18.12.2002
14:08

Бери шинель, пошли домой┘

22.11.2002
13:27

Кому же грозила ╚Русская сила╩?

13.11.2002
16:05

Русская литература: возвращение смыслов

11.11.2002
11:23

О двух Россиях┘

05.11.2002
14:32

╚В поисках России┘╩

25.10.2002
15:45

Серое время

22.10.2002
11:50

О литературной критике

10.10.2002
14:52

"Везде мне грезится священный образ Твой"

08.10.2002
12:09

В поисках ⌠мужичьей святости■ (к 75-летию гибели С.А. Клычкова)

04.10.2002
14:09

О "скотах, воюющих с нами", смертной казни и "русской деликатности перед Европой"

24.09.2002
12:46

Письма Смердякову ( от издателя)

09.09.2002
15:13

Письма Смердякову - 5

30.08.2002
12:36

Литературная Вологда

Вологда литературная

⌠В конце 2001 года увидел свет очередной выпуск альманаха ⌠Литературная Вологда■┘ Такими или подобными словами вполне можно было бы продолжить бесконечный мортиролог литературных альманахов, издававшихся во время оно обильно и регулярно, разумеется √ в тесном сотворчестве с отделом идеологии обкома партии.

Увы, привычно-разухабистый сарказм демкритики сегодня все меньше и меньше способен вызвать заслуженную усмешку, скорее √ ностальгию. А жаль - ведь именно идеализация недавнего прошлого зачастую мешает увидеть подлинную новизну. Как будто и не было томов макулатуры ⌠в нагрузку■ и обязательной книгоиздательской повинности во всех уголках отечества нашего!

Ведь так и подмывает сказать, что-нибудь вроде ⌠вот, мол, на фоне нынешнего неблагополучия┘■ или ⌠наконец-то, как в старые добрые времена┘■ и т. п. И это будет ложью. Потому, что правда не бывает ⌠по инерции■ - она всегда поражает, останавливает, начинает действовать в тебе.

И правда нынешней книгоиздательской ситуации по России в целом (Москва несколько иное дело) такова, что современная русская литература издается сегодня ровно постольку, поскольку читается и только там, где читается. Безусловно, это достаточно сомнительное достижение либерал- демократии, потому что вкус ко чтению в равной степени как прививается, так и отбивается √ в зависимости от культурной политики власти. Однако в серьезно децентрализованной стране на первое место выходит именно местная власть, которая, в свою очередь, сама является в определенном смысле заложницей культурной ситуации в своем крае.

Говоря проще, чем насыщеннее там литературная жизнь, чем сильнее писательская организация, тем неминуемей это отражается на книжном деле. Подлинная жизнь, она прорастает немоту своего времени, как трава асфальт┘

Поэтому очень хочется, чтобы за рядом общих мест и восклицаний не спрятался просто сам факт возобновления вологодского альманаха.

* * *

Литературную судьбу России нашего времени когда-нибудь, наверное, сравнят со столь родным русскому сердцу лоскутным одеялом. Причем дело даже не в пестроте стилей и направлений, а в литературной географии. Ведь чего греха таить, любовь местных властей к ⌠своим■ деятелям культуры носит всегда несколько сепаратистский характер, с тем непременным условием, что ⌠наши березки и рябинки √ наособинку, бабы красивше, мужики крепше■. В этом, по большому счету, нет ничего плохого √ напротив, по мысли В. Кожинова, такие периоды ⌠местничества■ в единой русской культуре обогащают ее, охраняют от выхолащивания и унификации.

Вот и в нашем случае, содержание полностью соответствует названию √ перед нами действительно литературная Вологда, точнее: Вологодчина √ в литературе. Скучно, скажите, не хватает ⌠метафизических туманов■ и мировых катаклизмов? √ Пожалуйста, читайте В. Пелевина, смотрите программу ⌠Время■ √ хоть до нервных колик, хоть до полной нирваны. Минздрав, как говорится, давно уже всех предупредил, люди взрослые.

Впрочем, и ⌠метафизических туманов■, и мировых катаклизмов в увесистом томике вышедшего альманаха при желании можно отыскать предостаточно. Но, тем не менее, есть нечто, что делает этот выпуск альманаха действительно очевидным фактом современной литературы. Это √ чувство судьбы. Еще точнее, чувство общей русской судьбы (причем безо всякого ⌠митингового■ пафоса). То, что отличает ⌠местничество■ от ⌠местечковости■ и ее голубятен.

И судьба эта не преодолевается словом √ она избывается им. Да, разумеется, плачи и причитания едва ли смогут составить золотой фонд какой-либо литературной эпохи, по своей древней природе они являются скорее эмоциональной и психологической необходимостью, своего рода неизбежной реакцией, которая идет на смену оторопи. Но ведь и им на смену тоже идет что-то. Такова мера времени.

* * *

1. Стихи┘

Кстати, именно этим словом √ ⌠оторопь■ - характеризует внутри самого альманаха лирическое состояние, безусловно, одной из наиболее известных сегодня русских поэтесс, вологжанки Ольги Фокиной критик Виктор Бараков. Именно оторопью, наверное, и объясняется тот факт, что величественный, один из лучших в отечественной поэзии гимнов русской избе (⌠И была у меня Москва, и была у меня Россия┘■) заканчивается вскользь. Потому что ⌠дальше■ √ нету. Еще не отсеялось в душе, не утряслось. Послевоенное, доперестроечное √ да, это уже мрамор и вечность, а то, что после √ дым.

Оторопь подчас сменяется отчаяньем: ⌠Молча уходим/ Молчания золото/ Тут же сгребают/ Как плату за жизнь■ и дальше ⌠ Сгинем/ Безмолвно. Печально./ Беспамятно./ Наши дворища/ Репьем зарастут┘■

Но времени, по большому счету, на то, чтобы пестовать отчаянье ни у кого из нас сегодня нет, тем более у русской женщины √ за делами-заботами (⌠Сенушко мое, сено/ Как мне тебя убрать┘). Она и на праздник-то у Фокиной наряжается не абы как, а с вызовом: ⌠Потешу собратьев/ Не руша традиций/ Сошью себе платье/ Из синего ситца┘/Запутаю шею/ В рябиновы буски/ И захорошею -/ По-сельски, по-русски!■ Да вот только собратья (уж не по перу ли?) за сестрицу-то свою неуемную вроде как и стыдятся: ⌠Ведь ихни-то жены/ При тальях не узких/ Давно наряжены/ По-турски-французски!■

Почему-то вспоминается Марина Цветаева в дни революции щеголявшая в телогрейке, подпоясанной солдатским ремнем. И в самом деле, чем еще может ответить женщина крушению всего и вся? √ Сначала нарядом, затем стихами┘

О том же крушении, но по-другому √ у Владимира Кудрявцева. Наверное, потому что мужчина. Оторопи нет. Скорее √ сухое отщелкиванье костяшками на счетах. Имеем: ⌠Ноябрь./ Морозный день./ Конец тысячелетья./ Крестьянская изба./ В избе -/ Сосновый гроб■. Это - русский исход. Все мы пытаемся отыскать какой-то выход, хотя бы отсрочку, но тщетно √ костяшки отщелкивают: ⌠И страшно оттого,/ Что нам уже не страшно./ Привыкли ко всему -/ И смерть не устрашит┘■ Ответа нет. Как нет его еще у всех нас, у русских как у народа √ раз вымираем со скоростью полтора миллиона человек в год. √ ⌠Надолго ль хватит слез!/ Надолго ль хватит силы!/ Не очерстветь душой/ И не сойти с ума┘■

Разговор о поэзии Владимира Кудрявцева, представленной в альманахе, хочу закончить одним стихотворением (привожу полностью). Вологда может гордиться, что оно было написано именно в ней. В конце второго тысячелетья:

В поселке ночь.

Ворота на замке.

На мокрых ветках

Сальный отблеск окон.

Горит звезда

В туманном далеке.

Ей,

Как и мне, -

Светло и одиноко.

* * *

Все-таки подлинную ⌠народность■ литературы нельзя подделать, даже проводя ночи напролет со ⌠Словарем живого великорусского языка■ В. И. Даля. В лучшем случае подобные филологические усилия будут напоминать изюм, который наковыряли из румяной булки. Чтобы написать о слове так √ по-бабьи, по-матерински: ⌠Родилось слово -/ Сердца ломоть,/ У него, живого,/ Моя плоть┘/Пускай лопочет,/ Пускай кричит./ А оно не хочет,/ Оно молчит■ - для этого нужно, простите, прожить две тысячи лет в христианской культуре, причем последнюю тысячу √ в русской. Как Антонина Каютина из Вологды.

Не о своей судьбе пекусь до слез:

Я, человек, за этот мир в ответе!..

Вот нахожу родник в тени берез,

Очищенный от грязи и от веток,

И укрепленный ивами овраг,

И сосенки на вырубке зеленой,

И отвечаю чибису: ⌠Чудак!

Мы все твои. Живи себе спокойно■.

Где ты, Гринпис, ау? Нет, не наградят международные ⌠зеленые■ вологодскую поэтессу Лидию Теплову за эти удивительные строки. Потому, что любят они, выросшие в каменных джунглях, ⌠всю природу вообще■, и не поймут, бедные, на какой извечный вопрос чибиса отвечает она.

И вообще, ⌠экологический■ пафос у нее явно попроще, без транспарантов √ это пафос ⌠простой русской бабы■, которая привыкла ходить по своему дому ⌠босиком■. Только дом-то у нее велик и просторен √ это и лес, и поле, и болото с ⌠морошинами■, которых она в какой-то внезапной задумчивости не срывает, а только пристально-пристально рассматривает:

Живой земли дыханье не остыло.

И, отгорев, морошина жива.

Я там была и я не наследила √

Хорошие √ не правда ли? √ слова!

Хотя лучше бы, конечно, набрала этой морошки целый пестерь, да отнесла в избу, где ее дожидались бы ⌠мал, мала, меньше■ - в следующий раз наведалась бы уже со старшенькими. А то морошка-то сберегается, а Русь вымирает┘

И если еще не о вернувшемся понимании слов апостола Павла: ⌠чадородием спасешься, жено!■, то уж во всяком случае об осознании пустоты растиражированных некогда ⌠поэтично-романтичных■ отношений мужчины и женщины говорят пронзительные строки Нины Груздевой - строки о найденном в тайниках своей души Божьем Имени:

Оно во мне живет и дышит,

Как будто талисман живой.

Оно сильней, значимей, выше

Всех наших встреч и нас с тобой.

Заканчивая разговор о стихах (но не о поэзии!) альманаха ⌠Литературная Вологда■, нельзя не сказать еще об одном имени. Это Алексей Васильев √ он, думается, и есть тот самый долгожданный ⌠литературный внук■ Павла Васильева. Правда, казаковал он больше на байдарке и вездеходе, а не на скакуне √ и не по Южной Сибири, а в Якутии. Но глядя отсюда, ⌠из Москвы■, - это практически рядом.

И цитировать его, кажется, можно бесконечно (чего не позволяет ни объем статьи, ни ее цели). Вот строфа взятая наугад:

Брели по скверам черные деревья

Стоял апрель в надеждах и слезах,

Когда пришла девчонкой из деревни

Моя любовь с хитринкою в глазах┘

Почему он теперь казакует в Вологде √ не ясно (отсутствие биографических сведений об авторах √ один из самых серьезных недостатков альманаха), однако сегодня на всей пустеющей Руси так ⌠широко и привольно■, что не только в Якутии ⌠на сотни верст не сыщешь станций■, но и на Вологодчине с ее вымирающими деревнями. Как и повсюду, впрочем ┘

К сожалению, среди авторов вологодского альманаха я не нашел Андрея Наугольного √ молодого талантливого вологодского поэта и критика, а вместе с ним не хватило и самой Вологды-города, потому что все представленное в альманахе √ именно ⌠деревенская■ и пейзажная лирика. Понятно, что ею Вологодчина традиционно и сильна, однако остается ощущение неполноты, потому что живут-то все пишущие в областном центре √ с телевизорами, стиральными машинами и химчистками. А лирика Наугольного √ с ее кровоточащей нервной системой - именно городскими реалиями и ценна.

Хочется надеяться, что поэты √ это не натовские самолеты, и опознаются они не по системе ⌠свой-чужой■, а совсем по другим признакам. Да и радар смерти √ для всех одинаков. Его лучи высвечивают в вологодском альманахе стихи тех, кого уже нет с нами: Виктора Коротаева, Николая Дружининского, Владимира Хазова, Леонида Беляева, Юрия Леднева, Николая Фокина, Александра Швецова, Алексея Шадринова, Валентина Федотова, Сергея Чухина, Александра Романова.

Тем более, надо дорожить живыми.

2. И проза┘

Вообще-то, безо всякого преувеличения, надо совершенно отчетливо и ответственно признать, что на сегодняшний день √ Вологодская писательская организация одна из самых сильных в России. Щедрой рукою взрастил здесь Господь литературные зерна, которые во второй половине двадцатого века принесли свой урожай. Да и по сей день, уже в веке новом, не оскудевает словесная житница этой благословенной земли.

Что на это влияет? Почему именно здесь, скажем, а не в соседнем крае или еще где-нибудь? Вопросы - отнюдь не напрасные. Я думаю, что огромную, можно сказать первостепенную роль в этом обилии сыграл (и играет по сию пору) фактор личного присутствия на Вологодской земле великих русских писателей: Рубцова, Астафьева, Белова.

Ведь вряд ли потенциальных литературных талантов среди вологжан больше, чем в каком-либо другом уголке Отечества нашего (например, на моей родной Орловщине), но вот то, что прорастают они на Вологодчине в значительно большем количестве, говорит о многом. И в первую очередь √ о благоприятном литературном климате в крае, об особой литературной атмосфере, которая там сложилась за последние пятьдесят-шестьдесят лет и в которой только и возможно развиться в подлинных писателей потенциально предрасположенным к художественному слову людям.

И создание такой атмосферы √ заслуга (не всегда даже осознаваемая) великих писателей, которые только тем, что живут здесь и пишут, уже привлекают повышенное внимание в крае к современному литературному процессу. Не говоря уже о личной поддержке начинающих и прочем.

Поэтому, думаю, понятно, почему разговор о прозе, представленной в альманахе ⌠Литературная Вологда■, необходимо начать с двух рассказов Василия Ивановича Белова. Это рассказы ⌠У котла■ и ⌠Во саду при долине■. Оба рассказа √ о современности, а это накладывает на них определенный отпечаток публицистичности, вообще-то несвойственной Белову. Порою даже кажется, что персонажи этих рассказов друг за другом поднимаются на думскую трибуну и так лихо кроют демократов, что, того и гляди, отберут хлеб у Зюганова.

Но, несмотря на сходство в этом √ рассказы разнятся в самом главном: если первый еще можно назвать современной деревенской прозой, то второй целиком посвящен городу. А это очень важно √ ведь, как оно не прискорбно, но реальная русская жизнь сегодня совершенно отчетливо переместилась в города. Прощаться в стотысячный раз с Матерой дело неблагодарное, свойственное эпигонам, а не подлинным русским писателям, живущим болью своего времени и своей земли. А боль эта такова, что нынешние горожане, в подавляющем большинстве своем побросавшие некогда родовые дома с печным отоплением в деревнях и сбежавшие в город, вымерзают зимами в холодных городских квартирах с централизованным отоплением (а вернее, неотоплением) - в эпоху очередных, рыночных на сей раз, экспериментов над Россией. Борьба с холодом √ основная забота героев рассказа ⌠Во саду при долине■. Вестником этого холода, ворвавшегося в русскую жизнь, становится полумифологический бесхозный козел, как-то явившийся на улицах Вологды и символизирующий собою то рогатое, зловонное начало, что давненько уже тяготит жизнь России √ век с лишним. Правда, в отличие от чернявых совнаркомовских бородок времен продразверстки-коллективизации или копыт хрущевской ⌠борьбы с попами■ на сей раз в телевизоре проступают уже рога √ над головами многообразных нынешних реформаторов. Но сути дела это, разумеется, не меняет.

Скатится до уровня политического памфлета (речи и мысли пенсионера Кенсариныча) рассказу не дает негромкое и повседневное чудо любви и жалостливости, как всегда на Руси имеющее унаваемое женское лицо. В данном случае это Куксиновая √ жена Кенсариныча, нещадно ругаемая им за то, что ⌠вдарилась в религию■, и в то же время, похоже, единственная, кто продлевает, а не укорачивает жизнь старику на этом свете.

Старики, только уже деревенские, остаются главными героями и другого рассказа Белова √ ⌠У котла■. Паровой котел на ферме становится зимой центром затухающей деревенской жизни √ вокруг него собираются редкие деревенцы, пьют, спорят, решают насущные дела, у котла просыпаются, мучимые похмельем мужики и под его мерное бульканье засыпают, к нему подсаживаются приехавшие из Чечни беженцы.

Здесь та же самая злоба дня, что и в ⌠городском■ рассказе писателя. Тем не менее, краски для глохнущей деревенской жизни подобраны более, что ли, теплые. Вот, к примеру, сцена, завершающая рассказ: покинутая на ночь ферма, коровы, на освещенном лампочкой пространстве две живые души √ запойный тракторист Валентин и бык Сударик.

⌠Валентин обнимал быка за толстую шею. Тракторист гладил слюнявую бычью морду и что-то говорил, говорил. ⌠Уж не плачет ли?■ √ подумал Коч (герой целого цикла рассказов Белова √ А. Ш.). Сударик молчал и, как показалось Лещову, внимательно слушал человеческие слова┘■

Казалось бы √ трагедия: спивающиеся русские мужики, сходящие на нет работники! Но как пахнет вечностью от этой и других подобных сцен! Так и видишь настороженное, вздрагивающее бычье ухо, внимающее словам пьяненького человека, которому в эту полночь не с кем поделиться своей болью, кроме как с бессловесной тварью Божьей.

Современная деревня и ее обитатели определяет тематику рассказов и другого вологодского прозаика √ Анатолия Ехалова. Однако сказать так, значит не сказать ничего. Ведь из рассказов Ехалова складывается не что иное, как эпос нашего времени! Герои его повествований √ жители одной деревни, одной земли: Ондрюха Кукуй, Толя Парашют, Леха-Культиватор, Матросиха, бабка Саня-Трактор. Все они становятся частью мифа, который щедро и не скупясь на краски, творит автор. Начиная с кличек и прозвищ и кончая богатырской удалью своих героев (которая в соответствии с духом времени находит выход себе чаще всего в безудержном, небывалом пьянстве и связанных с этим приключениях). Избегнуть сравнения с Гоголем и его ⌠Вечерами на хуторе близ Диканьки■ невозможно, но такое сравнение нисколько не принижает современного писателя, напротив √ осознаешь, что и тому и другому открыто само нутро русской народной жизни, ее вечная сказка, которая не выписывается по штришку, а берется щедро √ цельными натурами. Только в отличие от Гоголя Ехалов не помещает своих героев в незыблемый уже и законченный мир героического прошлого, а пытается удержать их в надтреснутом настоящем. Поэтому неминуемой и гнетущей особенностью его ⌠эпоса■ становится ощущение сказки, потихоньку уходящей сквозь трещины современности. Но это √ уже за пределами альманаха, в других его рассказах.

Неукротимый юмор русской народной жизни, внезапно перемежаемый горечью неизбежной потери этого почти уже мифического, глохнущего сельского мира √ вот основной пафос прозы Анатолия Ехалова. Цитировать отрывки или пересказывать содержание его рассказов √ занятие бесполезное. Все равно, что пересказ иностранным студентам ⌠Сорочинской ярмарки■. Однако с полной уверенностью можно сказать, что помещенный в альманахе рассказ Ехалова ⌠Снег валит■ - без сомнения одно из лучших прозаических произведений, созданных в этом жанре в русской литературе за последние годы.

Единственным укором автору может быть опять же совершенно, на мой взгляд, неоправданный публицистизм, вклинившийся в концовку рассказа √ про бывший ⌠Союз■, ⌠братские страны■ и ⌠мудрых былых председателей■. К сожалению, ⌠основная профессия■ Анатолия Ехалова √ журналистика √ все-таки вносит по временам некий диссонанс в цельное и глубокое звучание его прозы.

Хорошо это или плохо √ но одной из существеннейших особенностей альманаха всегда является литературное многоголосье и даже, несмотря подчас на старания составителей √ разноголосье. Причем, не только в случае с произведениями разных авторов, но и в случае с разными произведениями одного автора, помещенными в альманах. Очень нелегко бывает понять, что же среди них именно его, подлинное, а что √ поиск, эксперимент. Поэтому правильнее говорить о несомненных удачах, может быть невидных еще и самому автору.

В случае с двумя следующими вологодскими прозаиками √ авторами альманаха, именно поэтому я подробно и останавливаюсь лишь на двух их рассказах.

Рассказ Станислава Мишнёва ⌠Мельник■ как бы продолжает уже звучавшую в статье мысль (применительно к Анатолию Ехалову) о пробившейся в наши дни гоголевской сказовой традиции. Только имя в этой связи вспоминается другое √ Сергей Клычков и его трилогия, посвященная поискам ⌠мужичьей правды■. Однако герой Мишнева, мельник Ефим не задается еще вопросами извечного русского правдоискательства, его правда проста и добротна: умерла любимая жена, худо бездетному мужику без бабы, к чему и такое крепкое хозяйство одному, да и все такое. Подворачивается случай, и сватает мельник приехавшую помольщицу √ не жену-не вдову, изводимую свекром молодуху Анну. Время действия √ мифологическое, до погибели русской деревни. Проза √ густая, такая же добротная, как Ефимова правда:

⌠Мельник возвращается на свою мельницу. Приветливо гудит в вершинах мачтового леса ветер, запах перестоявшихся медовых трав щекочет ноздри■.

Несмотря на кажущуюся простоту этой жизни, именно в связи с ней вспоминаются почему-то строки: ⌠И сказал Господь: Не хорошо быть человеку одному┘■(книга Бытия, 2 глава). То же, в общем-то, совершенно простые слова┘

Два других альманашных рассказа Мишнева ⌠Корова■ и ⌠Последний мужик■ √ о современности, и ее, на мой взгляд, не преодолевают, перепевая известное. Зато вот совершенно неожиданный рассказ Александра Цыганова ⌠Помяни мое слово■, то же посвященный современности, причем самой жгучей, - является очевидной и очень серьезной литературной удачей.

В плотно сбитом повествовательном клубке о сыне, гибнущем на Чеченской войне, ждущей его матери, возлюбленной, не дождавшейся его, душе человеческой, оставившей тело, глупой надежде официальных уведомлений, короче √ о нашей сегодняшней жизни на трех с половиной страницах сказано все. Такой эмоционально-повествовательной густоты и полноты на столь малом пространстве рассказа невозможно достигнуть традиционно реалистическими средствами выражения, и Цыганов выходит на очень скользкую, неимоверно сложную грань мистического повествования о посмертной участи человеческой души. И в этом рассказе ему это полностью удается:

⌠Чуток отдышавшись, он быстро шагнул к крыльцу, как, поскользнувшись, ничком ткнулся в стылую грязь, а только успел подняться, откуда-то из-под горушки и появилась машина, шаря перед собой яркими фарами. И тотчас на мгновение выявилась на нем вся в рваных дырах, будто от выстрелов, какая-то зеленая фуфайка и шапка с вмятиной от кокарды и с оторванным ухом. Неожиданно освещенный с головы до ног, он лишь изумленно, по-детски приоткрыл в испуге рот и тут же, как вспышка, исчез √ скрылся в своем ослепительном свете, ровно никого здесь и не бывало, только отчетливо проявилась светлая дорожка к самому крыльцу┘■

О действительных событиях рассказа, удаленных от описываемых на тысячи верст и уходящих в надзвездные тысячи лет √ напрямую не сказано ничего, но, читая рассказ, вдруг понимаешь их, а понимая √ содрогаешься.

В другом же ⌠мистическом■ рассказе (⌠Правда■) √ Александр Цыганов, напротив, пытается пересказать слышанное от кого-то о бабке, попавшей в услужение лешему. Одна из бессчетных деревенских страшилок, рассказываемых ночью у костра √ может быть и хорошо для областной газеты или сборища уфологов, но для художественной литературы полная неудача. Во всем этом нет ни автора, ни осмысления добра и зла. Видимо, просто прозаический эксперимент.

Еще один опубликованный в вологодском альманахе рассказ Цыганова ⌠Счастье■ повествует о современной ⌠стариковской■ деревне и схватке сельчан с прикатившей по иконы из города ⌠братвой■. Очень напоминает известный фильм ⌠Любить по-русски■ и тоже, на мой взгляд, к несомненным удачам автора не принадлежит.

Известный вологодский автор исторической прозы Александр Грязев представлен в альманахе повестью ⌠Откровение Дионисия■. Вопросы, волнующие божественного Дионисия, более чем насущны для русского художника и сегодня √ это проблема соотношения вечного и сиюминутного, взвешенной гармонии и злобы дня. Поводов к таким размышлениям у великого русского иконописца предостаточно: время действия повести √ борьба с ересью жидовствующих на Руси, вопрос о нравственном самостоянии русского народа, о стоянии его в вере и истине.

Изумительна историческая точность и выверенность суждений автора √ так, вопреки давней и порочной либеральненькой традиции, Грязев не разводит по разные стороны великих русских святых-современников: преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского, а, напротив, показывает их единое и твердое неприятие ереси.

Вообще, по повести ⌠Откровение Дионисия■ можно совершенно спокойно рекомендовать детям и юношеству (а также и ⌠людям изрядного возраста■) изучение этого сложного и очень важного в судьбах Отечества нашего периода. Сегодня именно такой литературы ой как не хватает! Что же касается ⌠вечных вопросов■ художника, то пример подлинного решения их √ чудо Ферапонтова монастыря, жемчужина древнерусского зодчества, расписанная Дионисием. Эта роспись вобрала в себя весь жар и страстную исповедь своего времени, но не стала памфлетом и лубком, возводя трепетное и насущнейшее сегодня к гулкому и надмирному ⌠и ныне, и присно, и во веки веков■! По-моему √ это исчерпывающая метафора┘

В. В. Кожинов характеризовал ⌠деревенскую прозу■ как основное направление русской литературы не в силу какого-либо этнографического и пасторального интереса к селу, а именно как выразительницу глубинных, корневых, но и всемирно-исторических особенностей русской души. В 19 веке это нашло себе выражение в феномене ⌠русского романа■, в 20 √ в ⌠деревенской прозе■.

Сегодня мы прощаемся не только с ⌠деревенской прозой■, мы прощаемся с русской деревней в том многовековом, трансисторическом ее понимании как определяющей русскую жизнь вообще. Это грустное знамение времени, но оно неумолимо √ центр русской жизни уже давно переместился в города. Тем не менее, все мы надеемся, что те неизменные составляющие чуда ⌠русской души■ никуда не исчезли и они все также будут искать себе выхода и определения в художественном слове √ пусть это будет ⌠городская■, ⌠пятиэтажная■, какая угодно проза! Главное √ она будет русская, и уже только в одном этом будет ее всемирно-историческое значение!

Среди авторов вологодского альманаха я особые надежды связываю с творчеством молодого прозаика √ Дмитрия Ермакова. Его проза (вернее √ лучшее в его прозе), на мой взгляд, как раз и вырастает из тех новых жизненных реалий, что обступили нас. При всем при том она в высшей степени традиционна √ с внятным, присущим русскому реализму запахом вечности. Герои его рассказов √ городские жители: дальнобойщики, студенты, бичи, рабочие, народишко, казалось бы, куда как разношерстный. Однако есть одно: неотменимое, единящее, русское по преимуществу, присущее всем им, а также и самому автору, и читателю √ то, что властно соединяет в момент чтения всю нашу рваную современность в один русский космос, что вновь обживает и обогревает его: это чудо жалости. Она прорывается в словах и поступках героев Ермакова, жалостью проникнуто его отношение к ним, жалость, в конце концов, как эхо, отзывается прозе Ермакова и в наших душах и именно благодаря ей мы безошибочно идентифицируем себя: русские.

14.08.2002
14:43

Трагический голос России

07.08.2002
16:56

Долгие крики

27.07.2002
17:51

Письма Смердякову-4

25.07.2002
17:07

Письма Смердякову-3

18.07.2002
11:41

Письма Смердякову-2

14.07.2002
21:04

Письма Смердякову.

08.07.2002
19:24

На пороге дурной бесконечности