П О К Р О В

Лизе Баевой

Пронзительный, холодный свет восхода.

Еще не дюжит на мороз,

Но, овдовевшая по осени природа,

Уж не чинится, не скрывает слез.

Теперь пред нею зимние заботы,

Иль это я так мыслю за нее,

Ведь - добровольный раб работы-

К зиме готовлю странное жилье.

Громовых туч над лесом вереница,

Хотя зенит пронизан нежной глубиной.

И уже стаями ушли большие птицы

На юг, оставя след над тишиной.

--- --- ---

Слегка пуржит, и заметает

Роскошную лыжню снежок.

И вдруг в воспоминаньи выплывает

Борисоглеб или Торжок,

Где у подножия заиндевелых храмов

Под выбеленным полотном река

Течет и ждет весны как драмы,

Неважно Кашинка, Тверца или Ока.

И все ж не говорите - Рим или Париж,

Уффици, Лувр или Прадо -

Уеду в Кашин, в настороженную тишь,

Где столько лет души моей отрада.

На праздник Анны, кашинской святой,

Иль так, пройти по льду речной омеги,

Не видя города за склонов крутизной,

А лишь причальные мостки и снеги, снеги, снеги.

Т И Ш К О В О

Здесь так уместен воскресный звон.

Его леса неделю ждали -

И в снег, и в оттепель. Едва ли

Так люди меж высоток ждут,

Чтобы унять свои печали.

Здесь подает надежду он,

Тем, кто защитой обделен.

И для меня воскресный звон возвышен

В просторе снежном и лесном.

Но не о Боге здесь призыв мне слышен -

О чаяньи небес во мне самом.

---- ----- ----

Когда ковыль хлопочет с ветром

И тополя качают землю,

Они весну с ветвей роняют

И нас, как должное, приемлют.

Здесь хорошо бы поселиться,

Питаться манною небесной,

И умереть, чтоб возродиться,

И виноградарем воскреснуть.

Творить добро мотыжной властью,

Подвязывать лозу по гроздьям

И разобраться, что есть счастье,

Но это позже, это - позже.

* * *

Возле Крюкова канала,

там, где Мойка рядом с Пряжкой,

перемен было немало,

но, представлю без натяжки,

что немного шаг прибавлю,

и на набережной скользкой

от раскатанного снега,

против стен глухих, высоких -

помнишь их? - новоголландских -

догоню его. Ни слова. Поздороваюсь и только.

Знаю, почему чуть вечер

этот берег, тьма и ветер -

не найти и не дозваться.

Он? - Он тоже, но не верит,

ведь себе трудней признаться.

Смолкла музыка.

Возмездье?

Смолкли гулы.

Ночь. Двенадцать. Шаг тяжелый.

Не предчувствие, а чувство

неизбежности. Обмана.

Не такое бередило над Лутоснею...

в туманах...

Не такое - чище, выше,

пусть и с тысячами лезвий....

Но ведь был и в тех виденьях

некто с посохом железным.

Гнал людей, стада сбивая,

в неизведанные бездны...

И на прожитых семнадцать

нераздельных лет

лег последних - буйных, страшных -

пепелящий след.

Ф Е Д О Р В А С И Л Ь Е В

Не видеть бы раскисшего пути,

Где у околицы сворачивал телегу

Возница, чтобы в улицу войти,

И раздвигал намокнувшие слеги.

И тучи рваные, понурые овины,

Разворошенные тревожным ветром.

И никакой для радости причины,

И ничего, чтоб жизнь сделать светлой.

Но лишь коснется глаз художника и гений

Привычной неприглядности картины,

Как все в ее пространстве переменит

И снимет сердца надоевшую кручину.

* * *

Мы, пскопские, все могем,

только крыши не кроем -упасть боимся,

и часы не чиним - топор не влазить.

Среди находок неизбывных человечества

хочу назвать не колесо,

не календарь, печатный стан и электричество,

а плотницкий топор - его величество,

его в тысячелетьях торжество.

От каменного грубого орудия

до инструмента деревянных дел левшей.

Еще и в космосе прославлен будет труд его

первопроходцами в созвездии Ершей.

ТРЕВОЖНЫЙ СОН

Срубы пустоокие. Крапива.

В небо можно прямо по стропилам.

Половицы выгнулись, не в силах

Доле противостоять.

В теплый мох укуталась брусника.

В мысли то и дело лезет Никон.

На ветру таком усни, поди-ка,

Хоть комар и не мешает спать.

Вод земных, небесных вод смешенье.

Скалы, камни в безучастном бденьи,

И болотин непролазное ученье -

Глубоко, темно и не узнать.

* * *

Не мерить счастье мертвой меркой

качаний маятника,

но только по ударам сердца,

всегда по памятному.

И по молчанью с глазу-на-глаз,

по искушению,

чтоб, побеждая мига наглость,

не ждать прощения.

Понять, как толща бытия

вдруг амбразурою

пространства, где лишь ты и я

преобразуется.

БЛАЖЕН, КТО МОЛЧА БЫЛ ПОЭТ...

Хотел бы молвить гулкою латынью,

той полновесной, полнозвучной бронзой,

не - немогласен - обхожусь латунью

подсвечников и самоварной прозой,

рифмованной влеченью на потребу,

далекой от того, что сердце просит -

так мало вечного и мало неба...

И если в строки эти жизнь пробилась,

и есть в них снега вкус и хлеба,

и что душе тревожной снилось,

пусть не пятнают ложь ли, крап ли

и не вымаливают милость.

Пусть слог литой ложится каплей.

* * *

Тянет с северо-востока.

Холодом.

То ль с Архангельска несет,

то ли с Вологды.

Снег лежалый и сухой -

валяный.

По такому б не лыжней -

в валенках.

По такому б до костра,

с кружкою.

Не с любимой из старух -

с подружкою.

Так и было тридцать лет тому

с мелочью.

Но осталася подружка

милою.