зачем, зачем мне они? Что я с ними буду делать?) Дома отец старательно расписывает чёрной акварельной краской плакат /кисточка при помешивании в воде хрустально звенит об край стакана/, заряжает фотоаппарат... Тогда же в памяти Вали закрепилось, что по жизни надо идти в сапогах до колен, а он босиком в неё вошёл, так и думал по ней в благости пройти. После школы /ему всё казалось, что этот злополучный плакат висел на его шее до самых выпускных экзаменов/, после школы институт √ и вновь обещания, как в детстве прекрасной жизни, главным из которых было обещание свободного времени. Не в особый ущерб лекциям, но всё же очень активно он пользовался им в компании, составившейся весьма быстро из любителей нескольких общеизвестных острых слов, разухабистого смеха, ларькового пива, анекдотов с теми же словами, футбола, хриплого рёва ╚го-ол╩ в тысячи торжествующих глоток, кинокомедий, самых легкомысленных и в сущности пустых, ╚подкидного дурака╩, а для Вали отдельно ещё и шахмат, чего он несколько стеснялся, потому как фигуры на доске выглядели очень уж благородно и над ними надо было думать, музыки на заснеженном катке, сверканья коньков, коротких юбочек длинноногих фигуристок, тесных вечеров в общежитии, танцулек под радиолу, ночных шатаний под гитарные переборы, похмельных утренних подъёмов, смело приравненных к романтичным пробуждениям, -═ всего того, что каким-то непонятым образом составляло круг так называемой студенческой жизни, больше похожей на неуправляемую вольницу, всё шире захватывающую обязательные часы в жизни всякого, кто легко относится ко времени, будущий ход которого не очень-то хотелось рассчитывать, - на то и молодость нам дана, считал Валентин Пальчиков, чтобы было что вспомнить и над чем посмеяться. Смеялись, однако, над ним. Смеялась одна. Девушка из параллельной группы. Ей не было нужды представлять что-то смешное. Она видела перед собой то, что в ней вызывало неудержимые приступы смеха. Валя недоумевал: почему? что в нём такого смешного? А она хохотала, едва завидев его, отчего он очень конфузился. Возможно, что повод имелся и её взгляд находил в нём чем поживиться: к тому времени он был довольно-таки плотный студентик, лихой вихор на его лбу чертил кудрявые планы дальнейших увеселений. Подходящая мишень для упражнений в остроте языка, если бы не собственные габариты неожиданной хохотуньи, которая выглядела очень уж взрослой женщиной, этакой бабой, словно бы родившей и воспитавшей трёх, а то и более детей и от постоянных жизненных нагрузок обретшей монументальные формы. ╚Девушка с веслом╩ √ это бы ещё мягко сказано было, если бы кто-то решился так пошутить ей в лицо. Шеи нет. Сразу голова √ как льготный шар ныне в ╚Спортлото╩ выкатывается. Грудь √ неохватный, заимствованный символ, дыхание матери-земли; с такой грозной поверхности должны были падать, напрасно за неё цепляясь, редкие смельчаки √ но таковых не находилось. Коса за спиной √ тяжёлая, золотистая. Песня девичья, степь привольная. Летний сон. Жаворонки в полдень... Зимой чёлка непокорная из-под мужской ушанки выбивается. Бой-баба. Она и впрямь обладала силой, несвойственной женской натуре, и некий студент с Полтавы вполне серьёзно повествовал Валентину Степановичу /тогда ошарашенному Вале/ о том, что она, ╚якая дивчына╩, одному ╚гарному хлопцу╩ этой самой косой взмахнув, выставила белоснежный передок, гогочущий над ней, так что он, беспечный нас╜мешник, растеряв весь свой задор, только и прошамкал, опе╜шив: ╚Жа што?╩ Больше над ней никто не смеялся.

════ Вот она идёт по коридору общежития. Навстречу ей Валя. Сюда он зашёл после занятий, чтобы взять конспект у друга, которого не оказалось на месте, - он где-то рядом, его только что видели или не видели уже месяц, он зашёл в соседнюю комнату, спустился на этаж ниже, собрался в столовую, баню, уехал к тёте в деревню, теперь блуждай по коридорам, ищи его и находи себе заботы, ЕЁ, всегда готовую отмочить номер, до ужаса любящую такое неожиданное слово ╚вдруг╩. Вдруг. Она. Поравнявшись. С ним. Шепчет. Ему. Ласково. ╚Цыпа╩. И он пропадает в её неожиданном смехе, покрываясь красными пятнами досады, стыда, возмущения, и тем самым теряясь в непонятном ему унижении. Что же это такое, а? √ спрашивал себя Валя, по╜тому как спросить больше некого было, друзья тоже начинали похахатывать над его с ней √ кто же это такое сочинил? √ отношениями. Но не было никаких отношений. Он даже не был с ней знаком. Однако вскоре всё разрешилось самым банальными и тупым до безобразия образом.═════════════════════════════════

════ В автобусе. На задней площадке. Там им пришлось столкнуться лицом к лицу в торопливой людской сутолоке. Не повезло. Ужасно. Валя сразу узнал свою прежнюю обидчицу. Он так навязчиво и безуспешно тыркался по сторонам в поисках мало-мальски подходящего для себя стоячего местечка, своего рода закоулка, в который можно прошмыгнуть и там затаиться до нужной ему остановки, прижавшись к людской стене, что вызвал раздражённые замечания окружающих: ╚Да тише ты!╩ √ и был замечен ею. Ему даже голову обожгло /а она была выше его ростом/ от её радостного взгляда. ╚Ну вот╩, - печально вздохнул он про себя и сразу перестал бороться, опустил плечи.

════ Шум водопада. Тесное ущелье. Встреча на узкой горной тропе. Сзади обрыв, слева река, справа острые, голые скалы. Де╜ваться ему было некуда. Он старался хотя бы не смотреть ей в лицо, зажмуриться, отвести глаза в сторону. Уже слышал он её короткий смешок √ два сдавленных, нервных от предвкушения хо╜хотка, лёгкая разминка перед редкостным по зрелищности и го╜ловокружительным по впечатлению представлением. Не смотрел. Не смотрел. Терпел. Одну остановку так проехал. И вдруг уви╜дел в её глазах любопытство, доведённое насмешкой до глумле╜ния даже, пружину, взведённую до упора, словно он, Валя Пальчиков, был смешон не в связи с чем-то, а как есть, сам по себе, и как бы он не сидел, не ходил, не морщил лоб, закрывал глаза, открывал их, поджимал губы, говорил, не говорил, спал, читал, пел, ел, что бы не делал, - всё вызывало в ней безудержный, спешащий будто на расправу, смех, да ещё и приглашающий зрителей: ╚Все сюда! Скорее! Здесь так смешно! Ой, мамочка, не могу больше!╩ Необоримое удовольствие. То, что называется ╚забиться╩ и молотить воздух ногами, лёжа на спине. Гогот. Ржанье. Пальцы, тыкающие прямо в лицо.══════════════

════ Непонятно. Стыдно и противно. Валя сделал попытку освободиться. Тщетно. Еще раз: всё-таки поворот влево, немного плечом вперёд, нащупывая путь, тонкую нить, по которой √ нога в ногу, робкими шажками, без балансира... Что-то не пускало. Ну? Скорее. Сейчас хлынет поток и зальёт его красной краской┘

════ Пиджак. Теперь попятно. Пуговица на его пиджаке зацепилась за сетку в её руке √ что там? картошка? морковка? √ или это сетка зацепилась за злополучную пуговицу и не отпускала Валю Пальчикова на свободу. А ведь ему уже выходить скоро. Через остановку. Пассажиров становилось всё меньше, а сетка √ всё агрессивнее, хохот нахальнее. Она едет с рынка, в общежитие. Я √ домой, из института. Что же мне делать? √ решал Валя. Ухватиться за компостер, дотянуться и разбить молоточком стекло, как раз аварийный случай, дёрнуть за шнур, кольцо, нажать кнопку над дверью и дозвониться до водителя, на╜конец, подпрыгнуть и попытаться открыть люк. Тяжко. Невоз╜можно. Бред какой-то. Становилось душно и пыльно, а тоскливо было уже давно. Её близкое дыхание √ тяжёлый груз ему на плечи. И ещё: противные использованные абонементы под ногами, шелуха семечек... Парень с девушкой, сидевшие напротив, щёлкали эти семечки и обменивались впечатлениями, глядя на изнурительную борьбу Валентина Пальчикова с бездушным механизмом, - разве можно было назвать её женщиной, человеком? Это была какая-то пагубная сила, воплощение страсти к насилию и слепому разрушению. Нет порядка. Не было √ и не будет!

════ Он дёргался, тихо свирепел, стряхивал сетку, отгонял её от себя, словно у неё были впившиеся в него зубы и вовсе это не сетка была, а собака, только такая, которой говорят не ╚фу!╩ √ а почему-то ╚кыш!╩ Как же так? Разве можно без намордника? ══════════════════════════════════════════════

════ Люди выходили и входили. Выходили всё больше, входили √ меньше... Странно они выглядели в полупустом уже, тряском двойном автобусе, на середине поворотного круга, в самом центре ╚гармошки╩, когда, казалось, можно было отойти друг от друга, найти себе место, сесть или стоять вполне независимо, взявшись за поручень. Однако, сетка держалась за Пальчикова крепко. Он сопел и отбивался от неё, подпрыгивая и шатаясь на ухабах, под неумолчный хохот её хозяйки. ╚Она сумасшедшая! √ заметался Валя. √ Или я идиот?╩ Стиснув зубы /береги их, ╚цыпа╩, береги!/, он рванул на себя сетку. Он ничего уже не соображал. Понимания, казалось, не было и в головах немногих присутствующих рядом, иначе как объяснить то, что никто из пассажиров не возмутился и не обратил должного внимания на эту тягостную и бессмысленную сцену?═══════════

════ Выходить им пришлось вместе, у общежития. В дверях, толкаясь и загнанно дыша, он с трудом расцепился с ней, спрыгнул на асфальт. Её окликнули: ╚Вера!╩ Девушки под металлическим козырьком остановки. Они засмеялись. ╚Валя!╩ √ ещё услышал он, обернулся и увидел друга, того самого, с конспектами. Все посмотрели на Пальчикова очень радостно, словно были они ему и друг другу закадычными друзьями, договорившимися встретиться этим прекрасным летним вечером и хорошо провести время, а вот он запаздывал, только его и ждали, Валюшку этакого... Он смутился и, не дожидаясь обратного автобуса, быстро и смешно зашагал в сторону дома.═════════

════ Дальше √ хуже, хотя хуже уже быть не могло.════

════ Пик развития таких неказистых отношений пришёлся на окончание института. Последней звонок, прозвеневший зимой на пятом курсе, возвестил начало свободной дипломной жизни, как будто студенческая жизнь до того для Вали и его приятелей была излишне отягощена сплошь только нудными обязанностями. Вечер того же памятного дня Валя со своей группой договорился отметить основательной вечеринкой в общежитии. У него было праздничное, под стать громкой музыке и возбуждённым, смеющимся голосам, доносившимся почти что из-за всех дверей на этаже настроение, когда он, возвращаясь из туалета, - всего-то пять шагов оставалось сделать до обшарпанной, когда-то белой двери, за которой в табачном дыму заседала их компания и его ждал собранный в складчину стол, заставленный бутылками, рыбными консервами, жареной с луком картошкой, солёными огурцами, квашеной капустой, салатом под майонезом, копчёной колбасой, нарезанной глазастыми от белого жира кружками, - свернул в коридор и вдруг столкнулся с так же, как и он, нетвёрдо стоящей на ногах, и очень как-то неприятно радостной Верой. ╚Цыпа ты моя!╩ √ всё тем же непонятным ласковым голосом произнесла она и потянулась к нему, раскинув руки для несомненного сердечного объятия. Резкое чувство обиды захлестнуло было ему горло, прочищая его для ответного объяснения, оправдания, наконец, возмущения! √ но ничего он высказать не успел и оказался плотно прижатым к словно густым клеем вымазанной зелёной стене, цвет которой местами переходил в тяжёлую синеву. Одной щекой Валя ощущал её холодное дыхание, а другую ему обдавало горячее и дивное Верино: в нём были напор и обещание томления, широкая кровать, огромные подушки, непроницаемые шторы на окнах, обстоятельный, доведённый до струнки порядок в доме, наваристый борщ с добавкой, тефтели, яблочный пирог в праздничные и иные выходные дни, выстиранное бельё на верёвке, протянутой через комнату из угла в угол, потому что балкон уже занят, там некуда ногу поставить от всяких годных вещей, - и много-много детей, как закономерный и блистательный итог. Они у него уже шевелились внизу живота и тонко пищали √ так крепко Вера давила, увлекая его в сторону. Она лезла целоваться, а ему хотелось шпротов в масле, совсем рядом они были, за дверью, - очень уж приятно они дымком попахивали. Как же ему не повезло! Там уже песни пошли. ╚По До-о-ну гу-ля-а-ет, по До-о-ну гу-ля-а-ет!..╩ √ с натугой разворачивались тяжёлые и мокрые голоса.

════ Ребят что ли на помощь позвать? Её увидят. Засмеют. Не справился. Позору не оберёшься. ╚О чё-о-м де-ва пла-а-чет...╩ √ тянул, словно из неудобного, узкого горлышка пил, раскачивающийся, хмельной женский голос. Как же быть? ╚О чё-о-м де-ва пла-а-чет...╩ √ вступала подружка. Хладнокровие и выдержка против стального захвата. Это не сетка, тут ╚кыш!╩ не скажешь. И мужики всеми подхватывали: ╚О-о чё-о-ом де-ва пла-а- чет!..╩ Из-за двери шёл блуждающий гул, а у Вали Пальчикова на глазах блестели слёзы.══════════════════════════════════

════ Тусклая, пыльная лампочка где-то впереди, одна на весь коридор, прятала эту невыносимую сцену не только от взглядов посторонних свидетелей, которых к счастью √ или к несчастью? √ не оказалось рядом, но и от самих участников бессмысленной возни.════════════════════════════════════════════════════

════ Он слабо сопротивлялся, пытаясь уйти от буйных проявлений непонятных ему, неизвестно чем спровоцированных для него чувств. Медленно отступая вдоль стены с тяжким грузом любви на себе, он добрался до спасительной, такой желанной в эту минуту двери и тут, как оказалось, совсем пропал, - это была не та дверь. Он ошибся! Он чудовищно ошибся! Потерял ориентацию, разум, а теперь уже и честь... Она это почувствовала и прижалась к нему покрепче, - Валя держись! √ потом крепче, - надо вырваться, непременно вырваться! тут медлить никак нельзя! √ и ещё крепче, и не сдержался Валя: распахнулась, вышибленная ударом её ноги, дверь; подламываясь в ногах, он попятился в чёрный провал незнакомой, пустой комнаты, и там его испуганное тело приняла расшатанная койка, дружно лязгнувшая всеми пружинами сразу.═══════════════════════════

════ В ту безнадёжно глупую и непоправимую ночь, больно и нескладно обнимая друг друга, они задушили любовь, которой у них не было ни тогда, ни после, а тем более в данную минуту, на кухне, залитой беспечным солнечным светом, где она, двадцать пять лет уже как Вера Пальчикова, стояла у плиты, спиной к нему, и слёзно нарезала лук. Никаких неожиданностей. Кто теперь вспоминает о словечке ╚вдруг╩? Оно √ ужасно. Правда, огонь в её глазах иногда бывал, но на нём нельзя было вски╜пятить хотя бы кружку молока.

════ ╚Что ты в ней нашёл, а?╩

════ Что он в ней нашёл? Легко было назвать его бедным, но это ничего бы не объяснило. Откуда он знал?

════ Была пионервожатой. Дудела в трубу - ╚горнила╩. Приходилось ей и в барабан бить. Ходила в походы. Плясала у костра. Пела: ╚То берёзка, то рябина...╩ Хохотала. Поступила в институт...

════ В Вале Пальчикове после той ужасной ночи произошли разительные перемены. Он стал серьёзнее, меньше улыбался и шутил с товарищами. Они заметили это, потом обнаружили и причину такой метаморфозы, - никак ей не укрыться было от соболезнующих, дружеских взоров: большая и широкая, она часто попадалась рядом с их Валей, вдруг оказавшимся потерянным для них навеки, - то они пирожки с повидлом, так называемые ╚кручёночки╩, едят в студенческом буфете, запивая их томатным соком, и Валя при этом непривычно сдержан и тих, то по улице идут и молчат, и молчание это очень длительное, километра два или три этак протяжённостью. Свой диплом Валентин тоже вместе с ней писал, просиживая вечерами в общежитии. Шутки кончились вовсе. Друзья заволновались. ╚Что ты делаешь, а?╩ √ с тревогой и светлой надеждой на всего лишь временное помутнение разума друга, спрашивали они его. - ╚Ты посмотри на неё получше! Совсем ослеп что ли?╩ ╚Да? А что такое?╩ √ будто бы искренне и в то же время лениво удивлялся Валентин, совсем не интересуясь тем, что ему будут втолковывать его заботливые спасители. ╚Да у неё одна рука как две моих ноги!╩ √ в сердцах замечал один из них, крепкий телом и высокий ростом. ╚Она... добрая╩, - неуверенно и почему-то вдруг шёпотом отвечал Валентин. ╚Про косу не забудь,╩ √ вежливо наставлял другой. А Валя уже ничего не отвечал, он зевал. И тогда ещё один, самый образованный из них, вздыхал: ╚Сон разума рождает чудовищ╩. Но всё это проходило мимо, забывалось, а потом переименовывалось, рядилось в новые одежды и приглаживалось, и ничего такого дурного Валентин Пальчиков не замечал в своей новой жизни или откровенно не хотел замечать, раз уж так она складывалась.

════ Свадьбу сыграли в той же комнате общежития, приведшей его к такому знаменательному итогу. Число, день были те же, но месяц √ другой, осенний, урожайный, щедрый как и деятельность человека в эту пору на плоды, и это непредумышленное повторение выглядело своеобразным юбилеем задушенной любви.

════ ╚Что ты в ней нашёл, а?╩══════════

════ Это невозможно было понять, тем более в таком утреннем гаме, когда ещё и воробьи на подоконнике так тревожно и надрывно о чём-то зачвикали, что... что... но что это должно было означать, на что наводить мысли, Валентин Степанович не смог себе объяснить, он утомился скрести вилкой по пустой тарелке и как-то небрежно, с лёгким замешательством, выронил её из рук, чем вызвал судорожное движение жены, оторвавшейся от плиты и чуть было не спросившей, если не выкрикнувшей в раннем, неоправданном обострении: ╚Что тут такое?╩ А вот что: за всеми этими размышлениями он незаметно съел всё, что лежало перед ним на тарелке. Кто это говорил: не хочу, плохо себя чувствую, тошнит, нет аппетита, смотреть на еду не могу, пить, только пить, воду? Казус √ ещё и какой! Теперь ему совсем плохо. Может быть не пойти на работу? Из объяснительной: ╚┘так как плотно позавтракал и не смог себя преодолеть...╩ Уважительная причина. Но кому её сообщить? И надо ли это ему делать?═══════════════════════════════════════════════════

════ - Чай будешь? √ спросила Вера.

════ Валентин Степанович тяжело нагнулся и поднял вилку с по╜ла. Понимает ли она хоть что-нибудь? Как же... Бесполезно. Похожа на курицу, которая снесла яйцо. Очки нацепила. Там линзы вот такие /он про себя отмерил сгоряча сантиметров десять/ - молотком не разобьёшь.═════════════════════════════

════ - Будешь чай, я спрашиваю?

════ Он хмуро кивнул и полез вилкой за спину, так как испытал вдруг нестерпимый зуд. С чего бы это? Она? Приглядись к ней получше. Жена √ это почти что не женщина. Когда с ней спишь √ её уже не видишь.

════ - Сам наливай! Я занята.

════ Лучше не глядеть. ╚Она меня совсем не любит╩, - подумал Валентин Степанович. Себя он любил, ненавидел и боялся. Он подошёл к газовой плите и потянулся правой рукой через плечо стоящей к нему спиной жены к чайнику, стараясь не мешать ей, для чего левой растопыренной ладонью как бы оберегал её возможное движение назад.═════════════════════════════════════

════ - Осторожно, а то обваришь! √ прервав работу, но не обернувшись, заметила она. Валентин Степанович на мгновение замер, сразу же сжав ладонь в кулак √ так кожа зудела! Такое сказать, а? Какая подлость √ так сказать, так подумать! В который уже раз! А зачем? Ведь ни разу же не было этого! И это ответ на его предупредительность? Иного не дождёшься. Чего захотел! Это же всегда так было, что в отношениях между мужчиной и женщиной заключена какая-то ускользающая от честного взгляда подлость. Едва её только стоит выявить и распознать, как отношения заканчиваются. И ничего хорошего вообще быть не может! Сесть на шею, на голову, подгонять, требовать √ вот их задача! Ещё бы и родить как-нибудь за них, если бы это было возможно! √ как кипятком обожгло Пальчикову мозг, он даже не заметил, как за столом очутился, - так это всё вдруг захватило и просветило его в направлении весьма далёком от обстановки, царящей на столе, на котором вместо однажды разбитого Верой заварного чайника высился служивший им керамический кувшин с круглой крышкой. За него и взялся Валентин Степанович всё той же левой рукой, которая не успела прежде послужить предупредительной ладонью, затем побывала кулаком, а теперь вот √ ая-яй! какая невыносимая оплошность! √ являлась слепком выскользнувшей из её легкомысленного обхвата ручки неудобного, злополучного, поганого этого кув... нет, того, что осталось от него.══════════════════════════════

════ - Я так и знала! √ всплеснула руками Вера.══════

════ ╚Ну что теперь, задавиться?╩ √ подумал Валентин Степанович. Трагедия. Наказание. Бежать-то куда?══════════════

════ - Что же у тебя руки такие нескладные, а? Куда же ты смотрел? О чём думал? √ запричитала Вера.════════════════════

════ - А ты сколько побила? √ попытался оправдаться Пальчиков.

════ - Я? √ широко удивилась она. √ Поговорить захотел? Когда это я разбила?══════════════════════════════════════════

════ - А вот!.. √ тщетным воспоминанием заряжая голос, возвысился Валентин Степанович. √ Чайник заварной!══════════════

════ - Какой заварной?══════ ════════════════════════════════

════ - Чайник!═════════════════════════════════════════════

════ - Какой чайник?

════ - С цветочками...

═════ - ╚С цветочками?╩ √ передразнивая и уже закрепляя, как с удивлением понимал ничего не понимающий более Валентин Степанович, своё обиженное преимущество, вопрошала Вера и заявляла тут же: - А не ты ли это сделал? Вспомни-ка хорошенько!

════ Она стояла напротив него. Уверенная. Прямая. С тряпкой в руке. Вот так же, как тряпку, она выжимает меня, подумал Валентин Степанович. Нет, так больше продолжаться не может. Пойти застраховаться что ли, от несчастного случая, - вдруг убью кого-нибудь? А вслух сказал: - Ладно. Пусть так. Я что, специально?

════ И горе. Какое горе в глазах!═════════════════════════

════ - Выходит, что так.══════════════════════════════════

════ - Ну да, - пробормотал он. Долгие годы готовился. И вот свершилось. Тема для письменного откровения: ╚Самый счастливый день в моей жизни.╩

════ - А как же иначе? √ не отступалась Вера. √ Мне вообще кажется, что с некоторых пор ты многое специально во вред делаешь.

════ - Как √ во вред?

════ - А вот не знаю. Ты в себе разберись!

════ В себе. Разобраться. С некоторых пор. Уж не со студенческих ли лет? Это была правда, но не вся, лишь какая-то её необъяснимая часть, и он не мог больше об этом думать, потому что вспомнил вдруг, что на работу ему сегодня добираться придётся общественным транспортом, а это неизвестно ещё сколько времени займёт, так он отвык от всей этой суеты, она и так давила на него каждодневно через тысячи других мелких вещей, в которых проходилось разбираться до тошноты, до странного ощущения сухости во рту, устраняемой только несколькими чашками горячего чая, и теперь, перед выходом на улицу, в самый раз было подкрепиться его живительным ароматом, наполненным обещанием чего-то светлого и стойкого, к чему, вероятно, и стремился Пальчиков Валентин Степанович на протяжении нескольких последних лет. Чайник был горячий, коричневый и пузатый. При взгляде на него Валентин Степанович ощутил, как тело его уже пропитывается тем кипятком, который ему предстоит выпить, как у него по плечам, под мышками собирается жаркая, липкая влага, наполняя его ещё и заваркой √ душистой, чёрной, крепкой до ломоты в зубах. Он, Валентин Степанович, больше, чем какой-то чайник вместит в себя жидкости, в нём больше жара, бодрости и опьянения. Чай √ индийский. Слон на коробке. На слоне сидит кто-то. Голый, загорелый. Хорошо ему. Тюрбан. Опахало. Прохлада. Выверенность настроения и состояния окружающего мира. Чистота. Валентин Степанович шумно потянул из чашки, сделал удовлетворённый выдох. Хорошо и мне┘ И снова, долгожданно обжигая язык, Валентин Степанович шумно потянул из чашки, из стародавней, еще детской своей сине-белой чашки с отбитым краешком, маленькой выемкой, чёрной щербинкой, пещерой или бухтой, где можно было затаиться и отдохнуть хотя бы несколько минут от обязанностей гражданина, супруга, просто человека, закованного в обязательные городские доспехи, и сделал удовлетворённый выдох: песок, зной и неожиданное море рядом; ему теперь тоже неплохо, настолько, что можно даже не обращать внимание на скандалёзные происки жены, он проникся духом индийского чая, его медленной, завораживающей песней, исполняемой нездешними инструментами, у него тут, на кухне, своя чайная церемония, которой всё же не хватает времени, чтобы обратиться в полновесный, подобающий его, Валентина Степановича, обыкновению, ритуал. Дым, кольцами кверху, обнимающий невидимый ствол, извив аромата в ломкую вертикаль, тонкий стан, дрожанье струн, восточный танец, ещё пара тактов и совсем уж по-азиатски, то есть грубо: ╚Ты не заснул?╩ Нет, он не заснул, он уже в коридоре, кряхтя надевает ботинки, - пора бы их сменить на летнюю обувь, босоножки что ли? √ разгибается от пола и, отдуваясь, отдаёт тепло своего сердца, жар, выступивший пот, холод, растерянность, злость, негодование, сомнение, обиду ставшей рядом жене, щёткой чистящей на нём пиджак /пятнышко заметила/, всё ей, спрашивающей весьма трогательно, не к месту, не ко времени, вообще не к возрасту: ╚Платок носовой не забыл?╩ Он хлопает себя по карману, нет, это становится невозможным, какая-то пропасть, - колдовство? Он хлопает себя по лбу, бьёт себя в грудь, разрывает на себе одежду, он кричит: да-а!!! Он кричит: не-ет!!! Конечно, нет. Разве он идиот? Ничего этого он не делает, он молча хлопает дверью и выходит к лифту. А жена Вера, снимая очки, фартук, ненужную теперь строгость, напряжение, - всё это большими, похожими на ноги руками, - превращаясь в обыкновенную полную женщину, измученную подозрениями, но не работой, которая только по дому, вздыхает: ╚Эх, дура я, дура╩, и спрашивает себя весьма и весьма неожиданно: ╚И что я в нём нашла?╩

═════════════════════════════════ ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

═══════════════════════════════════════ НЕКИЙ СИМВОЛ

════ Когда √ такое, когда √ не такое, иногда совсем дурное. Что тут поделаешь? Эпитет √ оправдание существительного, как явления, это в любом случае признание того факта, что оно существует вне разного к нему отношения. Когда его немного, да ещё и в холодной воде, оно светит всем, бывает богом в колеснице, в ладье, под ним творится зло, оно светит да не греет, такое ласковое, холодное, желанное, сумасшедшее, убийственное, жёлтое, красное и чёрное, - какое угодно... Солнце выкатывалось навстречу Валентину Степановичу преждевременно раскалённым для мая шаром, оно пробегало по горящим трамвайным путям, которые так влажно и густо змеились вслед за уходящим трамваем, что их казалось немного больше, чем есть на самом деле; оно отблёскивало в жирных поверхностях и колпаках мелькавших мимо машин, и Валентин Степанович с удивлением отмечал, глядя на огромный, вытянутый ввысь по зданию почты термометр, что с утра уже двадцать пять градусов нажарило. В то же время дул ветер, поднималась пыль, и уже с другим, не меньшим удивлением, он замечал, что с какой бы стороны он ни шёл, куда бы ни шёл или откуда бы ни возвращался, в какое бы время суток, утром ли, вечером, а всегда, с каким-то упорным постоянством, ветер дует прямо в лицо, горстями, так что приходится жмуриться, появляется нелепое, кислое выражение лица, глаза всё более становятся узкими, они уже практически не нужны, так только, щёлочки скоро останутся вместо глаз, чтобы только видеть, куда ставить ноги, чтобы не упасть, не поскользнуться, не провалиться в яму. На улице было много народа, и он никак не мог найти себе место в людском потоке, чтобы двигаться в согласии с общей картиной рабочего утра. Он шёл к остановке √ и учился ходить. Странное состояние. Непривычная открытость. Поле, простреливаемое отовсюду сотнями взглядов. Любой жест, любое слово могут касаться его лично. На него ╚что-то╩ подейство╜вало √ слабое, судорожное выражение, попытка выразить тревогу, которая действительно зацепилась в душе Валентина Степановича неприятно колкими и мохнатыми лапками ожидания. И вот, пожалуйста. У него спросили время, громко, сбоку, над самым ухом: кто-то /лица он не разглядел, - солнце/ спросил походя, спеша: ╚Который час?╩ Этот вопрос ему показался бесцеремонным, низводящим его до уровня выхваченного из толпы прохожего, которого можно ещё и по плечу хлопнуть или осадить, если бы он пытался протестовать, несколько даже презрительным, как будто спрашивающему особенно-то и не нужен был ответ, или он, никак не называя Валентина Степановича, относясь к нему безлично, всё же полагал его ответ само собой разумеющимся и нужен он был ему просто так, на всякий случай, ради некото╜рого уточнения, которое можно было впрочем и не делать. Всё это так, приблизительно, учащённо дыша, через плечо, на ходу, вполне совпадающее с таким же приблизительным ответом: восемь или полдевятого. Выглядело это так, словно он был случайным человеком не только для окружающих, но и для себя самого.

════ Потом обнаружилось, что у него нет с собой денег. Уже и трамвай подошёл, он полез в карман брюк и нашёл там пустоту, не ведающую хотя бы о мелочи на проездные талоны. Некоторое замешательство, вызванное этим примечательным случаем, легко разрешилось для Валентина Степановича в пользу если не тяжёлого, то всё же нежелательного решения: пойти позвонить жене. Автомат был рядом. Беря в руку трубку, он вспоминал номер своего домашнего телефона. Затем толстый указательный залезал в дырочки с цифрами и начинал накручивать диск: три, снова три, два... Стоп. В трубке не было гудка, она была немой, искалеченной, мёртвой. ╚Э-эй, сундучок?╩ √ игриво спросил Валентин Степанович обшарпанный, стального цвета аппарат и несколько раз постучал по рычажку, тщетно вызывая его к жизни. Обе стороны нависшего над ним зелёного козырька были испещрены номерами и надписями, среди которых взгляд Пальчикова выхватил две: ╚Дам любому кто позвонит по тел...╩ /дальше замазано/ и ╚Все бабы √ суки!╩ Неудачный взгляд. И совершенно непонятные действия. Как он собирался звонить, если у него нет двух копеек? И, наконец, что он сказал бы жене: ╚Вера, я бумажник где-то забыл, ты мне его принеси?╩ Куда? На остановку? А самому сходить? ╚Что со мной?╩ √ прошептал Пальчиков. Какая нелепость! Уйти куда-нибудь и дня два отлежаться. Первое и самое яркое ощущение: он занимается чем-то не тем, как если бы зимой он искал подснежники. Сон. Плащ. С него всё началось. Тут какие-то шебутные ребята перебежали дорогу. Голоса ломкие, прыгающие между собой, совсем ему непонятные: ╚Я те сказал, слышь?╩ Громкие, бесцеремонные┘ Молодёжь. Есть у него на её счёт подозрения. Ещё одна задача. Что-то из недосмотренного сна.

════ Плохо то, что он идёт по улице, глядит по сторонам и ничего не может запомнить. Всё проходит мимо него, его мысль не проникает в суть явлений. Из чего складывается жизнь? Даже тех мелочей, которые придают ей неповторимый вид, он не видит. Внешняя оболочка. Поверхностное скольжение. Можно глядеть в лицо человеку √ и не видеть его. Слушать его √ и не слышать. Ожидание. Оттяжка неведомой встречи.

════ Звонок: трамвай. Предыдущий был битком набит, этот же √неправдоподобно пуст для утра. Зайцем, пусть даже не закоренелым, Пальчиков быть не хотел, пришлось ему стать рассеянным и забывчивым пассажиром.

════ Он сидел во втором вагоне. Стучали колёса на стыках, в приоткрытое окно дул растрёпанный ветерок с полей. Трамвай быстро выбрался на окраину города, и теперь Пальчиков рассматривал однообразный пейзаж, состоящий с правой стороны, где он сидел, из утыканного вентилями трубопровода, протянутого по земле, опушённой свежей травой, и такого же параллельного движению трубопровода на эстакаде. Потом этих трубопроводов стало больше, ещё откуда-то вытянулись, обнялись с предыдущими и понеслись на фоне куч строительного мусора, разбросанного там и сям по неровной, холмистой местности, и грязно-серых, в узорах треугольников, бетонных стен, за которыми высились красно-кирпичные трубы. Вентиля парили, трубы дымили. Слева рос смешанный лес.

════ Пальчиков вышел на конечной остановке. Вагоны сделали неловкий, словно состоящий из одних углов, визгливый круг и Валентин Степанович спрыгнул на асфальтированную дорожку с отбитыми краями и поймал относительную тишину, она дышала ему в уши: где-то сзади глухо и редко лаяла собака; он оглянулся; он оглядывался, как будто впервые сюда попал, да так оно и было, никогда прежде не подъезжал он к месту работы именно с этой стороны; он оглянулся, слёзно прищурился, подняв руку к глазам, и скупо чихнул, прикрывая рот, рванувшийся навстречу солнцу /весьма краснорожему светилу/, в направлении деревенских домов, видневшихся за кустарником и шелестящими от ветра тополями, где почти у самых рельсов, но за трамвайным кольцом, далеко уйдя со своих дворов, вышагивали, нервно вскидывая свои крошечные головки, куры. Пальчикову надо было идти в обратную сторону. Навязчиво пахло сиренью, прогретым чернозёмом, мазутом и почему-то пивом, хотя пивного ларька или какого-нибудь магазина рядом не было, может быть, пролил кто-то? √ подумал Валентин Степанович, хотя думать ему надо было о другом, стрелки его наручных часов приближались уже к десяти, а он всё никак не мог... вихрем обдал его пронёс╜шийся совсем рядом тряский, как обычно наглый, заляпанный раствором, так что номера у мерзавца нельзя было разобрать, грузовик... не мог добраться на работу, и он двинулся вслед за ним, кашляя в облаке пыли, - вот сволочь, вот гад! Навстречу Пальчикову, из другого облака, выехал, повиливая, мальчик лет двенадцати на дребезжащем ╚Орлёнке╩, в очках и милицейской фуражке, с горкой книжек на багажнике; он глянул тяжело на Пальчикова, потренькал звонком, сказал ╚би-би╩ и вздохнул √ приходилось подниматься по неровному серому асфальту в гору. Валентин Степанович отчего-то смутился и ускорил шаг. Через минуту не выдержал, оглянулся: сверкали спицы, неловко соскальзывала нога с вертящейся педали, мальчик уже запрыгивал на ходу в седло, приторочив фуражку, успев сменить свой любопытный взгляд на безразличный солнечный затылок. Что-то странное, даже знакомое. Да нет, ничего особенного. Случайность. Глупость. ╚Ну-ну, спокойнее╩, - подумал Валентин Степанович и споткнулся: камень, разбитая бутылка под ногами, а подальше, у серой бетонной стены, в её вертикальном разломе /теперь надо шаг замедлить, идти потише/ целая, в руках суетливого, часто шмыгающего носом человека в выцветшем фиолетовом берете, в замызганной спецовке с белоснежными рукавицами, свисающими из бокового кармана. Вот и вторая появилась из чёрной, заросшей сорняками дыры, блеснуло горлышко, вытянулись чьи-то заботливые руки, - передача с опоясанной стеной территории, нарушение, вынос, лазейка, возможно, хищение, сокрытое═════ от посторонних глаз, но не от напоровшихся на эту неприятную сцену √ что бы ему раньше пройти или позже? √ глаз Пальчикова Валентина Степановича, ставших даже и виноватыми несколько оттого что был он случайным прохожим, а стал вот свидетелем, с чем никак не могли согласиться устремившиеся на него глаза принявшего злополучную пару, так и напомнившие ему властно: прохожий ты, после чего неизвестный громко высморкался себе под ноги, сноровисто утёрся натянутым на ладонь рукавом и заковылял, повернувшись спиной к прохожему и только прохожему, вдоль стены по узкой, основательно вытоптанной тропке. Валентин═ Степанович подождал немного, потом осторожно подошёл к дыре и, оглянувшись по сторонам, заглянул в неё. Доски от расщепленного ящика, бывшая тара, пустая консервная банка: запах томатного соуса, сразу наводящий изжогу; след чьей-то ноги, тяжело впечатавшийся в землю, какой-то варварский, грубый, от души видно шагнули, и ещё следы, другие, совсем рядом┘ фу ты! хамство какое!.. над которыми вились мухи. Значит, след, а в нём дымящийся окурок. Тоненькая струйка дыма. И ещё √ одна, вторая, третья... Потолще, повыше, дальше, впереди, - там трубы дымят, вытягивая в голубое небо чёрные рабочие минуты. Скотство. Бардак. Валентин Степанович вздохнул и шагнул в пролом.═════════════════ ════════════════════════

════ Снова рельсы. Не трамвай, - железная дорога. Дальний гудок √ близкий смех. Звяканье металла, брошенный мотор на дороге /какой?/, шорох щебня, ветер √ умеренный. Рабочие прошли навстречу, женщина в синем халате √ никакая. У всех лица страшно одинаковые, такие: а пошел-ка ты... Пальчиков никому не сказал ╚здравствуйте╩, и ему никто не сказал ╚здравствуйте╩. Он никого не знал, и его тоже никто не знал.

════ Он спустился по узкой лестнице, бережно держась за шаткие ржавые перила, и скрылся в облачном шипении вентилей; потом вынырнул на подъёме широкой лестницы, которая... А это ещё что такое? Вода, её плеск, журчанье, пахнет не пивом, - вне╜запной струёй, вот она: прямо на глазах пучится асфальт /Пальчиков уже поднялся к четырёхэтажному жёлтому зданию/, обваливаются его кромки, сочится влага... Не замочить ноги. Обойти. Он берётся за ручку двери √ сдержанный гул вентиляции, полуподвальный этаж, полуокна выглядывают из-за решёток, - но прежде оборачивается, застигнутый врасплох вездесущим солнцем: оно быстро блестит в растекающемся ручейке. Внизу пахнет разваренным горохом, вроде бы какао и ещё борщом. Из полумра╜ка внутренней лестницы он входит в столовую. Его встречает шум утренней готовки: стук ножей об разделочные доски, женский голос, похожий на подгоревшую сковородку: ╚Валь, ты соль сыпала?╩ √ где-то сбоку крышка стремительно съехала с кастрюли и звонко заплясала на кафельном полу... дым, подземный жар. Нет, горохом всё же больше... Пальчиков подходит к плите, тряпкой снимает крышку с ближайшей кастрюли √ ах, горячо! √ и внюхивается. ╚Ну как, Валентин Степанович?╩ √ к нему подлетает повар, маленькая, полная женщина без шеи, в белом колпаке, с ярко накрашенными, почти кровавыми губами, и вопрос её от этого кажется жгучим и сочным. ╚Приятно╩, - отвечает Пальчиков, облизывая свои сухие губы, задыхаясь от её размалёванных губ. √ Приятно пахнет╩. Она хихикает, приглашая его посмеяться, но он уже выходит из кухни и останавливается у одного из столиков в зале, под висящим на стене натюрмортом с дичью; берёт в руки пустую солонку и слышит сзади всё ту же подгоревшую сковородку: ╚Валь, а Валь?..╩═

════ На первом этаже безлюдно, только где-то за дверью одиночные выстрелы печатной машинки вбивают пространство коридора в деловое многоточие. Валентин Степанович на четвёртом этаже. Снова никого. С чего бы этот лёгкий трепет? Он тихо открывает тяжёлую дверь, обитую красным, и входит в маленькую полутёмную комнатку, приёмную с тремя телефонами на столе и неожиданным диким лимоном в горшке на подоконнике, видным между сдвинутыми зелёными шторами. Ещё одна дверь, полегче, попроще, за ней ковровая дорожка, простор, здесь бессолнечный воздух, приятный сумрак, мягкая тяжесть которого удобно вдавливает тело Пальчикова в кресло. Наконец-то: он откидывается на спинку, пряча руки под стол, закрывая глаза, и вдруг, словно очнув╜шись, спрашивает себя: ╚А, собственно говоря, что я здесь делаю?╩═════════════════════════════════════════════════════

════ Это удивление при виде рухнувшего минуту назад здания, казавшегося таким прочным. Пыль. Рваньё и обломки. Надо что-то делать.══════════════════════════════════════════════════════

════ Сразу всё стало конкретным и острым: речь шла о предназначении. Телевизор в углу и магнитофон /сладкоголосая птица ╚Филипс╩/ сейчас были не в счёт, их цветное и громогласное ╚я╩ заявляло о себе в иные минуты; особенно настаивали на своей ответственной функции телефоны, их тут тоже три, а вот поговорить не с кем, хотя они прямо-таки раздирались от оглушительного, резкого и звенящего в них молчания, - ну почему, почему никто не снимет трубку?══

════ В верхнем ящике стола, монументального и угловатого лентяя (он скрипел и зевал, на нём надо было подписывать бумаги) с правой стороны среди прочих других вещей: носовой платок в пятнах крови, водочная этикетка с надписью ╚Старка╩, шахматный конь с откусанной мордой, лежала недавняя фотография хозяина кабинета, проклятого невидимки, некоего символа, начальника треста, увы! √ Пальчикова Валентина Степановича, сделанная на анкету для несостоявшейся из-за болезни жены поездки за границу, в результате чего был отложен его отпуск. На снимке бритое, какое-то голое лицо, так что его хотелось закрыть руками от всеобщего обозрения. А если набраться смелости и себе признаться, - бледная и лысая слепая харя взирала на Пальчикова, в свою очередь смотрящего на неё в приоткрытый ящик. ╚У-у, брат, крепко ты сдал...╩ Лицо на фотографии сы╜то-усталое, шибко погулявшее. За таким лицом видны горящие избы, конный отряд в конце села, пепел по ветру, испуганный сельчане, шёпот ╚господи, пронеси!╩ и спокойные слова того самого усталого всадника, невольного зачинщика всех бед, горестного атамана, не ведающего, что творит, сказанные им с коня в ответ на протянутый каравай хлеба, пляшущий в дрожащих руках пожилой женщины: ╚Спасибо, мать╩. Герой междоусобной братоубийственной войны. На нём отсветы бессмысленных погромов, веселящих кровь налётов, отпечаток какого-то ухарства, ╚гой еси╩, бывшего в прошлом. Это не вихрастый, юношеский завиток и даже не ╚Валя √ вор!╩ Тут плаката не повесишь. Такой сам кого угодно повесит, подумал Пальчиков о том, кто был изображён на снимке, потому что себя считал совершенно другим человеком. Он не то что зло кому-нибудь причинить или бесчинствовать попусту, он крика не любил и ничего резкого вообще не выносил, ведь если человек кричит, значит он недоволен собой, а он, Валентин Степанович, не заснятый, а нату╜ральный, всё ж таки √ ну как? доволен он собой? Пальчиков вздохнул и жёстко скрипнул лентяем. Как не крути покорёженную морду коня,═ фигуру шахматную /пальчиковская мысль: интересно, какая я фигура?/, телефонный шнур, карандаш в руках, пуговицу на пиджаке, а стал он руководителем словно бы в беспамятстве, - штрихи лет незаметные, но действенные, дрожащие от приятельского хохотка, словно та развесёлая, общажно-гитарная братва какой-то волной /ужель того Дона, по которому гуляют?/ вынесла его к возвышенности, зубцу посреди фальшивого океана возможностей и застрял он на нём не по своей воле краем того самого пиджака, через который так неизбежно познакомился с Верой, своей женой, ставшей для него и направляющей силой, и теперь вот вынужден быть серьёзным и донельзя ответственным. Только ведь подвигов никаких. Ноль свершений. Одна усталая видимость результата.

════ Вру. Вру. Пальчиков встал и начал снимать брюки. Не так обстоит дело. Начал складывать их, перекинув через руку, с поклоном, чуть ли не приветственный жест от себя совершая, извольте, мол, прошу вас, выравнивать их длину, прижав к ним подбородок и полуоткрыв рот. Длинная рубашка с вырезами по бокам, хорошо волосатые ноги, плотный задок; брюки и пиджак начинали лосниться. Кабинет, комната отдыха. Снова вру.════

════ Иной раз, крепко выпив, он совершал немыслимые с точки зрения того трезвого, взвешенного отношения ко всему, что усаживало его в руководящее кресло, поступки. И он вдруг оказывался буяном, запертым в укромной, питейной комнате и обстоятельствах, - попробовал бы он ╚почудить╩ перед подчинёнными! √ но как раз в условных, часто лицемерных теснинах и особенно, как-то слёзно даже, хотелось разгуляться. Такой вот момент. Посмотри, как дрогнуло горло: ╚Эх, жизнь наша!..╩ И тогда жалеть себя, жалеть годы, которые его не жалеют, безрадостный пейзаж за окном, - сразу осень, почему-то осень в глазах в любое время года, пейзаж расхлябанности и незавершённости, ни тебе руки мастера, ни богатства красок, содержания, единства замысла, особенно жалкий кран с его горестной худобой длинной, ребристой стрелы, сквозящий контур, тоскливая пустота.

════ Жить было сложно, жить √ приходилось. Совершенно не поняв даже, что послужило толчком для подобных мыслей, хотя... может быть, долгое сидение у экрана телевизора в выходной, настолько долгое и бесконечно расслабленное, что он даже перестал понимать и видеть то, что видит, - он вдруг подумал, какое для него значение имеет его занятие работой, его подход к ней, как к основному делу в жизни, весьма похожему на увлечение своеобразной идеей, как если бы проникаясь телевизионной жизнью, охватывающей через передачи весь ход политики на земном шаре, Валентин Степанович совершенно искренне полагал себя причастным ко всему, что происходит в Америке, Европе, Азии и за счёт увиденного в чём там люди по улицам, на каких машинах ездят, что едят, каков курс доллара на токийской бирже и каковы виды на урожай в Австралии, поднимался в собственных глазах на высоту совершенно отличную от той, на которой он находился в своём родном городе, тоже вполне достаточной, чтобы сознавать, что кто-то ведь и улицы метёт, и трамваи водит, а то и похуже бывают случаи, нащупывающие в жизни не середину даже, а низ, самое дно которой неэстетично пахнет свалкой и пивной подворотней. Так вот, это его увлечённое проникновение в экран телевизора, а также в газетную информацию давало ему торжественный повод для ощущения себя кем-то большим, чем он является на самом деле. Он приобретал особое, всечеловеческое значение. И что с того, что об этом не догадывались ни жена, ни окружающие его люди? Его ум обладает более широкими полномочиями, чем возложены на него работой. Работа √ это узкая, накатанная колея, ни вправо шагнуть, ни влево. А ему... Пальчиков открыл шкаф, брюки повесил на вешалку рядом с прикреплённым внутри, на стенке, рекламным календарём, на нём Индия, национальный колорит и самобытность отражены в изделиях из бронзы, латуни, меди и слоновой кости, мастерски используется и дерево √ ореховое, чёрное, розовое, темы этих изделий √ герои мифов, легенд, сказок... В Индию что ли рвануть? Смотаться на пару недель. Взять наконец-то отпуск. Внимание! Внимание! Произвел посадку самолёт ╚Аэрофлота╩ рейсом Москва-Дели. И сразу толпа людей в белых одеждах. Смуглые лица. Жестикуляция. Крики. Рикши настойчиво предлагают свои услуги, танцы на раскалённых углях; ручные обезьянки, опьянённые дудкой кобры, величественные храмы, древность, извлечённая из выловленной в океане бутылки. А дальше слоны, бенгальские тигры, фрукты, океан: чтобы его волны пятки ему лизали. Лежать на песке, раскинув руки, и смотреть в безоблачное небо. Тишина. От одного лишь шелеста пальм можно забыться. Развеваются бурнусы, тюрбаны, сари √ или как их там называют... В общем вазы, кувшины, кумганы, конфетницы, пепельницы √ каждое из этих изделий способно увлечь в мир прекрасного, пёстрый, причудливый мир ╚Клуба путешественников╩. Вдруг заурчал экскаватор за окном, словно вёсла в гигантских уключинах заскрипели, Индия закрылась дверцей дерева не орехового, чёрного или розового, а обыкновенного, всё вдруг стало обыденным, плоским, ничего у тебя в жизни нет, что себе заработал? ходьбу боком, развенчание, как если бы имея внешний респектабельный вид за счёт дорогого костюма /которого у Пальчикова не было/, новой обуви (была) ухищрений парикмахера /ну-ну!/ и прочих, прочих, расставшись с одеждой, вдруг обнаруживаешь, что ноги в венозных жилах, на груди некрасивые шрамы, тело в язвах, и вообще ты человек без брюк.

════ Пальчиков подошёл к окну. Его взгляд из-за пыльной, солнечной шторы, похожий на неловкое покашливание при уличении в не совсем благовидном поступке, соскользнул на крышу мастерских, примыкающих к соседней конторе; ему бросился в глаза блеск разбитого бутылочного стекла, а ещё сорняки, там где встречались жесть и шифер, обрывки тряпок, рыжая шапка-ушанка, раздавленный голубь, беспорядок, а также крышка от унитаза, еще больший беспорядок и даже какое-то нарочитое глумление над территорией треста и добросовестным отношением к работе, подумал Пальчиков Валентин Степанович и в окне конторы, на втором этаже, заметил стоящего парня; его фигура, размытая расстоянием, угол, под которым падали солнечные лучи, почему-то вселили в душу Пальчикова тревогу: куда он смотрит? √ на улицу, по которой стремительно растекается вода, идёт девушка в короткой юбке, её ноги √ о! о ногах долго рассказывать! √ выбирают сухие места, ветер вскидывает её волосы, она их поправляет, парень смотрит, сцена пронзительная, Пальчиков смотрит на парня, потом смотрит на √ смотрел, шла, исчезла, всего-то секунда прошла, а он о многом успел подумать, как будто его секунда была полновесной каплей, в которой отражается мир.═════════════════════════════════════════

════ В дверь постучали, зазвонил телефон. ╚А? Что? Кто там?╩ -═ выкрикнул Пальчиков. Метнулся к шкафу, скорее надеть. ╚Сейчас!╩ Запры, запрыгал на одной ноге. Дверь кабинета открылась. Успел?

══════════════════════════════════ ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

═════════════════ САД ОЖИДАНИЙ И ТРЕВОЖНАЯ ПТИЦА

════ - Да нет же, что вы, Нина Владимировна, ничего страшного, сахар вы смело можете сыпать. Вот послушайте, как я делаю┘ Смотрите сюда...

════ Солнце. Небо. Птицы. Окно. Наискосок окна ленивые взмахи крыльев далёких, почти бесплотных птиц, - обесцвеченные зноем облачные тени, то ли посланцы его, то ли невольники.

════ Лариса. Ей сидеть за пыльным, пронизанным солнечными нитями столом /на её сложенных руках золотистая пыльца света/, у окна в размеченный обезумевшим Цельсием, этаким пышущим жаром богом, призрачный мир, окна во двор, вход и въезд куда временно запрещён, окна, звенящего отчаянной противопожарной нотой. До обеда ещё около часа. Так что сидеть и ждать √ просто кого-нибудь или чего-нибудь, дождя, которого давно не было, да просто хотя бы новости какой-нибудь свежей.

════ Ах, какая ранняя жара, даже и не припомнить, когда такое было. Крыши. Вода. Асфальт. Трубы. Внизу видны крыши подсобных сооружений, по асфальту беззвучно растекается вода. Словно шёпотом, навязчивыми повторами: пить, пить √ чей-то измученный голос в пустыне, не её. Ещё трубы может увидеть Лариса из окна и заново сосчитать их. В последний день апреля, перед праздником, было их двадцать четыре /далеко вокруг видны торчащие вертикали/, а теперь... ну-ка!.. двадцать три почему-то. Где же ещё одна? Куда подевалась? Назад не оглядываться, там тоже считают: проверка, инвентаризация, учет. Нина Владимировна и ещё какая-то женщина. ╚Сахару, еще можно сахару...╩ - ╚А не будет ли слишком сладко?╩ - ╚Ну что вы, это же...╩ Они рылись в папках, трогали висящие на стенах плакаты, незнакомая женщина называла цифры, а Нина Владимировна записывала. Теперь обсуждали кулинарные рецепты: продиктованный в ту же тетрадку торт включал в себя /Лариса не хотела слушать, но слышала/ орехи, сгущённое молоко и что-то ещё такое приторное, что очень хотелось добавить воды, которая √ ого как! √ уже заливала асфальт под окном.

════ - Двадцать тысяч триста семьдесят два.

════ У Ларисы было прекрасное настроение после замечательно проведённых праздничных дней.

════ - Семь тысяч триста двадцать три.

════ Сердце продолжало биться в ритме удавшейся на славу вечеринки. /Ах, какая там звучала музыка!/══════════════

════ - Пятьсот двадцать два.════════

════ Всё было так неожиданно и случайно. 1 Мая, когда она шла на демонстрацию, ей встретился или, что будет вернее, её═ остановил за руку...

════ - Лариса!

════ Рука отдёрнулась. Цифры рассыпались. Она вздрогнула и очнулась. Она открыла глаза. Прекратился памятный, беззаботный смех, смолкла музыка: игла с шипеньем запрыгала по пластинке.

════ Голос Нины Владимировны, испечённый в неожиданной сладости, такой нежной, но всё же не кулинарной √ или это торт так называется, ╚Лариса╩? нет-нет, теперь другая тема, какая-то тайная радость не совсем уверенно в нём дребезжала: ╚Э-э┘ Ты парня, который здесь...╩ И когда она начала, почему-то запинаясь и ни к месту краснея, совсем неловко спрашивать Ларису о парне, который... э-э... был тогда у тебя в гостях, когда я... э-э... случайно помешала вам вести беседу, - она поняла, что речь идёт о Юре Гостеве, - ну так вот... э-э┘ ты давно его знаешь? Окончание вопроса могло быть слегка прихахатывающим, не в меру заинтересованным √ но почему? что ей нужно? √ подумала Лариса. ╚Да╩, - ответила она, словно признаваясь в чём-то неизбежном, - как же, как же, давно именно этого от неё ожидали, - тихо впадая в лёгкое замешательство, помеченное зыбкими вопросительными волнами бровей, следящими за ней глазами, расставаясь с солнечным, безмятежным покоем, уже не слушая дальше, о чём толкует ей или своей соседке Нина Владимировна, улыбчивая, вкрадчивая, всё больше становящаяся довольной оттого что парень такой славный и видно благожелательный, пришлось с ним как-то по работе столкнуться и уже отметить его спокойствие и вежливость. ╚Да╩, - ещё раз ответила себе Лариса, уходя мыслями в предпраздничные дни и вспоминая, как договаривались они о встрече именно 1 Мая на демонстрации. Не вышло... Теперь она стала мысленно рисовать его лицо и нашла, что в его контурах заложено спокойствие, даже какая-то вялость. Это из-за того, что он все-таки толстоват, решила она. Вежливость? Может быть. Скорее флегматичность. Вообще-то он неплохой парень. Смешной какой-то. Договор о смехе предлагал заключить... Как государства: ╚Высокие договаривающиеся стороны заявляют...╩ Перечень или свод═ законов, над чем можно смеяться, а над чем нельзя, так что ли? Он добрый, но странный. /С чего это я взяла, что он добрый?/ Я ничего не смягчаю, ни в коем случае не смягчаю, но... Вот вдруг какая мысль: высокий стройный юноша, приятный собеседник, защитник, внимательный, заботливый друг √ темноволосый? или лучше светловолосый? где же он?... Поиск идеала. Господи, о чём я думаю?.. Нет, злым его не назовёшь. Скорее √ стеснительным.

════ ╚Что это я так разволновалась?╩ √ подумала она, уже находя в этом волнении прилив неожиданной радости, от которой можно либо расплакаться, либо рассмеяться, - так много в охватившем её чувстве противоречивого и случайного: первое майское утро, возбуждённое дыхание толпы, потом вечер, сотканный из дневных встреч и улыбок, диван, мягкие толчки музыки, жёлтый круг от лампы на коленях, близко продвинутый столик, спокойная и ещё более близкая рука, да, я люблю шампанское, друзья, а вот и конфеты, опьянение, блеск глаз, анекдот хотите? танцы √ сначала быстрый, затем медленный, снова рука, ощущение спиной его настойчивых пальцев, да, et si tu n▓existais pas, прикосновение щеки, да, si tu t'appelles melanсоliе, влажный след поцелуя, нет-нет, хватит, приятные сновидения, двадцать тысяч триста семьдесят два, Нина Владимировна, парень такой славный и видно благожелательный, забыла: я даже не знаю, что всё это должно значить, - восхитительный подъём от осознания за собой преимуществ своего возраста, которые раскрывают перед ней двери в жизнь, полную неясных ожиданий, удивительных открытий, любви и привязанности; минута, которая неожиданно попала в точку и сразу же расширила её представление о мире; порог, за которым находится сад, полный чудесных цветов, и присутствие ещё кого-то, неизвестного, пока что невидимого, но в ком должно быть сосредоточено всё то, о чём мечталось. Её прельщал выбор. Она привстала, коснувшись руками лба, и замерла на месте. Головокружение. ╚Нет-нет╩, - успокоила она себя и села. √ Сейчас пройдёт╩. И в самом деле, с чего бы это ей должно быть плохо, когда ей так хорошо, что неожиданное предвкушение может и ослепить.

════ Эта дверь ведёт в сад ожиданий...

════ Воздух √ полной грудью, солнце светит всё ярче, горизонт √ неохватней. Щёкочущий запах близких перемен. Подспудные желания, о которых пока что не хочется говорить, - только представить себе на миг, не в словах, нет, это лишнее √ зачем такая поспешность? √ лучше мечтать образами, обрывками снов, любимых мелодий, выхваченными из уличной толпы лицами. Ах, как приятно сознавать себя молодой, способной пойти по любой выбранной дороге, разумеется, самой достойной; испытывать нестерпимый зуд необъяснимого, всепобеждающего желания всё увидеть, всё познать. Жизнь, я люблю тебя! Побежать куда-то и оказать кому-то помощь. Утешить, обнадёжить. Быть ласковой, понимающей, верной. Подругой, сестрой, женой. Пить из широкой и бездонной чаши счастья. Радостно, судорожно, взахлеб. Смотреть на всё широко раскрытыми глазами. Мир, ты удивителен и прекрасен!

════ Все те девушки, которые были до меня в книгах, фильмах, они так же смотрели на мир, как и я, или почти так же, - чувствовали, понимали, переживали. Все они тогда √ это я теперь.

════ Такое острое и поднимающее ввысь чувство, - кошка вытягивает спинку и, зажмурившись, царапает коготками траву. Лариса. О чьё колено потереться ей? Всесильное время услужливо подставляет ей своё колено. Жаркий солнечный зайчик прикрывает один глаз. Щебет птиц, речной блеск, утренняя роса, шелковый ветер √ мягкой прозрачной косынкой по лицу. Не напрягаясь, не испытывая мук. Блаженство открытия. Радость.

════ Лариса шумно вздохнула. Она не знала своего тела, никогда прежде не замечала его так явно, как сегодня, - кроме болезненных подушечек своих и каких-то странно чужих, беглых, никак не пойманных после усердных упражнений, многотрудных пальцев: где-то должна существовать почётная грамота от старенького пианино её маме, учительнице музыки, методично следившей за тем, чтобы в дочери развивались способности и потребности души, - это привело её в смущение, и в то же время придало ей новые силы, о которых она не подозревала. Она тянулась в тот сад, навстречу раскрывающимся цветкам, их пламенеющим бутонам, - пышным, источающим тонкий и невыразимо притягательный своей влажной щедростью /как довольно резкое оправдание второго нахлынувшего слоя/ аромат. Её ноги охватило напряжение, которое хотелось преодолеть, но для этого нужно было совершить усилие √ какое? √ она не могла сообразить, что-то внутри неё росло и заставляло сильнее биться сердце. Она развела колени, потом снова свела их вместе. Что она почувствовала в этот короткий миг? Прохладу, зной и невыносимую тайну.═══════════════════════════════════════════════════

════ Её окликнула Нина Владимировна. Папки... Под номерами┘ До обеда ещё есть время, так что не полениться, сделать милость и ╚седьмую╩ отнести к соседям, главному инженеру, а ╚сто седьмую╩ -═ инженеру по технике безопасности, фамилия у него такая странная: Зу... дурацкая такая Фамилия... Ба┘ Как её, Галь? ╚Базякин╩, - вязко проговорила бывшая незнакомая, а теперь маленькая женщина Галя, прожёвывая невкусную фамилию со сладкой предобеденной сдобой, запивая её молоком. Запомнишь? Да, да, конечно, это легко запомнить, теперь всё легко, - главное не спутай: ╚сто седьмую╩ √ этому самому Базякину, фамилия какая, а? бр-р... как лезвие ножа в зазубринах, а ╚седьмую╩... но её уже было не сбить никакими пояснениями, можно было сказать не 107, а 104, даже 194, насыпать сколько угодно сахару и замесить всё это, - её, такую трепетную, брал в плен и бережно выводил на залитую солнцем и внезапной водой улицу призрак беспредельного, всепоглощающего чувства, имя которому невозможно было дать, не рискуя ошибиться в его подлинности и истинной ценности. Любовь, любить √ губы при произнесении этих слов уже поневоле складываются в нежный и требовательный поцелуй, долгий, как счастливое возвращение домой из крайне опасного и изнурительного путешествия; в них желание припасть к источнику, придающему силы и свежесть, отдавая ему взамен тепло своего сердца. Итак, отдача. Подвиг. Самопожертвование. Полюбить, например, слепого, заботиться о нем, читать ему вслух книгу длинными зимними вечерами, под неумолчный вой метели, - или потерявшего руку, где-то в армии, в бою, при ликвидации несчастного случая, спасении техники, полкового знамени, людей: десять, двадцать, сто двадцать спасённых.═ Инвалида, потерявшего подвижность. Он сидит в кресле. Она укутывает ему ноги пледом, садится рядом, в ногах. Они вместе смотрят телевизор, держась за руки. Его мужественное лицо с печатью перенесённых лишений, и она √ как награда, самый главный и почётный его орден.════════════════

════ Она шла по неровной асфальтированной дорожке /свежая, острая зелень под её ногами пробивала себе иную дорогу √ к небу/, почти насильно затягиваемая в неведомое пространство любви ветром, на ходу расчёсывающим её роскошные каштановые волосы, и солнцем, блестящим на круглых холмах её коленей, кое-где перепрыгивая робкие и немые, как рыбы, и такие же пугливые лужицы, озёра глаз, устремлённых снизу на её стройные ноги, и дальше, за холмы, туда, куда на ночь скатывается заходящее солнце, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд, и не один, целых два, две пары глаз следили за её продвижением к сердцу того, кто принесёт ей счастье, но не сейчас, это не её избранник, не его раскрытые объятия, - какая-то шутка, вопрос незнакомого светлоголового парня, вышедшего из-за мастерских с велосипедным насосом в грязных руках, издающим звуки ╚пых-пых╩ часто-часто: ╚Тебе Резо не попадался?╩ √ нет, ответила она, и он исчез, нет, я не знаю никакого Резо, я тут недавно, не знаю и этого улыбчивого, веснушчатого простака, считающего себя знакомым всем, кого он встретит, и потом, уже на подходе к конторской двери, за которой сидел неизвестный, но заранее неприятный, зазубренный, ножевой Базякин, перед ней оказался чернявый, смуглолицый мужчина с пышными усами /кавале╜рийскими, подумала Лариса/, настороженным взглядом, словно несколько дней уже никак не сообразившим, что же ему выбрать, удивление или тревогу, а также с красном флажком, по-детски выглядывающим из кармана мешковатых, промасленных штанов и пачкой сигарет в руке, подпрыгивающих надписью, - и так можно было прочитать: ╚АСТРА╩, и вот так: (вверх ногами) ╚АСТРА╩, - должно быть сам Резо, оказавшийся в розыске, который спросил с чуть взбудораженным акцентом, глухо и неровно расставляя слова: ╚Слуша-ай, Сашку Ковригина нэ видэла?╩ Нет, не видела, ответила═ она, - нет-нет, она не может так думать, это было бы уже слишком, прошептал один из тех, кто следил за ней прилипчивым взглядом, - безрукий, безногий, слепой инвалид, инженер Гостев, стоявший в праздной бесцельности у похожего уже на стабильное одиночество окна. Он не смог читать ╚Девонширскую изменницу╩ в отделе, насыщенном послепраздничными, соскучившимися по трестовской жизни разговорам, в которых давалась оценка первомайской демонстрации, отмечались сообразительность и проницательность Кирюкова /кто═ это? √ вяло подумал Гостев, задержавшись на строках письма ╚простодушной и так подло обманутой╩ Амалии Бентам к ╚чудовищно жестокому, крайне развращённому╩ /горькая и √ увы! √ несправедливая стр.146/ Эдварду Гордону, - ах да, вспомнил/, и конечно же ответственная роль Швеллера Якова Борисовича: ну мастер! гений! у него станок в руках √ просто скрипка поет! Как этот √ Страдивари! √ показавшего ╚шарагу╩ в выгодном, даже победном свете.

════ Гостев стоял в коридоре у заветного окна и в приоткрытую щель вдыхал запах безнадежной столовской готовки, запах поч╜ти больничный. Солнце рассматривало Гостева сквозь вежливо поблёскивающие докторские очки. Да, так впору и заболеть. Лежать и только читать, перелистывать страницы, заполненные непреодолимым движением, относящимся к реальности, как к неудачному опыту, иметь любимую, шептать её имя, слагать из него стихи, настолько весомые и удачные, что обнародовать их значило бы зачеркнуть всё то, что прежде было создано в поэзии. В самом деле, всё может быть. Жить, например, без ног или лежать прикованным к постели, иметь какой-нибудь недос╜тижимый, почти легендарный физический недостаток, даже урод╜ство, тогда было бы легче любить √ да-да, как ни странно, - понимая, что такой, какой ты теперь есть, ты не можешь быть любимым. Хотя... Это такое ╚да╩, которое всё же ╚нет╩. Вот и зуб заныл снова. Только не надо на этом останавливаться. /А представилось вдруг такое: слева во рту неловко приставленная лестница, по которой к разрушенному зловонному дуплу бегут, спотыкаясь и падая, с ведёрками в руках, меленькие горе-спа╜сатели./ Боль нельзя объяснить словами, надо её не чувство╜вать вовсе, чтобы пытаться о ней рассказывать. О, где вы, герои и героини, понимающие друг друга с полуслова? Скупое ╚здрасте╩, необязательный ╚привет╩ и молчание, пухнущее с голоду по обильным и разумным словам. Мы слишком часто привыкли го╜ворить ╚нет╩, когда-то надо суметь сказать и ╚да╩. Да, да, да и ещё раз да, - это утверждает жизнь, это заставляет жить, несмотря ни на что. Да, - говорю я своему желанию, - ведь на╜до же попытаться хоть как-нибудь объяснить себе то, что я ви╜жу в окно?

════ Итак, желание. Горение. Страсть. Базякин. Лариса с усилием толкнула железную дверь, противно заскрипевшую пружиной, и оказалась в узком, полутёмном коридоре, - осторожней, бере╜ги голову: из стене угадывались ведро, лом и топор, - коридоре, встретившем её кислым, пыльным воздухом и сухим кашлем, отрывистым, как выверенный удар молотка по шляпке обречённо╜го гвоздя. Она вышла на свет и увидела слева от себя комнату без двери, с забранным решёткой матовым окном, внутри которой за небольшим столом как-то однозначно скучно сидел лысоватый мужчина средних лет в мешковатом сером пиджаке с красным, словно натёртым ладонью великой заботы лицом; глаза неприятные, вздёрнутые до готового недоверия к любому вошедшему, но Лари╜са не входила; это просто невозможно было сделать, настолько комнатка была маленькой, и она стояла на пороге, оставаясь в коридоре, уже узнав эти глаза, голову и вспомнив узловатую, худую руку, гусеницей протянувшуюся через стол за солонкой, - да, это он тогда в столовой подходил к нашему столику, поду╜мала она, не понимая почему, внутренне холодея оттого, как эти скупые глаза пробегают насквозь её лицо, так что ей хотелось оглянуться за собственную спину, чтобы проверить, нет ли там, сзади, ещё одного такого же подозрительного, отнима╜ющего всякую уверенность═ Базякина.

════ - Вот. Вам. Принести просили, - опережая неловким движени╜ем горла заученные слова, скомкано проговорила она, - словно запыхалась, убегая от неожиданной тени тревоги, вдруг нависшей над её настроением. Базякин взял из её рук папку, обыкновен╜ную серую, картонную папку и долгим, жующим взглядом принялся изучать жирно выписанный на её обложке чёрный номер, храня про себя молчание, похожее на пустынный берег и сумеречный рассвет, пейзаж с его, Базякина, ссутулившейся фигурой на дальнем плане в длинном, до пят, чёрном пальто, заказанным у жизни его суровым к ней отношением. Только так и никак иначе, подумал он, постукивая пальцами по краю стола, - крупная голова, высокий, открытый лоб √ идеальная мишень для горького крика прибрежной чайки, предвестницы несчастья, который услышала только она, Лариса, а ещё она ощутила над собой взмах крыла этой тревожной птицы, когда Базякин открыл ящик стола, чтобы положить туда папку, и она увидела в нём несколько со╜лонок, одну, две, шесть, девять... пропавших для столовой и дальнейшего счёта, как только ящик задвинулся, став чёрным ящиком, полным вопросов, сложных для наиболее точного пере╜вода ответов, - например, рядового слова ╚спасибо╩, сказанно╜го наконец-то Базякиным /теперь можешь идти, подумала она, иди, Лариса, иди же, милая/ и переведённым Гостевым, если бы он видел эту сцену, как ╚расстрелять╩. Но не видел, нет, не видел, даже не догадывался, стоял у окна и расширял свой круго╜зор, приплывал в Индию, чтобы вызволить доброе имя лейтенан╜та Гордона из беды, сходил на Малабарский берег (тут главное не замочить ноги, потому что вода стремительно атаковала кры╜льцо ╚шараги╩/ и сразу же попадал на раскалённую и кипящую сковородку восточного базара, площадь была запружена народом, где-то звучали ритмы утренней раги, бронзовый Будда безглазо глядел ему в лицо, он поднимал голову и падал в глубокое зной╜ное солнце, занимавшее всё небо, оно блестело на медной посу╜де и золотых украшениях из Колара, на сосудах с серебряной насечкой из Бидара, он проходил сквозь надоедливые выкрики разносчиков всевозможных товаров, ряды чеканщиков по металлу, резчиков по дереву, тут были прекрасные деревянные изделия из Курги, фарфор и керамика из Бенгалура, ароматницы с филигра╜нью, шкатулки, ручные пороховницы из слоновой кости, тарелки с лаковой росписью, прелестные миниатюры из Раджастхана и Пахари, кашемирские шерстяные шали, но он не останавливался, а шёл дальше, в сторону храма с возвышающейся над святилищем ступенчатой пирамидой, окутанной бледно-жёлтой дымкой, и всё больше смешивался с гамом уличной толпы, её тарабарскими призывами, - вот орехи кэшью, арахис, чай, кунжут, здесь финики, инжир, табак, имбирь, а тут креветки, корзины с макрелью и сардинами, - тревожная смесь запахов, заставляющая поглубже втянуть в себя воздух √ неужели? да правда ли? нет ли здесь какой ошибки? √ явная чрезмерность, порождённая духотой, - от кучи отбросов, засиженной мухами, до аромата изысканных пряностей и благовоний, ещё и ещё раз, полной грудью, до тех пор, пока его неожиданно и в то же время почтительно не трога╜ли за руку, извините, сагиб, это был его проводник, смуглая кожа, жёсткие чёрные волосы, подвижные глаза на широком лице с выдающимися скулами и коротким плоским носом, он знает, кто я, я не знаю его, у меня имеется всего лишь его устное описание, он выходил из-за колонны, украшенной внизу вздыбленными конями и фантастическими фигурами, и кланялся, указывая на подъехавшую коляску, садитесь, сагиб, и он садился, отказыва╜ясь от подозрений, придерживая рукой белый колониальный шлем, поднималась пыль, они ехали но узким улицам, застроенным двухэтажными домами из обожжённого кирпича, попадались и тростниковые хижины, возница криками отгонял выбегающих со дворов прямо под колёса детей, одетых в лохмотья, потом становилось свободнее, заканчивался фасад дома, расписанного фигурами танцовщиц и музыкантов, они останавливались, пропуская бредущую по середине улицы корову, мимо проходили строем солдаты, сза╜ди тянулась артиллерия, предстояла война с княжеством Майсур, жестокий и непреклонный правитель которого Хайдар Али бросал вызов Ост-Индской компании и, старательно наводняя город своими агентами, собирался... Гостев ногтем провёл по стеклу. Собирался... Ну, ладно. Хватит. Вернёмся в отдел.

════ Утром он приехал на работу и словно удивился тому обстоятельству, что Лев Александрович, Иван Петрович, Вероника Але╜ксеевна и Лида живы. Что-то должно было случиться, вдруг пожар, здание могло неожиданно разрушиться, взорваться, оказаться очагом═ довольно редкой и коварной эпидемии, могло, нако╜нец, запросто наступить счастливое пробуждение после необяза╜тельного, затянувшегося сна. Он не должен был сюда возвращать╜ся, а если уж вернулся /никогда не думал, что ╚возвращение╩ такое тягостнее слово/, то должен был застать здесь всё неве╜роятно преображённым. Да, он вообще удивился их существованию, как если бы два═ этих праздничных дня ознаменовали собой пово╜рот его жизни не только в противоположную сторону, отличную от его прежних обязанностей и поведения, но должны были дать ему также и новых людей. Почти два дня не видел и распрощал╜ся навеки. Закопал. И не удивительно. За два дня просвещённо╜го одиночества кого угодно закопаешь.

════ Но никакого преображения в отделе не было и в помине. /Кто-то его предал √ листки календаря или стрелки на часах./ Всё оставалось прежним и всё продолжалось. Комната устойчиво пах╜ла бумагой, запах слегка влажноватый, обречённый. Из открытой форточки доносился железнодорожный шум √ борьба стыков с пробегающими колёсами. В углу, над кульманом Ивана Петровича радио пело, томительно вытягивая: ╚Как же мы с тобою, братец, встретились...╩ Вероника═ Алексеевна рассказывала Лиде:

- ... но самое интересное, что познакомилась она в этой поездке с каким-то иностранцем.

- Да вы что?

═════════ - Вот представь себе.

═════════ - Я же её видела, - удивлялась Лида. √ Ничего особенного.

════ Вероника Алексеевна в ответ пожимала плечами: что ж тут поделаешь, выходит, случай такой или даже счастье.

════ - А он к тому же еще оказался богатым свиноводом. У него там, за границей, чуть ли не миллион свиней.

════ - Разве не долларов? √ неожиданно спрашивал Лев Александрович, отрываясь от своих бумаг, и передавал Гостеву новую кипу пожелтевших от беспробудной канцелярщины накладных, что-то обозначая ему вдобавок своей по-прежнему необъяснимой улы╜бкой.

════ - Вот этого я точно не знаю, - признавалась Вероника Алексеевна.

════ - В самом деле, - недоумевала Лида. √ Даже как-то странно. Где это такая страна, чтобы в ней целый миллион свиней был? Тем более у одного человека?

════ - Вполне возможно, - доверительно покачивал головой Шкловский и наклонялся в сторону Гостева: вот эти, с буковкой ╚а╩, пометьте 6-40.

════ - Ну, ладно, - соглашалась Лида. √ А дальше что?

════ - Дальше?.. А дальше то, - вздыхала Вероника Алексеевна, - что теперь он ей вроде как жених. Жениться на ней собирает╜ся. Уехал к себе домой, к свиньям своим. Она к нему в гости поедет. Там, наверное, свадьбу сыграют. Переписываются пока что. Только вот...

════ - Что? √ Лида подалась вперед.

════ - Улыбка у него какая-то...

════ - Какая?

════ - Не нравится, - с сожалением сообщала Вероника Алексеевна.

════ - Это бывает, - мягко заметил Шкловский. Радио √ голос тонкий, влюблённый до слез: ╚Как же мы с тобой, дружок, расстались...╩ А теперь пора объявлений, вот, пожалуйста: молодёжь приглашают учиться в какое-то училище, сулят стипендию в три╜дцать рублей...

════ - Мощ-щная стипендия, - прошипел сквозь толстые, словно наизнанку вывернутые губы Шкловский, не отрывая, впрочем, озабоченного взгляда от раскрытой перед ним папки; его зрение уходило в её содержимое чутким щупом, пытливым исследовате╜лем, охочим до точных знаний, а возвращалось... Кем же? Ка╜кая-то заминка. Сбои в показаниях приборов, пляска стрелок в глазах.

════ - Вероника Алексеевна!

════════ - Да, Лев Александрович.

════════ - Нам Кирюков какие цифры по песчаному карьеру давал?

════ - Сейчас посмотрю. √ Очки. Глаза. Снова очки. Ящики стола. Боже мой, как их много! Ну не дрожите руки, не дрожите... Го╜стев тоже ждал.

════════ - Тридцать семь.

════ Молчание. Погубленный счёт. Лицо, на лице, всё из папки, всё как папка √ шероховатый картон, искажённые данные.

═══ - Владимир Алексеевич сошёл с ума, - объявила папка и откинулась на спинку кресла.

════ ╚Что тут началась, ах, что тут началось!?╩ √ сокрушённо подумал Гостев, но ничего скандального не увидел. Шкловский встал, оправляя пиджак, снимая, меняя папку, лицо... и быстро вышел из отдела.

════ Попробовать что ли? √ подумал Гостев. Там где 6-40, взять и написать вдруг 7-32. Пе-ре-пу-тать. Или √ страшно подумать √ написать 5-40. Ошибиться! Что будет, а? Забегают, запрыгают. Пе-ре-пу-га-ют-ся. Как такое могло случиться? Кто виноват? Да вы знаете что теперь будет да вы знаете что за это вам будет да вы знаете что теперь вообще ничего не будет?!

════════ - Вечно у нас что-то не так, - сказала Вероника Алексеевна.

════ - А что у нас хотя бы раз так было? - спросила Лида.

════ - Да у нас с людьми неважно, - успокоил их Гостев и неожиданно вспомнил: свадьба, свиньи, решился спросить: - А кому это улыбка не нравится? О ком говорили?

════ Лида щёлкала пудреницей и, вытягивая нос узким ртом, открытым в очень умное, почти первобытное ожидание, говорила под частые движения пуховки:

════════ - О секретарше с треста. Такая ногастая. Знаешь?

════ ╚Ёлка╩, - так понимал Гостев. Знаю, как же не знать. Самый великий и могучий предлог русского языка. Сильнее его только голод. Бедный ты, мой бедный богатый свинопас!

════ Он доставал роман и раскрывал его на заложенной странице. Читать, снова читать. Становиться длинным и причудливым предложением, не без усилий вползающим в сознание, ещё прежде, в силу какой-то беспредметной страсти ставшее непроходимыми джунглями, грезившими просто о приключениях, да-да, очень извилистым предложением, теряющим свое окончание по дороге в резиденцию генерал-губернатора Уильяма Хейстингса. Вот таким предложением (стр. 161): ╚Они выезжали на белую дорогу, обсаженную высокими кокосовыми пальмами, с моря дул слабый ветерок, обвевая долгожданной прохладой непривычно горячее, какое-то незнакомое ему лицо /лицо другого человека, того, ка╜ким я могу здесь стать, подумал он/ и ему становилось нем╜ного тревожно от скорой встречи с теми, кто имел некоторые сведения о деятельности Герберта Флитвуда, фальшивого майора, на его должности в полку, которой предшествовала печальная смерть обманутой им Ванессы Гордон, и чем больше он думал о том, как ему действовать дальше, тем больше его охватывали сомнения, относящиеся к так нелепо прерванным отношениям с любимой, бесконечно дорогой ему и теперь далёкой Амалией Бентам, и тогда он говорил себе, заставляя прислушиваться к разуму: ╚Но меньше всего я хочу ожесточиться. Я не могу так плохо думать о ней, ведь тот разлад, который царит во мне, вызван не её отношением ко мне, а придуманными обстоятельствами. Надо верить в себя и свои силы. Она не виновата ни в чём. Да и как это может быть в самом деле? Она же┘ любит меня!╩

════ Тут распахивалась настежь дверь, впуская вялый сквозняк и урчанье бульдозера, и лейтенант Гостев поднимал голову. Заходил рабочий, едва волоча ноги в грязных сапогах: пыльное лицо, придавленное кепкой, подбородок √ мощ-щный, как стипе╜ндия; спрашивал близко сидевшую Лиду: ╚Сашка Ковригин не заходил? А Резо?..╩

════ - С самого утра их сегодня ищут, - замечала вскользь Вероника Алексеевна, аккуратно завязывая тесёмки зелёных, очень серьёзных и нужных папок, потом складывала их в стопку и что-то отмечала чернильной ручкой в общей тетради.

════ - Найдут. Никуда они не денутся, - говорила Лида и хмурилась, постукивая карандашом по столу; она глядела в разложенные перед ней таблицы, словно проверяя своё наконец-то приве╜дённое в порядок лицо в зеркале, и теперь недоумевала, отче╜го нет в нём или в них, этих таблицах, его нормального отражения.

═════════ - Обязательно найдутся, - повторяла она.

════ - А откуда ты знаешь? √ интересовалась Вероника Алексеевна. √ Вдруг √ в загуле? На недельку?

════ - Почему обязательно пьянка? Почему √ на недельку? √ возражала Лида, её глаза начинали странно и неоправданно блес╜теть. √ Это вполне хорошие ребята. Вы же их знаете!

═══ ═════- Загуляли мужички!

════ - Вряд ли, - тихо говорила Лида, совсем не поддерживая ироничного тона Вероники Алексеевны. Обмен мнениями принимал вид лёгкого недоразумения, недалеко было до спора. Непроходимые джунгли растворялись в ясной перспективе вездесущей ре╜альности, и инженер Гостев с сожалением расставался с только что было присвоенным ему книгой званием лейтенанта, верного понятию чести и долга, и удивлялся, откуда они знают этих пропавших утром, а вот он их, хотя с осени здесь работает, нисколько не знает, и почему все вокруг про всех знают и, на╜верное, про него, Юру Гостева, тоже что-нибудь да знают, хотя он себя никак внешне не проявляет, чаще всего молчит, ни в чём не участвует.

════ - А что ты читаешь? √ вдруг спрашивала его Лида; их столы стояли близко друг от друга, и она запросто вытягивала из-под его испуганных пальцев книгу.

════ - Про любовь, наверное? √ добавляла она, быстрым веером пропуская страницы, широко улыбаясь ему, а ещё Веронике Алексеевне: конечно, молодежь, любовь, весна, что же еще?

════════ - Про любовь √ тоже, - отвечал смущённый Гостев.

════════ ╚Эдварду было невыносимо больно смотреть на её мучения.

════════ - Если бы вы знали, как я вас люблю! √ наконец-то восклик╜нул он.

════ - Вы?.. Вы?.. √ повторила она, задыхаясь от обиды, и он увидел её заплаканное лицо. √ Как вы можете говорить о любви? Вы, который так подло обманули меня?!╩ √ прочитала вслух Лида.

════ - Несколько напоминает Дюма, - мечтательно произнесла Вероника Алексеевна. √ Стиль, эпоха... √ В её улыбке появлялось что-то кружевное, с белоснежными манжетами. √ Я очень любила его ╚Графа Монте-Кристо╩. Это волновало. Сейчас так не напишут┘ Интересно, а кто автор?

════════ - Современник, - стыдливо признался Гостев.

═══ - Вот как?.. Романтическая должно быть история, - высказала она своё предположение.

════ - А как же, - отозвалась Лида; её глаза задержались на внутреннем убранстве комнаты Амалии Бентам, она даже присела на краешек изящного стула чиппендейловской работы, полюбовалась на чудесную фаянсовую посуду Уэджвуда,═ её не очень интересовали добропорядочные проповеди полковника Уильяма Бентама, а в Делии Стоун ей сразу же понравилась её царственная поступь и манера держать голову, вот так: слегка откинув её назад, с чувством несомненного превосходства.

════ Гостев был слегка польщен их вниманием и немного взволно╜ван оттого что они узнали, какую он читает книгу, ╚так вот что его интересует╩, подумал он за них, ╚теперь мы будем чи╜тать и его╩.

════════ Лида спросила:

════ - Дашь почитать? √ Очень интересная была женщина, эта Делия Стоун, нельзя было этого не заметить, - настоящая дама, властная, красивая, обладающая магической силой внушения.

════ - Хорошо, потом, - сказал Гостев, и кто-то внутри него поморщился от нетерпеливого ожидания: пора бы уже книге вернуться к нему, такому двойственному инженеру-лейтенанту. ╚Она не может меня предать╩, - подумал он, протягивая руку. Но нет, еще не всё, снова вопрос:

- А чем закончится?

════ - Не знаю, - как можно мягче ответил Гостев. √ В конце обещан сюрприз.

════ - Правда? √ воскликнула Лида, снова зашелестел веер стра╜ниц, и лишь приход Шкловского, безусловно бы как-то отметив╜шего превращение его отдела в зал публичной библиотеки, воз╜вратил ╚Девонширскую изменницу╩ (быстрее в стол, прогульщица!) её законному читателю.

═ ═══Впрочем Лев Александрович был настолько оживлён, что выглядел сосредоточенным на какой-то внутренней мысли, целиком завладевшей его вниманием. Он даже что-то насвистывал в её честь, едва не напевал. Но настоящие песни в отделе всегда пел Рябоконь Иван Петрович. Почти следом он вкатился на полу╜согнутых ногах, широкое, темноватое лицо в морщинах, ровный ряд открытых, крепких═ зубов, при одном виде которых у Госте╜ва начинало ныть его, развороченное языком, прогнившее дупло; короткий вишнёвый плащик плотно облегал его коренастую фигуру, на голову была посажена тёмно-зеленая, едкая шляпа с короткими полями, но прежде него и сразу же после Шкловского, словно кто-то ещё, неизвестный третий, с редкой душевностью и одновременно усталым, но не хамским пренебрежением, всего-то вполголоса напевая, влезал: ╚я по свету немало хаживал╩═ ≈ заходила песня, непредумышленное признание выглядевшего старым, теперь уже навсегда, так удивительно и непоправимо, Ива╜на Петровича, хотя ему всего-то около пятидесяти было, лёгко╜го дедушки, как вдруг подумал о нём обостренно Гостев и даже оглянулся по сторонам: неужели другие этого не видят? Вот показалось, сейчас скажет, зашуршав бумажным кульком: внукам конфет купил, потом пожалуется на боли в сердце и добавит про то, как старуха его поясницей мается. Он же совсем другое сообщил, задыхаясь от спешки:

════ - Ну, ребята, что в магазине делается! Зашёл сейчас в овощной, картошка √ размером═════ с кнопки наши канцелярские, ей-богу, только зелёные!

════ Бурное восклицание указывало на его характер и каким-то образом, наверное, через бодрость тона и предыдущее, спетое в оптимистическом миноре ╚хаживал╩ (соль-фа-фа), вдруг давало представление о его песенном репертуаре, невеликом, но глубоком в той мере, какой его одаривали те, кто случайно бы┘ стоп-стоп, ╚случайности╩ тут никакой быть не может, это слово не годится, подумал Гостев, не годится и всё предложение, так нелепо составленное, слова в нём явно выстроились не по росту и не узнают друг друга в затылок. Не предложение, а дорож╜ка для выбивания пыли. К тому же чужая. Так что свернём.

════ Итак... Иван Петрович любил петь, будучи погруженным в работу, когда садился за свой═ кульман, втиснутый в небольшое пространство между шкафом и столом, и совсем даже не замечал за собой этого пристрастия, как впрочем не замечал он теперь и того, как неожиданно состарился. По свету хаживал он редко. Обыкновенно в ходу были другие две песни. ╚Ехали солдаты ехали матросы всех зовут Иванами и курят папиросы╩, - проговаривал он распевной скороговоркой из своего армейского прошлого и, удовлетворенно посмеиваясь, освобождал готовый чертёж от кнопок приложенной к ним спиральной вилочкой. Что он там чер╜тил в своём углу, над чем корпел √ видело одно лишь солнце в окно, и ему же, вездесущему светилу, более, чем кому-либо в отделе, были знакомы и его очки, доставаемые им из зелёного, очень серьёзного, в малахитовых разводах очёчника, которые он надевал только когда чертил, и все морщины его сразу же каме╜невшего, входящего в суть дела лица, и седоватый ёжик волос /расскажи нам, солнце!/, очень должно быть колкий, но особен╜но почему-то на шее, собранной в возрастные, предпенсионные складки. Передвигалась по доске линейка, карандаш выводил контуры и проставлял размеры. Руки были заняты, но душа сво╜бодна. А этот чертеж будет посложнее остальных. Тут наскоро не проехать и не закурить. Покачивалась голова, вспыхивали очки √ солнце работало вместе с ним. Нет, солдаты. Простите, матросы. Минутное размышление┘ И может быть это потому, что карандаш был так остро заточен, - были у них такие, ╚Космос╩, - вступал Иван Петрович, густо, внушительно, почти басом, но вполголоса, разумеется, вполголоса, предполагая всё же лёг╜кий напев, лирическое мычание: ╚Я √ Земля...╩ √ глядя на сло╜жное задание, с некоторой гордостью в голосе и даже обещани╜ем применить силу в случае чего. ╚Я своих провожаю потомков...╩ Пошли штрихи √ отделилась первая ступень. ╚Сыновей, до-че-рей┘╩ Борьба предстояла нешуточная. ╚Долетайте до самого┘╩ Здесь голос, дрогнув, обжигался о важность гражданской темы и ╚солнца╩, и даже падал, но потом приходил в себя от секундной слабости и √ никаких препятствий в черчении, полёт нормальный √ просил только домой возвратиться скорей.

════ - Совсем обнаглели! Каково? √ не унимался Иван Петрович. √Какие-то объедки подсовывают! Это кто же такие брать будет? Издеваются как хотят! Хотел сладкого взять, всего-то хворос╜ту, а получил горькую пилюлю.

════ ╚Да, такой лёгкий дедушка, √ подумал Гостев. √ Трещал, видно, хворост╩.

════ - Что ещё хорошего в магазине есть? √ поинтересовалась Ли╜да.

════ - Да ничего, - буркнул Иван Петрович. √ Что там может быть кроме продавцов?

═══ Он уселся, наконец, за свой стол и потянулся к подоконнику за графином. Графин был пуст √ мутное и тусклое стекло с трещинкой, пыльное горло, давно высохшие слёзы испарившейся влаги. Вот еще, очень важное:

════ - Да, а вы знаете, что у нас наводнение?

════ - Где это? Когда? √ удивились Лида и Вероника Алексеевна.

════ - Со стороны треста вода растекается. Откуда взялась √ никто не знает. Слесарей вызвали, там возятся...

════ - И это еще не всё, - вдруг заметил Шкловский, оторвав╜шись от разложенных перед ним бумаг. √ Пропали два человека: механик Панчуладзе и крановщик Ковригин.

════ Разговор начинал принимать неожиданный оборот, Шкловский уверенно брался за ручку таинственной двери, и не один, а три поворота ключом надо было сделать, чтобы от простого невыхода на работу двух человек (╚А может быть заболели?╩ - высказывалась Лида. √ ╚Нет, им уже звонили домой, дома их нет с 1 мая╩) перекинуться к общей теме исчезновения людей, упомянуть даже о розыске тысяч бесследно пропавших и √ ещё чуть-чуть, сейчас откроется сдерживаемая дверь √ вплотную заняться необъясни╜мыми явлениями природы, влиянием планет, неопознанными лета╜ющими объектами и прочими загадками Вселенной, тем самым пол╜ностью оправдывая заданную направленность, а заодно с почти лёгким сердцем расставаясь с такими явно мелкими, обречённы╜ми на незначительность по сравнению с нашей Галактикой, меха╜ником Панчуладзе и крановщиком Ковригиным.

════ - Вот вы, какой знак зодиака? √ спросила Вероника Алексе╜евна Ивана Петровича.

════ - Как будто я знаю эти дела... √ рассмеялся в ответ Иван Петрович.

════ - Ну, месяц рождения ваш?

════ - Да зачем это?

════ - Интересно же, Иван Петрович...

════ - Ну, июнь... двадцать второго числа.

════ - Рак... А вот если бы двадцать первого, то были бы Близ╜нецы, как у меня, - сказала Вероника Алексеевна и приняла задумчивый вид. √ Теперь слушайте, что я вам скажу...

════ Но что она сказала, Гостев не услышал, задребезжала ложка в пустом стакане, раздался пронзительный, всегда печальный гу╜док, он обернулся к окну, загрохотал поезд, и Гостев принялся было по обыкновению считать вагоны┘ один, два┘ пять┘ потом прекратил, состав был пассажирский, а, значит, никакого намёка на рекорд.═ Очень хотелось прочитать белую табличку на вагоне, чтобы узнать его направление, но движение было быст╜рым, всё мелькало в глазах у Гостева, он сразу устал и зевнул широким и тёмным туннелем, отправляя неопознанный состав в жаркий провал дня и ночи, понимая, что теперь не узнает, какой знак зодиака у этого поезда, и тут же соображая, что вот так он начинает дремать.. Он очнулся и вернулся к разговору в наступившей тишине, в которой Юпитер как-то неловко обнимался с Сатурном и оттого кому-то грозили крупные неприятности; Стрелец побеждал чувственность Скорпиона и становился ответственным за свои поступки, звёзды смотрели вниз и видели всех жителей Земли поголовно, и потому Иван Петрович Рябоконь никак не мог быть трусом или подлецом, а напротив выходил порядочным и терпеливым человеком, обладающим интуицией и склон╜ным к бескорыстной любви, и планета его была такая √ Луна.

════ - А у меня муж Овен, - сказала Лида, и Вероника Алексеев╜на поведала ей, что это первый знак в зодиакальном поясе, по╜шитом ёще во времена древних греков. Существо кроткое и без╜заветное. Солнце садилось на рога Овна и придавало ему космическую мудрость. Он практичен и жизнерадостен. Ему покровительствует Марс.

════ - Вот это номер, - хмыкнула Лида. √ Мой-то √ практичен и жизнерадостен. Тридцать пять, а уже лысый. Что ни спросишь √ ╚не знаю╩. Что-нибудь сделать, месяц упрашивать надо...

════ - Ничего, Лида, не отчаивайся, и на Марсе будут яблони цвести, - успокоил её Шкловский. √ Вон Иван Петрович у нас Луна √ полная, не какая-нибудь там ущербная, - добавил он с поощрительной улыбкой.

════ - Вы смеётесь, а напрасно, - сказала Вероника Алексеевна. √ Во всём этом есть несомненная правда или хотя бы частица её.

════ - А никто и не спорит, - отозвался Шкловский, шумно пролистывая бумаги и вновь поглядывая на Гостева с некоторым...

════ ╚Да что это он ко мне привязался?╩ √ всполошился Гостев.

════ - Я вам лучше расскажу одну историю, - продолжила Верони╜ка Алексеевна. Она сложила очки.

════ Одна история. Две таких же точно истории. Десять. Сто. Тысяча историй. Миллион. И всё про одно и то же. Антология та╜инственных случаев. Бледная ксерокопия, захватанная руками. Знакомая Вероники Алексеевны, степенная женщина, и вполне, знаете ли, заслуживает доверия, бухгалтер, никогда прежде ни в чём необъяснимом не замешанная, попадает однажды вечером, с балкона своей квартиры┘ гости уже разошлись, отмечали её юбилей, вечер был тихий, украшенный россыпью звёзд, но одна из них была очень яркая и вела себя странно... так вот, попа╜дает в руки инопланетян и совершает с ними /конечно же, тарелка!) путешествие на их родную планету (запомнилось вот что: нагромождение камней, пронизывающий холод, слабый, мертвенный свет, бурые водоросли, белая, похожая на сметану пена и острый запах чеснока).

════ ╚Борщ╩, - устало подумал Гостев. Ему это начинало надоедать. Он решил вылезти из своего окопа навстречу вероятным пулям. Приподнялся. Отряхнулся от пыли. Выпрямился во весь рост и прищурился, глядя на солнце. Слушай же, милое.

════════ - Знаете, я...

════ - А у меня сосед помер, - влез вдруг Рябоконь. Неожиданный фланговый огонь √ поддержка или?.. √ Тоже странная история. Браслет ему привезли японский откуда-то, медный. От всех бо╜лезней лечит, прибавляет здоровья. Во-от... √ тяжело, с пау╜зами рассказывал Иван Петрович. √ Ну, надел его на руку, обх╜ватил запястье добавочным здоровьем, а через два дня ослёп... Кинулись √ он языком еле ворочает: ╚Снимите его, говорит, с меня. Я не вижу, где он╩. Во-от┘ Дети к нему: ╚Папа! Папа!╩ √ за опавшие руки тянут, а его уже нет, зато браслет есть┘ Во как у нас, а ты говоришь┘ - Он поджал губы.

════ - Да-а, кто знает, что нас ждёт, что дальше будет, ≈ сказала Лида, а Гостев продолжал стоять /на самом же деле он сидел/.

════ - А что будет? √ вздохнул Шкловский. √ Юбилей скоро у Вероники Алексеевны будет.

════ - Готовиться надо! √ воскликнула Лида. √ Погуляем!

════ Вероника Алексеевна смущенно улыбнулась и затеребила очки.

════ - С опозданиями бороться будут... за дисциплину, - сказал Иван Петрович и зевнул.

════ Гостев (заботясь о пожилом человеке, сравнивая): ╚Он зевает не так, как я. У него привольнее выходит, по-стариковски╩.

════ - Проходную, говорят, установят, - продолжал он, - пропус╜ка введут. А если вода не уйдёт, - он захохотал, - то мост соорудят, чтобы к тресту═ п р о й т и т ь.

══ ══╚А если он начнет кашлять и задыхаться?╩ √ подумал вдруг Гостев, оставаясь в неудобном положении. Неожиданно его прорвало, он снова вернулся в ручей, в котором все они слегка за╜мочили ноги.

════ - Я так думаю, что никаких инопланетян нет, - сказал кто-то с явным опозданием, и Гостев с удивлением обнаружил, что говорит он: голос слегка дрожит, но полон воодушевления и на╜пора. √ Это всего лишь наше представление о них. Ниоткуда так называемые ╚они╩ не прилетают. Всё это с Земли, наше, родное. Можно сказать, что это мы у себя же берём пробы грунта, воз╜духа, воды... речи, мыслей, взглядов, улыбок и слёз.

════ - Но ведь есть же свидетельства, - возразила Вероника Алексеевна и показала что-то руками.

════ - Мы готовы поверить во что угодно, но более всего в личные ощущения, - сказал Гостев и подумал: жалко, хорошую цитату использую попусту. Он видел с каким интересом все смотрят на него, внимательно так разглядывая, - вот молчал парень, да вдруг высказался. Шкловский перестал возиться с бумагами. У него были чуть красноватые, круглые глаза. Может быть, этого он ждал так долго?

════ - Так их, - засмеялся Иван Петрович. √ Громи огульную веру!

════ - Поймите, - Гостева продолжало куда-то нести, - реальность действует по таким законам, которые мы постигнуть не можем┘ Это же не только прогноз погоды!

════ - А при чем тут прогноз погоды? √ спросила Лида и погляде╜ла по сторонам.

════ - А при том, что для большинства людей понятие об окружающем мире сводится к прогнозу погоды. Так ведь удобнее жить, сознавая, что можно якобы что-то предугадать, тем более на основании данных науки. Это защита от незнания, от бездны знания, которую не вычерпать до конца, а тут только чуть хлебнули и сразу же √ давай прогнозировать, давай делать себя уверенным в завтрашнем дне, положении в обществе, на Земле┘ Да ни в чём и ни в ком нельзя быть уверенным!

════ - Браво! √ воскликнул Иван Петрович. √ Фигура высшего пилотажа! √ А Вероника Алексеевна поморщилась.

════ Гостев страшно торопился. Что ещё важного не успел он сказать? Он вспомнил про китов. Они выбрасываются на берег. Их разум отказывается принимать загрязнённую жизнь. Они приходят в отчаяние от преследующих их акул.

════ - Так почему же человек не волен поступать таким же образом? Готов ли кто-нибудь из нас выброситься на берег?

═ ═══Долгий, пронзительный звонок┘ нет, это не гудок поезда, а обеденный сигнал, череда цистерн, заполненных пока что неопознанной дымящейся едой, совпал с криком ╚Ура!╩ Ивана Петровича, последовательно и вряд ли осознанно исполнявшего роль либо безответного ребёнка, либо впавшего в детство, проказливого старика. Вопросы повисли в воздухе, их нельзя было потрогать руками, они были довольно острые, киты очень громоздкие, можно было только повторить их про себя ещё раз и усомниться в том, что их слышал, - в воздухе, сгустившемся до какого-то очень неловкого оттенка, чему способствовал и неотступный (ну хватит же, пора на обед!), наконец-то странно удовлетворённый взгляд Шкловского, которому Гостев должен был бы признаться, чтобы отвести от себя лишние подозрения: ╚Я для вас всё это говорил, не для них, да и не я это был вовсе, а ваше представление обо мне╩. Все встали, придвигая неуклюжие, засидевшиеся стулья к столам. Сцена заканчивалась на очень редкой и высокой ноте, которую должно быть верно подхватил его проницательный начальник. ╚Я наломал ужасных дров, - успел ещё подумать Гостев (теперь он действительно встал и пошел), - но мне не стыдно╩. И другой Гостев, уже успокоенный, вполне уверенный в предстоящем обеденном меню, стал подыскивать какую-нибудь боевую фразу, которая подошла бы к его званию лейтенанта, читателя, пусть инженера. ╚Но меньше всего я хочу ожесточиться╩, - неожиданно прочитал он в своём сердце, но что бы это значило для него сейчас, он не знал.

════ Он думал о Ларисе.

══════════════

═══════ ═══════════════════════ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

═══════════════════════════════ ГДЕ ТЫ БЫЛА РАНЬШЕ?

════ Они встретились в столовой под тем же натюрмортом, заби╜тым липкими фруктами и золотистой дичью. Но прежде была вода, всё, что касается воды, плеск набегающих волн, дрожащий бег солнца на одном излюбленном месте, там, где речная, полуден╜ная гладь перемигивается с разморенным, оранжевокруглым дразнилкой, - таковы были первые впечатления Гостева, вышедшего на воздух. Пахло стиральным порошком, горелой резиной и по╜чему-то дешёвым одеколоном. Мимо, взявшись за руки, проплыли две голые куклы с вытаращенными голубыми и глупыми глазами, у каждой по оторванной ноге, а за ними, раскинув вывернутые назад лапы, покачиваясь мордой в волнах, пластмассовый миш╜ка, цепляя за собой еще какие-то тряпки, похожие на куколь╜ные платьица. ╚Это надо запомнить╩, - подумал Гостев и вздох╜нул. Крутой берег, капитанский мостик. Ему предстояло пустить в плавание кораблик, - газета и несколько движений рук, вот и вся работа на верфи, теперь как-нибудь выбраться из порта и стать в сухой док. Как во время подлинного наводнения он бедственно перешагивал и обходил опасные места, отмеченные шес╜тами, по услужливо положенным кирпичам и ящикам. ╚А Лариса не умеет плавать╩, - он вдруг вспомнил, как она рассказывала ему об этом в институте. Летняя практика. Жаркий берег блес╜тящей реки. Её одиноко стоящая фигурка, /все ринулись в воду после окончания замеров, а она не пошла/, её руки, поправля╜ющие завязки купальника. Гостев звал её, отплёвываясь от по╜павшей в рот воды. Она мотала головой. Ему хотелось выбрать╜ся обратно на берег и лечь с ней рядом, касаясь своей холод╜ной, в капельках воды кожей её горячего тела, но она была не одна, на неё уже ложился загар. ╚Неужели так и не научилась?╩ - спросила Гостева вторая вещь, которую ему надо было запом╜нить. Вдруг течь под ногами, ящик дрогнул и подался в сторо╜ну, спокойнее, женщин и═ детей в шлюпки, а мы-то умеем плавать, всего лишь небольшой гейзер, скромный фонтан √ и сразу же всплыл мальчик тех же институтских, весёлых лет. Тогда заду╜мчивый Гостев шёл по пыльной окраинной улице. ╚Гляди, вон мальчик писает╩, - сказал ему его полосатый /он снова был в том же свитере/, его бородатый, закавыченный друг Лёша. ╚Где мальчик?╩ √ очнулся Гостев. А вот он: стоит у забора, на противоположной стороне улицы, широко расставив ноги, лет пять, не больше,═ держит напор √ струю метров на пять, не меньше. Гостев несколько секунд или метров (вот даже и лет!) оторопело потел от изумления, пока не заметил между его ног шланг. Как же он мог так пойматься! Теперь надо быть внимательнее. Ящики кончились, кирпичи утонули. Приближалось трестовское крыльцо, долгожданная суша с жёлтым глянцем куриной слепоты, замеченной ранее среди буйно выскочившей из щелей травы, и приближались чьи-то глаза, устремлённые на него┘ да вот хотя бы из углового окна четвёртого этажа, повыше слова ╚выше╩ √ это была третья вещь, которая о себе напоминала упорным взглядом, и Гостев это чувствовал. Он поднял голову: зашторенное окно, тёмное окно. Раздался частый плеск воды. Он посмотрел направо. Собака. Откуда-то вышла и длинным, розовым языком лакала воду. Он подошёл. Она подняла голову √ тяжело дыша, изнемогая от жары. У неё были глаза разведённой женщины. Спускаясь в подвал, Гостев ещё долго держал их перед собой┘ одна вещь, две вещи, осторожно, ступеньки, третью забыл┘ как и поднос, Шестигранник толкнул его в бок: ты что, заснул? Спасибо, вернулся, взял и пустил его по стальным направляющим: кастрюльный звон, пар, суп гороховый, шницель с вермишелью и компот; кассир, полная женщина в белом халате, на кармашке чёрными нитками вышито: Ф. Ф. √ рыжие волосы, кровавые губы, глаза внимательные √ ╚у вас мелочи не найдётся?╩ √ ╚пожалуйста╩, - теперь лёгкая заминка: что со всем этим делать? поднос может в любую секунду рухнуть; наконец-то стол, натюрморт, приветствую вас, роскошные фламандцы, ну, здравствуй, Лариса┘ Его руки слегка дрожат, улыбка готова их поддержать. Компот более решителен √ отчаянно поехал к краю, но вдруг раздумал. Гостев что-то её спрашивает, кажется, так: вкусно или нет? Она отвечает вроде бы да, вроде бы так себе, потом рассказывает о том, как провела праздничные дни и туман прежнего, безнадёжного ожидания застилает ему глаза. ╚Конечно же хорошо╩, - забегая вперёд, Гостев дописывает последнюю строчку её светлого, ничем незамутнённого рассказа и начинает проверять ошибки.

════ Разумеется, было очень весело, позвонил Лёша (получил?), наш общий друг-сокурсник, с которым ты здесь работал. И тебе звонили. Я звонила. (Неужели по поводу его сына?) Только почему-то ничего не было слышно. (Вот оно, море шорохов, сдержанных потрескиваний.) Собирались компанией повеселиться. Была музыка, шпроты и танцы. Пили вино. ╚Знаешь, как по ╚шарам╩ бьет?╩ - неожиданно сообщила она, и Гостев подумал, что если там были ╚шары╩, то там было и всё остальное. Вот так она говорит дальше, старательно поправляя причёску своим праздничным дням, случайный экзаменатор Гостев слушает, а мальчик писает.

════ - А ты чем занимался?

════ - Читал, - вспоминает Гостев. √ Ты видела какое наводнение во дворе?.. Непонятно, откуда столько воды взялось.

════ - Авария, - коротко бросила Лариса.═

═════ - Какие-то странные предметы плавают, - сосредоточенно продолжал Гостев. √ Словно корабль затонул. Куклы с оторванными ногами, мишка косолапый┘ Откуда они тут?

═══════ √═ Разумеется, с фабрики игрушек.

════ √ Да? √ рассеянно спросил Гостев. √ И два человека, два механика куда-то пропали┘ Постой, - он неожиданно встрепенулся, - тут что, где-то рядом фабрика игрушек есть?

════ √ Есть. Странный ты. √ Лариса сочувственно вздохнула. √ И не два══ механика, а механик и крановщик.

══════ - Откуда ты знаешь?═

═══ - Я тут много чего знаю, - загадочно сказала Лариса. √ Хотя работаю всего ничего по сравнению с тобой. Кстати, ты говорил, что никто начальника треста в глаза не видел, что он чуть ли не человек-невидимка┘

══════ - Ну да, - подтвердил Гостев, застревая вилкой в жёстком мясе.

════ - А мне рассказывали о нём совсем другое. Очень приятный дядечка. С утра заходит в столовую, снимает крышки кастрюль, нюхает, что там готовится, пробует┘

════ - Очень даже может быть, - сказал Гостев, замечая, как ими открыто любуются Вероника Алексеевна и Лида, сидевшие через несколько столиков от них. √ Только вот┘

════ - Просто у треста разногласия с вашей конторой, - перебила его Лариса. √ Начальник не сходится с Кирюковым по многим вопросам. У них какие-то давние счёты и потому он хочет его заменить. Они стараются не общаться между собой, и хотя вы═ подчинены тресту, у Кирюкова существует стремление к самостоятельности, он хочет отделиться от треста┘

════ ╚Что она говорит? √ подумал Гостев. √ Как она говорит?╩ Не этого он ждал от неё, другого, других слов, другой интонации. Ему почему-то стала неприятна такая её осведомленность. Он слышал знакомые фамилии (мелькнул тут и Шкловский) и утрачивал чувство равенства с нею. Она отдалялась от него. Она становилась похожа на всех остальных женщин, сидевших в столовой. Она была рядовой сотрудницей. Ей два года оставалось до пенсии. Она успевала зачёрпывать═ привычный борщ и без умолку тараторить. Она была в курсе всех событий производственной жизни. Она любую историю пристраивала за кулисы, а Гостев сидел в зале и даже не подозревал, что главное действие совершается на сцене. Он, впрочем, и не смотрел на сцену, он изредка поглядывал. В горячем воздухе столовой слышались голоса обедающих √ возбуждение, ритм, откровенный смех и сдержанный, слегка влажноватый шёпот; звон посуды, стук подносов и скоростное прощёлкиванье кассового аппарата. Где-то за стеной гудела вентиляция. Глухо и обиженно, подумал Гостев.

════ - Они были друзьями ещё со школьной скамьи, вместе учились в одном институте, но потом что-то между ними произошло, и они резко разошлись. Кирюков ненавидит Пальчикова, а Пальчиков старается не замечать Кирюкова┘

════ √ Пальчиков? √ очнулся Гостев. √ Кто это?

════ √ Как кто? √ удивилась Лариса. √ Начальник треста. Человек-невидимка, придуманный тобой.

════ √ Я ничего не придумывал, - с лишним достоинством ответил Гостев и скользнул взглядом по соседним столикам.

════ Лиды и Вероники Алексеевны уже не было, а в проходе стоял какой-то нескладный мужчина, похожий на отекающую свечу, случайно попавшую в самое пекло, - неуверенный поднос в длинных, худых руках, торчащих из коротких рукавов мятого, серого пиджака, сгорбленные плечи, высокий открытый лоб, красное лицо √ то ли смущение такое сильное, то ли солнце так резко над ним позабавилось. ╚Да ты же его где-то видел!╩ √ воскликнул про себя Гостев. Заметила его и Лариса. Она запнулась на полуслове. ╚Шкло┘╩ √ сказала она и замолчала, словно поперхнувшись стеклом. Лицо её вдруг странным образом переменилось. ╚Где солонка?╩ √ спросила она Гостева, не отрывая взгляда от странной фигуры. Мужчина, принуждённо побегав глазами по сторонам в поисках свободного места, увидел Ларису и узнавающе ей улыбнулся, но так, словно хотел нахмуриться да вдруг раздумал. ╚Где солонка?╩ √ заметно волнуясь, повторила Лариса. ╚Что?╩ - спросил Гостев, оглохнув от непонимания. Он пошарил руками по столу, приподнял стакан с салфетками┘ Солонки не было. ╚Я сейчас принесу╩, - сказал Гостев. Мужчина сел к ним спиной, его острые уши задвигались, лысая голова начала делать энергичные поклоны тарелке.

════ Гостев направился к раздаче. Он обшарил повсюду, где только смог, руками и глазами, но солонки, даже пустой, не нашёл. Стоя на влажном сквозняке, придающем жаре характер тяжёлого недоразумения, он зябко поводил липкими плечами и барабанил пальцами по стойке. Ожидание отвечало нетерпению металлическими нотками и что-то напоминало. В самом деле √ мелкая дрожь, стаккато. Такое уже когда-то было┘ Он попросил женщину в белом колпаке, показавшуюся в клубах дыма из-за плиты, дать ему немного соли. Она так внимательно посмотрела на него, что он подумал о вероятном пренебрежении к себе, которого он раньше за собой никогда не замечал. ╚Или я ошибаюсь?╩ - спросил он себя, разрывая угол целой пачки и засыпая в стакан крупные кристаллы, равные в эту минуту песку в песочных часах. Женщина смотрела куда-то за спину Гостева. В кастрюле рядом с ней вяло пыхало. ╚А руки у неё крупные и сдобно белые╩, - подумал Гостев, возвращая ей соль. Он уже чувствовал: что-то случилось √ внутри него, вокруг и вот-вот должно объявить себя. Как же √ морозное стаккато, дрожь. Всё говорит об этом. Он обернулся и замер на месте. Странного мужчины не было. Было другое. Блеск золочёной рамы, запах старой краски (разве она пахнет?). Видение той самой девушки, стоящей у зимнего окна. Писатель Гостев смотрел на Ларису и снова читал свой рассказ.

════ ╚Она сидела вполоборота к нему, слегка наклонив голову, и рассматривала что-то на столе с таким выражением лица, которое очень подошло бы чтению или вышиванию, - такое спокойное, нездешнее┘ Её волосы отливали тяжёлым бронзовым оттенком, собранным в их густоте. Лицо попадало в полосу света; пыльная, усеянная светлыми пушинками дорожка сбегала под углом к нему, деля его пополам, и оживляла снейдеровский натюрморт: в виноградинах зажигались весёлые огоньки, не отставали и сливы; соперничая с чешуёй рыб, блестели начищенные кубки; собака поднимала морду к столу, грозящему обломиться под тяжестью спелых фруктов и дичи; горело радужное оперенье птиц. Эта картина висела на стене, а другая дописывалась прямо на глазах настойчивыми мазками золотистого луча, от которого на всём странным образом лежала крепкая печать красного цвета, его явное преимущество перед синим, - выкрашенные в этот цвет стены сходились в углу удвоенным затемнением. Итак, вверху √ фламандец Снейдерс, внизу √ голландец Вермеер Дельфтский┘╩

════ Да-да, на расстоянии он наконец-то разглядел её лицо, именно отсюда захотелось ему к ней приблизиться. Как это оказывается сложно: найти точку, то расстояние, с которого можешь наконец-то увидеть человека. Стать ближе √ значит иметь перед собой другое лицо, самое обыденное и неприметное. Отступить на шаг назад √ и подумать, что все женщины одинаковы и, значит, вовсе ничего не увидеть. СТОЙ НА МЕСТЕ. МОЛЧИ. Точка Вермеера. Спокойный наклон головы. Крупные, очень живые, даже слишком живые глаза, в них обещание загадки, тайна в этом блеске виноградин Снейдерса. Это глубины, которые не осветит никакое солнце. НЕ ДЫШИ. Несомненное изящество, даже игривость и в то же время простота. МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО ПОТОМУ, ЧТО ОНА СЕБЯ НЕ ВИДИТ. Какая лучше: прежняя, зимняя или эта? Так сразу не скажешь. Чуть левее┘ Ага. Вот так в самый раз будет.

════ Только подумал и он появился: ╚туточки я╩ √ вторгся в пространство картины, не замечая её рамок; покачиваясь на кривоватых ногах и мерно взмахивая белоснежными рукавицами, он подошёл к кассе и что-то сказал двум буквам ╚ф╩ на ухо. Они отчаянно фыркнули и махнули рукой: ╚Да ну тебя, чёрт оглашенный!╩ ╚Ну?╩ - повторил радостный Ага, шмыгая носом и закрываясь рукавицей. И потом ещё: ╚Ну?╩ √ уже утвердительно сказал и развёл руками, в очередной раз подчёркивая своё весьма скромное словесное богатство. ТЕПЕРЬ МОЖЕШЬ ИДТИ. Словно очнувшись ото сна, Гостев сделал нетерпеливое движение по направлению к столу (увы, видение быстро таяло) и вдруг √ ╚десять╩ сказал кто-то вслух и Гостев вздрогнул, а потом ╚девять╩, ╚восемь╩, ╚семь╩ √ наткнулся на неожиданно вынырнувшего из-за колонны┘ мальчика? подростка? √ в изрядно поношенной, какой-то пыльной милицейской фуражке, рубашке защитного цвета навыпуск и мешковатых коричневых брюках. ДА, ОН СЧИТАЛ ВСЛУХ. Он как-то странно передвигался, то ли спотыкался, подгибая ноги в коленях, то ли так подпрыгивал на ходу в тяжёлых и больших, почти зимних, несмотря на такую жару, с тупыми носами ботинках. Всё это Гостев увидел в одну секунду. И ещё: очки, на нём были очки, в которых содержались под стражей большие, удивлённые глаза, оказавшиеся на самом деле красноватыми бусинками, едва ли не хитроватыми, как только он, сняв очки, подошёл к кассе √ ╚три╩, ╚два╩, ╚один╩, и наконец-то ╚ноль!╩ - и сунул двум буквам ╚ф╩ сложенную газету. ОНИ ХОТЯТ СБИТЬ ТЕБЯ С ТОЛКУ. ╚Ф-ф╩ √ с таким шорохом отмахнулись они ею от жары и подали ему стакан сметаны. Он выпил его, закинув голову и придерживая фуражку за козырёк, потом утёр губы и пошёл прочь, так же сосредоточенно считая вслух: ноль, один, два, три┘ На счёте ╚десять╩ он скрылся за колонной.

════ ╚Видал придурка?╩ - спросил Гостева ещё более повеселевший Ага, и он с удивлением обнаружил, что впервые его понял, хотя вопрос прозвучал прежним невнятным раздражением воздуха.

════ Уже миновав кассу, Гостев оглянулся и за спиной двух ╚Ф╩, усердно выбивающих чеки, обнаружил целую кипу газет. Он осторожно вытянул одну, развернул и сразу же попал на два объявления, жирно обведённых красным карандашом: ╚Молодая семья тайком снимет квартиру╩ и ╚Срочно, дёшево, продаётся чёрно-белый телевизор, без кинескопа. Смотреть со свидетелями╩. Было непонятно и слегка тревожно. ТЕБЕ ИСПОРТИЛИ КАРТИНУ. Гостев приблизился к Ларисе. ЧТО ОНА ТАК ВНИМАТЕЛЬНО РАЗГЛЯДЫВАЛА? В её руках он увидел солонку.

════ Вечером у него заболели зубы. Закрыв глаза, он пытался считать, отмеряя боли то расстояние, на котором она становилась бы глуше, но после близкой к спасению ╚девятки╩ шла предвещающая грозный обрыв ╚десятка╩, к тому же почему-то привинченная к милицейской фуражке. Гостев стискивал зубы и учащённо дышал. Вдруг проходило √ и снова накатывало, уже слабее, словно удовлетворившись напоминанием.

════ Перед сном мысли Гостева стали обводиться красным карандашом. Его жирный столовский росчерк стягивал вокруг них петлю и оставлял чёрно-белый след молодой семьи без кинескопа. Свидетелей не было. Хотя один всё же был. Ещё когда Гостев являлся начинающим писателем, ему, вместе с его закавыченным бородачом, другом Лёшей, пришло в голову составить список из названий романов и рассказов, которые он впоследствии собирался написать. Так ╚Отравленное деепричастие╩ представляло собой детектив, в котором виновниками происшедшего преступления оказывались одно тихое с виду подлежащее и два весьма наглых сказуемых. Повесть ╚Студенческая аберрация╩ √ вначале лёгкий институтский флирт, приколы, затем искренняя любовь и жестокое разочарование. ╚Памфлетолог с Замбези╩ √ политически окрашенная история, в ней первая страницы газеты (так называемая передовица) умело чередуется с четвёртой (последней колонкой). ╚Усть-Кутский подлец╩ √ высокая мораль спорит с мерзостями жизни. ╚Проклятый гематоген╩ - невинный детский рассказ, почти волшебная сказка. ╚Последнее содрогание╩ - мягкий эротический этюд.

════ Вдруг это ему вспомнилось. Только о солонке он не подумал, к тому времени боли надоело топтаться в пределах простой арифметики, и она полезла в высшую математику, уже начала было брать логарифмы, да так и заблудилась в этих дебрях, а Гостев забылся.

════ Проснулся он тем не менее сразу в благостном настроении, в некотором удивлении от случившейся с ним перемены, словно и не было никакой боли и общего загадочного томления, и даже показалось ему, что ночью был какой-то волшебно приятный сон, похожий на полёт в таинственные земли, да-да, вспомнил он, несомненно, были какие-то приятные картины, близкие к утешению и даже усладе, содержание которых по пробуждении совершенно улетучилось из памяти, однако лёгкое чувство недоговорённости и близости совершенства у него осталось. И на работу он поехал в том же, сохранённом с самого утра настроении, в редкостном своей пустотой автобусе, даже до странности пустом, так что в иной, более обыденный и раздражительный раз, ему обязательно подумалось бы, уж не ошибся ли он, на тот ли сел номер? Дорога была тихой, озарённой светом признания в жизни таких маленьких, но неизъяснимо приятных ценностей. Это каких же? Да вот же, хотя бы выход из пыльного холодка бетонного подъезда и сразу, как нырок в воду, просыпающийся, свежий воздух в лицо, оживлённый, с паузами, свист синицы, воркотня голубей за штакетником, сизые переливы, мельканье лапок, ясные контуры домов, их порозовевшие окна с затаившимся в них движением, сейчас начнётся, сейчас пойдёт, воздушная дрожь изгибает стёкла дугой, похожей на преддверие, на продолжительный зевок, но не тот, которым зевал на работе Гостев, не утомлённый и бездеятельный, а напротив, вполне отдохнувший, готовый к скорому действию, впереди стойкая, на весь жаркий день, прохлада в тени лип и акаций, свежеокрашенная зелёная скамейка, запах не резкий, жёлтые мазки солнца по её ребристой спинке и уже другие рёбра √ угол наклона лучей робкий, вполне соответствующий утреннему показанию часовой стрелки, полустёртый домик на асфальте, раздавленный неосторожной ногой сиреневый мелок и забытая битка, прежде банка из-под вазелина (ты помнишь, как раньше? с налётика не бьём!), вот женщина с бидончиком в руках цокает за молоком, и где-то шорх-шорх √ невидимый дворник метёт двор, а ещё дальше, за домами, глухой шум уличного движения, - уже идёт, едет, летит вовсю. ╚Вот так╩, - говорил себе Гостев, не находя причины случившемуся преображению, ╚вот так╩, - повторял он, как заклинание, как твёрдую решимость удержать достигнутое равновесие, обрести устойчивый ритм жизни. ╚Так, так╩, - утверждало его сердце. ╚Тук, тук╩, - послышались впереди удары молотков. Он шёл уже от остановки, вдоль бетонной ограды треста, начавшейся сразу же за одноэтажными домами. Дальше идти было┘ Дальше идти было просто тяжело. Вода, растекавшаяся со стороны треста, превратилась в небольшую реку, у которой оказалось два берега. На одном стоял растерявшийся Гостев, на другом сооружали деревянный мост. Гудел подъехавший кран, из кабины стоящего рядом ╚ЗИЛа╩ чумазо улыбался Витюшка, суетились двое кепчатых в огромных, похожих на те же кепки, рукавицах, словно снятых с чьих-то пропащих голов в невероятной спешке, - ╚хватай трос!╩ √ невероятно грязных рукавицах, замасленных, и были ещё одни, невероятно чистые, почти ослепительно белоснежные на солнце, в руке переминавшегося тут же с ноги на ногу Аги, другой рукой подбрасывающего семечки в безгубый, кажущийся слабым рот. ╚Ещё один опоздавший! √ весело крикнул Гостеву из-за спин кепчатых Шестигранник. √ Давай в обход!╩ Сразу же за калиткой, едва отдышавшись, ╚и всё-таки непонятно, почему опоздавший?╩ √ он наткнулся ещё на один сюрприз: на самом входе в контору, за небольшим столом, застелённом газетой, сидела незнакомая ему пожилая женщина с телефоном, стаканом и амбарной книгой по правую руку. ╚Здравствуйте╩, - неуверенно подумал Гостев, но вслух ничего не сказал и уже попытался было (ещё неувереннее) пробраться мимо неё, как был остановлен.

√       Пропуск, - сказала она, глядя куда-то в сторону.

√       Что? √ не понял Гостев.

════ √ Пропуск ваш, - повторила она, вздохнув и нахмурившись, по-прежнему не глядя на Гостева.

════ √ Я здесь работаю, - сказал он, ещё помня, что утро сегодня хорошее.

════ √ А я откуда это знаю? √ Она развела руками по столу, поочерёдно разглаживая газету, трогая стакан с зазвеневшей в нём ложечкой, отодвинув амбарную книгу, приподняв и опустив телефонную трубку. Газета зашуршала, и из-под стола выбрался мальчуган лет шести в комбинезоне защитного цвета. В его руках был автомат Калашникова. Игрушечный.

√       Руки вверх! √ выкрикнул он тонким голосом. √ Документы!

════ √═ Алёша, не балуйся, - мягко заметила ему женщина, а Гостеву всё так же непреклонно, другим тоном: - Пропустить я вас не могу, потому что у вас нет пропуска, а в лицо я вас не знаю┘ - Было видно, что при желании, в случае изменения ситуации, она может легко повысить голос, заговорить быстрее и резче, что называется ╚забубнить╩, и даже довести дело до скандала, да, пожалуй, и из-за стола сможет выскочить, если что. Теперь она подняла голову √ глаза скорые, безошибочно оценивающие ситуацию, широкий, приплюснутый нос и поджатые губы; похожа на отставную учительницу начальных классов, при встрече с которой уже через много-много лет её бывшие ученики испытывают неожиданные рези в желудке или ломкие боли в суставах, кто-то прикрывает рукой лоб от якобы яркого солнца, а кто-то приподнимает воротник пальто, потому что начинает испытывать внезапный озноб, - так они стараются незаметно свернуть в сторону, прошмыгнуть в соседний переулок, затеряться в уличной толпе.

√       Ни с места! Документы! √ настаивал юный солдатик.

√       Алёша! Алёша! √ притворно беспокоилась бывшая учительница.

════ В коридоре, с той стороны, ставшей вдруг чужой, показался Иван Петрович.

════ √ Ещё жив? √ спросил он Гостева с доброй, удивительно стариковской улыбкой. √ Не стреляли пока?

════ √ Это наш┘ - заявил он с чрезвычайной ответственностью за свой добродушный настрой. √ В нашем отделе работает.

════ -═ Пу! Не разговаривать! √ выкрикнул Алёша.

════ √═ Бабушке помогаешь? √ спросил Иван Петрович юного часового и погладил его по голове, спросил как вполне приличный пожилой человек, сосед отставной учительницы по дому, они во дворе каждый день проводят вместе, он с газетой в руке, она √ с внуком.

√       Боевой парень┘Внук ваш?

════ √ Вот родители оставили, - отозвалась соседка, тоже весьма приятная женщина, поправляя на внуке форму и подавая ему ещё и пистолет.

════ √═ Ты кем хочешь быть? √ поинтересовался Иван Петрович. Присел на корточки. Глубокие морщины. Улыбка, уже готовая на космонавта или шофёра, ну, может быть, ещё лётчика.

√       Немецким офицером! √ буркнул Алёша.

════ Теперь вверх по лестнице, лестнице всё той же, с шаткими, неуверенными перилами, всё верно, кончиками ступенек, обитыми железными пластинами, так и было, вот заветное окно, пыльный коридор, терпеливо молчащий о скучном и долгом рабочем дне, - хоть ты мне скажи: что тут случилось?

════ В отделе Гостева встретил Шкловский.

════ - А-а, Юрий Петрович┘ - Он встал из-за стола, поправляя галстук. √ Ну как, уже познакомились с Анной Ивановной? Ничего не поделаешь┘ Проходная┘ - Он пожал плечами. √ Трест дал указание бороться за дисциплину, так что пропуск теперь не забывайте┘ Нет-нет, вы не беспокойтесь, - предупредительно сообщил он, заметив некоторое стеснительное движение, которое обозначила дёрнувшаяся в нетерпении нога Гостева. √ Совершенно не беспокойтесь. Никто не говорит об опоздании. Ну что вы? Никто, - зачем-то подчеркнул он случайной улыбкой. √ Просто┘ - Он поднял руку. √ Просто┘ - В возникшей паузе он пытался попасть в такт, поймать нужную мысль одним плавным взмахом. √ Ну, словом, вы меня понимаете, - заключил он, - и сможете сами себе объяснить возникшее положение, ведь вы так прекрасно излагаете┘═══

══ Гостев вздрогнул.

════ - Да-да, - продолжал Шкловский, - я отлично помню, как вы сказали: готов ли кто-нибудь из нас выброситься на берег? Какая замечательная фраза! (Гостев покраснел.) Загадки морских глубин. Безумие, осложнённое честностью перед бессмысленной картиной мира┘ Киты, загрязнённая жизнь┘ Как я вас понимаю! Действительно, ни в чём и ни в ком нельзя быть уверенным. Как это верно! Удивительно, что вы, несмотря на ваш возраст, - вы уж меня извините, - тут он приложил руку к груди, - так хорошо разбираетесь в том, что происходит вокруг нас, а ведь многие этого не замечают. Занимаются бог знает чем, думают┘ да разве они думают? Но вы┘ вы┘ - он изменял высоту своего широкого, открытого для дальнейшего сближения голоса, и словно измерял Гостева неведомой ему, но какой-то весьма выгодной для него меркой.

════ - Послушайте, - наконец сказал Шкловский, усадив Гостева на его место у окна; стул подчинённо заскрипел, руки упёрты в стол, пальцы крупные, преломлённые в красно-белом, складчатом ожидании, светлые волоски вылезли из-под манжет кремовой сорочки, - нам надо серьёзно поговорить.

════ ╚Вот итог его наблюдений╩, - успел подумать Гостев, тут открылась дверь, закрывая лицо Шкловского на официальный, подходящий для выдачи заданий ключ, - ╚я думаю, вы с этим быстро справитесь, вот эти накладные, как обычно, 7-32, а эти √ 6-40╩, - очень ловкий оборот, скорая, в продолжение речь. Вошли Лида и Вероника Алексеевна. ╚Даже не знаю, что мне делать┘╩ √ ╚Не волнуйся ты так, Лида╩. Упала ручка со стола. Шкловский наклонился, теряя дыхание на её поиск и спрашивая бестрепетный, хранящий небольшую тайну, пол: ╚Надеюсь, всё понятно?╩ Да вроде бы┘ Непонятен был только расстроенный вид Лиды, так что Шкловский вежливо поинтересовался у неё, уводя свой голос в сторону от заинтригованного Гостева, неудачно подыскивающего верное значение глаголу ╚поговорить╩: ╚Что там у вас приключилось?╩

════ - Да что, Лев Александрович┘ - Она привычно вздохнула. √ Сын у меня┘ Три года уже ребёнку, а не разговаривает. Ни одного слова, ни одного звука хотя бы! Молчит. Я к нему и так и этак┘ И видно, что понимает всё, поглядывает так на меня, глаза большие, аж тревожно становится на душе┘ Я уже и к врачам обращалась┘

════ - Ох, Лида-Лида, - перебила её Вероника Алексеевна, - не беспокойся, бывают такие случаи┘ молчит-молчит, а потом так разговорится, что не угомонишь.

════ - В самом деле┘ - с небрежной задумчивостью поправил Шкловский. √ Что-то может быть такое┘

════ Тут зазвонил телефон, он взял трубку и сказал ╚производственный╩, потом ╚алло╩ √ несколько громче и вопросительней, а потом ничего уже не говорил, только слушал, пропадая сузившимися глазами в чужой речи, безусловно, так лучше понять то, что несёт ему чёрный полуовал, - лицо повествовательное, помеченное обоюдным уважением, повторяющимся выражением ╚прошу вас╩, застрявшим в щеках, и не частым, к месту, благородством восклицательного знака, шевелящего брови, несомненно что-то важное, вышестоящее, так что после окончания разговора Шкловскому очень легко и в то же время весьма ответственно произнести: ╚Прошу вас┘╩

════ - Юрий Петрович┘ - Пауза, в которую неловко соскользнул Гостев: ╚Это означает ╚поговорить?╩ Нет, снова улыбка, которой не подходит ни одно возражение. Кто же ещё, кроме Гостева? Лида √ она старше, она женщина, у неё муж, семья, двое детей, один не разговаривает, не то Костик, не то Стасик. Вероника Алексеевна √ уже бабушка, она даже не поймёт, о чём пойдёт речь. Иван Петрович √ он скоро стоя спать будет┘

════ - ┘ так вот, попрошу вас подежурить в следующее воскресенье. Надо посидеть в диспетчерской.

════ Да, подумал Гостев, я √ молодёжь, мне принадлежит будущее, и от этого никуда не денешься, и уже совсем скоро целую ночь мне будет принадлежать вся контора, я буду безраздельным её хозяином, я многое смогу сделать, если захочу, я буду читать, стр. 162, ╚те слова, которые вы сказали мне в последнюю нашу встречу, я полагаю, были продиктованы вам ошибочным гневом, нежели истинным отчаянием╩, так заканчивал своё очередное письмо опальный Эдвард Гордон, ╚иногда мне кажется, что одна ночь может всё решить, - изменить судьбу, открыть сердце, дать обещание никогда не расставаться, вы согласны с этим?╩

════════ - Да, - прошептал Гостев, и более уверенно: - Ладно.

════ - Ну вот и прекрасно, - выразил основную мысль рабочего утра Шкловский ( можно быть посмелее: дня), всё остальное было не столь важно, пять раз написать 6-40 и девять раз √ 7-32, и вот уже руки ищут настоящего дела и нащупывают корешок романа, спрятанного в ящике стола; раскрываются ворота, пропуская в крепость конный отряд, среди всадников виден ободрённый собственными мыслями лейтенант, но погоди, придержи лошадок, уходит Шкловский с обязательной папкой под мышкой, Вероника Алексеевна незаметно пропадает в фантастических и беспощадных сметах, Лида истребляет случайную влагу в уголках глаз кончиком платочка, потом выходит в коридор, губернатор Хейстингс принимает Эдварда Гордона, Лида возвращается, что-то забыла, разговор у них серьёзный и долгий, как сквозняк, ворвавшийся в неприкрытую дверь; приподнялись, взмахивая вялыми крыльями, бумаги на столе Вероники Алексеевны, распушился венчик её седых волос, Лида снова вышла, а за нею √ ╚вам теперь договариваться без меня╩ - поднялся и Гостев.

════ Он спускался вниз по лестнице, а навстречу ему поднимался Кирюков, подавшись всем телом вперёд, широким шагом, отмахивая свободными ладонями, словно лыжными палками отталкиваясь от искристого снега, - солнце перекатывалось в оконных стёклах и слепило глаза, - гудели перила в хватких руках главного инженера, раздавался сухой треск суставов в обтянутых коленях, кирзовые сапоги, заправленные в брюки, узкий пиджак, разлёт затасканного вишнёвого галстука, причём такого оттенка, словно его только что вытянули под недоумевающими взорами очевидцев из банки варенья, сваренного много лет тому назад и случайно обнаруженного в пыльном углу.

════ ╚Оборванец╩, - толкало Гостева в грудь дерзкое и жалкое слово.

════ √ Здрасте, - говорил он, теряя в зубах остатки мнимого благополучия.

════ √ Здоров! √ грубым голосом откликался солнечный лыжник, что означало ╚лыжню!╩ √ и продолжал стремиться наверх, отрывая перила.══

════ На проходной всё так же резвился неугомонный Алёша. Бравый солдатик старательно нёс службу, и вот уже √ кого расстрелять, а кого в тюрьму. Бабушка всплёскивала руками и топала ногой, восклицая со смехом и укоризной: ╚Алёша! Алёша!╩ √ частым повтором имени немного смягчая суровость беспокойного внука. Были в этом имени какие-то весёлые слёзы, которые она смахивала со своих морщинистых розоватых щёк в некоторое утешение мало что соображавшим задержанным (среди них был один из кепчатых, оправдывающийся так почему-то: ╚Я же не к куму Тыкве еду?╩), и эти же слёзы блестели в глазах Ивана Петровича, возвращавшегося с жаркой улицы в прохладу коридора вместе с Витюшкой и наконец-то радостно объяснявшего, ни к кому впрочем не обращаясь, - ╚фильмов небось про войну насмотрелся, а?╩

════ √ На вот тебе, - добавлял он с лёгким придыханием, подавая Алёше что-то раскидисто-угловатое, деревянное, больше похожее на рогатку, чем на┘ - пистолет.

══ ══√ Какой же это пистолет? √ удивлялся забывшийся часовой, ставший вполне обыкновенным мальчиком. √ Это какая-то куся-муся получается┘

════ Одна куся-муся вертелась в его руках, а другая творилась совсем рядом, за гаражом, но вначале Гостев заходил в туалет, довольно мерзкий по-прежнему, и замечал явную перемену: на стене, над оттёртой до сравнительной чистоты сушилкой появилось небольшое зеркало, в которое он даже рискнул заглянуть, когда помыл руки. Приятно было, ощущая между раздвинутых пальцев тёплый ветерок, думать о том, что это лишь первый шаг порядка в этом неуютном месте, а там, глядишь, стены отскоблят, пол отмоют, станут другими запахи, и можно будет совсем легко сюда входить, не кривясь и не поджимая плеч, а даже насвистывая что-то душевное, что Гостев уже и попытался сделать авансом, выходя в коридор. Тут он столкнулся с тем самым мужчиной, который попадался ему с Ларисой в столовой и выглядел так странно и нескладно. Оба вздрогнули. Базякин (а это был он) от неожиданности, Гостев √ от прикосновения к чужой тайне.

══════════════════════════════════════

═════════════════════════════════════ ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

═══════════════════════════════════════════ СОЧИНИТЕЛЬ

════ - А как же договор о смехе?

════ - Какой договор?

════ - Уже забыл? Помнишь, ты предлагал мне заключить договор о смехе?

════ - О смехе?.. Помню.

════ - Ну, так над чем же мы будем смеяться?

════ Гостев перестал жевать, его рука с блестевшей от жира ложкой застыла над борщом, который сам по себе мог вызвать лёгкую усмешку, а при некотором усилии даже заразительный смех. Над чем смеяться? Смешно вообще всё √ вот главное правило, вот пружина, которая толкает жизнь вперёд.

════ Столовая. Вода. Двор. В столовую снова пришлось идти по воде, подыскивая ногам верную опору. Вытянувшиеся неровной дорожкой кирпичи выглядели достаточно твёрдо и сулили самый надёжный путь, а вот обшарпанная дверь с позеленевшей ручкой, казалось, плавала, слегка покачиваясь на волнах и ноги на неё не просились, ведь ступить на неё √ это всё равно, что открыть её и скорее всего означает закрыть себя, оказаться сразу же и бесповоротно под толщей вод, на невыносимой глубине, навсегда пропасть, если только, наоборот, не свободу и избавление обещала эта дверь: вдруг рвануть её на себя отчаянным движением так, чтобы вся вода ушла за ней в гулкую и спасительную воронку. Вот бабочка села на ручку. Ей можно.

════ Женщины легко повозмущались √ это что же, всегда так теперь ходить будем? √ а Лев Александрович заметил им и Гостеву с вежливостью, одолженной у призрачной озабоченности: ╚Смотрите, не опаздывайте с обеда!╩ Гостев понимал: дисциплина, ничего теперь не поделаешь.

════ Он выходил во двор и тут же═ начинал сомневаться в серьёзности этого понятия. До обеда ещё было достаточно времени, а во дворе стоял оглушительный гогот. Шестигранник как раз закончил что-то рассказывать. Витюшка солнечно скалился в ответ: ы-ы-ы, - самозабвенно хвалясь количеством металла во рту. Иван Петрович замечал: ╚Ты нам кусю-мусю тут не запускай╩. ╚Что? √ возмущался Шестигранник. √ Гляди!╩ Он наклонялся и обеими руками обхватывал чугунную плиту, лежавшую у его ног, чтобы поднять её. На его лбу вспучивалась вертикальная жилка. Он пыжился и кряхтел. ╚Смотри, а то котелок лопнет╩, - говорил Иван Петрович. ╚Ну да, - вступал кто-то из кепчатых, - запросто апоплексический удар может случиться╩. ╚А что это?╩ √ спрашивал отсмеявшийся Витюшка. ╚Это от слова ╚апокалипсис╩, - вставлял кто-то за его спиной. ╚А это что такое?╩ √ растерянно оборачивался Витюшка. Один Яков Борисович стоял молча. В углу его красногубого, влажного рта, посеребрённого колкой щетиной, была зажата вечная ╚беломорина╩. ╚Борисыч╩, - говорил Шестигранник, отступившись наконец от спорной плиты, - а ты, наверное, так и помрёшь с папиросой во рту, а?╩ ╚Точно, - веселился Витюшка, - памятник ему поставят, огромную ╚беломорину╩ торчком, ╚Вечный дым╩ будет называться╩. ╚Вот-вот, - добавлял Иван Петрович, - идут пионеры: ╚Салют Як Борисычу!╩ Идут┘╩ Тут подходил Ага, весь на понтах, дёрганый такой и уже пьяный: руку для пожатия он протягивал несколько ниже общепринятого. Шестигранник принимал её со строгим выражением лица, потом передавал в ладонь Витюшки, говоря ╚подержи╩, а сам освободившейся рукой легко и резко двигал в живот сгибающемуся Аге, лицо которого расплывалось в безвольной ухмылке. ╚Да, мужики, - спохватывался вдруг Иван Петрович, - хоккей вчера смотрели? Канадцы-то каковы?╩ ╚А что канадцы, - говорил кто-то из кепчатых. √ Наши-то всё равно выиграли╩. ╚Да не канадцы это, а американцы╩, - поправлял ещё кто-то. ╚Это всё одно, что канадцы, что американцы╩, - говорил Витюшка. ╚Ну да, - вспоминал что-то Иван Петрович. √ Я не об этом┘ До чего хитры оказались. Ничего у них не выходит, никак шайбу забросить не могут, так они к судье┘ крюк у клюшки стали замерять!╩ ╚Ну и что?╩ - спросил Витюшка. ╚Как √ что? Угол загиба оказался не тот, и, пожалуйте вам, двухминутное удаление, а тут ещё они вратаря снимают, и вот уже шестеро против четверых, а? Ну, как? Ох, хитры┘ Ну и хитры!..╩ ╚Да┘ - добавлял улыбчивый Витюшка, - американцы вообще забавный народ, всё чем-нибудь да развеселят нас. Без них было бы не так весело жить╩. ╚Конечно, - вступал в разговор Шестигранник, - Америка нам нужна для развлечения. Если бы её не было, пришлось бы выдумывать что-нибудь ещё┘ Но самое интересное было потом, на последних секундах игры╩. ╚А что там было?╩ √ настороженно спрашивал Витюшка. ╚Дошло до того, что тренеру нашему ширину галстука линейкой измерили╩. √ ╚Как?╩ √ ╚А вот так!╩ √ ╚Ну и?..╩ √ Витюшка затаил дыхание. ╚Двухминутное удаление команде, конфискация галстука и огромный штраф федерации хоккея╩, - сообщал Шестигранник. ╚Не┘ что┘ правда?╩ √ терялся Витюшка и оглядывался по сторонам. ╚Вот тебе и чемпионы мира┘ Ещё бы не правда, у кого хочешь спроси, хоть у Безногой╩.

════ Мимо как раз проходила женщина, которую мужики между собой называли Безногой. Она была председателем профкома и одновременно ведала выдачей канцелярских товаров для работы в отделе. Она и в самом деле ходила как-то странно, вернее передвигалась. Ноги у неё были такие короткие, что, казалось, будто она идёт на коленях. Гостев как-то столкнулся с ней на лестнице, √ боком, не совсем уверенно поднималась она наверх, одной ногой пробуя ступеньку, а другую подволакивая; выражение лица у неё было такое тягостное, что ╚здравствуйте╩ ей можно было сказать только миновав её, уже в спину.

════ Она вышла из-за гаражей, посмотрела в сторону столовой, поморщилась от увиденной там картины (ещё бы, ландшафт для неё был непроходимый) и повернула обратно.

════ ╚Да пустите вы меня! Я всё равно до него доберусь! √ кипятился Витюшка, вырываясь из обхвативших его рук. √ Что он мне тут шутки шутит?!╩ ╚Надо было смотреть телевизор╩, - холодно объяснял ему Шестигранник, стоя на безопасном от него расстоянии. ╚Он же издевается надо мной!╩ ╚Внима-ательно смотреть╩, - терпеливо тянул Шестигранник. ╚Ребята, бросьте вы этот хоккей, - уговаривал кто-то, - сегодня вечером футбол будет!╩

════ Гостев положил ложку на край тарелки; в золотисто-рыжих разводах борща дрожал мелкий смех.

════ - Так когда же состоится подписание договора? √ снова спросила Лариса. √ И, собственно, над чем же мы?..

════ ╚Иронизируешь? √ подумал Гостев. √ Напрасно╩.

════ - Смешно вообще всё┘ - сказал он вслух.

════ Она внимательно на него посмотрела.

════ - Не понимаю, что может быть смешного, например, в этой столовой?

════ - В этой столовой? √ переспросил Гостев. √ Видишь, в углу┘ за кассой?

════ В углу, за кассовым аппаратом сидели две буквы ╚Ф╩ - очень крупные буквы, весьма внушительных размеров для того скромного места, которое они занимали, так что им постоянно приходилось переминаться на вертящемся═ музыкальном стульчике √ очень скрипучем, обтянутом болоньевой тканью в красные и синие цветы, кокетливо выглядывающие из-под белого халата, - переминаться, как бы подбирая себя и проверяя свою безопасность. Её руки, открытые до локтей, были заняты делом, толстые, розовые, словно слегка вываренные пальцы бойко выбивали чеки, которые перекрученной лентой спускались к полу: чуть меньше рубля, ровно рубль, а здесь побольше будет, - прямо под ноги выходившим с раздачи. Склонившись над подносами, заставленными едой, они терпеливо ждали, пока их расстреливал кассовый аппарат; их пальцы, вцепившиеся в края подносов, были белыми от напряжения, губы тоже что-то пытались считать про себя вслед за её окровавленными невероятной помадой губами и цепкими, шныряющими глазами с необъяснённым до конца огоньком задора, который Гостев, сославшись на свой унизительный опыт, мог бы объяснить только так: а меня здесь уже дважды обсчитали.

════ Подошла женщина, так хорошо уже знакомая Гостеву и совершенно незнакомая Ларисе, Анна Ивановна с внуком Алёшей. ╚Вот, Фаина Фёдоровна, творожку взяла немного╩. ╚Что ж вы так мало? √ фыркнули раздобревшие буквы. √ Там же ещё суп есть, котлеты очень хорошие, запеканка?..╩ ╚Да я, собственно, поела уже, - вздохнула Анна Ивановна. √ Вот решила добавить╩. ╚А апельсины?.. √ предложила Фаина Фёдоровна и тут же: - У вас ещё салатик?╩ √ это к Нине Владимировне, покачивающей вёдрами, нет, всё же бёдрами. ╚Какие апельсины? √ спросила Анна Ивановна, удерживая за руку тянущего её в сторону Алёшу. ╚А вот они┘ - Фаина Фёдоровна обернулась к картонным ящикам у стены. √ Сегодня утром привезли. Все покупают┘ А хлеб вы брали? √ это к подруге Нины Владимировны, маленькой женщине Гале, которую Гостев не знал. √ Ага, вижу┘ Такие сладкие, сочные╩. ╚Бабушка, возьми апельсинов!╩ √ запрыгал на одной ноге Алёша. ╚Да?╩ √ никого не спросила, а просто отозвалась Анна Ивановна. ╚Конечно, внуку для забавы, - подсказала Нина Владимировна, - и мне, Флора Федосеевна, килограммчик, пожалуйста╩. ╚Эй! √ крикнула Флора Федосеевна куда-то вглубь столовой. √ Ящики открой!╩ Там гремели кастрюли, с шумом лилась вода, нож часто-часто стучал об разделочную доску. ╚Ну ты что, заснул?╩ - раздался из-за плиты чей-то голос. √ Тебя Федосья Фадеевна зовет!╩ Ага √ а вот и он. Вышел из клубов пара с неразлучной парой рукавиц, с приоткрытым ртом, вразвалку. Принялся вскрывать ящики, обеими руками разрывать, нервно вспарывать. Показались ярко-оранжевые ноздреватые плоды, засветилась улыбка на лице Алёши, когда один из них упал и покатился по полу весёлым, разжигающим аппетит, колобком. Он подбежал и схватил его обеими руками. ╚Сколько будете брать?╩ √ улыбнулась Федосья Фадеевна, переводя взгляд с внука на бабушку. Анна Ивановна полезла в боковой карман великоватого ей и оттого похожего на небольшое пальто учительского пиджака, достала расшитый бисером кошелёк. Поиск удобных купюр √ крупной можно? да ради бога! √ взаимное удовлетворение, ровное сошествие голосов к благодарному, слегка расслабленному тону. ╚Такие чуткие, добрые люди, - рассказывал Гостев, - яркие, апельсиновые лица, как вдруг┘╩

════ ╚Ой! √ воскликнула Нина Владимировна. √ Гнилой один!╩ ╚Где гнилой? √ Федосья Фадеевна потянулась из-за кассы. ╚Вот!╩ √ повторила Нина Владимировна в каком-то странном возбуждении, чуть ли не радостно, широкой улыбкой, наткнувшейся на ерундовый в общем-то случай, прикрывая узость своего придирчивого внимания. ╚Сейчас заменим!╩ √ с подъёмом пропела Федосья Фадеевна и отпрянула назад, нашаривая рукой ящик, продолжая быть чуткой, доброй┘

════ ╚То же самое╩, - даже не проговорила, а с изрядной долей неуверенности в своих словах как-то еле слышно выдохнула, попав в редкую для столовой минуту относительной тишины, маленькая женщина Галя, уже по одним только дрогнувшим губам которой можно было с чувством, близким к жалкому ужасу, сообразить, на что она смогла решиться, ещё пытаясь и улыбнуться, давая тем самым слабую надежду на признание чьей-то ошибки. ╚Вот, Феона Филимоновна╩, - зачем-то добавила она голосом и вовсе отказывающимся от претензий и протянула ей злополучный апельсин. ╚Надо же┘╩ √ хмыкнула Феона Филимоновна, пряча руки в карманы халата.

════ ╚И у меня╩, - сказала Анна Ивановна. Она вроде бы уже отошла от кассы, но, покопавшись в сетке, вернулась, всё так же держа за руку извертевшегося вконец Алёшу.

════ ╚Что?╩ - Феона Филимоновна вздрогнула. ╚Вот, пятнышко тут╩, - сообщила Анна Ивановна. ╚Какое пятнышко?╩ √ решительно спросила Феона Филимоновна. ╚А вот┘ - Анна Ивановна прищурилась. √ Чёрное╩. ╚Это не пятнышко, - ещё не волнуясь, но уже начиная принимать действенные меры, сказала Феона Филимоновна. √ Это наклейка. Вот видите: MAROC написано. ⌠Какой марок?.. √ немного растерялась Анна Ивановна. √ Да нет же, Фаина Фёдоровна, наклейка вот где, а пятнышко тут╩. ╚Ну что вы, Анна Ивановна, в самом-то деле, - не сдавалась Фаина Фёдоровна, - какое же это пятнышко, читайте: MA-ROC╩. ╚Интересно┘ - Анна Ивановна нервно хохотнула. √ Что вы мне показываете? Неужели я апельсинов ни разу в жизни не покупала? √ Голос красного цвета, сочный, но уже не сладкий. √ При чём тут марок? Вы сюда посмотрите!╩ √ Ну?╩ √ ╚Видите?╩ √ ╚Что я должна увидеть?╩ √ ╚Пятнышко!╩ - ╚Какое пятнышко? Это же накле┘╩

════ Страшная буря, наводнение, засуха, рухнувшая стена в клубах пыли, внезапно перевернувшийся айсберг, искажённые болью лица, крики о помощи, с мольбой протянутые руки, яростные обвинения, гнев толкает кровь порциями скоропостижной смерти, начало хаоса, разрушение┘

════ ╚Морока мне с вами! Вы очки-то наденьте!╩ √ ╚Нашла чем упрекать!┘ Что ты меня за дуру принимаешь?╩ √ ╚Да кто тебя упрекает-то? Я просто хочу, чтобы ты поняла, что у тебя в руках!╩ √ прокричала Фаина Фёдоровна. ╚Что у меня в руках?╩ √ с отчаянием переспросила Анна Ивановна; её лицо сначала пошло пятнами, потом потускнело, сжалось; седые волосы, попавшие в беду морщины √ против хищных, вздёрнутых бусинок, раскалённых до ненависти (╚Господи, за что меня так позорят перед всеми, а?╩) √ разве это глаза? Всё вдруг стало ясно, бесстыжая твоя морда, на редкость отчётливо, сама такая же, вечный круг хамства, - хамка! √ безоглядной наглости, - хабалка! (╚Господи, за что мне такая кара, наказание такое суровое? Всю жизнь трудилась, рук не покладая, никому слова худого не сказала, никого не обидела. Почему я должна всё это выслушивать? Господи, защити!╩)

════ ╚Вот что у нас в руках! √ выкрикнул вдруг Алёша √ слёзно, сердечно┘ ╚Ай!╩ √ взвизгнула Фаина Фёдоровна, слепо поджав плечи, когда ярко-оранжевый болид с тяжёлым, смачным звуком прорезав короткое расстояние, сорвал с её толстых губ печать вседозволенности, прочертив по мясистой щеке резкий след недоумения, обиды и мести. Тотчас же по нему хлынула накопившаяся горечь. ╚И у меня╩, √ раздался чей-то голос. ╚И у меня тоже╩, √ твёрдо добавил ещё кто-то. Люди вставали из-за столов, с шумом отодвигая стулья, вынимали из сумок и пакетов купленные апельсины и швыряли их прямо в кассовый аппарат, туда, где сидели две жирные буквы ╚Ф╩, где поочерёдно пробивали завышенные чеки Фаина Фёдоровна, Флора Федосеевна, Федосья Фадеевна и Феона Филимоновна. ╚Ай! Ай! √ раздавались её короткие, никому теперь ненужные восклицания. Всё тише становился слышен её тонкий, скулящий визг, слабенькая нота ╚а-а╩, весьма далёкая от сочувствия. Росла скользкая апельсиновая гора, погребая её в своей сердцевине, распространяя душный, тяжёлый запах гибели и победы, зазывая очумелых мух, такая прекрасная и одновременно страшная, невероятно сладкая, кислая┘ Вот скрылась одна буква ╚Ф╩, затем другая┘ Наконец всё кончилось. Слегка оттягивая назад тело, подошёл Ага, ловко вытащил из кровавой горы один апельсин √ гнилой, с чёрным пятнышком, с чёрной наклейкой ╚MAROC╩, очистил его грязными, беспокойными пальцами (наклейка, подцепленная ногтем, перекочевала на левую сторону его робы) и, бережно прижимая к груди девственной белизны рукавицами, начал с жутким остервенением вгрызаться в его сочную золотистую мякоть, громко сёрбая, как будто он ел горячий, дымящийся борщ и обжигал губы, широко расставляя ноги, наклоняясь вперёд, по мере того, как стало всё сильней и сильней капать изо рта, всё шире и шире, всё ниже, вперёд┘

════ √ Ну, хватит! √ не выдержала Лариса, задыхаясь от смеха. √ Прекрати!

════ √ Пре-кра-ща-ю, √ сказал Гостев подчёркнуто драматично, пора было возвращать Анну Ивановну к её прежнему благодушному настроению: вот она мило улыбнулась двум буквам ╚Ф╩, оценивая их вполне дружески, а те взлохматили волосы на голове Алёши, умилительно закусив при этом губу; вид у мальчика был непокорный и скучающий.

════ √ Ты, оказывается, сочинитель, √ продолжила Лариса, бегло приводя себя в порядок: уголок носового платка в ещё меньших уголках сначала одного глаза, потом другого, конечно же круглое зеркальце┘════════

════ √ Если бы я┘ √ сказал Гостев, отрекаясь от мнимого авторства и впадая в оцепенение; его взгляд был устремлён поверх её плеча, через столик, - там Шкловский, отодвигая в сторону ногой стул, ставил на усыпанный крошками стол поднос. Он сел, предусмотрительно оттянув стрелки брюк, двумя ухватистыми пальцами вытащил из горки салфеток одну и прочистил ею ложку┘

════ √ Да, √ заметила вдруг Лариса, снова прыснув от смеха, √ я самое интересное забыла тебе сказать┘

════ Ни супа, ни борща он не взял. Ел кашу, последовательно выводя ложкой старательные круги.

════ √ ┘ меня на новую работу приглашают. √ Она даже цокнула языком.

════ √ Какую? √ случайно отозвался Гостев.

════ Ещё один уверенный круг. И ещё.

════ √ Пока что секрет, √ сказала Лариса. √ Не буду говорить √ вдруг сорвётся.

════ Солнце, бившее от дальней стены столовой, брало в свой уверенный прицел и Шкловского, сидевшего к окну спиной. Натужная работа вентилятора над его головой, взмахами лопастей вяло отбивающегося от липкой жары, отражалась на его лице чередованием полос, которые только подчёркивали его отёчно-благостное выражение, прерываемое редкими деловыми потугами в виде брошенных по сторонам взглядов. Шкловский тихо плыл во влажном воздухе. Он был похож на брошенный кем-то навсегда или оставленный на несколько минут корабль, √ сложно было разобрать. Скрипучий шелест над головой. Колеблемая лёгким бризом боковая прядка волос. Всё шло нормально, как вдруг случилась небольшая заминка. Шкловский кашлянул √ раз, два, √ потом подался всем телом вперёд и тяжело прижал локти к столу. Его глаза под пасмурными бровями забегали, словно пытаясь ухватиться за что-то, может быть, ветку, с которой им было бы безопасно наблюдать за тем, что с ним происходит. Рука отложила ложку и поднялась к чуть приоткрытому, немного испуганному рту в окружении набитых щёк. ╚Косточка╩, √ почему-то подумал Гостев. Пальцы не сразу попали в рот. Сыграв нечто примерочное по дрогнувшим губам (глаза при этом наконец-то приметили спасительную ветку), они рискнули и вытянули звено велосипедной цепи. Шкловский удивлённо моргнул, огляделся по сторонам, взвесил злосчастный отрезок на ладони и отложил его в сторону. Второе звено он ложкой подцепил в каше.

════ Отёк его лица увеличился, а благость с него испарилась вовсе. Он неуверенно поднялся и ещё раз огляделся по сторонам, встревоженным взглядом отыскивая или нежелательных свидетелей, или насмешливых зачинщиков. Молчание. Полная дисциплина┘ Не обнаружив и малейшего следа какого-либо к нему внимания, он сунул оба звена в карман пиджака и отчётливо виноватым шагом вышел из столовой.

════ √ Идём, √ сказал Гостев Ларисе после короткого замешательства; что-то сдавило ему горло. Но она ничего этого не видела.

════ Вечером был футбол. Гостев сидел у телевизора и в ожидании ужина, который должна была принести ему с кухни бабушка (конечно, он и сам бы мог это сделать, да она ему наказала: сиди, а то гол пропустишь), слушал составы команд. Матч был международный, ответственный. Всё говорило о том, что игра будет интересной, √ и заполненный до отказа стадион, свистом и мельканьем флагов встречающий выбегающих на поле игроков, и рвущаяся с поводка овчарка у невозмутимого полицейского на беговой дорожке, и сверкающий медью и штандартами оркестр в центре поля, уже уходящий, и огромный, красно-жёлтый воздушный шар над залитым солнечным светом изумрудным полем. Телекомментатор посетовал на то, что наши футболисты попали в неблагоприятные погодные условия┘ о чём он говорит? √ подумал Гостев, √ жара такая┘ и играть им сегодня по-видимому будет трудно. Отложенный рейс ╚Аэрофлота╩, ураган, охвативший практически пол-Европы, ливневые дожди┘ Ах, вот оно что, теперь понятно┘ Так что до места добирались, можно сказать, на перекладных, к тому же пропала часть багажа, команду разместили в отеле уже под утро, далеко за городом┘ Но тут началась игра, загудели трибуны, появилась бабушка с дымящейся тарелкой, вратарь с трудом дотянулся до мяча, Гостев взялся за ложку, не отрывая взгляда от экрана, подача углового, он склонился над тарелкой, что тут у нас на ужин? трибуны ахнули, что не так? а больше я пока что ничего тебе предложить не могу, вот только манную кашу. Гостев с сомнением поглядел на тарелку, сдавленно ощущая сердце как ищущий покоя механизм, совершенно непричастный ещё и к резкому уколу прежнего зубика, некстати напомнившего о готовящейся исподволь диверсии в его рту, - потом крест-накрест провёл по каше ложкой. Бабушка улыбнулась: ты чего? Ничего, ответил Гостев, взявшись за щёку, смотри, нашим гол забили, хотя на повторе, как раз сейчас это хорошо видно, бросается в глаза явное положение вне игры, но ни боковой арбитр, ни главный судья никак на это не прореагировали, в который уже раз демонстрируя предвзятость, вместе с постоянными остановками игры, уже двумя жёлтыми карточками в самом начале матча практически ни за что, не давая сыграть нашим ребятам так, как они могут, если ещё учесть, сколько времени ушло у них на то, чтобы прибыть на игру вовремя, каких гигантских усилий со стороны руководства клуба, нашего посольства, да и просто местных жителей это стоило┘ Конечно, согласился Гостев. На матч добирались на велосипедах, любезно предоставленных дирекцией местного туристического комплекса, куда в свою очередь доехали на обыкновенном рейсовом автобусе, простояв почти два часа в душном салоне, ввиду того, что аэропорт, разумеется, был закрыт. Вот уже несколько дней моросил мелкий надоедливый дождь. В полдень, близ небольшого немецкого городка, на мокром асфальте шоссе, обрамлённом там и сям поваленными деревьями, можно было увидеть группу велосипедистов, обгоняемую редкими машинами с включёнными фарами и дворниками. За рулём переднего велосипеда, в светлом плаще с поднятым воротником, сидел тренер команды, основательно вымокший, худой, лысоватый мужчина с мучительной складкой на лбу между бровей. Иногда привставая в седле, напряжёнными руками вцепившись в руль, он с усилием крутил педали. Впереди него, на раме, вполоборота к движению, держа на весу крупные ноги со сдвинутыми коленями, размещался пассажир в чёрных трусах, красивый черноволосый мужчина с усами, в ярко-оранжевом с зелёным свитере. Это был вратарь команды. Одна его рука в красной вратарской перчатке была рядом с рукой тренера на руле, а другой он держал мяч.

════ - Ты спать будешь ложиться? √ спросила бабушка.

════ - Что? √ отвлёкся Гостев.

════ Нет, свет я не забуду погасить. Замена игрока, получившего травму. Ещё один неверно выполненный подкат. Борьба в штрафной площадке. Снова начинал ныть зубик, удачно играя его головой в пас. Надоело. Надо лечить, нельзя запускать. Завтра же пойду. И тут второй гол. Уроды. Это уже поражение.

════ Перед сном он пытался читать ╚Девонширскую изменницу╩, но что-то с ним случилось, спутались мысли, соскочила цепь, зуб начинал походить на ребёнка, нетерпеливо толкающегося ножкой, текст уходил, соскальзывая с тяжёлых страниц, во влажную синеву ночи, а дорога оказалась усыпана апельсиновыми корками, где в лунном свете хорошо был виден далёкий силуэт Эдварда Гордона. У него дела обстояли намного лучше. Он любил. Он страдал. Он приближался к разгадке тайны, которая мнимым бесчестием так подло ударила по его отношениям с драгоценной Амалией Бентам, не говоря уже о вспыльчивом, грубовато-прямом старике Бентаме┘

════ О, небо! О, звёзды! Стать путеводной нитью, всевидящим глазом, свернуться калачиком на дне уютной ложбинки. Тебя не видно √ ты видишь. Иногда ты видишь всё в лунном свете. Тогда ты романтик. Ты сочиняешь стихи.

════ Бывают дни

════ Похожие на пни

════ А был когда-то лес

════ Там ночь уходит в небо

════ И тает снег

════ Совсем пропащий человек

════ Глядит в окно

════ Считает годы

════ И тихо плачет вдалеке

════ Его душа

════ Она не жить

════ Давно обречена

════ Она следит за ним

════ Из просьб его и обещаний

═ ═══Вьёт венок

════ Который может быть

════ Положен возле ног

════ Иль вознесён над головой

════ Свободной от неправедной игры

════ Потом

════ Ну а пока

════ Горит огонь

════ Тепло, окно

════ Рука перебирает времена

════ Листает книгу, имена

════ Должны храниться в чистоте

════ Что было перед нами ясно

════ Нынче √ в темноте┘

════ Снова за своё┘ Зачем тебе это? Ты начинаешь дремать. Очнись, сочинитель! Теперь подумай: то, что мы говорим, очень часто оказывается либо тем, к чему мы стремимся, либо тем, от чего мы отказываемся. И ещё раз запомни: живёт тот √ кого не видно, остальные √ только выглядят. Поговори с ночью на её языке, задай ей несколько серьёзных вопросов. Ты ведь во многом сомневаешься, а спросить тебе некого. Да и кто тебе что расскажет? ╚Мы молчим, - ответят люди. √ А что говорить?╩ И это священно. Этакое Великое Отечественное молчание. Совсем ничего не говорят только заядлые говоруны, а несколько ободряющих слов тебя никак не устроят┘ В самом деле, бывают дни, в которые с трудом втискиваешься телом, и возможно утренний дискомфорт сообщает о какой-то неопознанной болезни. Тогда начинает казаться, что упустил реальность из рук. А была ли она в руках хоть когда-нибудь? Что у нас в голове? В голове не реальность, это уже превращения. Так где же она, жизнь? Где она происходит, так чтобы о ней потом можно было сказать в прошедшем времени? Вот даже футболисты, в их действиях есть страсть, они стремятся к результату. К чему стремлюсь я? √ подумал Гостев. Что я делаю? Ничего. Кем я буду? Никем?

════ Он сжался в комок, прижав к груди книгу.

════ Однако согласись: ходить на работу √ значит становиться хуже, чем ты был до работы. И то, что ты сделал, потом обратится против тебя, и то, что не сделал. На всём остаются отпечатки чужих пальцев, по которым легко можно вынести тебе приговор. Слушай, прятаться надо!..

════ Тут можно посмеяться, ведь юмор √ это чьи-то ошибки. Наверное, то же самое он пытался доказать Ларисе. Ему показалось, что она поддразнивает его. И смеётся над ним. Ещё бы┘ Он постоянно говорит не то┘ Договор. Мы скрепим его поцелуем. Но разве может это произойти в столовой? Куда бы её пригласить? Домой? Нет, это нам не подходит┘ Возможно, он ждёт того момента, когда она заболеет и он принесёт ей в больницу цветы. Она, такая маленькая, такая милая, кутается в длинный тёмный халат. А он √ большой, в накинутом на плечи белом халате, протягивает ей букет свежесрезанных роз. ╚Как здоровье?╩ √ ╚Нормально┘╩ √ тихо так, ласково... Вот она поправляется, её выписывают, и она звонит ему на работу. Они договариваются встретиться. Но она, не дожидаясь вечера, приезжает прямо к концу рабочего дня. Он выходит за территорию треста, а там, на остановке, она √ радостная, такая цветущая┘ ╚Зачем ты, глупышка? Я бы сам к тебе приехал!╩ - ╚Я не могла дождаться┘╩ Все видят, как им хорошо. Они берутся за руки. Его прямо-таки распирает ощущение счастья и чувство гордости за себя. ╚На автобусе мы не поедем╩, - говорит он ей и уже кричит, поднимая руку: ╚Такси!╩ Он открывает ей дверцу. Они долго едут по городу. Темнеет. Зажигаются огни. В открытое окно слышна музыка. Они останавливаются у ресторана. Гостев щедро расплачивается с водителем и говорит: ╚Сдачи не надо╩. Бородатый швейцар с поклоном открывает им массивную дверь: ╚Прошу┘╩ В ресторане у них будет отдельный полукабинет. Ну, разумеется, шампанское в ведёрке, фрукты, дичь, икра┘ Официанты приятно одинаковы, предупредительны и подчёркнуто вежливы. Они сменяют друг друга как танцоры. Подливают, подносят и уносят. Так осуществляется постоянная смена блюд. Оркестр исполняет для них любимые мелодии. Какая у него любимая? Там, на месте придумает┘ ╚Что ты хочешь, чтобы они сыграли?╩ √ спросит он у неё и окажется, что они любят одну и ту же песню. Она будет восхищённо смотреть по сторонам, откусывая нежный персик, и прекрасная гроздь винограда будет свисать с богато инкрустированной вазы┘ ╚У меня голова закружилась╩, - неожиданно скажет она, и тогда он подхватит её и на руках вынесет на улицу, прямо к такси. Успев дать швейцару на чай в расшитую золотом фуражку, ногой откроет дверцу. ╚Какой ты┘╩ √ скажет она, но не договорит, уткнётся ему лицом в плечо, замрёт от счастья, и тогда он прошепчет ей, теряя голову: ╚Любимая!..╩

════ ╚Надо же┘╩ √ подумал Гостев и повернулся на правый бок.

════ Или нет, он спасёт её от хулиганов. Она идёт тёмной, неосвещённой улицей. Где-то глухо лают собаки. Вокруг никого. Он, провожая её, крадётся следом. Вдруг навстречу ей ребята, блатная музычка, похабный хохоток. Начинают скалиться: ╚Девушка, закурить не найдётся?╩ √ ╚Я не курю╩, - скажет она дрожащим от подступивших слёз голосом. ╚А выпить с нами не хотите?╩ √ ╚Пустите меня!╩ √ ╚Ну тогда поцелуемся что ли?╩ √ Засопели шумно, полезли, тесня друг дружку. ╚Помогите!╩ - а вот и он, Гостев, помощь мгновенная и действенная. Хвать рукой за волосы самого наглого и облезлого и со всей силы мордой этой прокуренной, поганой об колено, так что брюки себе порвал и зубы на голом колене остались. Локтем же успел зацепить ещё одного, магнитофон √ об другое колено. Как дрова. И пошёл рубить, махать направо и налево √ сколько вас тут? √ оставляя после себя разбитые бутылки, носы, оторванные воротники, расколотый магнитофон, брошенный ботинок┘ Потом они идут вместе. Она всхлипывает, никак не может успокоиться. ╚Всё будет хорошо╩, - утешает он её и пробует у себя на щеке шрам √ маленький, красивый, благородный. Даже удачно вышло, ведь шрамы украшают мужчину. Перед её подъездом огромная лужа. Он берёт её на руки и легко перепрыгивает это маленькое море. Поднимается по лестнице и ставит её на другом берегу, перед дверью её квартиры. ╚Какой ты┘╩ √ скажет она, но не договорит, уткнётся ему лицом в плечо. Он снова берёт её на руки. Они входят, сливаясь в единое целое, и он ногой закрывает за собой дверь.

════ Да, это интересная история. Очень романтичная. Но разве в это поверишь? Гостев подумал, что книгу он приравнял к работе, к поиску той жизни, которой не обладал и не мог бы иметь, - там всё уже готово, не надо ничего строить, только читать. Книжная ложь заключается в том, что в книгах люди более живут, чем в действительности. Это-то как раз и называют сказкой, выдумкой. Бредом. Книжные герои имеют больше свободы, чем мы, непридуманные, они больше нас успевают сделать, - это раздражает и вызывает протест. Следить за тем, как у них развиваются отношения. Подумать о том, что по-настоящему одиноким человек вряд ли когда бывает, многое он себе придумывает, и тогда любовь становится мечтой об идеальном чувстве, которое в ослеплении не замечало бы ничего вокруг. Лежать и слушать, что тебе рассказывает темнота. Всматриваться в неё до боли в глазах, до появления проблесков, радужных пятен. Остановись. С девушкой нельзя сделать то, что можно сделать с бумагой. Переверни страницу. Читай, что нравится. Читай так, чтобы нравиться самому себе.

════ Вдруг послышался далёкий паровозный гудок, неуверенно окликающий пространство (так иногда скулит собака), заполненное тягучим, жарким сном, который излишне приторным шоколадом растекался по всем щелям. Глухо застучали колёса √ где-то за лесом, на городской окраине. Невидимое небо ещё сильнее прижалось к земле, навалилось своей тяжёлой грудью √ и ни единого вздоха, ни звука больше не стало слышно.

════ Гостев вошёл в поезд √ успел вскочить на его подножку. Потом пошатываясь и пригибая голову, перешёл грохочущий, тёмный тамбур. Следующий вагон был его. В купе ждали. Едва он отодвинул дверь, как начались расспросы: куда это он пропал? ╚Мы уж думали, что отстал┘╩ √ ╚Куда я денусь! √ улыбнулся он, ставя на стол бутылки. √ Вот ситро в киоске купил╩. ╚О-о!╩ √ протянули женщины одновременно и посмотрели друг на друга. Вскоре перестали мелькать огни, и ночь плотно прилипла к окну, задёрнутому сморщенной занавеской. ╚Ну что, по маленькой?╩ √ предложил мужчина в спортивном костюме и шмыгнул носом. ╚Подождите╩, - сказала блондинка и отложила книгу. ╚Вы не будете против (она обращалась к Гостеву), если мы сначала займёмся любовью?╩ ╚А кто это ╚мы╩?╩ √ перебил её Лёша, разглаживая скатерть. ╚Мы √ это ты и я╩, - пояснила она. ╚Ты √ это понятно, - сказал Лёша, усмехаясь и смахивая крошки. √ А вот я┘╩ ╚Ты не согласен?╩ √ спросила она, словно удивляясь его приглашению посмеяться. Наступила пауза. Гостев смутился. Мужчина в спортивном костюме похлопал его по плечу и сказал: ╚А вы, друзья, как ни женитесь┘╩ √ но не договорил. Потом уже смеялись все. Выпили водки из одного стакана по кругу, и пожилой мужчина в рубашке навыпуск, обтягивающей его живот, заметил: ╚А всё-таки прав был я, когда сказал, что женщина нужна мужчине для того, чтобы все вокруг могли вздохнуть с облегчением, ведь тогда им становится удобнее его видеть!╩ Он поднял палец, ещё раз выпил водки и, ударяя себя в грудь, проговорил огорчительно-кисло: ╚Меня весна запятнала!╩ - отбивая словам все внутренности. ╚Ну я пошла╩, - сказала рыжеволосая девушка. ╚Подождите╩, - сказала блондинка и снова отложила книгу. ╚Расскажи какой-нибудь анекдотик╩, - смущённо улыбаясь, обратилась она к Гостеву и положила руку на его колено. Лёша вдруг захохотал и спросил, обводя всех сожалеющим взглядом: ╚Хотите я вам расскажу о нём?╩ ╚Хотим! Хотим!╩ √ воскликнули женщины, сказавшие одновременно ╚о-о!╩, и захлопали в ладоши. ╚Ну я пошла╩, - сказала рыжеволосая девушка. ╚Подождите╩, - сказала блондинка и вновь отложила книгу. ╚Ну так слушайте, - решительно начал Лёша. √ Ему нравится из женщин делать тайну, хотя никакой тайны в них нет╩. ╚Как интересно!╩ √ обрадовались ладошки. ╚Они видят, что тебе это нравится, - продолжал Лёша, повернувшись к Гостеву, - и в сути своей уже желая выглядеть таинственными и═ непредсказуемыми, ещё увеличивают свою непредсказуемость┘ Она умножает себя на себя же. (Блондинка надула щёки, передразнивая Лёшу.) Получается квадрат, который тебе не по зубам. Ты уже не помнишь, с чего это всё началось и что именно было возведено в квадрат. Такой корень тебе не взять, его только рубить┘ Запомни: нет ничего скучнее чеховской женщины╩. ╚Теперь иди, - неожиданно прерывая его, сказала блондинка, - иди же, - повторила она рыжеволосой девушке. √ Все идите! √ крикнула она, не сдерживаясь. Купе быстро опустело. Она повернулась спиной к Гостеву, погасила свет и, всхлипывая, начала раздеваться в темноте. Гостев лежал наверху, головой к окну, прижавшись правой щекой к подушке, со сложенными руками и поджатыми коленями и, поглядывая сквозь дремотные веки на ту сторону, думал: где она легла √ на нижней полке или на верхней? Он решил, что на нижней, и осторожно спустившись, прильнул к смутно очерченному простыней силуэту. ╚Ну что ты, обиделась, дурёха?╩ - спросил он в каком-то победном упоении и обнял её за плечи. Темно. Хорошо. Ах, как хорошо! Хорошо, что ничего не видно! Очень хорошо! А вот так ещё лучше!.. Вдруг замигал ночник. ╚Моя девочка╩, - растроганно сказал Гостев и повернул её лицо. Он думал, что это она. Оказалось √ другая. Даже другой. Он. Мальчик. Такой же, как Гостев. ╚Тебя хоть как зовут-то?╩ √ хриплым голосом спросил Гостев. ╚Се-рё-жа╩, - расплываясь в блаженной улыбке, тихо ответил тот и вдруг гадливо захихикал. Вверху горел тусклый глаз ночника, ко всему привыкшего, всё перевидавшего. Ошарашенный Гостев, сгорбившись, вышел в коридор. Потом долго выплясывал на мокром полу туалета перед умывальником, теряя опору от тряской езды. Мыл лицо, шею. Попытался чистить зубы √ и вдруг замер от резкой боли. Да, у него болят зубы. Раньше просто ныли, теперь болят. Кровавые дёсны. Пародонтоз. Цинга. Зубы выпадали, хрупкие, как стекло. Ослепший от боли, мыла и недостатка света, Гостев топтался на месте и слышал, как они хрустят под ногами. Он выплюнул все оставшиеся зубы и прополоскал дёсны. Замер, тяжело дыша √ и вдруг ощутил, как снова становится полным его рот. Зубы набирались, как слюна, - солёное битое стекло, которое резало язык. Гостев кашлянул и снова сплюнул. С трудом он выбрался в тамбур. К нему подошли двое √ Игнат и Семён. ╚Э-э, да ты пропал, брат!╩ √ сказали они, переглянувшись между собой. ╚Мужики, помогите!╩ √ прошептал Гостев и упал им на руки. ╚Погоди, - сказали они голосом расстроенной блондинки. √ Тебе письмо из Индии╩. ╚Спасибо╩, - хотел сказать Гостев, как вдруг кто-то довольно развязно пропел над самым его ухом: ╚Ночь была по-од-ня-та на ноги кри-ком ╚тре-во-о-га!╩ И тут он проснулся. Взглянул на часы и сразу же понял: опаздываю. Дисциплина √ это слово крепко сидело в его голове, когда он быстро одевался, ещё успевая что-то запихивать в рот, наспех сполоснув лицо┘ Дорога до треста была похожа на мощный порыв ветра, непреклонно гнущий деревья в одну сторону и увлекающий за собой всё, что попадается на его пути. Наконец остановка. Спрыгнул и побежал. Рядом с ним ещё кто-то спешил, проскальзывая подошвами по асфальту. Впереди послышался механический скрежет √ это начали поднимать мост. ╚Не успел╩, - ударила Гостева беспощадная мысль. Бегущий рядом с ним уже обогнал его. Гостев увидел спину длинного худого человека в плаще и шляпе с портфелем в руке. Он подбежал к воде и закинул портфель на поднимающийся мост, потом подпрыгнул следом за ним и, уцепившись за самый край худыми руками, далеко вылезшими из рукавов плаща, повис в воздухе. Слетела его шляпа, обнажив лысую голову. Мост продолжал подниматься, а он отчаянно пытался подтянуться, нелепо болтая длинными ногами. Вдруг пальцы одной руки разжались. Человек обернулся, бешено скаля зубы и раскачиваясь на одной руке как обезьяна, и Гостев узнал это возбужденное лицо, вспомнил столовую, руку с солонкой, туалет, эти неприятные, оскорблённые глаза, в которых ещё бегало и нагловато-пугливое выражение┘ Ещё мгновение √ и он сорвался, исчезнув в фонтане брызг. ╚Всё╩, √ прыгнуло Гостеву в горло переживающее сердце, и тут он действительно проснулся.

════════════ ═══════════════════════════(Продолжение следует.)

Поставьте наш баннер

Солнышко светит. Грачи прилетели.
Тают снега на равнинах безбрежных.
Вот и прошли холода и метели,
Вот и минули три месяца снежных.
Белые хаты стоят над оврагом.
Птицы над ними кругами летают.
Будто каким-то охвачены страхом,
Будто чего-то недопонимают...
Может быть, запах грачей удивляет,
Иль тишина не понравилась птицам?..
Бог его знает, чего их пугает,
Что им мешает на землю садиться...
Может быть, сверху они увидали,
Как копошится в навозе старуха,
Или чуть слышные чьи-то рыданья,
Может, достигли их птичьего слуха...
Нынче никто уж могил не копает.
Нынче никто не кричит, причитая...
Полумертвец на крыльцо выползает...
Господу молится полуживая...
Трупы лежат во дворах и в канавах,
Трупы в домах и в грязи придорожной.
Многие - в полузасыпанных ямах,
Полуистлевшие с осени прошлой...
Смрадом, замешанным с мартовским паром,
Хаты полны и проулки кривые.
Двое детей за колхозным амбаром -
То ли уж мёртвые, то ли живые...
А за амбарными теми дверями
Нету ни зёрнышка вот уж полгода.
Был урожай, и довольно немалый,
Да увезли его "слуги народа".
Гнил он на станциях в кучах огромных,
Денно и нощно его охраняли.
А на днепровских равнинах просторных
Тысячи сёл до конца вымирали.
С Буга, с Ингула, с Днепра и с Кубани
Беженцев толпы брели спотыкаясь.
Близких своих зарывая руками,
Женщины выли в снегу, надрываясь...
Те, кто добрались до города всё же,
Или до Киева, иль до Полтавы, -
Полуживые, и мёртвые тоже, -
Все на подводах свозились в канавы.


Дмитрий Воробьевский (1987 г.).