Поэзия
12 декабря 2007 года

Длины и ширины и глубины

Был полон день. По площади собора

Плыла весна, рожденная из хора,

И хор летел, рожденный из весны.

Потоками недавнего дождя

Промыт был город. Дети шли рядами

И ангельскими пели голосами,

По главному проспекту проходя.

Какой был это праздник для детей!

Их голоса входили в промежутки

Вокруг ладов простой пастушьей дудки,

И двигались и с нею и за ней.

Мелодия была так весела,

И так прекрасны голоса их были,

Что взрослые невольно выходили

На улицу, забыв свои дела,

Вслед за детьми. Но тут же, устыдясь,

Вновь ювелир садился за огранку,

Вздохнувши, столяр шел назад к рубанку,

Цыган -- к цыганке, и к княгине -- князь.

А хор летел стремглав и прямиком

А хор покинул стены городские,

В ворота вышел главные стальные,

И замолчал, как срезанный ножом.

И снова онемели небеса,

Но воздухе звенела отчего-то

Последняя ликующая нота --

Потом клялись -- почти что полчаса.

Но звук истаял и пронесся страх,

Почувствовали люди перемену,

И выбежали взрослые за стену

В чепцах, рванье, в шелках и кружевах.

И тишина как смерть была жутка,

Потерянные, словно на чужбине,

Родители тропы на середине

Нашли свирель речного тростника.

А за спиной отцов и матерей

В петле прозрачной трех речных излучин,

Их город, вымыт и благополучен,

Стоял как склеп. Без крыс. И без детей.

17 декабря 2006 Москва

СОН И ЯВЬ

Наши сны -- это явь животных:

Во сне бездумно-спокойны мы, правда ведь?

Мы убиваем во сне бесстрастно,

Берем и отдаемся мужчинам и женщинам,

Можем красться,

Летать мы можем,

А если страх -- то темная паника,

И нет сомнений, раздумий нету.

Сны животных -- то явь растений,

Когда спит дельфин, собака ли, кошка ли,

То стонут во сне или улыбаются,

Середины нет -- либо то, либо это,

Так у растений --

У дуба, пихты --

Только два чувства -- "плохой", "хороший",

И иного нет, никогда не было.

Растений сны -- явь земли с камнями.

И так как деревья спят всегда почти что,

К земле деревья гораздо ближе:

Земля имеет тоже только два чувства:

Что-то дает,

Либо что-то берет она,

Бесстрастно этот обмен продолжается,

Пока Земля наша существует.

Сны камней, земли -- это явь бога,

Как же иначе? Ведь всему живому

Снится то, из чего они вышли,

Мы спим животными, деревья -- почвою.

А Земля из чего

Только может взяться?

Только из бога, откуда еще же?

(Если не рассматривать другие теории.)

Из бога -- Земля, из Земли -- растения,

Из растений звери когда-то вышли,

Животные человеку снятся,

А кто во снах нашу явь имеет?

Кому же снится

Жизнь человека?

По утрам кто говорит с удивлением:

"Какой странный сон, будто я -- человек."?

Опять только богу это доступно,

Только бог нас так может видеть,

Только бог может знать наверно,

Что сильнее он человека,

Что человек перед ним слабее,

И все закольцовано,

Все идет по кругу,

Циклу,

Экватору.

Посмотри:

Наши сны -- это явь животных:

Во сне бездумно-спокойны мы, правда ведь?

Норфолк 11 декабря 2003

БУЛЬ

Недавно вычесанный буль!

Своим пером изображу ль,

Как, императорски хорош,

На землю царственно кладешь

Ты продолжение хребта --

Обрубок толстого хвоста?

Живот, подернутый жирком,

Рифмует в выдохе одном

Округлость ляжек позади

И белое пятно груди.

Ты гипнотичен как кошмар,

Чуть-чуть утоплен в тротуар

Когтей очиненный графит,

А шерсть короткая блестит

Прохладой серой полыньи.

На помесь жабы и свиньи

С клыками тигра, глазом льва

Твоя походит голова.

Хозяин твой, аристократ,

Буэнос-айресский экспат,

Известный всем как дон Хесус,

Стоит и гладит черный ус

Одной рукою. А другой

Ошейник крепко схвачен твой.

Ошейник сделан на заказ,

Со звездочками крупных страз.

Выписывает их витьё --

И-У-Д-А -- прозвище твоё.

5 ноября 2007 Москва

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Все мне дано, как Пандоре, сполна,

В этой стране я такая одна:

Я сплетена для земных королей

Из паутин шелковичных червей,

И золотое сеченье мое

Ножниц кроило стальных острие,

Сшита я крепко, от альф до омег,

Хлопковой белою нитью навек,

Были обмётаны парой портних

Восемь петель золотистых тугих,

Вставлен для пуговиц в обод стальной

Заподлицо перламутр голубой,

Дышит, трепещет, и бьется листок,

Сердце моё, из батиста кусок,

Вшит он подмышкою, вот, посмотри --

Сложенный вчетверо, слева, внутри.

Всё о моих благородных правах

Сказано там на пяти языках:

"Гладить сквозь марлю, на мягком пару,

Мыть лишь вручную, сушить на ветру".

Ткани точнейший состав. Модельер.

Производитель. Артикул. Размер.

Я совершенна сияньем моим,

За исключением только одним.

Этим обязана я пустяку:

Дырочке, проткнутой в белом шелку,

А от неё по диаметру вширь

Красная клякса как мерзкий волдырь.

Кровь и прореха. Из разных потерь

Эту поправить возможно, поверь:

Грязь отстирать и на белую нить

Все залатать, аккуратно зашить.

И не иначе. Воды волшебство

Смоет позора пятно моего.

И не иначе. Вернется уют.

Высушат, выгладят, шелком зашьют.

Лишь не забудьте вы в этой возне

Вынуть лежащее тело во мне.

Пусть удобрением, жирным сырьем

В мягкий зароют его чернозем,

Станет живым, то, что было мертвó:

Вырастет дерево пусть из него,

Пусть шелкопряд на двенадцатый год

В дереве этом свой кокон совьет,

Пусть этот кокон растянется в ткань,

Пусть рассечет её острая грань,

И возвратится все, шпулькой снуя,

Снова на петли и круги своя.

Зак. 8 мая 2006 Москва - Барыбино

ГАДАНИЕ

Полностью -- нет, но полу-видящий взгляд во взгляд,

На коврике две цыганки, женщины две сидят.

Сидят на коленях, близко, так, что ноги одной

Касаются юбкой красной синей юбки другой.

У той, что слева -- потоки прозрачных её седин

Идут параллельно темным складкам борозд-морщин.

У той, что справа, ресничек на каждое остриё

Нанизаны бусы сонных семнадцати лет её.

Кверху ладонью держат, друг с другом накоротке,

Подруги левую руку в правой своей руке.

Слышит с гневом и страхом, радостью и тоской,

Вторая судьбу от первой, а первая -- от второй.

Девчонка древней старухе воздуха сквозь стекло

Гадает о том, что было, о том, что уже ушло.

Пророчит девчонке старый черный беззубый рот

О будущем, о грядущем, о том, что произойдёт.

Шепчут они друг другу, звук различим едва,

Поочередно, тихо, знаний своих слова:

"Ты шестерых убила." - "Ты четырех убьешь." -

"Ты родилась в субботу." -- "В пятницу ты умрешь." --

"Ты в темнице сидела." - "Будешь и ты сидеть." -

"Двух ты мужей имела." - "Будешь ты трех иметь."

Сидят, у обеих кожа муарова и смугла,

Взаимно отображая друг друга как зеркала.

Старуха с девчонкой смотрят, наедине вдвоём,

Видят себя напротив, в Будущем и в Былом.

"Господи, дай мне силу." -- "Господи, успокой."

"Я ведь тобою стану." -- "Я ведь была тобой."

И, сколько бы ни клали, что бы ни говоря,

Жертвы годов на плаху голову декабря,

Сколько б ни отрубал их Время, слепой палач,

Сколько бы ни сменилось лет на осенний плач,

Сядут они -- и юбка красно-огненного сукна

Сольется с юбкой другою, синего полотна,

Сядут. Возьмут ладошки, взорами их свербя,

И предрекут друг другу, как и всегда, себя.

Сентябрь 2005

Москва-Барыбино

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ВОДЫ

Полуистлевшей и старозаветной,

Страницей первой, первою строкой,

Бессмертный Дух во пропасти бессветной

Носился надо мною, над водой.

Себя приняв за сердце и основу,

Я родила живое вещество

Комочком по Божественному Слову

Их хаоса движенья моего.

Жидка, двуводородна, однокисла,

Меж катаний людских, людских мытарств,

Текла я через Бытие и Числа,

По книге Иоиля, книге Царств,

Дождем чумы, чернилами закона,

И кровью войн сквозь Ездру и Эсфирь, --

Текла я песней песен Соломона,

Через Исайю, Судей и Псалтирь.

Стенами расступаясь для прохода,

Чтоб пропустить евреев караван,

По слову Моисея в день Исхода,

Смыкалась я над воплем египтян.

Священным меньшинством из легиона,

Среди пока еще безгласных труб,

Тянули меченосцы Гедеона

Меня с ладоней шестьюстами губ.

Полусыра, над почвой Палестины,

Летела смерть, уже полусуха,

На Голиафа шаром желтой глины,

Скрепленным мною в пальцах пастуха.

В водоворотах вечного прозренья

Всегда блистал со Словом рядом Меч.

И сорок два неспешных поколенья

Растила я пророков и предтеч.

И все сошлось по древней теореме,

Одно тысячелетие спустя,

Когда перед волхвами в Вифлееме

Обмыли мной священное дитя.

Во время жатвы, помню и поныне,

Как иудейской теплою зимой

Под голос вопиющего в пустыне

Его крестила я сама собой.

И перед тем, как краткими словами

Он оторвал их от односельчан,

Во мне ловили старыми сетями

Андрей, Симон, Иаков, Иоанн.

В мирах обоих, явном и незримом,

Из корчащихся бьющихся людей,

В пределах Завулона с Неффалимом,

В меня ввергал он бесов и свиней.

В его устах спокойными словами

Наказ звучал, приказывал закон.

Я каменела под его ногами,

Когда по мне ступал спокойно он.

На Иерусалим как из ушата

Шел ливень жаб со мной напополам,

И я текла по Понтия Пилата

Холодным и трясущимся рукам.

А в будущем, все заданное сделав,

Как смертный гной из вспухшего свища,

Из мной самой назначенных пределов,

Я выйду, распухая и хлеща.

И люди побегут, и скот заблеет.

Рожденные и мной, и из меня,

Всю Землю под копытами развеют

Четыре неподкованных коня.

Увижу семь смертей и семь зачатий,

Увижу меч и руку среди туч,

Семь ангелов откроют семь печатей,

И семь церквей возьмут из бездны ключ.

С кровавым ртом царица и блудница

Под зиккуратом затанцует вновь,

И Солнце станет словно власяница

И диск луны как спекшаяся кровь.

Весь мир, что я когда-то сотворила,

Сгниет в моей утробе соляной,

И снова будет так, как раньше было:

Слепая бездна с Духом надо мной.

Зак. 10 августа 2006 Москва

ТЫ ЛЮБИШЬ НЕ МЕНЯ

Свет -- а точней, отрезок света

Меж ультрафиолетовой Харибдой

И инфракрасной теплокровной Сциллой, --

Те его волны, то есть,

Что проходят

Меж волноломов

Крови и Фиалки,

Меня коснувшись,

Тут же отразились

И откатились

Вдаль по геодетам,

В себе имея отпечаток мой.

Конечно, копию,

Конечно же, с изъяном,

Ведь точных копий даже Бог и Дьявол

Возможность не имеют создавать...

И слепок мой упал на твой экран.

Двумерной копией

Вошел

В твою сетчатку,

Чуть вздрогнул, по пути

Переломившись

в хрусталике,

Встав с ног на гóлову

Симметрией обратной,

В зенице исказившись еще раз...

... И говоришь ты, что меня ты любишь ...

Твой мозг, твой бог, судья твой и ревнитель,

Замешкав чуть, всего лишь полмгновенья,

Но все ж замешкав --

Как всегда, потратил

На обработку данных полсекунды,

Потратив так же, тратит как читатель

Иль слушатель

Два-три удара сердца,

Чтобы понять вот этих строчек смысл...

Мозг дал тебе сигнал.

И ты, прозрев, увидел...

Но здесь обман,

Ты видишь не меня,

А ту, какой была я полмгновенья,

Всего лишь миг,

Но все же

Миг назад...

Фантом мой световой,

След метеора,

Или звезду, чьё прошлое

Сквозь тьму

Мы видим

Через пять тысячелетий

В посланьях

Гелиографа её.

И я -- не я...

И гонится так вечно

Корабль Ума

За Времени дельфином,

Отстав чуть-чуть,

Отстав на полсекунды,

На миг всего лишь

Время не догнав...

... И говоришь ты, что меня ты любишь ...

Ты любишь не меня, но вспоминаешь

С секундным опозданьем

Символ, образ,

Идею, форму,

Призрак отраженный

Неточный слепок, зрением и мозгом,

С моей модели снятый,

Потерявший

В процессе измерение одно.

...И говоришь ты, что меня ты любишь?..

Да, --

Отвечаешь, --

Я люблю тебя.

16 марта 2005 Москва

КОНСТАТАЦИЯ

Я равнодушен, я полностью равнодушен.

Вечен как абсолют, как Вавилон, разрушен.

В том равнодушьи я сам и себе же каюсь.

Падая в руки, вниз, в двух плоскостях вращаюсь

Под добродушной и под ледяной насмешкой

Солнца или луны я то орлом, то решкой,

Справа я раскален, слева белеет иней,

И из руки беру с сетью все тех же линий

Эту монету я, ту, что в подхалимаже

Громко моля с колен, выклянчил у себя же.

В спектре души моей, вечной и монохромной,

Светлая часть равна полностью части темной.

Левой рукою я, праздною и лукавой,

Всё разрушаю то, что создаётся правой.

Зыбь осушив, хлещу я наводненьем сушу

Сам свою сущность, суть, сердце свою и душу

Пеплом испепелив, пламенем пламенею

В тянущиеся век сутки моей Помпеи.

Жизнь моя, то ль назад, то ли вперед влекома:

Дважды за день, входя и выходя из дома,

Полуслепым скользнув взглядом лицо в лицо, я

Сталкиваюсь в дверях снова с самим собою.

Не примирить мне мощь дела и силу слова,

Каждый мой шаг встает вечным распутьем снова,

Где, от себя закрыт только одним моментом,

Сам же себе стою бронзовым монументом.

Найден самим собой, сам у себя украден,

Я на самом себе взвешен и легким найден,

Словно Гермес, лукав, как Ганимед послушен,

Я равнодушен, я полностью равнодушен.

Свято я не живу, хоть не живу порочно,

Вроде не близорук, не дальнозорок точно,

Но на письме моё с детства двоится зренье:

В каждой балладе и в каждом стихотвореньи

Звуки начальных строк, до запятой, до точки,

Эхом звучат всегда самой последней строчки.

Все мои беды суть дочки одной хворобы:

Что бы ни начал я, и ни закончил что бы,

Пóд руку шепчет мне скромность или тщеславье

Кончить за упокой все, что начну за здравье.

Мучаюсь я - и пусть глас мне ответит божий,

Кто же первичен -- я, или второй, похожий

Так на меня, вон тот, там, за зеркальной гранью,

Равный в движеньях мне, внешности и по знанью,

Вечный вопрос (хотя все суета из сýет):

Кто же из нас двоих пишет, и кто диктует?

Сам же в себя влюблен, сам от себя отсушен,

Я равнодушен, я полностью равнодушен.

Как бы ни бушевал, ждет вдалеке затишье:

Вот, написав почти тридцать одно двустишье,

В них отрицаю сам, ветреный и дремотный,

Четную строчку я каждой строкой нечетной.

Ставлю всю жизнь мою, мучимый вечной жаждой,

Лыком себе в строку минус и плюсик каждый,

Сам же себе не дав вечной свободы шанса,

Взаимопоглотясь, все приведя к балансу,

Нету для тела дел, нет для души отдушин,

Я равнодушен, я полностью равнодушен.

апрель-март 2007

Москва

НЕКРОПОЛИС

На Гее-матери

И под Ураном-небом,

В вялотекущем Кроносе-отце

Играли, пели

Боги и богини

Бессмертные,

И знали люди, что

Их боги живы,

И -- что боги жили,

И то, что вечно

Боги будут жить...

Ансамбль громадных

Чýдных инструментов

Из мрамора

Святых полдневных гор

Создáли люди

Зá два поколенья,

Чтоб лучше слышать

Музыку богов.

И боги снисходили и играли...

И боги снисходили, создавая

Ступени семибуквенных созвучий:

До,

Ре,

Ми,

Фа,

Соль.

Пауза.

Ля,

Си.

Своею музыкою

Сами же рождали

Героев древних

И для них чудовищ,

В закланье предоставленных мечу.

Труба рубила бурный тёмный Хаос,

Хтонических Титанов,

Старой Геи

Одновременно

Сынов и внуков,

Братьев и мужей...

Сдвоенный же диск

Литавр летящих

Ритм давал Вселенной,

И этот ритм рождал на свет Геракла,

В нем восставали стены Илиона,

И за руном отчаливал Арго...

А музыка вилась, не утихая,

Играли боги, боги замыкали,

Сплетали боги музыкой своею

Конец с началом,

С зарожденьем гибель,

Аида царство

С золотым дождем.

И флейты звук пронзал насквозь Геракла

Сраженной им Лернейской гидры ядом,

Сквозь струны Лиры

Строились созвездья

В безмолвного Троянского коня,

В стрелу Париса,

Скиллу и Харибду,

Энея бегство

И Эдипа смерть.

Играла арфа

Мертвою рукою

Орфея,

Каждой своей нотой,

Струною каждой

Каждым была шагом

С мечом Медеи

В спальню дочки с сыном,

И шла Медея,

Дряхлый шел Ясон

Полуслепой,

Хромая,

На погибель,

В могилу под

Обломками Арго.

Играли боги, музыка была,

И эхом продолжалась,

Слышным людям,

Слегка дрожа,

Когда уже давно

Крутились по орбитам

Саркофаги

С богами мервыми:

Нептун, Юпитер, Марс...

И вот --

Затихло эхо

Отзвуком последним,

Очнулись люди,

И огляделись. Ах! -- Они одни.

Совсем одни

На равнодушной Гее,

В себя ушедшей,

Грустной, полумертвой,

Титанов нет -- есть горные вершины,

Нет Гелиоса -- есть горящий диск,

А грустная прекрасная Селена

Теперь оскаленный

Являет людям череп

Облезлой, желтой,

Ледяной Луны...

Вокруг лежат обломки инструментов:

Огрызки флейты,

Остов старой арфы,

Колок и клапан,

Завиток струны,

Свирели трубки,

Круг от барабана,

Литавр кусок,

Мундштук и сочлененья

Когда-то гордой

Каменной трубы...

И ходят люди, ходят в это место,

Его забыв и цель и назначенье,

Но притяженье чувствуя и грусть,

Взбираются, пыхтя,

И смотрят, смотрят,

Задумавшись,

А гид им говорит:

"А вот Акрополь"...

Афины -- Москва

май-июнь 2005.

ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Прости, коль сделала я больно,

Лишь обожая, лишь любя,

Прости, коль оскорбила вольно

Или невольно я тебя.

Сейчас, в прощено воскресенье,

Сжав сердце бедное в горсти,

Я у тебя прошу прощенья,

И, если можешь, ты прости,

Прости за то, что я любила,

Прости за слезы и за кровь,

Прости за то, что уходила,

За то, что возвращалась вновь,

Прости, что я старухой стала,

Ведь бог не внял моей мольбе,

Прости за все, о чем молчала,

И что сказала я тебе,

Прости за бури и за штили,

За остановки, за пути,

Прости за то, что дети были,

И что разъехались -- прости,

Прости, что я слепой не стала,

Что видела твое вранье,

И что, конечно же, узнала

И про тебя, и про нее...

Прости -- я не по правомочью

На душу смертный грех взяла,

Прости за то, что прошлой ночью

Я вам обоим яд дала.

Крепки гробы, гробы не гнилы,

Надолго сохранится прах...

Прости, что вырыты могилы

В двух разных кладбища концах.

Прости решенье, мою волю,

Прости -- ты должен понимать,

Что никогда я не позволю

По смерти рядом вам лежать.

Прости, небес святая сила,

Что я слаба, что я горда,

Прости за то, что не простила,

И не прощу я никогда.

4 января 2005 Москва

Проголосуйте за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?

295393  2011-02-19 23:06:15 Анеглина - Крайне редко мои оценки носят восторженно-хвалебный оттенок (причина здесь не столько во мне, сколько в низком уровне литературной культуры на данном этапе развития нашего общества). Но здесь - только положительная оценка. Слово звучит емко, весомо, пронзительно. Приятно удивили)

Copyright (c) "Русский переплет"