|
- Статья Корнева вызвала во мне довольно противоречивые чувства. С одной стороны, что кроме радости может вызвать такой искренний пламенный патриотизм, такая, доходящая почти до исступления, любовь к стране. Со многим в этой статье я могу согласиться: близок мне пафос свободы автора, близка идея самобытности и собственного пути, соборности (одно из моих любимых слов)... Многое задевает во мне душевные струны, на многое откликается мое сердце. И все же... Ну, вот автор, например, пишет о самобытности России, о том, что нам непременно надо идти своим путем (прекрасно, кто бы возражал!), непременно самим набивать свои шишки, совершать ошибки, но самим, без посторонней помощи. А я вот думаю: а, может быть, можно все-таки чему-нибудь и поучиться у других народов. Все-таки мы не располагаем бесконечно большим историческим временем, что бы вот так легкомысленно пренебрегать чужим опытом. Тем более, что нам есть чему поучиться у того же Запада. Автор клеймит Запад воистину, цитируя Бердяева, как ╚исчадие ада╩. О, есть, много есть в чем упрекнуть Запад, в особенности Америку! Но нельзя также не видеть того добра, которое, безусловно, содержится в Западной цивилизации. Да, Запад, в частности европейский Северо-Запад, культурно к которому принадлежат США и Канада, - это тоже огромная и духовно чрезвычайно богатая цивилизация. У меня же сложилось такое впечатление, что автор полностью отказывает Западу в духовности, обвиняя его чуть ли не в сатанизме. (Впрочем, в сатанизме он обвиняет и Русскую Православную Церковь в последние 300 лет, как-то так легко забывая о Серафиме Саровском, о его ученике Александре I (кстати, одном из тех самых Романовых), об Оптиной Пустыни, к старцам которой ходили и Толстой, и Достоевский, об отце Сергии Булгакове, о Патриархе Тихоне, наконец, который тоже не на пустом месте возник). Можно подумать, что Запад это сплошная масскультура, НАТО (которое он тоже, по-моему, чрезмерно демонизирует) и несвобода. Даже в европейском прошлом он не видит ничего, кроме кровавых эксцессов крестовых походов да папизма. Да, такой богатый духовный родник, как католичество, он понимает именно как папизм, а не как одну из великих христианских конфессий. Он видит в нем только отрицательное, только искажения христианства, и не видит добра. Я, кстати, убеждена, что только в союзе с католичеством православие имеет будущее. Но Западно-европейская цивилизация это, между прочим, и величайший культурный миф о Монсальвате, о Круглом Столе, о священном Граале. В этих грандиозных культурных мифах духовные бездны, сопоставимые, разве что с индийским мифом о Кришне и горе Меру, да с российской легендой о граде Китеже. А рыцарство, которое автор так бездумно обвинил в культе убийства, рыцарство прекраснейшее и высочайшее явление западной цивилизации. Да, исторические проявления его часто были искажаемы невысоким уровнем самих рыцарей. Но нельзя так же и не понимать, что существует, к несчастью, эта пропасть между идеалом и реальностью. Но реальность не отменяет идеала. Она его снижает, замутняет, но идеал продолжает сиять в высоте небес. Рыцарство - это земной и несовершенный прообраз небесного воинства. И меч рыцаря в какой-то сокровенной незримой глубине меч духовный прежде всего. И сражается рыцарь не во имя убийства, но во имя Христа, во имя правды и добра. И идеальный рыцарь вовсе не тот звероподобный невежда, вламывающийся в замок соседа в его отсутствие и грабящий и убивающий его жителей. Идеальный рыцарь - это Персиваль, одерживающий победы над своими врагами, но не убивающий их, а отсылающий ко двору короля Артура для верной службы. Персиваль, заслуживший своей непорочной жизнью высочайшее право стать хранителем Святого Грааля, того самого, который Иосиф Аримафейский наполнил кровью Христа у Голгофы. Идеальный рыцарь это святой сэр Галахад из романа Мэлори, который творит чудеса и исцеляет больных. Есть ли такие образы в русской культуре? Я вслед за Бердяевым скорблю о том, что не прошла Россия через духовную закалку рыцарства. Ведь именно идеалы рыцарства в большой степени способствовали развитию у западного человека уважения к личности, к правам, к свободе. Кровавые эксцессы, конечно, были, но в России их было не меньше, если не больше, и они, к тому же не имели часто никакого духовного смысла. Когда Корнев произносит эти безжалостные слова о западной культуре, я в этот момент чувствую себя оскорбленной, словно это относится ко мне. Ибо для меня имена Вольфрама фон Эшенбаха, Вагнера или Диккенса не менее святы, чем имена Рублева, Пушкина, Достоевского, а образы Мабиногиона и Ирландских саг не менее милы, чем русские сказки... Автор напирает на то, что культура католического Запада нам чужда, что она во всем нам противоположна, что у нас свет и духовность, а у них тьма и пошлость. Но я не ощущаю культуру европейского запада, как чуждую, тем более, как темную или пошлую. Для меня, русской, она такая же родная, такая же милая сердцу, как и моя, российская. Мы действительно другие, но все-таки мы европейцы, мы христиане. Мы - вторая половина Европы, другая ее, но неотъемлемая, часть. Наша главная национальная идея соборность ущербна без западного персонализма, перерождаясь в коллективизм, так же как и западный персонализм ущербен без русской соборности, поскольку вырождается в индивидуализм. Мы нужны друг другу, мы дополняем друг друга, и надо искать не только то, что нас разъединяет (это всегда находится очень легко), но и то, что объединяет. Да, культура Запада, может быть, теперь вырождается, и это трагично. И задача России не оттеснить его с мировой арены, но помочь обрести свою утраченную, но могучую духовность, помочь ему найти свой путь, свой смысл... И в этой связи мне вспоминается речь Достоевского на открытии памятника Пушкину, в которой он говорил, что быть настоящим русским значит, в том числе, принять и ╚чужую╩ культуру как свою, и понять ее как свою. И в этом он, кстати, видел величие Пушкина, который писал о Европе так, словно сам жил там. Принять чужую культуру не означает отвергнуть свою, но примирить со своей, найти в ней те же духовные бездны. Не только лишь Россия призвана сыграть великую мировую роль, но и другие народы, в том числе и Западная Европа. Но эта иная роль, иная миссия. Миссия России еще сокрыта, и раскроется лишь при приближении к концу времен, но Западу принадлежит не менее грандиозная роль наверняка. Но вот в чем эта роль тайна, раскрыть которую Западу должна помочь Россия. Корнев пишет о миссии России так, словно это уже дело окончательно решенное. Я же думаю, что трагические события еще могут привести к тому, что Россия потеряет возможность выполнить свою миссию, и эта миссия будет возложена на какую-нибудь другую страну, возможно, даже на Америку. И Россия теперь близка к этому краху, как никогда. Миссия это не повод для духовной гордыни, но для величайшего смирения и чувства ответственности за судьбы мира. Осознать свою миссию значит, прежде всего, принести искреннее и слезное покаяние за великие преступления русских, во всех поколениях и начать жить по Христову закону, возлюбить врагов своих, испросить прощения и самим простить. Автор статьи доходит до того, что говорит: ╚...Россия это отдельный самоценный мир, а критерии добра и зла к существованию мира как целого неприменимы. Добро и зло получают свой смысл только при условии, что этот мир, Россия, существует╩. Возможно, автор и не имел в виду ничего плохого, но такие слова очень опасны. Все можно и нужно мерить именно в понятиях добра и зла. Только они и имеют смысл. Если же Россия возомнит себя за гранью добра и зла то такая Россия вообще не нужна. Ее миссия в том, чтобы быть примером осуществленного добра. Зло не должно быть частью культуры ни в коем случае. Со злом можно только бороться, прощать его другим, но все равно бороться. Добро превыше всего, превыше России, превыше культуры. Если Россия этого не поймет, если не поймет, что, только смиренно следуя Нагорной проповеди можно творить политику, она не сможет выполнить свою миссию. И тогда, возможно, обречет мир на дальнейшую духовную деградацию.
|
