Ваша последовательность цитат может навести на неверные выводы:

Рабочий может быть где-то внизу на своем уровне быть глубоко порядочным, а интеллигент свысока своих знаний может считать рабочего дибилом и будет по своему прав, ведь он умнее. В приведенной Вами первой цитате говорится о том, что рабочий может быть порядочным. А во второй, третьей и четвертой цитатах соответственно говорится о интеллигентах, которые допускают в себе право относится к рабочим, как к непорядочным только лишь в силу различия их образования(т.е. по одному критерию образованности). Об этом очень хорошо написано у М. Горького в Климе Самгине...

Лимонов Эдуард
Отравленный подарок

Тюремный конфликт писателя с обществом (<Литературная газета>, 12-18
сентября 2001 года)
Эту статью писатель Эдуард Лимонов передал в "ЛГ" из лефортовского
изолятора, где он находится уже почти полгода. Данная публикация не
акт сочувствия политическим взглядам автора. Не хитрый прием из
адвокатской практики. Просто писатель всегда остается писателем.
Особенно если талант его несомненен. И у него всегда есть высшее
право: обратиться к читателю и быть услышанным. Конечно, в статье
можно найти и крайность оценок, и стилистические изъяны, и
эмоциональную перевозбужденность. Но не будем забывать, что написана
она - в тюрьме. Несомненно одно - перед нами документ незаурядной
силы. За ним - необычная и драматичная человеческая судьба.

Когда статья уже находилась в редакции, Эдуарду Лимонову были
предъявлены новые тяжкие обвинения, еще больше осложнившие его участь.
..

Пять месяцев назад меня посадили в лефортовскую крепость. Мне выпала
честь продолжить список лучших русских писателей, начинающийся с
Радищева, Рылеева, Шевченко, Достоевского, Бакунина, Чернышевского,
Писарева, Гумилева, Бабеля, Мандельштама и многих других, а доселе
заканчивающийся Солженицыным и Бродским. Я первый значительный
писатель, брошенный в тюрьму в "демократической" России.

Главный "помилыватель" России писатель (!) Анатолий Приставкин сказал
по моему поводу "Литературной газете": "Пускай сидит, где сидит".
Вряд ли он пытался вникнуть в суть моей истории: за что арестован и
находится в СИЗО Лефортово Эдуард Лимонов. Но, по-видимому, Приставки
отлично помнит, как Лимонов лет этак 10-12 назад, войдя в книжный
магазин "Глоб", находящийся в центре Парижа, нарушил благостное
удовольствие встречи читателей с тремя прибывшими из России
писателями: с г-ном Приставкиным, господином Разгоном и г-жей
Петрушевской. Никакого скандала даже не было, Лимонов лишь высказался
о завываниях Льва Разгона как о второсортной лагерной литературе, еще
что-то язвительное добавил. Результат - "главный помилыватель" не
может слышать о Лимонове без отвращения.

Вот сколь немного нужно, чтобы автору 30 книг так вот швырнули:
"Пусть сидит, где сидит!" Достаточно, оказывается, одного эпизода
десяток лет назад. Злопамятный помилыватель! Чем еще я мог его
прогневать, ведь несчастных по темницам не расстреливал (напротив,
это члены НБП, Национал-большевистской партии сидят по темницам),
антисемитских речей не произносил. Возглавляю радикальную партию? Но
ведь общество яростно боролось за отмену статьи 6-й Конституции СССР -
 за отмену монополии КПСС на политическую деятельность. Почему же НБП
не может выносить свою идеологию на суд народа, предлагать ее? Хотите
- берите, голосуйте за НБП, не хотите - пройдите мимо нас!..

Когда меня посадили, вдруг обнаружилось, как много людей меня
ненавидит. Милицейская газета "Московская правда" - единственная,
которой нас пичкают в тюрьме, иначе, как "лефортовским сидельцем",
меня не называет и считает само собой разумеющимся, что такой, как я,
должен сидеть. И вот что "МП" пишет в номере от 4 июля с.г.:
"Практика показывает, что при желании бороться с экстремизмом
судебная система может и без применения каких-то специальных законов.
Яркий тому пример - "отдыхающий" в Лефортовском СИЗО лидер российских
национал-большевиков писатель Лимонов".

Э, э, погодите, г-да милиционеры из "Московской правды", судебная
система пока сказала свои полслова только раз, когда не захотела
сменить мне до суда меру пресечения. Взяла меня по статье 222, ч. 3
(причем даже перочинного ножа при мне не было!) не судебная система,
а группа захвата ФСБ, сижу я в тюрьме ФСБ, и расследуют меня
следователи ФСБ. И у меня есть все основания полагать, что мой арест -
 политическое преследование и корпоративная месть.

Когда в 1964 году судили совсем еще сопливого, не написавшего еще
ничего значительного, начинающего поэта Бродского, наше общество
реагировало на суд и приговор более или менее единодушно - с
негодованием. Арест Эдуарда Лимонова, автора 30 книг, яркого писателя,
 по выражению Wall Street Journal, смахнувшего викторианскую паутину
с русской литературы, вполне возможно, что самого крупного
современного писателя России, вызвал, извините, спазму удовольствия у
нашего общества. Нет, слава Богу, не у всех, слава богу, не у всех,
но у многих.

За что?

В Италии 60-х и 70-х годов ненавидели Пазолини. За все: сухая,
мрачная рожа его не нравилась, его заносчивый нрав. Ненавидели за то,
что левый, коммунист, гомосексуалист, за фильм "Сало, или 120 дней
Содома", за то, что ведет "аморальную" жизнь, Пазолини писал, что
чувствует себя объектом, на котором сфокусирована ненависть
итальянской буржуазии.

Когда я переселился во Францию в 1980 году, там полностью замалчивали
Жана Жене - словно он умер. За то, что выступил в защиту прав
палестинского народа, вступился за партию "черных пантер", за "банду
Баадера", т.е. был на стороне врагов буржуазного государства. Жан
Жене отвечал французскому обществу презрением и отвращением: он
скрывался от этого общества в дешевых арабских отелях Парижа, в одном
из них он и умер в 1986 году. Последним актом его неповиновения и
отвращения к буржуазной Франции было завещание похоронить его на
арабском кладбище в Северной Африке. Как только весть о смерти Жене
достигла правительства Франции, в арабский отель помчался министр
культуры Жак Ланг, и Жене в один день стал великим писателем Франции.
Тысячи статей в газетах и журналах, телефильмы, потоком пошли
переиздаваться книги. Заспешили, сменяясь, коллоквиумы и конференции.
Пазолини, убитого на пустыре в римском порту Остин в 1975 году, та же
участь постигла на 11 лет ранее.

Государства по природе своей некрофилы - любят мертвых писателей.

Пазолини и Жене - последние из Великих Европы. Конфликт с властями -
признак большого художника? Да, один из признаков. Так хотя бы
уважайте меня! Я так разительно похож на предыдущих проклятых гениев,
что вам, господа власти и господа общества, не приходит в голову
мысль, что вы имеете дело с Большим Художником? К тому же мне не
инкриминируют убийства, меня не схватили с дымящимся пистолетом в
руках, так умерьте свою пылкую ненависть, г-н Приставкин!

Разберемся. Вот вы - кое-как сложившееся на развалинах советское
общество. Вот я. Я. Что у меня есть за душой как у писателя? Первый
же мой роман был написан в жанре крика. Первая же книга выделила меня
из толпы обивающих пороги литературы. Там было все, о чем может
мечтать автор: новый герой, новая среда, экзотика Америки,
безжалостная правда о природе женщины, безжалостная правда об
обществе, шокирующие сцены. (Они меня самого до сих пор шокируют.)
Это были шаги дальше в том же направлении, в каком ушел Селин в
"Путешествии на край ночи". Это было здорово. "Я хотел написать такой
роман, но ты меня опередил", - привелось мне услышать от нескольких
собратьев-писателей.

Что еще у меня за душой? Великолепный "Дневник Неудачника",
краснознаменная "У нас была Великая эпоха", "Подросток Совенко"
(разительно похожий на "Рабаццы" (мальчики) - роман и фильм Пазолини),
 даже "Палач" - жанром пониже, но опередивший на десяток лет ставшие
модными американские романы в S#М стиле. Несколько томов мускулистых
рассказов, красивый зеленовато-золотой мини-роман "Смерть современных
героев". Разоблачительное и хлесткое исследование "Дисциплинарный
санаторий", препарирующее западное общество мягкого насилия. Военные
репортажи из "горячих точек", собранные в двух книгах: "Убийство
часового" и "Анатомия героя". Наконец, стихи, статьи, газета
"Лимонка", Национал-большевистская партия, мои женщины, моя пестрая
жизнь, полная приключений, которых хватило бы на несколько жизней.
География и характер этих приключений несносным режущим светом бьют в
глаза и в "Убийстве часового", и в "Анатомии героя", и в "Книге
мертвых", и в только что написанной в тюрьме "Книге воды". Послужной
список, которому позавидует любой писатель любой эпохи. Ничуть не
хуже, чем у последних Великих, чем у Пазолини и Жени.

Казалось бы, Родина, я твой, бери и владей! Все мое - это то, чем ты
сможешь гордиться. Чем еще может гордиться Родина, как не качеством
рожденных ею талантливых людей - слегка безумных хемингуэев, оруэллов,
 миллеров, пазолини... Моя Родина оказалась слепа и глуха. Ее
традиция - замордовать талантливого человека и гордиться им, замучив.

Хорошо, Бог с ней, с Родиной, есть еще общество - некий Совет зримых
и незримых старейшин, общий дух нации. И вот когда меня посадили,
оказалось, Совет зримых и незримых старейшин России, ее ОБЩЕСТВО
ненавидят меня плебейской ненавистью. Подобно Пазолини, могу
повторить вслед за ним, что я стал своеобразным объектом, на котором
сфокусировалась ненависть общества. Коммуно-фашист, хлесткий,
взрывной редактор, журналист, нападавший на всех от Лебедя и Зюганова,
 ФСБ и Путина до народа ("Лимонка в народ") и Ленина ("Лимонка в
Ленина"), подозреваемый в гомосексуализме за сцены в первом романе, я
отличный объект для ненависти. Разумеется, если считать, что
идеальный тип русского человека - это отставной военный, установивший
КПП в своем подъезде для защиты от подозрительных посторонних, то да,
Лимонов мешает добропорядочным гражданам вегетативно существовать. А
в противном случае, во всех остальных случаях получается: я ваш гений,
 которого одни собрались замучить, а другие - аплодировать этому.
Дошло?

О Бродском хватит лить слезы. (В 1964 году вы бы и от него
отвернулись!) С Бродским проехали! 37 лет назад он отделался легким
испугом. Удивительно, вы, общество, не соображаете, что сейчас
происходит худшее, чем с Бродским. Я не признаю своей вины, но меня
обвиняют в покупке оружия с целью отправки его на Алтай, а затем в
Казахстан, чтобы бороться за права русских в Казахстане. И кто
обвиняет? Генпрокуратура и ФСБ России! Если бы Казахстана, было бы
понятно. Можно подумать, что русские в Казахстане счастливо живут, не
испытывая притеснений. Как будто нет страшных свидетельств в
казахских тюрьмах Супрунюка, Исмаилова, Коломца, Сидоровой, Елены
Савченко! Ее изнасиловали, а затем заставили рыть себе могилу.
Участники Шанхайского договора улыбаются друг другу, встречаясь в
красивых дворцах, а 5 с лишним миллионов русских в Казахстане живут в
ужасе.

Я, признаюсь, ждал помощи от общества. Во всяком случае, не ожидал
такой ненависти. Такого большого количества не ждал. В чем здесь
дело? Почему им предпочтительнее отставной военный, устроивший в
подъезде КПП, нежели Большой Писатель? Ведь был еще 37 лет назад
предпочтительнее Бродский. Ну надо сказать, что и тогда далеко не все
были за Бродского. Это теперь высказывается единодушие - все
примазались. Иосиф, кстати, ведь не простил вам, прах свой завещая
где угодно положить, то ли в Венеции, то ли в Нью-Йорке, но в
Западном полушарии, но не в России, вот вам!

Налицо нарастающая шелудивая плебейскость нашего общества. Расцвели
дворовые коллективы, возрождают народные дружины, чинят замки, вешают
во множестве новые, отставные вохровцы задают тон жизни. Повышается
неуклонно и подозрительно валовой национальный продукт, его как-то
мгновенно считают, скоро, глядишь, и цифры яйценоскости и цифры удоев
поползут вверх.

В том прекрасном новом мире будет место только для передовиков
производства, заслуженных работников ФСБ и для заслуженных лакеев
Михалковых. Лимонов явно лишний среди вас. Я принадлежу к другой расе
исчезнувших монстров. Но я оставлю вам отравленный подарок. Ваши дети
съедят вас, ненавидя вас за вашу посредственность.

Реставрация - это когда Революция не удалась и совершился откат назад.
 Но революция какая-никакая рыпнулась, и потому чистая реставрация
совдепа невозможна. Она не получается. В нее неизбежно входят
некоторые элементы происшедшей или только рыпнувшейся революции.
Когда после 26 лет революции и революционной эпохи Бонапарта в 1815
году на штыках союзнических армий в Париж вступил Бурбон и стал
править под именем Людовика XVIII, в его обозе прибыли эмигранты-
артисты, но Бурбон не смог обойтись и без одиозных фигур
предшествующего режима. Талейран, Фуше - только самые известные среди
десятков тысяч. Реставрация - это всегда смесь старого прошлого с
последним режимом. Потому олигархи у трона Путина соседствуют с
сотрудниками советских спецслужб, с Михалковым и Солженицыным. Вот в
какой сложный период привелось мне сесть в лефортовский замок.

Разберемся, что у меня за душой как у политика. Я приехал к вам лет
десять назад как репатриант с открытой душой и принял участие в вашей
борьбе, которая стала моей. Это не я изменился в экстремиста, это вы,
российское ОБЩЕСТВО, отказались от идеалов того времени, в том числе
и от идеалов Сахарова. Это вы струсили и позволили опять захватить
власть в стране бурбонам и их сатрапам в погонах. Вы даже русской
Бастилии ведь не разрушили и, более того, помешали ее разрушить
другим. Символически Лефортово сохранилось во всем его блеске
гэбэшной тюрьмы.

Почему же вы радуетесь, что Лимонов сидит? Поразительно, глава
Комиссии по помилованию позволяет себе перефразировать Александра II.
"Пусть посидит!" - сказано было императором по поводу А.А. Кропоткина,
 брата известного теоретика анархизма. Александр Кропоткин посидел 12
лет в Сибири и покончил с собой.

Понятие о том, кого считать экстремистом, может измениться в течение
нескольких месяцев, и экстремистами в глазах государства завтра
станут те, кто сегодня называет таковым меня. Еще будучи на воле,
тогда еще не разогнали НТВ, я говорил: "Свобода существует только
одна на всех и для всех. Когда господин Гусинский ограничивал свободу
г-на Лимонова, не допуская его на НТВ, бубня "экстремист, экстремист",
 уже было ясно, что вскоре найдутся желающие ограничить свободу г-на
Гусинского".

Когда меня посадили, радио "Эхо Москвы" пригласило моего адвоката
Сергея Беляка побеседовать о моем аресте. Возможно, руководители
"Эха" чувствовали, что их радиостанция вскоре перейдет под контроль
"Газпрома", т.е. государства. И ее угробят, как угробили НТВ, потому
что и НТВ, и "Эхо" для государства Реставрации - экстремисты. "Новая
газета", передал мне мой адвокат, не хочет публиковать материалы об
экстремисте Лимонове, несмотря на то, что я часто высказывал свою
симпатию к позиции "Новой газеты" и ее журналистов. Ребята, тут рядом
есть еще свободные камеры... и слева, и справа от меня, для всего
спектра экстремистов РФ.

Потому что у нас образуется шелудивое общество, второе издание
совдепа, где тон задают отставные вохровцы и стукачи. Потому что
недальновидная нетерпимость в обществе мешает диалогу между
различными силами общества. В выигрыше оказываются: реакционное
государство, силовые ведомства и спецслужбы. Кто наклеил мне этикетку
"экстремист"? Не я же сам. В 1995 году журнал "Медведь" предложил
Явлинскому, чтобы я взял у него интервью для журнала. Явлинский с
негодованием отказался. А я был готов, мне этот эксперимент казался
интересным.

Если режим Реставрации не захочет допустить Григория Алексеевича и
его "Яблоко" к следующим выборам в Госдуму и "зажмет" у него какие-
нибудь полтора или половину процента, его положение будет лишь чуть
более завидным, чем у экстремиста Лимонова.

Я оспариваю, что я - экстремист. Я - яркий, хлесткий, броский, за
словом в карман не лезу, полемичный, бесцеремонный в полемике, но я -
разумный.

В конце 1993 года на выборах в Тверском округе я выступал за то,
чтобы Министерство путей сообщения закупало вагоны "отечественного
производства", в частности, продукцию Тверского вагоностроительного
завода, а не германскую. Тогда такая здоровая позиция
скандализировала, помню, избирком, власти и большую часть избирателей.
 Мне не разрешили встретиться с рабочими Тверского
вагоностроительного у них на заводе, несмотря на удостоверение
кандидата в депутаты. Дело в том, что администрация готовила
увольнение трех тысяч рабочих. Я что, был экстремистом? Через восемь
лет сегодня идиот и тот понимает, что предпочтение следует отдавать
отечественной продукции.

В 1994 году Национал-большевистская партия выпустила плакат:
"Поощряйте русского производителя, бойкотируйте иностранные товары!"
Мы требовали запретить рекламу иностранной продукции на телевидении.
Хлестко писали: "Если ваш ребенок тянет руки к "сникерс" и "твикс" -
дайте ему по рукам"... Помню полемизировавших со мною по этому поводу
граждан. "Российские автомобили - говно! Почему я должен ездить на
автомобиле российского производства?!" - кричали мне с пеной у рта. Я
отвечал: "Вы должны как гражданин. Чтобы поддержать нашего
производителя, нашу экономику". Я все эти вещи понимал до срока, на
семь, на десять лет вперед. Потому я экстремист, что понимал вперед?
А понимал потому, что прожил 20 лет на Западе.

Национал-большевистская партия пугала обывателя резкими лозунгами?
Лозунг по жанру уже должен быть преувеличением. Однако мы первые
чутко поняли, что следует защищать русских в странах СНГ, все 27
миллионов. Каким беспомощным, ленивым и советским оказалось
Министерство иностранных дел РФ, когда я обратился к ним за
консульской помощью после ареста 15 национал-большевиков в
Севастополе! Мирной акцией мы напомнили украинским властям о
претензиях России на русскую землю города Севастополя. Я -
экстремист? Оказалось, представители МИДа не имели даже инструкции
посещать российских граждан, оказавшихся в тюрьмах в других
государствах. Хотя любое консульство любого Сьерра-Леоне посылает
консула в тюрьму посетить своих граждан, даже если они арестованы за
торговлю наркотиками. Я - экстремист, потому что напомнил МИДу о его
обязанностях?

Понятно, что в однопартийном государстве (а Россия стала фактически
полнокровным однопартийным государством) всякая инициатива со стороны,
 даже патриотическая инициатива, не только не поощряется, но карается.
 Потому со злобой и отвращением смотрели спецслужбы на нашу праведную
во всех отношениях борьбу за права русских в Латвии. С августа 1998
года со дня его ареста занималась партия "делом Василия Кононова", и
это мы единолично раскрутили его, сделали его арест и суд над ним
видимым России, провели столько митингов, пикетов и ярких акций, что
невозможно стало не замечать "дело Кононова". И наконец вмешался
президент Путин, указом дал Кононову российское гражданство. Латвийцы
стушевались и выпустили старого партизана из тюрьмы. В первый же
вечер на свободе Кононов пригласил к себе домой руководителя рижских
нацболов Костю Михайлюка и посла России Удальцова.

Ну как же можно было далее выносить такое оскорбление: как можно было
позволить "экстремистской" политической партии оказаться впереди
государства в борьбе за права русских за рубежом? Осенью 2000 года
подполковник ФСБ М. Кузнецов лично снял с поезда Санкт-Петербург-
Калининград наших национал-большевиков, направлявшихся на акцию в
Латвию. А когда туда отправилась 14 ноября другая группа национал-
большевиков, их просто сдали латвийским спецслужбам. Акция
задумывалась мирная. Невзирая на надзор всех спецслужб, трое национал-
большевиков все-таки оккупировали собор Святого Петра в Риге 17
ноября и были арестованы. Соловей и Журкин получили по 15 лет лишения
свободы! Приговор тяжести XIX века и отсылает к Александру II, когда
за то, что в перехваченном письме Герцена к русскому адресату было
упомянуто его имя, Чернышевский поплатился двумя годами в
Петропавловской крепости и последующими долгими годами каторги и
ссылки.

Я - экстремист? Или я живу в стране, в которой, как в больной голове
маньяка, перевернулись все ценности? Соловей, Журкин и Гафаров
(получил 5 лет) требовали свободы для стариков-чекистов в латвийских
тюрьмах, свободы для Савенко, Фарбтуха и других, избирательных прав
для 900 тысяч русских в Латвии, свободы для четверых своих товарищей,
арестованных в Даугавпилсе!

...На Алтай я собирался переселиться, потому ездил туда несколько раз
начиная с весны 2000 года в сопровождении ребят из партии, ибо других
не знаю. Двое из них, надо же такому случиться, убиты. Виктор
Золотарев точненько в ночь с 17 на 18 ноября, когда национал-
большевики Соловей, Журкин и Гафаров захватили собор Святого Петра в
Риге. Вышел в 23.30 от лидера барнаульских национал-большевиков Е.
Берсенева за сигаретами и не вернулся. К утру его труп был обнаружен
неподалеку от дома Берсенева, выброшен был из окна. Золотарева быстро
похоронили, наспех возбудили уголовное дело, умудрившись не допросить
Берсенева. А вопросов на самом деле осталось множество именно по телу
Золотарева. К примеру, когда он умер? До того, как его сбросили из
окна? А были ли на его теле следы пыток?

Раздумывая над всем этим в камере, я отвергаю, что я экстремист.
Виктор Золотарев буйным нравом не отличался, был беден, 1958 года
рождения. Майор в отставке Александр Бурыгин - отец двоих взрослых
детей, а не хулиган, проводящий свои ночи в потасовках. Он был 1952
года рождения. Всего на Алтае со мной побывала горстка людей... думаю
я. И даты... Есть над чем подумать и Миронову, и Ковалеву, и даже
Приставкину. И всему ОБЩЕСТВУ, у которого со мной конфликт.

Будет суд. Знаменательно, что, помимо того, что я первый значительный
писатель в российской тюрьме со времен Солженицына, я еще и первый
председатель политической партии, оказавшийся за решеткой
псевдодемократической России.

Да разуйте же глаза! Мы диссиденты этого режима. Я хочу, чтобы моим
общественным защитником был Владимир Буковский.

P.S. Только что прочел в тюремной "МП", как Лев Толстой искал
последнего прибежища среди сербов. Автор статьи восхищается Николаем
Раевским (прототипом Вронского в романе "Анна Каренина"),
отправившимся воевать за свободу сербов в Сербии. Я воевал в трех
сербских войнах, ходил в атаку на мусульман под Сараево, хоть кто-
нибудь когда-нибудь пожал мне руку за это?!

Наше русское общество слепо, глухо и отвратительно!

Автор:

Лимонов Эдуард Вениаминович

Лимонов (Савенко) Эдуард Вениаминович, нонконформистский писатель,
публицист, политик. С середины 70-ых жил в США и во Франции. В начале
90-ых возвратился в Россию, где начал активную политическую
деятельность. Лидер Национал-большевистской партии. Наиболее
известные книги: <Это я, Эдичка>, <Подросток Савенко>, <Дневник
неудачника>, <У нас была великая эпоха>, <Великая мать любви>,
<Убийство часового>, <Анатомия героя>, <Книга мёртвых> и др.
Основатель радикальной газеты <Лимонка>. В апреле 2001 года по
обвинению в хранении оружия посажен в Лефортово, где и сидит по сей
день.

Лимонов - наш Салман Рушди ("Вечерний клуб" 27 июля 2001 г)

Лимонову продлили срок содержания под стражей до 11 сентября. Значит, он просидит все лето и в тюрьме встретит пятидесятивосьмилетие. Он всегда был такой молодой, что нынешние его тюремщики, вероятно, забыли об его истинном возрасте. Они честно считают его двужильным.

Сегодня Лимонов жизнью расплачивается за литературу. На его примере проверяют: такие ли уж гнилые хлюпики все эти писатели, так ли уж легко они отступаются от своих убеждений? Писатель ведь человек тонкий, его помори в камере в такую жару - расколется, все подпишет, во всем сознается... Ну, тогда и с остальными можно не церемониться. Лимонов знает, что на нем, как на оселке, проверяют русскую литературу. И ведет себя достойно.

В эту дикую московскую жару каждый человек, немного знающий российскую историю и современность, понимает, кому сейчас хуже всего. Хуже всего заключенным. В переполненных камерах каждый день кто-нибудь умирает от жары и духоты. Недавно на "Времечко" дозвонился отец одного из заключенных и рассказал об этом.

Лимонов сидит в Лефортове, где условия вроде как лучше, но тюрьма остается тюрьмой. Пусть его камера и не переполнена, но она раскалена. До этого, рассказал адвокат, с ним сидел стукач, неоднократно угрожавший ему избиениями и прочими расправами. Сейчас стукача убрали, но вряд ли Лимонову стало намного легче. Те, кто его знают, - знают и то, что человек он весьма интеллигентный и деликатный, при всем своем радикализме и при всей эпатажности своей прозы. Заключение мучительно для всех, но для писателя - человека с обнаженными нервами, человека, для которого свобода является единственным и главным условием труда, - оно убийственно. К пыткам, которым подвергается Лимонов, - жара, одиночество, неизвестность, - можно добавить тревогу о судьбе родителей, живущих в Харькове: оба стары, оба с трудом передвигаются, оба нуждаются в сиделке, а оплачивать ее можно было только из лимоновских литературных заработков. Больше денег взять негде.

За что подвергнут этим пыткам писатель с мировым именем, автор нежнейших и трогательнейших книг во всей новой русской литературе? Может быть, кого-то отпугивал в свое время невинный эпатаж "Эдички" и "Дневника неудачника", но ведь отпугнуть он может только ханжей и остолопов, не понимающих, что для выражения своего отчаяния и своей невыносимой любви писатель волен пользоваться любыми красками. Лимонов написал лучшую исповедальную прозу восьмидесятых, лучшие авангардные стихи семидесятых, лучшую публицистику девяностых. Неужели никто в стране еще не понял, что писателя следует судить по особым меркам - и уж никак не уголовным судом?

Причастность Лимонова к покупке нацболами оружия не доказана и доказана быть не может. Лимонов не просто нравственный человек, он человек осторожный. И не в его правилах отдавать приказы о покупке оружия: все нацболовские акции имеют характер перформансов. Даже если кто-то из нацболов купил автомат и теперь на этом основании будут запрещать и отлавливать всю партию - Лимонова приплести к этому не удастся. Потому и сроки следствия продлевают: ищут, чего бы на него накопать. Или надеются, что окочурится, и тогда не придется извиняться.

Кто видел нацболов, тот знает, что в массе своей это тихие, очкастые, интеллигентные мальчики и девочки. Чаще всего бедные, потому что богатых умных у нас сейчас нет. Но социальный их протест - не отсюда. Это не месть голодных - сытым, не ропот желудка, не желание иметь красивые шмотки. Это ненависть к истеблишменту, отупевшему и зажравшемуся. Это неприятие измельчавшей и выродившейся элиты. С ними можно спорить. Но их право на бунт - естественное право молодости, и бунт этот бескровен. Между тем в Латвии трех нацболов за абсолютно невинную выходку, сопровождавшуюся демонстрацией муляжной гранаты, осудили на многолетние сроки, и вмешательство МИДа России пока ничего не дало. Да, лимоновская НБП часто выступала против унижения русских в бывших республиках - Прибалтике, Казахстане. Но тот, кто бывал в том же Казахстане, опять-таки не может не знать: да, это унижение было и есть, оно замалчивалось. Может, Солженицына, напоминавшего о нем, тоже посадим? Вон ему и антисемитизм шьют-

Кстати об антисемитизме. Лимонова никто и никогда в нем не мог заметить, потому что его попросту нет. Это Макашов и Баркашов могут у нас безнаказанно поносить жидов. А люди, которых от слова "жид" передергивает, должны отвечать по всей совести закона. За Лимоновым нет ни одного реального преступления, ни одного доказанного акта насилия, ни одной провокации. И он сидит. И не думаю, что президент Путин об этом не знает.

Думаю, что президент Путин, при всех его бесспорных достоинствах, решил кое-кому показать, что свобода слова имеет свои пределы. Не нужно нам слишком принципиальных борцов и слишком радикальных писателей. Вот НТВ (имею в виду НТВ доразгонного вида) по большому счету ничем Путину не угрожало, ибо там сидят борцы респектабельные и не совсем бескорыстные. Убеждения их просты: свободу и власть нашему шефу - а там гори все огнем. Лимонов - борец другой породы. Он никогда не шантажировал власть и никогда не ручкался с ней. Поэтому одним платят, а другие платят сами.

Лимонов ведет себя с исключительным достоинством. Написал в заключении книгу о "проклятых поэтах" - Мисиме, Селине, Жене. Не жалуется. У него одно утешение - сознание величия участи: последовательный человек, он довел-таки свою судьбу до той точки, в которой не остается выбора. Быть врагом истеблишмента и радикалом - так уж быть им по полной программе. Иное дело, что он вправе был рассчитывать на борьбу идейную, какую и вел всю свою жизнь. В сфере идей с ним расправиться побоялись - слишком во многом пришлось бы признать его правоту, не идейную, так художественную убедительность. У нас предпочитают другие аргументы. И Лимонова бросили в тюрьму, а Алину Витухновскую, в тюрьме уже сидевшую, допросили - на этот раз по поводу ее связей с нацболами-

Всякий режим начинает "свою борьбу" с личностей непростых, иногда одиозных. Сталинский террор начался с расправы не над Бабелем, а над РАППом. Массовые казни всегда начинаются с расправ над ворами или расхитителями спокойствия. Вот когда население полюбит и одобрит эту практику, можно приниматься и за него. За народ. Лимонов успел нажить себе многих врагов - и среди коллег, откровенно завидующих его вечнозеленому темпераменту, и среди трусливых либералов, ненавидящих все "красное", а заодно и все великое. Великое, увы, редко бывает либеральным. Оно всегда тоталитарно, радикально, опасно. Надо лишь отличать литературу от политики, а Лимонов - всегда отличал. Партия его - явление скорее литературное, эстетическое, нежели политическое. Влиятельной силой она не была и не будет. Но как напоминание о том, что не вся наша молодежь мечтает о жизни банковских клерков и голубых стилистов, - она нужна.

Правда, те, кто расправляется сейчас с Лимоновым (а в том, что это расправа, сомнений нет - нужен большой показательный процесс, который многих бы припугнул), не учитывают одного. Чем больше людей прочтет книги Лимонова - а читать их будут, они пользуются популярностью, несравнимой со славой большинства модных беллетристов, - тем больше у режима будет серьезных и убежденных врагов. Настоящих, а не таких, как нацболы. Не идейных, а готовых к радикальному неповиновению. Потому что само сознание, что в нашей стране безвинно мучают одного из лучших ее писателей и порядочнейших людей, - исключает всякий патриотизм. А на патриотизме "Идущих вместе", который покупается за маечку и пейджер, далеко не уедешь.

Если с Лимоновым что-то случится - а случиться с немолодым человеком в раскаленной камере может что угодно, - Путин от этого не отмоется никогда. И все плюсы его правления не перевесят этой политической расправы, цель которой - окончательно провозгласить победу середины над крайностями, посредственностей над талантами, стада над индивидуалистами.

Есть и еще один, крайне тревожный аспект у всей этой истории. Наше сегодняшнее писательское сообщество крайне развращено и разобщено, "добрые нравы литературы", о которых говорила Ахматова, забыты и утрачены начисто. Писатели радуются неприятностям друг друга. Небольшой "модный" круг, ничего приличного не написавший, но грамотно позиционирующий себя, привлек к себе максимум внимания - не читательского, конечно, но журналистского. Чтобы сегодня арестованный писатель мог рассчитывать на защиту коллег, он должен быть устраивающим всех Акуниным. Хотя и Акунину завидуют довольно сильно- Сегодня Лимонов так и не дождался ни одной писательской акции в свою защиту, если не считать крайне двусмысленного, вялого и запоздалого обращения "Пен-центра". Типа "Мы не разделяем взглядов Лимонова и активно их не любим, но-".

Любой бездарный авангардист удостаивался большего. Любой иностранный диссидент удостаивался большего. У нас сегодня есть собственный Салман Рушди - идеологический противник дикого капитализма, противник, с которым не хотят спорить и потому шьют уголовное дело. То, что русская литература молчит, - величайший позор русской литературы, свидетельство ее небывалого и безнадежного падения.

"Я ни на кого не рассчитываю", - передал Лимонов через адвоката.

Господи, неужели он прав?!

Дмитрий Быков

     Второе  тысячелетие  западный  христианский  мир  встречал  в   смутной
тревоге.   От   круглой   цифры   "1000"   веяло   таинственными   недобрыми
предзнаменованиями.  "...По  всей Европе,-  пишет  Гегель,-  распространился
всеобщий страх, вызванный ожиданием приближающегося страшного суда и верой в
близкую   гибель   мира.   Чувство   страха   побуждало    людей   совершать
бессмысленнейшие  поступки.  Некоторые  дарили  все свое имущество церкви  и
проводили  всю  жизнь  в  покаянии,  большинство  предавалось  распутству  и
проматывало  свое  имущество. При  этом  только  церковь выиграла  благодаря
дарениям и завещаниям".
     Конец света не наступил, но элементы брожения продолжали накапливаться.
Распад   каролингской    империи,    внутренняя   феодальная   междоусобица,
непрекращающиеся  конфликты  с  арабами,  норманнами,  венграми  расшатывают
закостенелый феодальный  порядок. Медленно, но неуклонно растут города.