Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум --> Первая десятка "Русского переплета" Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?

═

═

Мертвое лицо большого города

Любой человек , так или иначе бывавший или живший в

современном Петербурге, не мог не заметить разительного конт-

раста между духом создававшим эти стены, памятники, лепные

украшения домов, духом выстраивавшим эти проспекты и улицы и

духом современного Петербурга. Уровень теперешней жизни этого

великого города лежит на несколько порядков ниже его архитек-

турного номинала. едва ли даже может идти речь о сравнении

первого со вторым.

Современный Петербург подобен прекрасной раковине, выб-

рошенной на берег северного моря. Раковине пустующей - ее

моллюск умер и истлел , а в опустевшем доме поселились разные

жучки и червячки, никак не связанные с великолепием внешней

отделки их жизни.

Говоря конкретно, Петербург , задуманный и исполненный,

как столица великой державы, лишился носителей этой держав-

ности. Город, построенный императорами и великими князьями,

стал городом простых людей, со всеми последствиями происходя-

щими от этой известного рода простоты.

Конечно необходимо оговориться, что описанная картина

имеет исключения, но нельзя сказать, что эти исключения носят

решительный характер. Так ли иначе ли, но современный "Медный

всадник" остается всадником без головы.

Возвращение к сути вопроса

Это пространное вступление должно послужить иллюстраци-

ей к вопросу о сути пародии, как исторического и культур-

но-общественного явления. Оно необходимо постольку поскольку

в наше время спардировано и само понятие пародии. Появилось

мнение, что пародия ни что иное, как глупое и смешное стихот-

ворение, написанное по мотивам другого глупого и смешного

стихотворения. Это странное мнение долго насаждала "Литера-

турная газета", помещая на своей шестнадцатой странице такие

"пародии".

Во все другие времена пародия предполагала существова-

ние вдохновенного , серьезного прототипа и прокрустствующего

позднего исполнителя, не желающего или не способного вместить

в себя величия стоящего перед ним явления культурной или же

духовной, как в нашем случае жизни.

Жизнь современного Петербурга послужит нам ,как пример

классической пародии, необходимый для рассмотрения пародийной

деятельности Томаса Манна по отношению к первой книге пятик-

нижия Моисея

О мировой гармонии

Считается, что неотъемлемым признаком пародии является

намеренно сниженный автором стиль и гротескные, чудаковатые

черты персонажей. Так оно и бывает, если автор, осознавая

непреодолимую разницу между пародируемым оригиналом и собс-

твенными артистическими способностями, выбирает стиль соот-

ветствующий своему внутреннему состоянию, "Битва мышей и ля-

гушек", по отношению к "Иллиаде", "Дон Кихот", по отношению к

рыцарскому роману, являют нам примеры вполне осознанного ав-

торами пародирования.

В "Иосифе и его братьях" этот основной, казалось бы ,

признак пародии на первый взгляд не обнаруживается. Автор с

первой же фразы задает взволнованный тон, он начинает разго-

вор о таинственном, непостижимом, страшном. Разделенный на

десять частей пролог имеет собственное название "Сошествие во

ад"

"Прошлое - это колодец глубины несказанной. Не вернее

ли будет назвать его просто бездонным?". Засветив фонарь

вдохновения, автор предлагает нам начать этот "несказанно"

долгий спуск. По дороге он раскрывает перед нами свой взгляд

на прошлое не только, как на историю, рассмотрение истории

для автора не самоцель, а только путь к ее постижимому нача-

лу. Прошлое приводится здесь, как логическая цепь событий,

ведущая к мыслимому автором архетипу этого "мира форм".

"Душа, то есть прачеловеческое начало, была, как и ма-

терия, одна из первооснов бытия, она обладала жизнью, но не

обладала знанием. В самом деле, пребывая вблизи бога, в гор-

нем мире покоя и счастья, она беспокойно склонилась - это

слово употреблено в прямом смысле и показывает направление -

к бесформенной еще материи..." Прачеловеческое начало, бог и

материя составляют, по учению Т. Манна космический триумвират

сил, способных взаимно влиять друг на друга.

Как видно из учения Т. Манна о спасении, это взаимное

влияние не безгранично. Мировая гармония, учит нас автор ро-

мана, восстановится после того, как: "одержимая страстью душа

вновь признает горнюю свою родину, выкинет из головы дольний

мир и устремится в отечественную сферу покоя и счастья. В тот

миг, когда это случится, дольний мир бесследно исчезнет; к

материи вернется ее косное упрямство; не связанная больше

формами, она сможет, как и в правечности, наслаждаться бес-

форменностью, и значит тоже будет по-своему счастлива." Из

приведенных слов становится ясно, что бог не способен изме-

нить материю, сделав ее пригодной для счастья . Заметим так-

же, что это макрокосмическое счастье является здесь оконча-

тельным заменителем святой истины, существование которой, по

сути дела, не признается Т. Манном, во всем этом огромном ро-

мане мы не найдем ни одного намека на то, что такая истина

существует. Для достижения счастья не имеется никаких других

препятствий, кроме собственного желания души пребывать вне

счастья, что, впрочем, не искажает ее естественной природы и

не лишает ее полноценного общения с богом.

В рамках учения Т. Манна такой взгляд на основу бытия

выглядит логичным, поскольку: "Прачеловеческая душа - это са-

мое древнее, вернее, одно из самых древних начал, ибо она бы-

ла всегда, еще до времени и форм, как всегда были бог и мате-

рия." В этом космическом триумвирате богу отводится не более

чем почетное место, за материей признается безусловная само-

бытность, человеческое естество, также признается вполне са-

модовлеющим и во всем равным богу, кроме чисто внешнего могу-

щества (камень в огород земных правителей), которым душа об-

ладает в меньшей степени. Таким образом, вся история мира

представляется нам, как долгий но верный путь из материально-

го несчастья к нематериальному счастью.

═Разговор пророка и поэта

Миновав пролог, мы вступаем на широкие просторы биб-

лейской истории. К ряду бесспорных удач Т. Манна относится

освоение им этих просторов, которое далось ему не без труда.

Жанровые законы романа гласят; что человек, решивший

написать роман, должен описывать внутренние переживания геро-

ев, те чувства и мысли, которые возникают у них в ответ на

злоключения и радости их жизни. Он должен проникнуть в своем

описании до последних глубин души и сердца каждого изображае-

мого им персонажа, и в этих глубинах должно отразиться время

в котором живут (жили) эти люди, народ, к которому они при-

надлежат своими человеческими корнями, и в конце концов, в

романе должно отразиться все человечество и мир, в котором

оно живет.

С этой стороны первая книга пророка Моисея представляет

неисчерпаемый и наилучший материал для романа. В ней дается

история всей человеческой семьи от сотворения первых людей в

раю, до поселения рода праведников в Египте. Роман о роде

служителей единственного истинного Бога неизбежно становится

романом о всем человечестве, поскольку ось человеческой исто-

рии, направляемой всемогущим, пекущимся о людях, Богом, прос-

то не может пройти в каком-то другом месте.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что Т. Манн,

один из главных романистов ХХ века, начал, выражаясь его сло-

вами, которые мы находим в послесловии, "нащупывать пути и

взвешивать возможности - а нельзя ли преподнести эту захваты-

вающую историю совершенно иначе - рассказать ее заново."

Попробуем и мы, подобно Т. Манну взвесить свои возмож-

ности относительно перевода книги бытия на язык романа и

рассмотрим главные пути по которым нам придется двигаться.

Первое и основное лицо, без которого книга бытия не могла бы

существовать - это Бог, творец неба и земли. С первых же

строк мы видим, что Его возможности и способности никак не

ограничены. Он всемогущ и сотворил все существующее из небы-

тия, образ Его действий при этом остается для нас совершенно

непостижимым, сам писатель ничего не поясняет нам, а только

сообщает, что Бог сотворил, сказал, назвал, создал. Каким об-

разом можно сотворить нечто из ничто, сказать так, чтоб поя-

вилось то чего не было, назвать нечто новоявленное так, чтоб

название соответствовало внутренней сути "создать зверей зем-

ных по роду их" и т.д. ? Ответивший на ряд таких вопросов мо-

жет сказать, что он знает Бога и способен изобразить Его в

качестве одного из персонажей своего романа.

Среди событий, описанных в Книге Бытия после сотворения

мира, мы находим отдельное сотворение человека, как мира в

мире, грехопадение человечества, изгнание людей из рая, ги-

бель Авеля от рук Каина, вселенский потоп, новое население

земли и т. д. Человек способный постигнуть смысл этих собы-

тий, причины, по которым они происходили, может написать ро-

ман об этом.

Основным мотивом, собирающим воедино композицию Книги

Бытия, можно было бы назвать мысль о вечности и смежную с ней

мысль о святости. Воспроизвести этот мотив в своем романе

вполне способен человек посвятивший всю свою жизнь созерцанию

вечного, деятельным общением с Богом освятивший свою душу и

всю свою жизнь сделавший святою.

Почему удался этот роман

Результаты нашего предварительного рассмотрения слишком

очевидны - все пути, по которым мы должны двигаться в написа-

нии романа на основе Книги Бытия для нас совершенно непрохо-

димы. Полное несовпадение духовных масштабов Книги Бытия и

мировой художественной литературы налицо.

Но почему , несмотря на все это, роман Т. Манна удался?

Он удался именно по тому, что Т. Манн не ступил ни шагу по

перечисленным выше путям. Из приведенных выше цитат видно,

что бог Т. Манна это совсем не библейский Бог, так же , как и

человек Т. Манна это совсем не библейский человек . Последнее

особенно интересно потому, что с одной стороны мы видим не-

совпадение, точнее сказать противостояние антропологий Моисея

и Т. Манна, а с другой стороны мы видим, что человеческие ха-

рактеры святых героев романа это совсем не библейские харак-

теры.

Если Аврам Моисея это пророк, который вышел "из земли

своей и из родства своего", потому что так повелел ему Гос-

подь (Бытие гл. 12), то Авраам Т. Манна это религиозный дис-

сидент: "Его уход (из земли своей и из родства своего А. С.),

явившийся, несомненно, знаком недовольства и несогласия, был

связан с некими строениями, запавшими ему в душу каким-то

обидным образом, которые были, если не воздвигнуты, то, во

всяком случае, обновлены и непомерно возвышены тогдашним ца-

рем...". Если Аврам Т. Манна находит, безнадежно забытого

людьми, единственного Бога, как "новооткрытого", даже целая

глава в разделе "Авраам" называется "Как Авраам открыл бога",

то Авраам Моисея служит семейному Богу - Богу своих, освящен-

ных этим служением предков. Что, как ни эту преемственность в

служении, непрерванную от праотца Адама, подчеркивают скрупу-

лезные библейские родословия?

Если Иосиф Моисея, это юноша-пророк, страдающий, снача-

ла, от зависти братьев, а потом от беззаконной похоти жены

Пентефрия. То Иосиф Т. Манна , это самовлюбленный гордец и

самодур во всем, кстати сказать, подобный своему богу, кото-

рый, сначала, вызывающим поведением и наушничеством вызывает

справедливую ненависть братьев, а потом, попадает в очень

неприятную историю из-за того, что его неосторожно короткие

отношения с госпожой переходят в роман. Таким образом, если

мы поверим, что и более поздние библейские пророки одного ду-

ха с Иосифом Т. Манна, то нам придется предположить, что Ие-

ремия справедливо был побит камнями, Исайя справедливо был

перепилен пилой, Илия справедливо подвергался гонениям от Ие-

завели и Ахава и т. д .

Портрет Иакова в старости выписан Т. Манном наиболее

старательно и даже трепетно. Это второй основной персонаж ро-

мана наряду с Иосифом. Неподдельный пафос, с которым автор

украшает его старость страстностью, глубокой и утонченной эк-

зальтацией, а также, артистическим самодурством, говорит нам

о том, что именно так, по мнению Т. Манна должен выглядеть

настоящий пророк.

Уверенностью в том, что артистическое и пророческое

служения по своей сути никак не отличаются пронизан весь ро-

ман, именно за свободу пророка, читай артиста, выступает Т.

Манн. Только артист воплощает в себе полноту человеческого

достоинства, он несет в косный мир перстных людей новое, он,

подобно горьковскому Данко, выводит людей из затхлого, боло-

тистого леса догм. Он, в конце концов, творит самого бога,

помогая богу совершенствоваться. О непростых проблемах богот-

ворчества совещается у Т. Манна "просвещенный" молодой фараон

с потомственным пророком Иосифом, о проблемах боготворчества

совещался с Мелхиседеком "открывший бога Авраам": "Авраам вел

в Сихеме с Мелхиседеком, священником Баала завета и Эльэльхо-

на, долгие беседы о том, тождественны ли этот Адон и Авраамов

господь, и если да, то до какой степени."

Между тем, как отношения Авраама и Мелхиседека у Моисея

выглядят совершенно иначе. После возвращения Авраама с войны

"Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино. Он был свя-

щенник Бога всевышнего. И благословил его, и сказал: благос-

ловен Авраам от Бога всевышнего, Владыки неба и земли; и бла-

гословен Бог всевышний, который предал врагов твоих в руки

твои. Авраам дал ему десятую часть из всего." Выплата Авраа-

мом религиозной дани Мелхиседеку неоспоримо говорит здесь о

их иерархических отношениях, в служении одному общему Богу.

Между тем, как именно в боготворчестве обличают ветхозаветные

пророки язычников, одновременно говоря о том, что Бог израи-

лев - несотворенныйБог, "Он сотворил нас, а не мы", поется в

одном из псалмов.

О здравомыслии таланта

Здравомыслие таланта, не позволяющее поэту изображать

вещи непонятные его уму и сердцу, заслуживает отдельного

рассмотрения, надо думать, что, перечисленные выше подмены

смысла и духа Книги Бытия вызваны именно этим чутьем писа-

тельской правды. Непостижимую для себя стихию святого и бо-

жественного Т. Манн заменяет на более свойственную ему стихию

писательского вымысла и философского мифотворчества.

В авторском послесловии к роману мы находим цитату из

Гете, которая, по-видимому, послужила рабочим девизом для Т.

Манна. "Как много свежести в этом безыскусственном рассказе;

только он кажется чересчур коротким, и появляется искушение

изложить его подробнее, дорисовав все детали". Божественно

прекрасный сюжет жизни Иосифа вызывает глубокое сочувствие Т.

Манна, а духовное и пророческое содержание Книги Бытия, ре-

альное, а не вымышленное, ему неинтересно и непонятно, от

этого ему кажется, что Моисей поленился или же не смог изоб-

разить детали - переживания, чувства и т. п.

Для Моисея, как для служителя Бога своих отцов, который

ради этого служения отверг всю красоту, роскошь и даже муд-

рость Египта, и по своей горячей ревности к этому учению, из

царского сына сделался изгнанником, на первом месте стоит

именно то, что он хочет сказать, как пророк этого Бога. А сю-

жет, который под его вдохновенной рукой получился божественно

прекрасным, для него не более чем глиняный сосуд, содержащий

несравненно более дорогой напиток пророческого слова.

Т. Манн воспроизводит основные черты этого сосуда, тон-

ко инкрустирует его, покрывает эмалью, потом наполняет разно-

образными благовониями и пряностями, запечатывает эпилогом,

как золотою маской, - и в результате получается профессио-

нально и со вкусом исполненная мумия, имеющая такое же отно-

шение к прототипу, какое и мумия имеет к живому человеку из,

которого она изготовлена.

Пророки, с точки зрения пророка Моисея, Т. Манну явно

не удались, они получились непохоже. Но то упорство, с кото-

рым Т. Манн освоил это огромное сюжетное пространство, насе-

ленное множеством глубоких и красивых персонажей, не может не

привлекать к себе симпатии. Это упорство представляется нам,

как некий сплав немецкой скрупулезности и монгольской неуто-

мимости. Из приведенных выше цитат мы видим, что Т. Манн,

обскакав огромное пространство Книги Бытия, нигде не тронул

его плугом, не построил дома, подобно своим персонажам-кочев-

никам, - он освоил эту землю лишь на глубину корней травы,

которую ели его писательские кони.

Придав своему роману внешние формы, присущие произведе-

ниям христианской культуры, Т. Манн не внес в него две важных

составляющих христианской жизни - святость и вечность. При

самом внимательном рассмотрении романа, мы не обнаружим там

вневременного понятия вечности, везде только годы, тысячеле-

тия, милионолетия - без начала и без конца. Не обнаружим мы

там и божественной святости, как наивысшей полноты и полного

совершенства, везде только беличий бег в колесе времен от

"плохого" старого к "лучшему", но также несовершенному новому

- без конца.

═"Свобода, равенство, братство"

Последней иллюстрацией разницы между прототипом и паро-

дийным романом Т. Манна нам послужит цитата из романа. В опи-

сании "спуска" Иосифа в Египет мы находим упоминание о из-

вестном для всех, кто читал Моисеев Исход, огненном столбе:

"Между полуднем и вечером впереди них, словно бы указывая им

дорогу, двигался огромный огненный столб. Хотя они знали при-

роду этого явления, их отношение к нему определялось не толь-

ко его естественной стороной. Они знали, что это пламенеют на

солнце летучие вихри пыли. Однако они с почтительной многоз-

начительностью говорили друг другу: "Впереди нас движется ог-

ненный столп."

Миражи пустыни и "прах, его же возметает ветр" - вот

удел человека, покусившегося поставить свое человеческое на

место божественного. Пародийная жизнь современного Петербур-

га, которую мы приводим в качестве примера в начале этого эс-

се, сродни роману Т. Манна в том, что и она явилась, как ре-

зультат замены легитимной, данной от Бога, власти на нелеги-

тимную - гуманистическую, либеральную, социалистическую.

Братья окончательно возненавидели Иосифа, когда узнали,

что он поставлен от Бога быть у них царем, и решили устроить

ему "свободу, равенство, братство". Может быть не надо было,

а?

═

═

═

═