Человек в Пути
25 августа 2011

Диванчик

Вещи мы собрали еще с вечера. Рано утром Сергей заправил бензин и масло в бачок моторной лодки, а я вскипятила чайник и приготовила омлет из яичного порошка. Наскоро позавтракав, мы отправились на реку мыть посуду.

Приречный луг благоухает медом, заливается овсянка-дубровник, мир и покой. Зелень тайги на том берегу постепенно переходит в синеву, растворяясь в дали. Июнь здесь в Сибири - еще весна. Только что отгремели первые грозы, дав старт цветам и травам. Молодой лист душист и терпок. Птицы поют, как заведенные. Северное лето коротко. Все торопится в рост, в цвет, в гнездо, успеть дать потомство. Природа мудра, она одинаково оделяет своих детей, где бы они ни жили. Пусть здесь мало тепла, зато свет в избытке. И день, и ночь можно петь, цвести, наливаться соком.

Мы тоже рады светлым ночам. Экспедиция длится столько же, сколько навигация. Многое нужно успеть - отоспимся в Москве. Работаем группами по два-три человека. Мы с Сергеем вдвоем. Первый цикл работ завершен. Сегодня возвращаемся на базу. Три-четыре дня на анализ и обсуждения и снова разъедемся. Пока все идет по графику. Главное, с погодой везет, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

Если смотреть сверху - не река, а зеркало. Банальное, конечно, сравнение, но чистая правда. А бережок, мягко говоря, высоковат. Я оступилась, выронила кастрюльку и, если бы не Сергей, последовала бы за ней на пятой точке. Муж отобрал у меня прочий скарб, и остаток пути я проделала, вцепившись в его плечо.

Вот, наконец, и вода. Мисками и ложками мы тревожим стайку шаловливых рыбок. Отыскав беглую кастрюльку, я скребла ее песком и не сразу заметила появление нового звука в звенящей птицами тишине. Такой низкий гул, будто идет очень большая самоходка. Но никаких судов на горизонте. А гул, между тем, приближается, причем подозрительно быстро.

- Смотри! - Сергей схватил меня за руку. Бирюзовая гладь реки выше по течению сделалась черной. Граница черноты стремительно неслась к нам.

- Быстро наверх! - скомандовал Сергей. Я начала было собирать ложки-плошки, но он крикнул "брось!" и мы, промчавшись по отмели, полезли по крутизне. Ну, кто же придумал такие высокие берега! Фу, наконец-то... Теперь бегом через поляну к бараку! Упругая волна воздуха ударила меня, швырнула на Сергея. С трудом устояв на ногах, мы добрались до двери и вдвоем еле открыли ее... Рев ветра, треск вырываемых с корнем деревьев, полет оторванных с крыши листов шифера - стихия, хаос. Вот тебе и на!

Мы обалдело смотрели в окно. Хорошо хоть стекла не выбило! Первый страшный порыв прошел, теперь это был просто хороший штормовой ветрюга. Начался ливень. Переезд на базу определенно откладывался до лучших времен. Я уселась за полевой дневник, Сергей - за карту, намечать будущие маршруты. Так прошло полдня. Дождь не стихал, ветер тоже.

Все продукты упакованы, а кушать, однако, хочется. Так, что тут у нас есть поближе? Сухое молоко, макаронные изделия. сойдет! Сварю-ка молочную лапшу. Отсыпав сухого молока и плеснув в него воды, я задумчиво водила в месиве ложкой, глядя в окно. Реки отсюда не видно, но и без того ясно, что вода в ней кипит белыми "барашками". Над угором появилась голова - кто-то поднимался от реки. Вот уже вырос в полный рост, одной рукой держит маленького ребенка, другой - чемоданчик, тоже маленький. На ребенке синий комбинезончик. Стоп! Откуда они тут взялись, в бурю, посреди тайги, в таком виде? Будто на автовокзал приехали!

- Сережа, к нам гости.

Муж оторвался от карты и непонимающе уставился на меня.

Войдя в барак, человек откинул капюшон плаща и, устало опустившись на нары, сказал малышу:

- Ну вот, Митька, здесь и переждем. Не возражаете, Сергей Петрович? - это уже мужу.

- Вы меня знаете? - Сергей достал сигареты и протянул гостю.

- Кто же не знает начальника экспедиции Сергея Журавлева? Читали про вас в "Сибиряке". Фотографию вашу с Леной видели.

Ага, муж - Сергей Петрович, а я, как всегда, просто Лена. Между прочим, я на полгода старше. Недавно вообще смех был. Подплыли на лодке к теплоходу хлеба купить. Тетка-буфетчица как увидела у меня на руке кольцо, так и ахнула: "Как же тебя такую молоденькую мама замуж отдала!" Это в мои-то двадцать восемь. Ну, никак не выходит солидности нагулять. Хотя, вообще-то грех сетовать.

Гость, наконец, представился:

- Я из Горетово, директор школы, Виктор Анисимов. Не слыхали?

Что ж, будем знакомы, Виктор. Чего это тебя понесла нелегкая в непогоду, да еще, с дитем малым? Ну, ни черта эти мужики не соображают! А жена-то куда смотрит! В отпуск она, что ли, уехала? Решительно отбираю младенца у родителя. Снаружи Митька весь мокрый от речной волны. Внутри... ну, внутри, естественно, тоже мокрый. Так, теплая вода, условно чистый вкладыш от спальника, и вот уже завернутый Митька упоенно причмокивает молоком, которое я так кстати развела к их появлению.

- Ловко вы с ним управляетесь!- одобрил гость. - Своих-то поди нет еще?

- Свои на будущий год уже в школу пойдут.

Показываю на прикнопленную к стене фотографию Машки и Дашки.

Кстати, я же чуть не забыла ее здесь. Мамаша называется!

- Ух ты, близняшки! - восхитился гость. - И уже шесть лет! А я-то думал, вы еще девочка.

То-то же! Я раздуваюсь от гордости.

- А Митьке десять месяцев. Аккурат сегодня стукнуло. Ну, ничего, и он вырастет, - почему-то вдруг посуровел Виктор. Может, показалось?

Заводим обычный разговор случайных знакомых. Долго ли плыли из Горетово? Часа три. Когда выезжали, еще тихо было? Нет, первый шквал уже прошел. А лодка какая? "Казанка". Я холодею. В такую погоду и на "Прогрессе"-то мало кто поплывет даже в случае крайней нужды, а на легкой "Казанке" перевернуться и вовсе ничего не стоит, ее же швыряет, как щепку.

- Как же вы Митьку везли?

- Посадил рядом, укрыл плащем. Но как только первая волна ударила, он встал, колени мои обхватил, лицом в них уткнулся и все время так простоял.

Что-о?! Простоял?! В этой чертовой "Казанке" и усидеть-то взрослому человеку в волну трудно. А тут дите десятимесячное! Простояло!! Три часа!!! Со смесью ужаса и восхищения взираю на груду спальников, где сладко улыбается во сне героическая кроха.

- Ну, я одной рукой - за румпель, а второй его придерживал. Он то на ногах стоял, то на коленках. А сюда подъехали, смотрю, невмоготу ему. Вот и остановился...

Дальше выясняется, что по пути они перегнали почтовый катер. Скоро он будет здесь. Виктор предлагает, не дожидаться погоды, а плыть на почтовом. Что ж, это мысль. Надо только его не пропустить.

- Пойду, гляну, - Виктор выходит за дверь. Сила ветра такая, что ему не сразу удается ее открыть.

- Сереж, а если он догнал почтовый, что ж он не поплыл на нем дальше?

Муж поднял от карты отсутствующее лицо.

- Что, Лен? На почтовом? Кто его знает. а вообще, действительно странно. Знаешь, похоже, у него что-то стряслось. Больно уж торопится. Но раз сам не говорит.- и Сергей снова уткнулся в карту.

Возвращается Виктор с известием, что почтовый уже появился на горизонте. Начинается легкая суета - выносятся вещи, грузятся в "Прогресс". Когда почтовый уже близко, Сергей стреляет из ракетницы. Катер подходит по возможности ближе к берегу, разворачивается носом против ветра и сбавляет обороты. Теперь самое трудное - подплыть на лодке и выгрузиться. Ох, как бьет лодку о борт катера! Ой, лучше не смотреть! Фу, кажется, обошлось... Вторым рейсом "Прогресс" забирает меня с Митькой и подтаскивает к катеру викторову "Казанку" - ее мотор залит водой и не заводится. Сильные руки подхватывают меня, выдергивая из лодки на палубу катера. Снизу передают малыша. У перепуганного Митьки сосредоточенное лицо. Он сопит, и крепко хватается за меня ручонками. Интересно, он вообще плачет хоть когда-нибудь?

Обе лодки привязывают под борт. Катер прибавляет обороты, разворачивается и отходит от берега. Все, поехали!

В кубрике почтового нас ждет крепкий чай, крупно нарезанный хлеб, соленая рыба. Красота! Усаживаемся, соловеем в тепле... Катер качается как колыбель, спит Митька, чинно течет солидный мужской разговор о рыболовных снастях и лодочных моторах. Не то чтобы я не могла его поддержать, но уклад здешней жизни, в общем, не предусматривает мое в нем участие. Да и жарко уже становится от гудящей печурки, на которой без конца подогревают чайник. Дождь вроде кончился, и вообще потише стало. Пойду-ка на ветерок.

Перегнувшись через борт, смотрю, как нос катера режет волны на две упругие серебряные ленты. Они разлетаются в стороны, кудрявятся пеной и рассыпаются брызгами. Почему огонь и вода так притягивают взгляд? Бесконечно можно смотреть. И как бы мудреешь, понимаешь что-то, что нельзя объяснить словом. Говорят, память предков, генетическая память... А что это такое? Как оно работает?

- Вот как, Лена, в жизни бывает, - я чуть не кувыркнулась за борт от неожиданности, но Виктор этого не заметил, он тоже смотрел на воду. - Вот как бывает. Три года мы с ней нормально жили. Я для нее все делал, а она, паскуда, с заезжим молодцом на диванчике... в зале у нас стоял синенький такой диванчик в цветочек... в спальню-то вести видно постеснялась, а тут вот на диванчике... Я тогда неводить с мужиками ездил на всю ночь. Возвращаюсь утром - спит на диванчике. На столе бутылка, закуска засохшая... Чегой-то, говорю... Она как вскочит, забегала, ой, прости, Витенька, подруги заходили, заснула, прибрать не успела. А у самой губы вспухшие. У ней подруги - Зинка с пекарни, да Людка с магазина. Людка за товаром уезжала. А Зинка, та, правда, заходила, соседи мне потом сказали, и еще двое к ним пришли, строители. А потом Зинка с одним ушла, а эти остались... на диванчике... Да я тебе его сейчас покажу.

Из внутреннего кармана пиджака появляется фотография. С фотографии улыбается очаровательная брюнетка с ямочками на щеках.

- Кто это?

- Да я ж тебе говорю, это тот самый диванчик.

- А на диванчике кто?

- Это она... так вот ты видишь, вот он диванчик-то, на нем все и происходило.

Сочувственно качаю головой и двигаюсь в сторону кубрика. Виктор не отстает. В кубрике нет никого кроме спящего Митьки - Сергея как почетного гостя позвали на капитанский мостик - соучаствовать в ведении судна по бурным водам.

- И ладно бы еще, я ее честную взял, так она ж еще в девятом классе путаться начала. Деревня - не скроешь ведь ничего. Я ж ее, подлюгу, из грязи вытащил, учиться на курсы послал, секретаршей в сельсовет устроил, она ж мне по гроб жизни благодарна быть должна! Отблагодарила!.. на диванчике.

Виктор скрипнул зубами и выругался. Я мысленно его извинила.

- Она тогда, дрянь, после первого разу-то такой лапши мне на уши навешала - рукой махнул. Ладно. Забыто. Живем дальше. Даже диванчик, дурак, отремонтировал. Обивка-то на нем потерлась уже. Так перетянул. Зелененький сделал в клеточку. Здесь на фотографии-то он еще в цветочек? А, нет, уже в клеточку. Ну вот, живем. Поехал я в отпуск к матери. Они не ладят, один поехал. Возвращаюсь, соседи говорят, опять тут этот пасся. На зелененьком уже, стало быть. Ну, я ей: так мол и так, все мне известно. Она, курва, в ноги мне повалилась и опять за свое: он-де меня принудил и пригрозил, тебе рассказать, что я сама... а я и испугалась. Прости, мол, Витенька, в жизни больше никому не дам до себя пальцем коснуться, кроме тебя.

Пацана я тогда пожалел, пацан у нас был уже. А диванчик сжег. В огород вынес и сжег. Веришь-нет, не мог я на него смотреть больше. Так она, гадина, сама выносить помогала, в балок сбегала, канистру солярки принесла. Сгорел диванчик. И картошка в огороде сгорела. Снова живем. Смотрю, зачастила она на почту. А этого... который с ней... на диванчике... в поселке уже не было, уехал. Ну, я туда сходил, с кем надо поговорил, заплатил, конечно - а как же? И через некоторое время отдают мне письмо - ее письмо. Вот оно, читай. Что, темно здесь?

Так он истолковывает мой, выраженный мимикой и жестом, протест против столь недостойного занятия, как чтение чужих писем.

- Тогда, я сам тебе прочту.

Нет уж, только не это. Беру листок. Стараюсь не читать, но глаза против воли выхватывают обрывки фраз: "Игорек, любимый... живу воспоминаниями... сердце замирает... а если думаешь, что боюсь мужа, то не боюсь".

Ура, Сергей возвращается, я спасена. Отдаю письмо, качаю головой, развожу руками. Нет, оказывается, муж - только за сигаретами. Мы с Виктором опять вдвоем. Продолжаются мои мученья.

- Я ей ничего не сказал. Утром - она спала еще, у нее зуб ночью болел, под утро только заснула - Митьку одел, дверь снаружи на проволоку закрутил, и в лодку. Все! Бывай здорова, вспоминай свой диванчик!

- Куда же вы теперь?

- В Тын, а там - на самолет и в Новосибирск. У меня мать в Новосибирской области. Свой дом. Оттуда уже в Горетово телеграмму отобью, чтобы расчет выслали, и на развод подам. Разведут без звука. Я в Горетово большой человек, директор школы, а она - тьфу. Пока нас разыщет, дело сделано будет. Попомнит у меня диванчик!

- Митьку жалко, как же без матери...

- Она, что, мать? Истаскалась вся. Нужна она ему, такая! Я своей-то матери еще раньше написал про ее фокусы. Она мне так ответила: приезжай, Витя, не сомневайся, работа тебе найдется и мальца без твоей шалавы подымем. Сразу надо было ехать, а я еще надеялся на что-то. Мать-то моя сразу все поняла. Она у меня с пониманием. Митьке с ней хорошо будет. Здоровье у нее еще есть. Вырастим парня.

- Как же вы на новое место, в чем есть, без вещей?

- Вещи - дело наживное. Вот глянь-ка...

Виктор открыл свой чемоданчик. Я так и ахнула! Полон собольих шкурок! Темных и посветлее, блестящих, пушистых, волосок к волоску. Никогда не видела столько соболей сразу - здесь не принято хвастать соболиным фартом.

- Осенью на охоту сходил, белок сдал, а этих ей на подарок оставил. Она про них и не знает. Вот когда пригодились. Знаешь здесь на сколько? Хватит и вещи купить и на жизнь на первое время. Митька нужды знать не будет.

Вернулись Сергей с механиком. Проснувшийся от мужских голосов Митька потянулся ко мне и с нежной внятностью, присущей совсем маленьким детям, произнес: "Мама". Я глупо просияла, беря его на руки, и смущенно оглянулась.

- Вот-вот, ничего, он быстро ее забудет, - мстительно сверкнул глазами Виктор.

- К Уманску подходим, - сообщил механик.

Я оставила Митьку и выскочила на палубу. Стоящий на стрелке двух рек Уманск наплывал, разрастаясь как в сферическом зеркале. Вдоль берега сновали лодки. Одна явно направлялась к нам. Механик прищурился:

- Кому это там неймется? Пристанем же сейчас - так нет, лезут прямо под киль! Да это никак Кучеренко! Стряслось чего, что ли?

С лодки на палубу поднялся человек. Что-то сказал капитану, потом Виктору. Вдвоем с Виктором они спустились в кубрик. Я сунулась было туда же, но Сергей поймал меня за рукав.

- Так подъезжаем уже, Сережа, выходить будем, надо Митьку одеть и вообще...

- Не беспокойтесь, мамаша, без вас справятся.

- А, ну да. Сереж, а кто это к нам подъехал?

- Семен Кучеренко, уманский участковый.

Скоро они появились - Виктор с чемоданчиком и участковый с Митькой. Виктор шагнул к нам. Глаза его были прищурены, губы кривились.

- Эта тварь, оказывается, уже по всем поселкам радиограммы разослала. Везде меня встречают, и здесь, и в Тыне. Ребенка я у ней украл, видите ли. Я - отец этому ребенку! Но ничего, мы еще посмотрим, чья возьмет!

Участковый с Митькой сел в лодку. Отвязали викторову "Казанку", после нескольких попыток Виктор завел мотор. Они уехали. Катер пошел к пристани.

Через час Уманск уже медленно уходил за поворот реки. Стояли мало - из-за шторма катер вышел из графика. Сергей обнял меня за плечи:

- Иди вниз, Ленка, хватит на палубе торчать, простудишься.

Мы ехали дальше, в Тын, там базировалась экспедиция. Рано утром будем на месте.

А вечером следующего дня в дверь нашего тынского жилища постучали. На пороге - Виктор. С Митькой и чемоданчиком.

- ???

- А я тебе что говорил, - возбужденно сверкал он глазами, - говорил, по-моему выйдет, вот оно и вышло! Что ж, участковый не мужик, что ли, не понимает? Посидели мы с ним, выпили. Я как порассказал про художества этой шлюхи, он и говорит: "Ладно, Виктор, я тебя не видел. В шторм ты прошел, на лодке, другим берегом". И своим сюда по рации сообщил, ну словом, чтоб они меня. тоже. не заметили. Все, рейс у меня через сорок минут. Не достанет она нас больше, пусть теперь локти кусает, да диванчик вспоминает! Летим с Митькой в новую жизнь. Попрощаться зашел. Не поминай лихом! А это вот тебе на память.

Из заветного чемоданчика возникает меховое чудо, темно-коричневое с проседью, с искрой, как здесь говорят. Как же давно мне хотелось соболью шапку! Но Сергей и слышать не хотел купить шкурку у охотников:

- Ты прекрасно знаешь, что это не-за-кон-но!

- Но ведь все так делают и у всех жены в шапках, - ныла я.

- Приедем в Москву, купишь в магазине.

- Ну да, втридорога! Что нам деньги девать некуда?

- Значит, пока в вязаной походишь.

Вот и весь сказ.

Пушистая мечта нежно ласкает мне руки. Я набрасываю ее Митьке на шею, связываю узлом лапы и хвост.

- Гы-ы,- радуется Митька и пускает пузыри на драгоценный мех.

- Спасибо, Виктор, но это слишком дорогой сувенир. Я не могу взять, извини.

Они уходят. Черемуховый цвет за окном бередит душу манящим ароматом.

***

Хрустальные сине-золотые дни начала сентября. Работа почти закончена. Скоро в Москву. Каждый раз в конце сезона мне немного грустно. Не то, чтобы в домой не хотелось, совсем нет, наоборот, жду не дождусь схватить в охапку Машку-Дашку и расцеловать любимые мордашки (во, прямо стихи!). Но все-таки, все-таки... Уж больно шалым цветом расцветает тайга, больно щемящим ароматом наливается воздух, больно звучной становится тишина и шумы-шорохи в ней...

У реки солнце припекало почти по-летнему.

- Ле-е-на-а!- от стоящей поодаль самоходки ко мне бежал человек.

- Смотрю, девушка гуляет, в бинокль глянул, а это ты. ЗдорОво!

- Виктор! Вот это да! Какими судьбами?

- За оборудованием приехал. Оборудование пришло для горетовской школы. Сегодня погрузили, завтра с утречка двинемся. Самоходку-то видишь госпромхозовскую? Вот на ней.

- Так ты по-прежнему в Горетово?

- Ну. Оборудование вот получил. Прошлый год еще заказывал, только пришло. Вы-то как? Сергей здесь?

- Здесь Сергей, в конторе. Все нормально у нас. Сезон закончили, домой собираемся. А где Митька?

- Митька молодцом. В ясли ходит, говорить начал. Растет пацан.

- А что жена?..

- Да живу я с ней, - он махнул рукой и неожиданно просиял улыбкой, на миг затмившей блеск предзакатного солнца.

Copyright (c) "Русский переплет"