|
26.04.2004
12:54 |
Между Валентином Катаевым и Михаилом Жванецким Среди читателей "Русского Переплёта" есть одесситы? Тогда слушайте сюда. Ваш покорный слуга намеревается изложить своё видение "одесского дискурса" русской литературы .
Он зиждится на трёх китах . Это Исаак Бабель, Валентин Катаев и Михаил Жванецкий. Первый и третий из них породили массу подражателй. "Быть одесситом" √ значит, по Бабелю-Жванецкому, сыпать направо и налево анекдотами и демонстрировать круглосуточную готовность к авантюре.
Автор этих строк не завидует одесситам. Два талантливых автора пера навязали целому городу образ опереточного весельчака, который обязан шутить, шутить, шутить, даже если на душе у него скребут кошки, а в соседней комнате помирает парализованная теща.
Исаак Бабель . Бабель писал, конечно, не реальную, а выдуманную Одессу. Столь же яркий писатель, сколь и закомплексованный невротик, он решал своим творчеством собственные, одному ему присущие психологические проблемы, замещая действительное желаемым. Его Одесса создавалась, собственно говоря, по законам социалистического реализма: в ней главенствовало не то, что есть, а то, что должно быть, обязано было быть. В реальной Одессе евреев громили и убивали, в бабелевской √ громят и убивают они сами. Жизнь одесских пролетариев была исполнена унижений и обид √ у Бабеля они сами издеваются над сильными мира сего и время от времени устраивают им реквизиции под дружный смех собравшихся. Реальная Одесса голодала, влачила существование, подвергалась насилию и репрессиям √ согласно "одесскому проекту" Бабеля она обязана была веселиться и пировать. То есть перед нами редкий случай, когда литературные "кажимости" жизни вытеснили ее реальные "сущности".
- Но какое всё это имеет отношение к сегодняшним одесским авторам?
Самое прямое. Подожди немного, читатель, и ты согласишься со мною.
Валентин Катаев . Катаев скорректировал образ неунывающей блудницы, развесёлой маркитантки, которой было хорошо при всех правителях, режимах и оккупантах. На склоне лет он создал шедевр "Уже был написан Вертер", напрочь отвергший шикарную живопись "Одесских рассказов" Бабеля. Не верить Катаеву нет оснований. Он тоже плоть от плоти Одессы 20-х годов. Однако какие трагические лики проступили в "Вертере" сквозь карнавальную прозу Бабеля... "Чтобы выпрямить, надобно перегнуть", - любил говаривать председатель Мао. Действительно, над "Вертером" не посмеёшься. Это Одесса времён распоясавшихся фурий гражданской войны, сеющих разрушение и смерть, перетирающих в пальцах жизнь рядового одессита. Воистину, не только художественно-литературная odessica, но и мировая литература не знает столь жестокой книги.
Михаил Жванецкий . Именно он стал "литературным одесситом ╧ 1" позднесоветского и постсоветского времени. Искрящийся талант, помноженный на поразительную плодовитость, позволили Жванецкому утвердиться главным полпредом одесской темы в нынешней литературе. Остальные не попали в эту квоту. Когда читаешь прозу Вадима Ярмолинца, Ефима Ярошевского, Бориса Херсонского, Игоря Павлова, Юрия Овтина, Анатолия Гланца, Петра Межурицкого, то диву даешься: ведь талантливы, как черти, от первой до последней запятой - и такое скромное существование на окраине современного Парнаса!
Но всё действительное разумно, все разумное действительно. Да не обидятся перечисленные авторы, но у них не хватило волевого усилия, чтобы повторить путь своих "отцов": тех же Бабеля, Катаева, Ильфа и Петрова, Багрицкого, Паустовского, Светлова, Славина, Олеши и, наконец, самого Жванецкого. Наиболее искренние из них сами с зубовным скрежетом признают это:
" Я не говорю об общем, так сказать, духе времени. Нет. Я имею ввиду другое: наши завихрения. Мучительные самокопания. Хиромантию. Столоверчение. Словоблудие. Нечистую совесть. Онанизм (совместный). Демонизм (в масштабе квартала). Душевный запой. Какой-то пар... вернее - паралич воли. А результат - вот он: загубленный артистизм, голос, севший на мель, слабо тренированные десны, запущенный сад души. Усталость. Тоска. Поседение, дряхлость, запоры, любовные неудачи, дрязги, закат - полный звездец..." (Ефим Ярошевский, "Провинциальный роман-с")
То есть не хватило здорового честолюбия, деловой хватки, политической пластичности √ всего того , что с блеском демонстрирует Михаил Жванецкий. За Бабеля вашего слугу уже били уже однажды палками, а за Жванецкого чего доброго поколотят оглоблями, но все равно скажу:
Жванецкий, в сущности, продолжил галерею одесских шутов, начатых "Одесскими рассказами" Бабеля и "Интервенцией" Льва Славина. Он математически точно угадал коньюнктуру ожиданий: именно такой, опереточный "город у моря" нужен был советскому культурно-политическом официозу в качестве дозированной фронды; и именно такая, хохмаческая Одесса больше устраивала незамысловатого одесского читателя. Жванецкий с блеском удовлетворил эту потребность.
Тьмы горьких истин нам дороже
Нас возвышающий обман.
┘А нынешняя odessica?
Она разделились на тех, кто послушно следует в фарватере Бабеля и Жванецкого и тех, кто им противостоит. Первых, разумеется, больше. Одесские литературные сайты ломятся от клонированных Бабелей и Жванецких, послушно воспроизводящих "фирму": стёб, прикол, дерибасовский прикид, лингвистическая гримаса. У Марселя Марсо есть гениальная реприза: его персонаж так долго любовался своей маской, что она к нему приросла и когда он однажды попытался сорвать ее, у него ничего не получилось.
Тем большее восхищение вызывают у автора этих строк такие произведения, как "В краю чужом" Давида Шехтера, "Коллекционер" Александра Бирнштейна, "Рассказ без названия" Алекса Рапопорта, "Баба Слува" Романа Перельштейна и многие другие, где из-под опереточной Одессы является другая, настоящая Одесса радостей и тревог, и где главенствуют не эстрадные "кажимости", а честные, как черный хлеб "сущности".
Вопрос прикарпатского автора к читателю-одесситу: "бабелевская" или "катаевская" Одесса находится ближе к своему оригиналу?
|
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ